xxii.
Первые несколько дней постоянного проживания под крышей дома Киёши Ясуко и Кёске неуверенно притирались к новому укладу жизни в чужой семье. Сами дедушка и бабушка Теппея делали всё от них зависящее, чтобы взятые ими на попечительство дети чувствовали себя комфортно и как можно быстрее раскрепостились. В общей сложности адаптация проходила трудно и не без хлопот, но тем не менее обеим сторонам удавалось делать небольшие шаги навстречу друг другу и мирно сожительствовать, не нарушая границ личного пространства.
Однако.
Непреодолимым препятствием на пути к вселенскому равновесию стоял один экспонат. Да такой, что ни в одном музее не найдёшь.
В то время, как старшие члены семьи Киёши (то ли в знак уважения к поведению брата и сестры Ито, то ли в виду возрастных издержек) действовали аккуратно и методично, прощупывая почву перед тем, как сделать или сказать что-то, их внук вообще не заморачивался по поводу таких сложностей, явно чувствуя себя как рыба в воде.
И к пятому дню это чудо из чудес совершенно потеряло берега.
– Почему бы нам не начать бегать по утрам вместе, Ясу-сан?
От неожиданности аж чипсы изо рта выпали.
Ито медленно повернулась: Теппей недавно вернулся с пробежки и ещё даже волосы после душа высушить не успел, но уже во всей красе демонстрировал серьёзную физиономию человека, вознамерившегося во что бы то ни стало достичь поставленной цели. Как бы ни был тернист выбранный путь.
– … Ты чем-то болеешь, что ли? – Обескураженно поинтересовалась девушка. – Таблетки пьёшь? Принести тебе?
– Я совершенно здоров! – Поспешно заверил её Киёши.
У Ясуко на этот счёт имелось другое мнение, озвучивать которое она не стала во благо баланса вселенной и собственной нервной системы, с недавнего времени по кускам летевшей в тартарары.
Она подобрала со стола чипсы, демонстративно закинула их в рот и дополнительно вытрясла ещё и крошки из пустого пакета. Видимо, чтобы дополнительно продемонстрировать свою щепетильную жадность в отношении еды.
– Кхм… хочу уточнить один важный момент – я что похожа на человека, который будет бегать по утрам?
В ответе она не сомневалась, но всё равно была настороже, ибо направление векторов мышления этого парня вычислить по-прежнему не удавалось.
– Да нет, вообще-то, не очень.
Тогда какого, простите, хрена?!
Ясуко не припоминала ни единого раза, когда могла дать какой-либо повод думать, будто она способна заниматься физическими нагрузками. Ей никогда не нравилось потеть, краснеть и принуждать себя к труду, руководствуясь совершенным телом, отменным здоровьем… и что там ещё придумывали люди, чтобы убедить себя заниматься спортом? На фоне спортивных и подтянутых сверстниц, многие из которых даже на фитнес ходили в таком юном возрасте, Ито была рохлей, которой проще сесть верхо́м на жёсткую диету и ехать на ней вплоть до желанной цифры на весах, чем заставить своё тело выполнять элементарные приседания.
Поэтому, даже останься спорт единственным способом выжить на этой планете, Ясуко с бо́льшей вероятностью разлеглась бы на диване в позе сытого тюленя и умерла. Рано – зато счастливой и отдохнувшей.
– Я, конечно, ценю твою заботу о моём здоровье, – вежливо улыбнувшись, Ито одновременно осторожно начала скользить мимо Киёши, надеясь втиснуться в узкую щель между громадиной-сверстником и стеной. – Но у нас скоро экзамены на носу, так что лучше я пойду и подтяну… Что-нибудь, ага?
Хотя «подтяну» в понимании Ясу значило: «буду до кровавых слюней долбить зубами гранит науки, пока не выбью их все до одного, пытаясь мелким шрифтом выжечь на своём мозге весь учебник». Потому что она не могла в математику. А ещё в физику, химию, да и вообще во все естественные науки. Гораздо проще было запомнить имена и годы правления всех ста двадцати пяти императоров Японии, начиная с эпохи Яёй и заканчивая Современной, чем выучить одну формулу раствора серной кислоты или решить задачу в разделе статики и динамики.
– Выделять по часу в день с утра не так сложно, а с подготовкой я могу помочь, – в упорном жизнерадостном темпе продолжал наседать Теппей, мигом отследив траекторию движения девушки по её взгляду, и загородив единственный путь к спасению. – Далеко ходить не надо – будем учиться вместе, в гостиной.
Ясуко отшатнулась и отступила за стол – на случай непредвиденных обстоятельств. Вопрос схожести её с человеком, готовым бегать по утрам, оставался открытым.
Да с чего ему это вообще понадобилось? Какой ветер винить в том, что в эту голову надуло такую навязчивую идею?
– Не хочу. – Открыто заявила она, окончательно потеряв надежду найти хоть какие-то зачатки тактичного поведения в мозгу Киёши. – Не буду я! Это ущемление моих прав на лень!
– Сестрёнка, здоровее будешь, – мимоходом монотонно напел Кёске, всего на секунду заглянув в кухню, и как ни в чём ни бывало отправился вглубь дома, с демонстративной осторожностью держа на расстоянии вытянутых рук вазу с цветочной композицией.
Наверняка дедушке показать – в последний месяц младший Ито стал нешуточно одержим икебаной, о которой при отце – полицейском до мозга костей – даже заикаться боялся. Хотя Кентаро, по воспоминаниям Ясуко, никогда не выказывал ненависти к цветочно-горшочным делам.
– Ты вообще не помогаешь, – возмущённо ответила девушка вдогонку брату, после чего её внимание полностью переключилось на оппонента. А на данный отрезок времени Киёши определённо им был, грозя вскоре перерасти во врага народа. – С чего ты вообще решил, что можешь со мной заниматься?
– А почему нет? – безвинно пожал плечами Теппей. Его несгибаемый дух и решимость вовлечь её в мир утренних пробежек девушка могла ощутить за версту. – Я в средней школе неплохо с этим справлялся.
Разумеется, Ясуко ни при каких обстоятельствах не поверила бы ему на слово. Пускай она никогда не была заложницей сторонних мнений и стандартов, но, тем не менее, наотрез отказывалась верить в то, что спортсмен, главная опора для других ребят в команде, её первый на деревне сотрудник службы спасения на добровольных началах, и «просто хороший парень», мог обладать ещё и интеллектом.
– Ты врёшь.
– Неси тетради.
Как оказалось, просчёт действительно вышел просто феерический. Феноменальный интеллект Киёши Теппея уже на первых минутах возни с математикой перестал скрываться за образом ничего не понимающего добряка-дуралея и явил себя во всей красе. Нет, не шутка. Нет, не временное помутнение. Ясуко, правда, тоже сильно усомнилась в собственной адекватности, как только осознала, что её недоброжелатель (ибо кто по доброй воле будет принуждать к бегу?) действительно многое понимал в естественных и точных науках. Её конфуз длился минут сорок: пока домашнее задание по математике тщательно разжёвывалось в правое ухо, при этом целенаправленно вылетая из левого. Куда-то в сторону окна. Хорошая идея была – в гостиную перенестись.
Вектор мыслей уходил далеко за пределы реального положения вещей в мире, выбрасывая Ито из настоящего в астральный.
– Какое, говоришь, ты там место на вступительном занял? – она настороженно сощурила глаза, за толстыми стёклами очков казавшиеся совсем крохотными.
– Третье, – Киёши невозмутимо продолжил писать на свободном месте в тетради Ясу полезные заметки и шпаргалки, которые в будущем могли бы пригодиться ей – непутёвой.
– Ты шутишь, – утвердительно произнесла девушка, скрестив руки под грудью и покивав головой, будто со знанием дела. Она ещё некоторое время молчала, старательно убеждая саму себя в том, что данная аксиома не имела прав на существование, ибо с образом жизни и характером Теппея не имела ничего общего. Для пущей уверенности Ито вслух повторила: – Точно шутишь.
Это не могло быть правдой. Во имя всех законов справедливости и равновесия сил добра и зла во вселенной – пусть это будет ложь.
– Да нет же. Если бы я шутил – ты бы смеялась... Что? Почему ты так на меня смотришь?
Ясуко не знала, как бы ей выразиться словами так, чтобы передать весь свой эмоциональный окрас во всём его объёме. Невероятный коктейль из чувств разного происхождения и степени низости не дали ей вымолвить ни слова, вынуждая молча пожирать взглядом беспечное лицо Теппея и одновременно вести ожесточённую борьбу со своим внутренним «я», которое отчаянно рвалось к тому, чтобы плюнуть развесёлому счастливчику прямо в глаз и полюбоваться – сможет хоть это испортить ему настроение или же Киёши невозмутимо вытрется и продолжит делать заметки в тетради.
– … Нет, ничего, – придя к мудрому соглашению, мол: «наверняка он до крови из носа заучивается», Ито умиротворённо выдохнула (хотя бы попыталась) и, криво улыбнувшись, решила (за каким-то чёртом) закрепить своё убеждение: – Не представляю, как у тебя энергии на всё хватает – в школе на уроках сидеть, потом до потери пульса тренироваться, да ещё и дома учиться.
Она перелистнула страницу учебника. В образовавшейся тишине бумажное шуршание было слышно как никогда громко.
– Да я не зубрил никогда. Достаточно на уроке один раз послушать, и домашнее задание становится понятным, разве нет?
Ясу удивлённо моргнула, будто плохо расслышала.
Потом ещё раз.
Вдохнула и выдохнула.
Подумала как следует.
И вдохнула и выдохнула дважды.
Затем в её голове будто что-то с треском разломалось. Судя по хрусту стекла, наверное, шаблон. Достаточно хрупкая вещь, которая, лишь единожды сойдя с оси и потеряв равновесие, могла расколотиться вдребезги и никогда больше не собраться.
Если бы он издевался – она бы это как-нибудь пережила. Однако фатальный удар нанесло именно понимание того, что Теппей был искренним и честным. По крайней мере в этом.
Ясуко ослепительно улыбнулась. Затем достала из-под коленей тяжёлую подушку. Мельком огляделась – домашние были заняты и не успели бы засвидетельствовать какие-либо события – и пока Киёши был увлечён делом, совершенно не принимая во внимание движение со стороны девушки, что есть мочи замахнулась и огрела его по голове.
– Ясу?! – он сразу же схватился ладонью за затылок, но не успел ничего спросить, поскольку тут же был награждён непрерывной серией дополнительных тумаков и оказался вынужден защищаться от праведного гнева и досады ущемлённого эго Ито. – Ай! Я сказал «Ай»!
– Да ты надо мной издеваешься! – неистово взревела она, демонстрируя во всей красе своё негодование и недовольство. – На кой чёрт тебе вообще нужен такой интеллект? Ты только мяч по залу с другими мужиками гоняешь! Вертайся обратно в Дисней и единорога своего белого забери!.. Чего улыбаешься? Смешно тебе?!
Ясуко замолотила с удвоенной силой, но быстро выдохлась, отбросила подушку в сторону и напоследок – для профилактики, конечно же – хлопнула Теппея ладонью по спине, не решившись на смачный подзатыльник, желание дать который оказалось чересчур соблазнительным, но всё же недостаточно сильным, чтобы претворить его в жизнь.
– Я начинаю понимать Хьюгу, который тебя недолюбливает, – обиженно запыхтела Ито, быстро отвернувшись от Киёши, проворно выудив из сумки с учебниками пудреницу и спешно проверив свой внешний вид. – У тебя просто талант: так виртуозно раздражать окружающих своим позитивным отношением не каждый может.
– Спасибо, – неотразимо улыбнулся он.
– Это был не комплимент, – она толкнула его в плечо.
Если бы Киёши Теппей снова не влез в её идиллию своим экстраординарным мышлением и тотальным неумением держать свой развязанный до колен язык за зубами, Ясуко ни за какие коврижки не позволила бы себе пренебречь своим строгим воспитанием, тонкостями национального этикета и могла бы тем самым сохранить почитаемые, как ничто другое в японской культуре, самообладание, терпение и скромность.
Но он влез.
И был вполне доволен своим поступком.
– … Ну, что ещё? – с опаской хмуро полюбопытствовала девушка, как только приняла во внимание пристальный взгляд и улыбку ленивого кота, греющего заплывшее жирком пузо на солнцепёке. Киёши явно был чем-то доволен и счёл нужным поделиться невероятными выводами, сделанными относительно девушки не так давно.
Подперев голову ладонью и продолжая внимательно изучать перекосившееся от раздражения лицо Ито, навевая тем самым на неё необъяснимый прилив смущения и тревогу, Теппей с самой своей нешуточной интонацией сказал:
– Ничего особенного… Просто подумал, что улыбка у тебя красивая, – он подождал, пока до собеседницы поступившая информация дойдёт в правильном значении, увидел абсолютный блок из непонимания на её лице, и невозмутимо продолжил: – Зря хмуришься всё время. Ты, когда улыбаешься, глаз невозможно оторвать.
А потом ушёл.
Вот так просто – черти его задери – встал и вышел за дверь, пообещав вернуться с чаем и сладостями, чтобы заниматься было не скучно.
Ясуко же осталась наедине с пустотой и странным привкусом невысказанного возмущения на языке.
«Ничего».
«Особенного».
Да, ты прав – совершенно ничего.
Это, наверное, всё же было к лучшему, что Киёши не стал обременять своим присутствием сконфуженную девушку – так он точно не мог увидеть ряд донельзя странных действий, совершённых ею. Например, то, как она по собственной воле стукнулась лбом об раскрытый учебник по математике, тут же вскинув голову и закрыв рот обеими ладонями. А ещё он – хвала богам – не видел широко распахнутых до размеров чайных блюдец глаз и красных, будто разукрашенных, щёк и ушей.
Ясу завалилась на спину и закрыла лицо руками: она совсем не хотела, чтобы её видели такой. Чтобы видели эту её реакцию на слова, сказанные – сомнений никаких не было – от того, что винтиков кое-где не хватало.
Кончики пальцев закололо фантомными иглами от острого желания и необходимости взять в руки карандаш или ручку и нарисовать что-то.
Фейерверки. Или фонтан. Или гейзер. Или грёбаное извержение вулкана.
На фоне хаоса в её голове, Ясуко знала только то, что со сменой места жительства начал радикально меняться стиль её жизни, течение которой теперь также играло совершенно новыми красками и гораздо хлеще, чем Ито могла ожидать.
Этим чувствам требовался выход.
Она взяла первое, что попалось под руку, и вместо формул и решений математических уравнений в тетради появились аляпистые, бесформенные рисунки, означавшие грядущий нагоняй от учителя.
xxiii.
Ясуко догадывалась, что после обеда будет дождь – цветы ипомеи на веранде оставались закрытыми всё утро – и тем не менее, на улицу она вышла без зонта.
После пережитых эмоций ей требовалось немного личного пространства и одиночества, а ещё хотелось чуть-чуть проветриться, потому что всё время казалось, будто лицо до сих пор пылало от неловкости и смущения. Разумеется, все были заведомо предупреждены, и Ито, почувствовавшая лёгкое удивление и ностальгию, впервые за минувшие два с половиной года со дня смерти своей родной бабушки, отчитывалась кому-то о том, куда уходила и во сколько вернётся.
Ноги сами довели её до старого дома. Будто сама бездушная громадина без намёка на тепло и семейный уют, даже опустев, была одним огромным магнитом. Девушка долго бродила по родному району: перездоровалась со всеми соседями, зашла в местный супермаркет, чтобы не слушать голодные вопли собственного желудка, и, медленно заедая пустоту (и в голове, и в животе) сухим онигири, обивала мелкие камешки, прогуливаясь вдоль дороги.
Ноги довольно скоро устали носить потяжелевшее на пару-тройку килограммов туловище, и Ясуко переместилась на детскую площадку, с которой открывался чудесный вид «три четверти» на фасад дома. Она втиснула попу в детские качели и стала размеренно покачиваться, ковыряя носами кроссовок песок.
По макушке мелко заморосило. На очках стали появляться мелкие капли накрапывающего дождя, которые Ясу не трудилась вытирать, потому что с закрытыми глазами она их даже не замечала.
Почему-то, было до мерзости неуютно и грудную клетку изнутри ковыряли неприятные ощущения, отпустить которые Ито была бессильна. Пускай её голова всегда полнилась разного рода беспокойствами – такова уж была мнительная и тревожная натура – но в душу эта сумятица, как правило, не прокрадывалась. А теперь, когда и без того раскуроченная жизнь вообще встала с ног на голову, не давая разобраться ни в своих проблемах, ни даже в том, какого рода были эти самые проблемы, собственные чувства раскрывались как-то неправильно: шиворот-навыворот.
Она откинулась на спинку качели и запрокинула голову, подставляя лицо по-летнему прохладной влаге.
Ей бы о проблемах насущных тревожиться. Вот к примеру, как экзамен сдать чуть лучше среднего и при этом успеть хорошо пофилонить? Или же где подработку такую найти, чтобы и школьной-внешкольной деятельности не мешала, и деньги хорошие платили?
А Ито всё о глобальном – о том, как жить дальше.
Мысли постепенно остывали и на смену хаотичной горячности да сумятице, приходило спокойствие – толку-то от паники и злости? А от бестолковых мыслей о ближайшем обозримом будущем?
– … Нет, ну ты бы ещё табличку на шею повесила, – хмуро проворчали над головой. – С просьбой приютить сирую и убогую.
Ясу медленно открыла глаза: из-за капель на линзах очков она не могла разглядеть лицо приставшего к ней человека, но голос и манеру общения узнала слёту.
– Зачем мне таблички с указаниями, если ты всегда сам знаешь, что нужно делать, – ответила она, устало улыбнувшись. Потому как, из-за общей тенденции развития мыслей, настроение, вопреки вялым попыткам реанимировать его, застряло в промежутке между желанием закатить истерику и разрыдаться, и желанием сделать с собой какую-нибудь гадость: напиться… или набить татуировку. – Как твоё «ничего», Хьюга-кун?
Как там, в мире счастливого детства с родителями, которые способны нести ответственность за собственных отпрысков до победного конца?
Неплохо, наверное.
– Я бы спросил, как у тебя с головой – раз сидишь и мокнешь тут без причины – но и так вижу, что не очень... Долго мне ещё так стоять?
– Поговори со мной, пока я не накоплю достаточно вирусов, чтобы заработать тяжёлую простуду, – скучающе протянула Ясуко, но всё же подняла тяжёлое от усталости тело с качелей. Хотя под зонт Хьюги так и не встала, от чего градус раздражения у него заметно повысился. – Или пневмонию.
– Хватит нести бред, полоумная! Под зонт встала, живо! – На вежливые уговоры Джунпей не разменивался, и теперь в любых взаимодействиях с неуправляемой, желчной и языкастой одноклассницей предпочитал сразу пользоваться чёткими указаниями. Чтобы у неё было меньше повода издеваться над ним. На обызвательства он также не скупился, уже не тратя время на то, чтобы воспринимать её, как девушку: – Ух, бестолочь!.. Чего лыбишься? Держи!
Он всучил ей в руки злосчастный зонт, и пока Ясуко растерянно сжимала между пальцами пластиковую ручку и обескураженно хлопала глазами, принялся снимать мастерку. А когда тёплая и сухая кофта, под аккомпанемент невнятного и крайне недовольного бубнежа, оказалась накинута поверх её, насквозь сырой и холодной, Ито окончательно решила для себя, что за этого парня она будет цепляться, как за последнюю молодость, и сворачивать горы. Даже против его воли. Только ради того, чтобы никто, кроме нее, не имел этого греющего душу права – подтрунивать над ним.
– Спасибо, – Ясу и впрямь заулыбалась так, что глаза заблестели от радости. Про внутренние тревоги и желание побыть в одиночестве она моментально позабыла.
Только вот Хьюга её счастливого порыва не оценил, больше восприняв эти эмоции, как зловещий признак грядущего «нехорошо».
– Жуть какая. Ты с каждым днём всё больше похожа на Киёши, – содрогнулся Джунпей. – На вас иногда посмотреть, так будто с одной грядки выдрали.
И тут уже пришла очередь Ито нервно дёргаться, да кривиться. От мысли, что она и этот чудак во всех смыслах и понятиях могли быть в чём-то схожи, нервы стягивались в узелки и рассылали по всему телу злые искры раздражения.
– Джунпей-чан, ты не прав, – она умно продемонстрировала указательный палец, стараясь не проявлять свои истинные чувства открыто. Взрываться при Хьюге казалось неразумным и неправильным, потому что тогда разница в отношении к Теппею и всем остальным ребятам из клуба стала бы очевидна. – Киёши просто безобразно честный, всегда на позитиве, и, что бы он там ни вытворял, делает он это из добрых побуждений. А я… – задумчиво приложив подушечку пальца к губам, Ясуко выдержала тревожную паузу. После которой, впрочем, неотразимо улыбнулась и сказала: – … Я поднимаю уровень своего настроения за счёт поднятия уровня твоего стресса. Так что я определённо лучше, потому что из двух зол я – меньшее.
Хьюгу всего перекосило от таких пугающих заявлений, но он не стал ничего говорить: уже успел зарубить себе на носу, что пытаться противостоять Ито в словестной перепалке – значит найти себе проблем на голову и обеспечить лишний час на ядовитые шпильки. По крайней мере с ним, Джунпеем, заткнуть этот фонтан за пояс не мог никто.
– Что ты здесь делаешь? – устало спросил он, не в силах противопоставить что-либо настолько красочному сравнению.
– Просто решила посмотреть на свой дом, – она указала в сторону одного из похожих друг на друга зданий. Хьюга внимательно присмотрелся – именная табличка отсутствовала, да и на фоне других домов, которые явно были обитаемы, этот дом выглядел пустым и заброшенным. – Неделю назад мы съехали, так что можно сказать, что я в некотором роде скучаю. – Хотя наверняка Ясуко этого не знала. Ей, может, просто захотелось помучить себя воспоминаниями обо всех пережитых в этой бетонной коробке невзгодах, которых всегда было ощутимо больше, чем каких-либо хороших моментов. – Ну, а ты что тут забыл? Мне казалось, что твой дом в другом районе находится.
– Был в гостях у Изуки, – Джунпей протянул Ито салфетку, чтобы она не марала линзы очков, безуспешно пытаясь протереть их пальцами. – Пошли, доведу тебя до дома, пока ты приключений не нашла.
Совесть не позволила бы ему со спокойной душой уйти домой и оставить одноклассницу мокнуть под усиливающимся ливнем, так что ему пришлось пойти на поводу у возведённого в пиетет долга чести. Он не ожидал, что Ясуко, которая ни за что не упустила бы возможность измучить его всеми возможными провокационными фразочками, вдруг так всполошится, будто он, Хьюга, предложил ей на спор съесть упаковку васаби, угрожая тем, что в противном случае сам затолкает его ей в глотку.
– Не надо! – Ито поначалу напугано отшатнулась,тем самым удивив одноклассника. Но затем вернулась к прежней себе драматичным высказыванием: – Мой муж очень строг и может заподозрить что-то, увидев нас вдвоём!
– Ты что, в театре кабуки?! – смутившись, громко огрызнулся Джунпей. – Решила играть в сэва-моно?
– Если бы я играла, – Ясуко вызывающе улыбнулась. – То только с тобой. И только в сёсагото.
– Нет, я определённо должен сказать тем людям, у которых ты живёшь, чтобы они показали тебя специалисту.
Ито ощутимо занервничала.
Если она немедленно не отговорит этого упрямого рыцаря от его благородной идеи довести её до дверей дома и передать «лично из рук в руки», то обернуться это может катастрофой. Глубоко убеждённая в том, что с выкрутасами Киёши, её голова уже успела обзавестись парой-тройкой седых волос, Ясуко не могла позволить свой бедной нервной системе пережить ещё один инцидент. Который она могла вовсе не пережить.
– Мой славный герой, я глубоко тронута вашим благородством, – мечтательно вздохнула Ито, между тем активно подталкивая одноклассника в противоположную от дома Киёши сторону. – Но вам уже пора, ваш боевой скакун за-жда-л-ся! Я доберусь своими силами.
– Угу, а завтра утром сдохнешь от пневмонии, – скептически хмыкнул Хьюга. – Не смеши. Хорош нести чушь, показывай дорогу!
– Ну, что вы, не нужно так старательно обо мне заботиться, – упорно и сквозь зубы процедила девушка. – Вас ждут славные подвиги, драконы и их сокровищницы. – Для неё это был вопрос жизни и смерти. – Так что давайте, валите отсюда, пока всех принцесс не разобрали!
Теперь Джунпей не хотел делать так, как она просила, чисто из вредности. Он упёрся ногами в землю и Ясуко вообще потеряла возможность сдвинуть его с места. Она честно старалась: толкала своими руками в спину, тянула его за руки, пыталась вытолкнуть собственной спиной и порывалась пнуть. Зря только время потратила.
Тем временем…
Никем незамеченный Кёске стоял позади этой пары с абсолютно нечитаемым выражением лица, держа в руке запасной зонт и тёплую кофту.
Ему стоило бы обозначить своё присутствие, чтобы сестра так не паниковала.
Он бы так и сделал.
Если бы только наблюдать за развернувшимся соревнованием не было так забавно.
Юноша посвятил сему действу пятидесятисекундный ролик на своём телефоне. И перед тем, как пойти в самый центр арены, он успел отправить этот шедевр Киёши, предварительно пометив:
«Гляди, к нам приехал Цирк дю Солей».
А в следующую секунду всё тот же Теппей получил ещё одно послание:
«И кстати, если хочешь заставить сестрёнку бегать – просто оставь в ванной весы на видном месте».
Безусловно Ито Кёске любил старшую сестру.
– Это домогательство! Я папе нажалуюсь!
– Ай! Да я быстрее сам на тебя в полицию заявлю!
Но издевательства над ней он считал своей привилегией.
