Осторожно, дети!

      Он сегодня допустил огромную ошибку.       Ошибку, которая будет стоить ему жизни.       Светало.       За каждым поворотом таилась опасность, и было просто невыносимо ждать, когда она уже покажет себя. Он узнавал эти методы, потому что сам их всему научил. Шаг за шагом он шел все дальше, и сердце разрывалось на куски лишь от одной мысли: он не вернется сегодня домой.       Домой.       Домой, где он этой ночью оставил Ачилла, который, на зависть, мог спать, как младенец. И это был безмятежный, красивый сон, в котором не осталось и следа от яростного полковника Мейсона. Прежде чем уйти, он долго смотрел на мужчину, понимая, что видит его в последний раз. Нет, он не сомневался, поступает ли правильно. Не колебался. Просто хотел запомнить его таким, каким он больше никогда и ни с кем не будет.       Это были долгие пятнадцать лет. Это была вся его жизнь. И если не ему, то парню некому было больше доверять.       Но он ничего ему не рассказал.       Если хочешь снять все подозрения, возглавь поиски злоумышленника. Самого себя, собственно. Фредерик так правдоподобно бегал за предателями и мыслепреступниками, что все в это верили. Даже Ачилл верил, не смотря на то, что всегда и во всем пытался разглядеть подвох. И он был так занят вычислением хоть какой-нибудь западни — ведь ничего не бывает просто так! — что не видел ничего вокруг.       Этот дурак сам себе не позволял быть счастливым.       Эта мысль позабавила Фредерика.       Они не прощались. И тогда это было тоже неуместно. К тому же, мужчина стал бы задавать вопросы и тянуть время, которого и так практически не оставалось. Да и Фредерику не надо было говорить с Ачиллом, чтобы знать, что тот скажет.       — Что ты натворил? — наверняка бы злился тот от собственной беспомощности, которая охватывает людей, когда их обводят вокруг пальца.       Пока что ничего, отвечал бы Фредерик. Он не так хотел провести последние мгновения, не в допросах.       — Еще не поздно все прекратить, остановись!       Вот именно, еще не поздно. Поэтому он не мог остановиться сейчас.       Фредерик склонился над мужчиной и прижался губами к его горячему лбу.       Блажен в неведении.       Он не погубит Ачилла.       Ачилл был в безопасности.       Парень бесшумно выскользнул из комнаты, зная, что уже через несколько часов полковника выдернут из его мирного сна. Он будет не рад этому подъему. Как и всему следующему дню и всем дням после.       Этот тип ему сразу не понравился.       Люди просто так к Фредерику не подходят и просто так с ним заговорчески не начинают беседы. Слишком навязчивый. Последовательный. Настойчивый. Много знал. Всячески вызывал подозрения. Он был волком в овечьей шкуре, но парень решил повестись на эту уловку.       Ведь кто-то его прислал. Ведь что-то от него хотели.       Каждый участник получал записку за час до встречи. Каждый раз новый посыльный. Каждый раз новая локация. Их так будоражила мысль, что сам Фредерик, первый поборник Партии, на их стороне! Вариант с засадой их не страшил.       А зря, ведь парень и правда хотел их всех сдать в руки Полиции Мыслей.       Хотел, но не было случая.       То народа было мало, то момент неподходящий. Поймать этих червяков с поличным представлялось единственным шансом, и в то же время — грандиозным событием. Поэтому Фредерик тщательно спланировал и подрыв — для заговорщиков — и зрелищный захват на главной площади — для Полиции. После такого, если бы в Министерстве Любви была доска почета, ее бы сверху до низу увесили портретами Мейсона.       В ту ночь, завязав ему глаза и запутав следы, Фредерик впервые привел новобранца в сырой подвал раскуроченного жилого дома. Пахло плесенью и где-то капала вода, но именно отсюда должна была стартовать Революция. Их уже ждали. На полу стояла маленькая керосиновая лампа и давала так мало света, что было невозможно определить, сколько точно человек собралось.       Толпа зашепталась.       — Новичок?       — В такой день?       — Мы можем ему доверять?       — У нас нет времени на разговоры, — прервал их Фредерик. — Джонсона перехватили раньше нашего. Нам нужны руки.       Все было готово.       В городе стояла центральная радиовышка и три поменьше, которые улучшали сигнал основной. С ними не было проблем: достаточно обрезать провода и разрушить несущую конструкцию, поэтому туда отправлялись маленькие группы по два-три человека. С самой центральной вышкой было сложнее; Фредерик и пятеро парней шел туда лично. И подкладная свинья шла с ним.       Все было готово.       Кроме самого Фредерика.       Люди перед ним жертвовали сегодня всем, поскольку верили, что смогут что-то изменить. Верили, что смогут поставить палки в колеса тоталитарной машины. Но они предавали сегодня не Партию, нет. Они предавали привычный образ жизни, и ни у кого из них не было теперь пути назад. Прекрасные, умные, неравнодушные люди, которые осознавали, что вряд ли доживут до завтрашнего дня, и все равно не отступали. В их глазах была тревога, их руки дрожали. Их жизни были драгоценны, но именно такова цена свободы.       Фредерик умел убеждать, потому что всегда говорил людям не то, что должно, а то, что люди хотят услышать и во что готовы поверить.       Люди перед ним, не смотря на свой ужас перед неизвестностью, знали, ради чего пришли.       Он хотел… надо было их сдать Полиции Мыслей. Но ни один агент не сидел сегодня в засаде.       Он хотел… надо было всего лишь разыграть для Внутренней Партии последнее шоу предателей. Но в руках у Сопротивления был настоящий тратил.       И это было решение, от принятия которого он так упорно бегал. До этой минуты.       Наверное, ради этого все и затевалось.       Ночь была темной и тихой, город ничего не подозревал.       У партийного шпиона получилось улизнуть только ближе к утру, когда все ослабили бдительность, но он уже не мог ни помешать, ни навредить: люди Фредерика в ту ночь были в повязках и к моменту его исчезновения все было кончено.       Все замки легко подчинялись кусачкам, возле вышек не было никакой охраны, никто не ожидал такого резкого маневра. Когда практически один за другим прогремели взрывы, Сопротивление незаметно влилось в толпу таких же партийцев, которые в панике вываливали на улицы. На испуганных лицах людей плясало пламя и нельзя уже было найти среди них поджигателей.       — Евразия? Остазия? — обеспокоенно переговаривались они.       Члены Сопротивления не могли выдавить и слова. В их головах не укладывалось то, что они сегодня совершили. Они так к этому стремились, что не знали, что делать дальше. Прибитые собственным успехом, они постепенно разбредались по домам, стараясь свыкнуться с мыслью, что ничего уже не будет прежним.       Но самому Фредерику в этот раз было не выйти сухим из воды.       Ах, центральная площадь, ну конечно. Фредерик А. Мейсон был единственным злоумышленником, которого нужно было ловить.       Он сел на лавочку.       Ему было больше некуда спешить.       Налетай!       Над домами появились первые утренние лучи и согрели мертвенно-холодные стены домов вокруг. Фредерик видел розовые облака, чистое небо и ясное солнце в последний раз и знал об этом. Свет далекой звезды совсем его не слепил. Откуда-то доносились словно звуки музыки, но редкое человеческое ухо расслышало бы их. Почувствовав дуновение мягкого ветра, парень сделал пару глубоких вдохов и растворился в потоке теплого света.       Впереди показались две фигуры, в штатском, и в то же мгновение его накрыло странное пьянящее чувство.       Он им улыбнулся.       Фредерик улыбался им широко и искренне, и эта умиротворенная улыбка пробирала агентов не хуже привычного пронизывающего взгляда капитана Мейсона.       Безумен ли он?       Безумно было продолжать весь этот цирк.       «Так вот, что они каждый раз чувствуют!» — радостно подумал парень.       Облегчение.