Зона отчуждения

      За семь лет в бегах Шерлок научился виртуозно вскрывать любые замки, поэтому банальная защёлка на окне библиотеки в родном доме не доставляет ему особых проблем. К тому же он следил за домом всю последнюю неделю и знает, что здесь уже пару лет никто не живёт. Особняк пуст и тёмен, и даже, кажется, выставлен на продажу — в этом вопросе информация от знакомых бродяг не отличается стопроцентной достоверностью.       Проводки сигнализации он перерезал ещё утром, решёток на окнах нет, а густой снегопад надёжно укрывает его от посторонних глаз. Его присутствие могли бы выдать только следы на снегу, но посреди рождественской ночи никому нет дела до следов около чужого дома, а пять минут спустя и они исчезают.       Проскользнув в приоткрытое окно, Шерлок вглядывается в темноту, угадывая очертания знакомых предметов, и странно улыбается. Сантименты. В одиннадцать лет он ещё мог позволить себе такую роскошь, но теперь, в восемнадцать, он умён, циничен, вечно голоден и вечно настороже, как бездомный пёс, которому жизнь успела сполна отвесить тумаков. Пожалуй, думает он, это последний раз, когда он позволяет себе настолько поддаться ностальгии, чтобы решиться навестить родные стены.       Первым делом он обходит библиотеку по периметру, аккуратно огибая накрытые чехлами кресла и небольшой круглый столик с лампой под зелёным абажуром, проводит пальцем по корешкам книг, стирая толстый слой пыли, выглядывает в коридор, чтобы в очередной раз убедиться, что в доме пусто и тихо, бесполезно щёлкает выключателем лампы и пишет пальцем на пыльной столешнице: «Дом, милый дом!» Презрительно фыркнув, смахивает надпись, подняв облако пыли, оглушительно чихает и возмущается:  — Что, никто не удосужился прибраться к моему приходу?  — Извини, встречу с цветами и оркестром пришлось отменить. Хотя лично я тебя ждал, — спокойно произносит низкий, смутно знакомый голос. Шерлок от неожиданности шарахается в угол, как ошпаренный кот, лихорадочно соображая, как это он умудрился не заметить чьего-то присутствия в необитаемом доме и что теперь с этим кем-то делать.       Стоящий в дверях библиотеки старик похож на вырезанный из чёрной бумаги силуэт. Просто ещё одна тень среди переплетения других теней, и Шерлок готов поклясться, что минуту назад его здесь не было.  — Я не грабитель, — предупреждает Шерлок на всякий случай.  — Я знаю. Эта отговорка когда-нибудь срабатывала? Ты вообще часто в чужие дома забираешься?       Не дождавшись ответа, старик пожимает плечами, подходит к ближайшему креслу и, стащив чехол, устраивается поуютней. Вытягивает длинные ноги, отчётливо хрустнув коленями, и жестом приглашает Шерлока в соседнее кресло.  — Выглядишь как последний оборванец, влезаешь в дом через окно вместо того, чтобы постучаться в дверь, как делают все приличные люди. Я так и знал, что всё твоё воспитание, с которым мамуля так носилась, — не в коня корм… И если бы ты хотел удрать, тебя бы здесь уже не было, так что садись, поболтаем. Похоже, тебя разбирает любопытство, да и у меня есть вопросы.       Озадаченный, Шерлок осторожно пододвигается к окну, готовый смыться в любой момент, но старик прав — любопытство разбирает, и, поколебавшись, он всё-таки садится, беззастенчиво разглядывая незнакомца: тому лет восемьдесят, у него бледные глаза, костлявые птичьи пальцы, сутулые плечи — но в чертах лица мерещится что-то неуловимо знакомое.  — Не понимаю, — сдаётся Шерлок. — Мы когда-то встречались?  — Безусловно. Много раз, — улыбается старик. И многозначительно добавляет: — Дорогой братец.       И на Шерлока нисходит озарение. Словно стекляшки в калейдоскопе выстраиваются в чёткий узор.  — Но… Майкрофт?  — Долго же до тебя доходит.  — Чушь! Моему брату в феврале должно исполниться двадцать пять, а вы…  — Не утруждай себя логическими выкладками, Шерлок. Как ни прискорбно, логики в этом ни на грош. То есть примерно столько же, сколько в твоём дурацком побеге. Скажи на милость — на кой чёрт ты ушёл из дома на целых семь лет? Тебя никто не планировал упечь в дурдом пожизненно, просто хотели обследовать! Но ты, как водится, истолковал всё по-своему, по-своему решил и по-своему же осуществил. Надо сказать, прятаться ты умеешь — за все эти годы не оставил ни единого следа, ни одной зацепки в поисках. Я впечатлён.  — Не переводи разговор, Майкрофт, — фыркает Шерлок. — Если только это действительно ты, в чём я, кстати, всё больше убеждаюсь — никто, кроме тебя, не способен быть таким невероятным занудой. Я хочу знать, что с тобой случилось.       В полумраке, разбавленном только мутноватым светом уличных фонарей, старший брат кажется бесконечно усталым, почти мёртвым, и Шерлок вспоминает, как когда-то боялся его, неподвижно сидящего ночью на кровати. Теперь этот страх кажется нелепым.  — Тонкий человек, Шерлок. Помнишь? То существо, которое чуть не поймало тебя в парке. Трём другим детям в ту зиму повезло меньше — их так и не нашли. Даже то, что ты успел убежать, тебя бы не спасло.  — Он явился к нам домой, я помню. А ещё помню, как вы мило беседовали на лестнице, — ядовито замечает Шерлок. — Мне любопытно — о чём?  — Ты же знаешь, я могу договориться с кем угодно. И я уговорил его прийти за тобой через год.  — Очень мило с твоей стороны. А ты не мог убедить его вообще оставить меня в покое?  — И это вся твоя благодарность? За то, что я хотел, чтобы ты прожил лишний год? Вполне в твоём духе… Увы, я сделал всё, что мог. Но у любого договора есть свои условия, и мне пришлось оставить в залог кое-что важное.  — И что же?  — Сердце.       Шерлок недоверчиво хмыкает, но брат абсолютно серьёзен, да и вообще — не в его характере так глупо шутить, и, Шерлок, неуверенно протянув руку, кладёт пальцы на его запястье. И верно, пульса нет.  — Невероятно… Как же ты…  — Как я живу? Понятия не имею. Наверное, где-то в кладовке у Тонкого человека оно всё ещё бьётся. Впрочем, я не настолько сведущ во всей этой мистике… Факт в том, что ты крайне несвоевременно решил пуститься в бега. Без сердца, знаешь ли, год идёт за десять, и если бы ты не явился в это Рождество, до следующего я бы вряд ли дотянул.  — Мне жаль.  — Не думаю. Я тебя слишком хорошо знаю. В первую очередь ты всегда заботишься только о себе. Семь лет я задавался вопросом — что такого ты вбил себе в голову, что заставило тебя сначала стрелять в собственного брата, а потом уйти из дома? Ты что же, действительно вообразил, что я могу тебе чем-то навредить?  — Ты себя очень странно вёл, и я испугался.  — Меня же сердца лишили! Полагаю, это достаточное основание для странностей?       Несколько долгих минут братья молча смотрят друг на друга, изучая. Шерлоку всё больше кажется, что он застрял то ли в чужом безумном сновидении, то ли в собственных крэковых галлюцинациях, и больше всего на свете ему хочется проснуться в десяти милях отсюда, в Бромли, где у него крошечная грязная каморка в полуподвале и приятель Виктор, который зарабатывает на жизнь скупкой краденого, но в остальном — кристальнейшей души человек… Но чем больше он убеждается в реальности происходящего, тем больше жалеет о том, что поддался глупой сентиментальности и явился сюда. Если удастся пережить эту ночь, ноги его больше не будет в родных пенатах!       О чём думает Майкрофт, узнать не представляется возможным.  — Что дальше? — хрипло спрашивает Шерлок. — Он ведь придёт сегодня, верно? И ты наконец-то сможешь обменять меня на свой залог. Мне имеет смысл попытаться удрать?  — Я тебя не держу, — невозмутимо отвечает Майкрофт. — Но и удирать не советую — поздно.  — Почему?  — Посмотри в окно. Видишь вон ту тень от дерева?  — И что?  — Раньше её не было.       Белый шум обрушивается так внезапно, что поначалу Шерлок даже не понимает, что происходит — только морщится от головной боли и зажимает уши ладонями. Та самая тень разрастается, опутывает всё окно, превращает снежный полумрак в плотную, удушливую темноту. На стекло снаружи ложатся бледные пальцы.  — Оно меня видит? — кричит Шерлок, не слыша сам себя из-за оглушительного звона в ушах. — Майк, оно меня видит?!       Майкрофт медленно встаёт навстречу тени и больше не обращает на брата никакого внимания — его мутные старческие глаза затянуты отражением чёрной паутины, пусты и неподвижны. Через секунду окно рассыпается каскадом осколков, впуская ледяной ветер и шёпот, от которого сводит зубы:  — Сссдесссь?       Шерлоку снова одиннадцать лет, и у него снова подгибаются колени от беспомощного ужаса, и он снова вжимается в стену, наблюдая, как на фоне разбитого окна силуэт его брата превращается в подобие мухи, угодившей в гигантскую паутину. Только на этот раз Майкрофт ещё и смеётся:  — Оно научилось говорить! Кто бы мог подумать? — но Шерлок полагает, что это нервное.       Тени вползают в комнату, обшаривая углы, и Шерлок отступает до тех пор, пока есть куда отступать. Он не знает, что случится, когда тварь доберётся до него, но надеется, что убьют его хотя бы быстро.  — Одну минуту, — сухо произносит Майкрофт. — У нас договор.       Не будь Шерлок так напуган, он бы рассмеялся: за окном глубокая ночь, комната оплетена ожившим сумраком, жить осталось считанные секунды — а этот чудик разговаривает с монстром тоном библиотекаря, напоминающего клиенту о не сданных вовремя книгах. Нет, у него всё-таки уникальный брат…       Тварь издаёт неразборчивое раздражённое ворчание, на которое Майкрофт отзывается примирительным:  — Ничего личного, сэр. Мы же с вами честные… эм… люди. Сначала верните залог.       Шерлок стоит слишком далеко от него, и в библиотеке слишком темно, чтобы разглядеть детали операции, но жуткий хруст рёбер он слышит с такой отчётливостью, словно это его собственные рёбра, и с той же ужасающей отчётливостью представляет, как в следущую секунду брат упадёт мёртвым, но вместо этого слышит его повеселевший голос:  — Совсем другое дело… Включайте!       Под потолком вспыхивает массивная бронзовая люстра, заливая библиотеку резким светом, и на долгих несколько минут Шерлок оказывается ослепшим и парализованным головной болью, а когда глаза привыкают к свету, всё уже кончено. У его ног с шипением тают чёрные призрачные щупальца, посреди комнаты медленно растворяется в воздухе силуэт Тонкого человека, а Майкрофт, прищурившись и засунув руки в карманы, наблюдает за ним с самодовольной ухмылкой на физиономии. И, если не обращать внимания на свежий шрам на груди, теперь он выглядит на свои двадцать пять.       Только сейчас Шерлок замечает бесчисленные алые огоньки — светодиоды видеокамер, установленных по периметру библиотеки, на потолке, на книжных стеллажах, везде, где только можно их установить. Запись всё ещё идёт.  — Идея была безумная, — говорит Майкрофт. — Но, как ни странно, сработала. Надо же…  — Я оценил, — с трудом произносит Шерлок. — Правда, я пока в шоке. И что, оно больше не вернётся? — Надеюсь, нет. Теперь ты можешь вернуться домой, блудный брат. — Я подумаю над этим.  — Это было не предложение. Мы с мамулей искали тебя столько лет. Не воображай, что сможешь опять просто взять и исчезнуть.       Шерлок улыбается:  — Не воображай, что можешь приказывать мне только потому, что избавил меня от одного-единственного детского кошмара. Я, конечно, весьма признателен, но в последние семь лет предпочитаю решать свои проблемы самостоятельно.       Майкрофт недовольно хмурится, но в конце концов со вздохом сдаётся:  — Ладно, Шерлок. Помоги хотя бы вытащить плёнку из камер. Её нужно сжечь. На всякий случай…