***
Соседка пробыла у них до поздней ночи. Состояние здоровья матери ей не понравилось. — Я утром зайду к вам опять, — сказала она, подходя к дверям. — А ты никуда не ходи, Г'Кар! Я понимаю, что это очень нелегко, но верю, что ты справишься. Будь сильным и стойким, как подобает настоящему мужчине! Г’Кван говорил: «Невзгоды оттачивают дух сильных, но ломают слабых…» Ведь ты читал его книгу? — Я… не умею читать… — глухо ответил Г’Кар, смутившись от ее вопроса. — Очень плохо! – покачала головой старая женщина, перешагивая через порог. — Вот поэтому центавриане и держат нас в рабстве. Бормоча под нос что-то насчет вырождения народа, соседка скрылась за дверью…***
Под утро, когда мать забылась в лихорадочном сне, Г’Кар, крадучись, направился к двери, то и дело оглядываясь на нее. — Я ненадолго, мамочка, — шепнул он, набросив на плечи плащ. — Честное слово, ненадолго! Я только навещу отца, а потом сразу обратно!.. Небо на востоке уже окрасилось в пурпурный цвет. Рассвет был необыкновенно красив. Но Г’Кара совершенно не интересовало это прекрасное зрелище. Содрогаясь от утреннего холода, он прокрался к старому дереву джала, которое росло около дома лорда Колтари. Сердце мальчика болезненно сжалось, когда он разглядел темный силуэт, висевший на одном из толстых сучьев. Это был его отец. Его руки были скованы цепью. На мгновение Г’Кару показалось, что отец не дышит. — Папа… — чуть слышно позвал он, подползая поближе к дереву. — Ты меня слышишь? Папа, это я, Г’Кар!.. Отец чуть заметно пошевелился, подняв голову. На его коже и одежде блестел иней. Алые лучи восходящего солнца, отражаясь в тонких кристалликах льда, создавали впечатление, что все тело нарна залито кровью. — Сынок? Ты здесь? Тебе не стоило приходить сюда. Это очень опасно… Тебя может заметить охрана… — прошептал он, с трудом шевеля потрескавшимися от холода губами. — Видишь, как все неудачно сложилось… Я всегда был неловким… Он горько усмехнулся, сделав это признание. А потом, оборвав прежнюю фразу, взволнованно спросил: — Как мама? — Держится, — уклончиво ответил Г’Кар, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. Он попробовал подползти ближе. То, что он собирался сказать, было невероятно трудно произнести, но не сказать это он просто не мог. — Отец… прости меня, если сможешь. Я считал тебя трусом. Я… мне… было стыдно называть тебя своим отцом. Теперь я понял, что ошибался… — Ты не должен винить себя за то, что произошло, сынок, — мягко сказал Г’Рон, глубоко вздохнув. — На самом деле во всем виноват я, только я. И ты был прав — я трус. Мне давно надо было присоединиться к Сопротивлению. Но я… боялся. Боялся последствий такого отчаянного шага. Боялся перемен и трудностей. Мне так стыдно говорить тебе об этом, сынок. Но молчать больше не могу. Пусть я трус, но, по крайней мере, у меня хватит мужества признать свое малодушие. И мне очень стыдно за то, что честь нашей семьи отстаивал ты, маленький ребенок. А я просто стоял в стороне… То, что со мной случилось – расплата за мою трусость! — Папа… — начал было Г’Кар. — Дай мне договорить, сынок! – перебил его Г’Рон. — У меня осталось не так уж много времени. Поэтому слушай внимательно то, что я сейчас скажу… Этой ночью я понял, в чем моя ошибка. Я боялся перемен, желая покоя для себя и своих близких. Но никакой покой не заменит свободы! Пока наш народ живет в рабстве, у него нет будущего. Страх делает нас рабами. Пока мы боимся, мы будем невольниками центавриан. Никогда не позволяй этому чувству завладеть твоей душой! Г’Рон замолчал, глядя на восходящее утреннее солнце. — Всю жизнь я прожил в страхе. Боялся центавриан, той силы, которой они обладают… Но теперь, умирая от их рук, я больше не боюсь. Потому что, когда лорд Колтари отдавал приказ о моей казни, я увидел в его глазах страх. Они боятся, боятся нас, сын мой! Именно поэтому и стараются уничтожить нас всеми известными способами. Они боятся нас, потому что мы сильнее их. Потому что мы лучше их. Потому что мы можем их победить… Я уже не доживу до того благословенного дня, когда наш народ станет свободен. Но очень надеюсь, что такой день настанет. Нельзя бесконечно терпеть их на нашей земле! Пообещай мне, Г’Кар, что будешь сражаться за нашу свободу! Что отомстишь за то, что они причинили всем нам. Я верю, что ты сможешь выполнить это обещание. Ты всегда был храбрым… Поклянись, что не будешь стоять в стороне, когда надо будет сражаться. Не повторяй моих ошибок! Будь достойным и храбрым! Не бесчести имя мое… Пронзительный плач заглушил его слова. Малыш, находившийся в его сумке, начал истошно кричать. Отец тяжело вздохнул, повернув голову к Г'Кару. – Не знаю, как долго смогу продержаться, сынок. Мой малыш голоден, а молоко пропало еще утром. Он все время плачет, и я не могу ничего для него сделать… Скоро станет совсем светло… Г'Кар, тебе лучше уйти отсюда до возвращения охраны! И больше не смей сюда ходить, слышишь! Обещаешь? Г’Кар молча кивнул, а потом пополз обратно...***
…Матери становилось все хуже и хуже. Она металась в лихорадочном бреду. Г’Кар каждые несколько минут менял ей компрессы. Он старался держаться спокойно, как подобало мужчине, но с каждым разом это все труднее давалось ему. Г’Кар помнил свое обещание и больше не ходил к дому лорда Колтари. Соседи говорили ему, что его отец все еще жив, но сильно измучен. — Леди Корил попробовала вступиться за него, но ее не послушали, — сказала старая соседка. — Как обычно! Г’Кар судорожно отжал тряпку, смоченную в отваре из целебных трав. За окном стоял жаркий день. От земли поднималось раскаленное марево. — Сколько он может продержаться? – спросил Г’Кар у соседки. Та долго не отвечала, меняя повязки на ранах матери. — Кто знает, что будет дальше, — ответила она, наконец, — может, хозяева сжалятся над ним… К вечеру третьего дня мать настолько ослабела, что уже не могла пошевелиться. Она никого не узнавала, и все время смотрела в одну точку. Г’Кар сидел возле нее, думая об отце. — Я отомщу за тебя, клянусь! – повторял он, кусая губы до крови. Г’Кар сильно устал. Третий день он провел на ногах, ухаживая за матерью. Его качало от слабости, лицо осунулось, одни лишь глаза горели как два ярких угля. В суете последних дней он совсем забыл про свою израненную спину. А теперь все тело болело, и усталость сковывала движения… Наступила третья долгая ночь. Г’Кар сидел за столом. Перед ним горела последняя свеча. Он с ужасом думал о том, что будет делать, когда она погаснет. Ведь он окажется в кромешной тьме. Голова кружилась от голода – мальчик забыл, когда в последний раз ел досыта. Глаза слипались от усталости… Убаюканный светом свечи, Г’Кар уткнулся носом в стол и уснул как убитый. Свеча зашипела, догорая… Мать слабо пошевелилась, чуть слышно позвав отца. Но Г’Кар не слышал ее. Огонек свечи моргнул и погас. Дом погрузился во тьму…***
Когда Г'Кар проснулся, небо озарили первые лучи восходящего солнца. В доме царила зловещая тишина. Он сонно посмотрел на огарок свечи, а потом вспомнил о матери. Она неподвижно лежала на кровати. Г'Кар медленно подошел к ней и осторожно дотронулся до ее руки. Она была ледяной. Г'Кар молча подоткнул одеяло, не зная, что делать дальше… Потом присел на корточки перед кроватью матери, обхватив голову руками. Он не знал, сколько времени так просидел, пока стук в дверь не вывел его из оцепенения. Это снова была соседка. — Г'Кар, твой отец… — сказала она, запинаясь. Увидев выражение лица мальчика, старая женщина оборвала свою речь. Прежде чем она снова заговорила, Г'Кар стремительно выскочил из дома…***
— Ненавижу их, ненавижу их всех! Г'Кар, всхлипывая, откидывал камни, разбирая тайник, в котором спрятал центаврианский пистолет. Он так лежал там, никем не обнаруженный. — Я убью их всех! Перестреляю! Как диких зверей! — выкрикнул он в темноту. И дрожащими руками протер пыль с оружия. — Они все заплатят за то, что сделали с отцом и матерью! И даже если они будут молить о пощаде, я никого не пощажу! Ветер в Пограничной зоне выл очень громко, и мальчик не боялся, что кто-то услышит его. Но и сам тоже мало что слышал, поэтому, когда за спиной раздался презрительный смешок, он подскочил, чуть не выронив оружие из рук. Резко обернувшись, он увидел Г'Са'Лид, которая смотрела на него, прижавшись спиной к валуну. — Привет, грозный воин, убийца центавриан, — сказала она. — Опять играешь в детские игры? Пограничная зона — не самое лучшее место для этого. Лучше тебе вернуться в свой уютный теплый дом. А оружие оставить тем, кто умеет с ним обращаться. И она вытянула руку, указав на его пистолет. Г'Кар отшатнулся от нее, нахмурившись. — Не смей смеяться надо мной! — закричал он. — И не смей смеяться над моей клятвой! Я вовсе не играю! И намерен отомстить за свою семью! Но для этого мне нужно оружие, так что уйти с дороги и не мешай! — О, вижу, что ты настроен очень серьезно, — ответила Г'Са'Лид, не двигаясь с места. — И центавриане видимо сильно испортили тебе жизнь. Но… сомневаюсь, что тебе удастся не то что убить хотя бы одного из них, но даже подобраться к ним на расстояние выстрела из этой штуки. И…ты вообще хоть раз стрелял из нее? — Это не твое дело! — огрызнулся Г'Кар, набычившись. — Я… разберусь с этим на месте. — Дурачок, — ответила она. — Не хочешь ли сначала потренироваться? Выстрелить, например, вон в тот камень? — она махнула рукой. — Проверить, работает ли вообще твое оружие? Г'Кар стиснул зубы и навел пистолет на указанную ей цель. Нажал на спуск. И… ничего не произошло. Он изумленно уставился на пистолет. А девочка хмыкнула снова. — Так я и думала. Дай его сюда. Я покажу тебе, как он работает. На сей раз Г'Кар послушно отдал ей пистолет. — Сначала надо снять его с предохранителя. Девочка нажала на небольшую кнопку на рукояти. — Вот так. И только потом целиться и стрелять. Из дула пистолета вырвался алый луч плазмы и оплавил камень. Г'Са'Лид вернула ему еще теплый после выстрела пистолет. — Может быть, ты расскажешь, что стряслось и зачем ты так рвешься перестрелять всех центавриан? Учти, заряд у этого оружия на исходе, один или два выстрела. Так что всех все равно не убьешь. — Некогда мне с тобой разговаривать, — проворчал Г'Кар, надеясь, что в темноте она не заметит слезы, все еще застилавшие ему глаза. — Мне надо вернуться и исполнить клятву. — Что ж, тогда прощай, дурачок, — она пожала плечами. — Не думаю, что мы еще встретимся. Г'Кар прищурился, остановившись напротив нее. — И даже не пожелаешь мне удачи? Г'Са'Лид фыркнула. — Зачем? Ведь тебя убьют еще до того, как ты подберешься к центаврианину на расстояние выстрела. — Я не боюсь смерти! — воскликнул Г'Кар запальчиво. — Просто мне интересно, что для тебя важнее: отомстить или умереть? — спросила девочка, посерьезнев. — Если последнее, то незачем идти в город — ты можешь приставить пистолет к своей башке и нажать на курок. Итог будет один и тот же. Г'Кар уставился на нее, приоткрыв рот. — А если бы ты хотел отомстить, то не стал бы отказываться от помощи и доброго совета, — добавила девочка, шагнув к нему. — Так что ты выбираешь? Он облизнул сухие губы и медленно сел на корточки, кивнув. — Хорошо… я расскажу тебе, в чем дело…