Охота, или Давай повторим это ещё раз

Предупреждение от автора: жестокость. Любителям Курапики читать с осторожностью _______________________________________________ "Сначала он ударил в голову, сюда", рассказывал Хисока, указывая пальцем на свой лоб. Курапика был готов в тому, что против него используют тот же метод. Он вскинул руку, защищая лицо — и пальцы хрустнули под чудовищным ударом (он не слышал, но почувствовал жуткую боль). Его отшвырнуло в сторону, он упал на раненую руку — и мысленно похвалил себя за то, что додумался подставить левую. — Я не Паук! — беззвучно закричал он крадущему чувства в пустоту, в никуда. И попытался встать, чтобы появилась возможность хоть держать оборону. Не смог. "Ещё он воздействует на чувство равновесия", — мимоходом упомянул Хисока во время их беседы о крадущем чувства в ресторане. Сказал как что-то малозначительное, попутно слизывая с пальцев сладкую белую массу. О том, как именно Флемминг воздействует на вестибулярный аппарат противника, Курапика узнал из собственного опыта. Когда-то давным-давно, лет восемь или девять назад, кажется, ещё когда он жил в Рюкусо, а род его был жив, Курапика с другом решили напиться, как взрослые. Стащили бутылку сладкого вина и вдвоём выдули её. Окончание смелого эксперимента ему помнилось смутно: его долго тошнило, а ещё безумно кружилась голова. И два дня потом мама выхаживала его после отравления. С тех пор он недолюбливал спиртное. Сейчас происходило примерно то же самое: любая попытка подняться сопровождалась сильнейшим головокружением и позывами к рвоте. Курапика кое-как приподнялся на локте. — Я не Паук... Второй удар пришёлся в левый бок, по рёбрам, и он отлетел в сторону ещё на несколько шагов. Попробовал вздохнуть — и почувствовал острую боль в груди. Нет. Не может быть. Те, кто пострадал от Пауков, не должны убивать друг друга. — Я не... От удара под дых из него вышибло весь оставшийся воздух, все слова, которые он собирался сказать. И последние остатки сочувствия к крадущему чувства. Кое-как он перевернулся на живот, и его стошнило кровью. Вывернуло наизнанку почти буквально, и боль от переломанных ребёр нестерпимо отдалась во всём теле. Ах, он, ублюдок, с внезапным ожесточением подумал Курапика, неловко размазывая по лицу остатки рвоты и не чувствуя прикосновения правой руки к губам. Больной сукин сын. Как там с ним Хисока справился? Почувствовал своим нен, приклеил к себе и бил так, что Флемминг сам еле ноги унёс. Отлично. Почувствовать врага через нен... Но Курапику покрывала аура крадущего чувства — холодная, словно ледяная корка. Надо предугадать следующий удар этой сволочи. Он отключился от боли в избитом теле. Полностью убрал свой нен. Прислушался. И почувствовал краем сознания что-то необычное совсем рядом. Пронизывающее, тёмное — он не знал, как описать это словами. Ощущение нен противника в чистом виде, без примеси иных чувств. Очередной удар был направлен явно ему в лицо — он вдруг осознал это за мгновения до контакта с ним противника и снова поднял левую руку, защищаясь. Последовавшая боль оказалась хоть и ожидаемой, но такой сильной, словно всё предплечье снесло начисто. Может, так оно и есть — и он теперь калека. Ну уж нет, подумал Курапика, корчась от боли. Нет, он так просто меня не получит. Раз этот урод не учёл ошибки из предыдущего раза, его можно поймать в подобную ловушку. Притянуть к себе цепью и задушить — той же цепью. Курапика перевернулся на спину, выбросил вперёд оставшуюся руку и довольно успешно отбил новую атаку, и следующую за ней. Только бы голова так не кружилась, подумал он, задыхаясь. А там, может, удастся продержаться до прибытия Хисоки — если тот уже не затаился где-нибудь и не наблюдает за его избиением. Однако Флемминг решил действовать хитрее и, совершив обманный выпад в лицо, неожиданно ударил в многострадальный бок. В последнее мгновение Курапика увернулсяя и отделался лишь скользящим ударом, содравшим, судя по ощущениям, всю кожу с левой стороны спины. В ответ он ударил цепью — и, кажется, не просто зацепил Флемминга, а поймал его. Курапика потянул цепь на себя, но Флемминг в ответ рванулся с такой силой, что палец выдрало из сустава, а цепь... Цепь порвалась. Он почувствовал это очень ясно — и растерялся. Его Цепь — его решимость, его клятва, его ярость — как она могла стать такой непрочной? Неправда, дело не в ней. Это всё чёртов Флемминг с его кошмарной способностью. И он ответит за всё. Курапика сосредоточился, невероятным усилием переплёл оставшиеся четыре цепи в одну и выбросил руку навстречу нен противника, целя в голову, доверяя остаткам чувств. Попал — цепь точно обвилась вокруг тела противника. Тот дёрнулся так, что Курапике показалось — у него оторвало все пальцы на руке. Но пальцы ещё оставались при нём, по крайней мере, точно до того момента, пока Флемминг не дёрнул второй раз. Курапика задохнулся от боли, но попытался сосредоточить остатки силы в руке — понимая, что даже если удастся оказаться близко к Флеммингу, то его рука ни для защиты, ни для атаки больше не годится. Словно прочитав его мысли, крадущий чувства перестал сопротивляться — и контратаковал, ударив прямо по остаткам пальцев правой руки. Курапика заорал, не слыша собственного крика и ощущая лишь, как рвутся от напряжения голосовые связки. Деформированные остатки цепи впились в плоть — и ему не оставалось ничего другого, как дематериализовать свой нен. Нож. У него ещё есть нож. Только достать уже нечем... ...и ещё что-то неуловимо поменялось. Словно толстое покрывало, которым нен противника укутал его, стало чуть легче и прозрачнее. Курапика ощутил постороннюю ауру. Совершенно иную, чем у Флемминга — полыхающую, горячую. Хисока. Вся злость на крадущего чувства выветрилась. Голова уже не так кружилась, и, хоть от каждого движения изувеченное тело стонало, Курапика кое-как лёг на живот и приподнялся на локте. — Не убивай его! — крикнул он. Оглушить, обездвижить — и поговорить нормально. С силой Флемминга шанс победить Пауков, пока они не добрались до Леорио с мальчишками, был бы куда выше. — Хисока, не убивай его! Прямо перед ним схлёстывались, сливались две ауры. Совсем рядом, совсем близко. Скорее всего, к Хисоке Флемминг тоже применил свою технику, но так как ему пришлось держать под контролем двух, она оказалась слабее. А Хисока, наученный горьким опытом прошлого раза, явно использовал какой-то иной метод сражения. И в исходе битвы сомневаться точно не стоило. Минут пять-шесть, а, может, целую вечность Флемминг ещё держался, но его убийственная техника не выстояла против Хисоки. Курапика понял это, когда в его абсолютно черный мир вдруг ворвались свет, звуки — и мучительная боль во всём теле. Он зажмурился, как человек, провёдший какое-то время в комнате без света, заморгал. А потом на его плечо легла рука, мокрая от крови настолько, что ткань одежды пропиталась ей мгновенно. — Всё закончилось, — с лёгкой улыбкой сказал Хисока. Курапика дёрнулся, и его снова вырвало. Не убирая руку с его подрагивающего плеча, Хисока повторил: — Всё закончилось. Ты выполнил свою часть договора. *** Это было закономерно. Не логично, но закономерно, думал Курапика. Если история начинается с того, что ты застаёшь измочаленного Хисоку, отлёживающегося в постели друга, и Хисока просит тебя найти избившего его монстра — то нет ничего удивительного в том, что в эпилоге ты сам окажешься на больничной койке, не менее измочаленный. После самого бесславного боя в своей жизни, который целиком провёл в положении лёжа, с перерывами на поблевать. А всё тот же друг будет менять повязки и поправлять подушки уже тебе. — Воды? А, может, ты в туалет хочешь? Здесь утка, если что... Чего стесняться, мы же друзья, оба мужчины, я и подержать могу... В смысле, утку, чтобы тебе удобнее было!.. Леорио вёл себя вроде бы как обычно, и в то же время слишком... Лебезил? Суетился? Заискивал? Иными словами, вёл себя так, словно был лично виноват перед Курапикой за то, что с ним случилось. А ещё его щека распухла и была заклеена пластырем. На вопрос встревоженного Курапики о том, что с ним случилось, Леорио ответил коротко: — Заслужил. Тем не менее, когда Курапика окончательно пришёл в себя и первым делом попытался подняться с постели с мотивацией: "Я сам себя излечу", Леорио повысил голос. — Слушай, ты себя видел в зеркало? Тебе врачи говорили, сколько у тебя повреждений? Давай так — завтра делай что хочешь: лечи себя, не лечи, мне всё равно. Но сегодня ты тихо-смирно полежишь в больнице. Я могу тебе книжку почитать или фильм включить на ноуте... Пришлось согласиться. Тем более, что после сражения с крадущим чувства и воздействия его кошмарного нен у Курапики не осталось ни ауры для самовосстановления, ни физических сил. События после смерти Флемминга мелькали в памяти, словно кадры фильма при ускоренной перемотке. Вот к нему возвращаются зрение, слух, осязание. Вот его тошнит под ноги присевшему рядом Хисоки. Вот он смотрит на свои руки и понимает, что всё не так плохо, как ему казалось — на левой всего лишь открытый перелом, а правая... кожа на пальцах сорвана и собралась в гармошку у ногтей. Но это если приглядеться, потому что сами пальцы — в кашу из-за последнего удара. Зато почти все остались при нём; разве что средний палец с правой руки, как ему рассказал потом передёргивающийся от воспоминаний Леорио, ему вручил Хисока — вместе с бесчувственным Курапикой, но отдельно от его тела. Вот у Хисоки звонит телефон. Клоун смотрит на имя звонящего, потом раскрывает сотовый и с любезной улыбкой прикладывает его к уху Курапики. — Хисока, твою мать! Где Курапика? Что с ним? Если ты... — Это я, — отвечает Курапика. — Я в городском парке. Около озера. — Я никак не мог тебе дозвониться... С тобой всё в порядке?! — кричит Леорио. — Не совсем, — отвечает Курапика и теряет сознание. Не успевая добавить, что его телефон сломан, и звонить на него больше не стоит. Дальше всё урывками: кто-то куда-то несёт его на руках; и Леорио орёт — то ли над ним, то ли ему; незнакомые голоса, обсуждающие его состояние (видимо, врачи); яркий свет и новая боль, только кричать сил уже нет, и очередное беспамятство. И теперь вот — вечер, платная одноместная палата, гипс на обеих руках, обмотанная бинтами грудная клетка, и груда антибиотиков и обезболивающего на тумбочке у кровати. И, разумеется, сверхзаботливый Леорио на стуле рядом с кроватью. В палату заглянула хорошенькая блондинистая медсестра и поинтересовалась здоровьем пациента. Леорио при виде неё расцвёл и не сводил глаз до тех пор, пока она не закрыла за собой дверь. И пока он не встретился взглядом с мрачным Курапикой. — Знакомая, — пояснил смущённый Леорио. — Я понял, — сказал Курапика. Леорио немного помолчал, поёрзал на стуле. Друг на больничной койке, худой, растрёпанный, был похож на сорванный и чуть подувядший одуванчик. Очень несчастный одуванчик. Ему побыстрее надо было сообщить о том, до чего он додумался сам, и что узнал от Хисоки. Но тогда придётся рассказать и о том, как он невольно помешал клоуну явиться на место битвы раньше, и в результате Курапика лишь чудом остался в живых. Ну и ладно, решил Леорио, отвечу за всё. Он сделал глубокий вздох — и оглянулся на открывающуюся дверь. Глазам изумлённых друзей предстал Хисока. Накрашенный, с уложенными волосами, в очередной из своих безумных одёжек, покрытой чёрно—красными карточными узорами. И с тортом в огромной прозрачной коробке. Почему-то именно этот торт удивил Леорио куда больше, чем само появление клоуна. — Приве-е-е-ет, — привычно протянул Хисока и вошёл в палату. — Чего явился? — буркнул Леорио. Хисока, не обращая внимания, прошёл к постели Курапики, бесцеремонно сгрёб лекарства с тумбочки и поставил на неё свой кошмарный кондитерский подарок. И лишь потом ответил на вопрос. — Ну как же, — сказал он. — Я хочу узнать номер твоего банковского счёта, Леорио. — Ещё чего!.. Хисока пожал плечами. — Я хотел перевести тебе деньги за работу. Не надо? Или ты стесняешься? Я могу перевести всё на счёт Курапики, и пусть он сам решает, сколько ты заслужил и сколько тебе стоит отдать. И ещё одна мелочь... Он достал из кармана что-то маленькое и нестерпимо розовое. — Информация обо всех владельцах Алых глаз. Даты и места приобретения, краткие сведения о владельцах, как настоящих, так и предыдущих. Всё свежее, всё достоверное. — Я хочу проверить, — заявил Леорио, и Хисока кинул флешку ему. — Надеюсь, ты не будешь настаивать на том, чтобы я оставался здесь, пока ты обзвонишь всех своих осведомителей и всех людей из этого списка, — усмехнулся он. — Ха-ха-ха. А ты откуда получил эту информацию? — фыркнул Леорио, вставая со стула. Не успел он дотянуться до ноутбука, Хисока уже сидел на его стуле, закинув ногу за ногу, сидел прямо перед кроватью. — Информация попала ко мне... скажем так, случайно. Но удачно, — сказал он, не оборачиваясь. Одарив его злым взглядом, Леорио сел на другой стул, поближе к двери и подальше от друга. Пока запускался ноутбук, он не сводил глаз с Хисоки. Мало ли чего можно ожидать от него — вдруг опять начнёт издеваться над Курапикой, с него станется. Курапика же вёл себя именно так, как клоун и заслуживал — сидел с непроницаемым лицом, глядя прямо перед собой и словно не замечая клоуна. Сразу понятно, что последний человек, которого он хотел бы видеть сейчас рядом — это Хисока. Фокусник тоже молчал, покачивая обутой в вычурную, с высоким каблуком и странными подобием бантика, туфлю ногой. Невольно Леорио задался вопросом, где Хисоке удаётся доставать женскую обувь такого размера. — Злишься, да? — спросил Хисока задумчиво. — А я ведь спас тебе жизнь... — Спасибо, — не глядя на него, отозвался Курапика. — Ты злишься, потому что я убил его. Но я, кажется, не гарантировал его безопасности после того, как ты мне его найдёшь. — Зато гарантировал нашу безопасность, а сам сделал нас приманками, — всё тем же равнодушным тоном парировал Курапика. — Я обещал, что на вас не нападут Пауки, и всё, — Хисока махнул рукой, словно речь шла о сущем пустяке. — Ты же умный мальчик, должен был сам понять, чем рискуешь. И я ловил его не только на вас. Постоянно хромать — это так утомительно, знаешь... И то верно, вспомнил Леорио. Когда он столкнулся с фокусником в подъезде его дома, то заметил, хоть и мельком: привычка чуть приволакивать ногу после нападения у Хисоки чудесным образом исчезла. — Всё в рамках договора, — резюмировал Хисока. — А ведь я бы мог, — вкрадчиво добавил он, — просто досмотреть до конца, в рамках того же договора. Это так забавно — смотреть, как один обиженный Пауками убивает другого. Курапика резко обернул к нему лицо. — Откуда ты знаешь про это? — "Сдохни, грёбаный Паук!" — так говорил этот очаровательный мальчик, пока тебя бил. И когда меня увидел, тоже что-то такое крикнул... Ты всё ещё хотел бы с ним объединиться? А он бы с тобой не стал никогда, ведь ты — Паук. — Я не Паук, — тихо возразил Курапика. — И я — не Паук. Но на меня он тоже напал. Зачем он тебе нужен, Курапика? Он ещё более безумен, чем даже я. Хотя, — Хисока оскалился, — если ты одобряешь его методы... на ком-то другом, конечно... Курапика побледнел и отвёл взгляд, и Леорио решил вмешаться в неприятный разговор. — У тебя всё? Ему нужно отдохнуть. — И поесть, — добавил Хисока, и его улыбка стала совершенно хищной. Он скользнул взглядом по загипсованным рукам Курапики. — Тебя действительно нужно кормить с рук. Я предложил бы свою помощь, но боюсь, твой друг будет недоволен. На глазах у изумлённого Леорио он положил ладонь на колено Курапики и медленно повёл вверх по ноге. — Без обид, верно? — он быстро подался вперёд, и у Леорио мелькнула дурная мысль, что Хисока хочет обнять Курапику напоследок. Но фокусник, не убирая руки с бедра его друга, лишь что-то прошептал на ухо Курапики, отчего бледное лицо его друга вспыхнуло румянцем. — Эй! — Леорио приподнялся со стула. — Ладно-ладно, — Хисока рассмеялся, игриво похлопал Курапику по колену и встал. — Если что — ты знаешь мой адрес. А ты, — он указал алым ногтём на Леорио, — займись им уже. Покорми чем-нибудь, он слишком худой... Он подошёл к дверям, не оглядываясь, махнул рукой на прощание — и исчез из комнаты. — Да уж... — пробормотал Леорио. Оглянулся на Курапику, щёки которого до сих пор горели. Откашлялся. — Знаешь последние новости? — буркнул он. — Про Пауков? — Что такое? — Куроро жив, здоров и передаёт тебе привет, — вздохнул Леорио. Курапика заморгал. — Но Хисока же сражался с ним. — Только в своих мечтах, — хмыкнул Леорио. — Постой, но как же... Тот охотник, да? — Да, Хисока дрался не с Куроро, а с охотником, про которого мы узнали из новостей. Это его он убил в тот день. Курапика нахмурился, неловко откинул с лица волосы. — Допустим, я подозревал это. Но цепь — я её не чувствую. Куроро освободился от моего нен — и обманул Хисоку? — Если верить последней версии событий, — вздохнул Леорио, — то цепь всё ещё на месте. Та женщина, которая вроде бы сняла цепь, на самом деле оказалась проходимкой. А может, сделала это специально... Короче, она сказала, что умеет контролировать чужой нен, но сначала ей надо "отделить" его от владельца, а потом подчинить себе и снять. Не знаю, что она там сделала на самом деле, но цепь теперь, говорят, настолько окрепла, что даже ты вряд ли снимешь. Хотя тебя убивать Пауки всё равно боятся — чтобы ещё хуже не стало. — Хисока сам тебе всё это рассказал? Но... серёжка? — Знаешь, мне даже думать не хочется, почему Куроро отдал ему серёжку. А узнал... ты же говорил, что он мог врать с самого начала, вот я и подумал, что если Хисока нам соврал, и на самом деле он не убил Куроро, то мог сколько угодно обещать, что нас никто не тронет. И что тогда ты наверняка согласился бы ему помочь. Сегодня утром я пошёл к нему, чтобы узнать правду — а он уже к вам бежал... Короче, это я его задержал, извини. Но он мне всё рассказал... Но ты представляешь, как этот сукин сын всё продумал, и за какое время он всё продумал, и как обставил? Только его избили, только он вырвался — сразу же решил снова его найти. А кто может помочь? Мы, потому что живём в том же городе. Потому что у него есть с собой серёжка — может, случайно оказалась, или он на всякий случай с собой её носил — мало ли, и можно всё представить так, что он на самом деле сражался с Куроро. Чтобы мы не пошли — побежали ему помогать. Я зуб даю, что он с самого начала решил лечь в какую-нибудь дорогую больницу — но надо же было перед нами посветиться своими ранами в бою. Вот как-то так... Курапика молча переваривал информацию. Леорио представлял себе его состояние: кошмарные сны, нервные срывы, постоянный страх за друзей — и всё напрасно, и всё из—за обмана размалёванного клоуна, которому позарез нужны было их согласие на участие. Затягивание поисков, регулярные и публичные встречи — всё лишь для того, чтобы крадущий чувства уверился в их дружеских отношениях и попробовал достать Хисоку через близких ему людей. И даже тот вечер, когда Леорио, преследуемый тремя подростками, чуть не отдал Богу душу от страха — даже тогда Хисока всего лишь приглядывал, не клюнул ли противник на живца. А у незадачливых Пауков и в планах не было трогать их. Курапика вдруг сделал резкое движение, словно хотел встать с кровати, и скривился от боли. — Леорио, далеко от моего окна до входа в больницу? — спросил он. — Да, это крайняя палата, — удивлённо ответил Леорио. — Жалко, — сказал Курапика. — Значит, даже ты не докинешь до него этот торт. — Он закрыл лицо загипсованной ладонью и вдруг расхохотался. — Сволочь... Он же знает, что я не люблю сладкое. Леорио терпеливо ждал, пока Курапика отсмеётся. С его точки зрения, мысль хоть немного откормить друга была здравой, но с гордым характером Курапики тот мог неделю не есть, пока не снимут гипс, только чтобы не оказаться в унизительном, с его точки, положении. С трудом справившись с истерикой, Курапика кивнул в сторону ноутбука. — Что там? — охрипшим от смеха голосом спросил он. — Не знаю, — буркнул Леорио. — Я же не буду, в самом деле, их всех обзванивать и спрашивать: "Извините, у вас случайно, нет пары Алых глаз зверски убитого рода Курута?" — Покажи мне. Леорио снова пересел поближе к нему и осторожно поставил ноутбук на колени Курапики. — Здесь файлы с именами, в каждом — информация о владельце и о том, когда и при каких обстоятельствах он приобрёл Алые Глаза. Только я не верю ему ни на... — Это правда, — сказал Курапика. — Сведения верные. По крайней мере, три имени мне знакомы... И я думаю, что это список Пауков. Леорио недоуменно нахмурился. — В смысле, они собрали всю эту информацию, чтобы следить за мной. Или кто-то собрал для них. Чтобы знать, через кого меня можно найти. Здесь я верю Хисоке. Кроме того, он знает, что если обманет в этом — я точно не буду больше с ним работать. — А ты что, собираешься? — ужаснулся Леорио. Курапика посмотрел на него устало, сонно. Попытался сдвинуть с колен ноутбук правой рукой. Леорио кинулся помогать ему. — Сегодня же Башо прилетает вечером, — пробормотал Курапика, зевая. — Попробуй до него дозвониться... и встретить у нас, если он уже сел в самолёт. Надо будет заплатить ему хотя бы за беспокойство... И ещё обзвонить тех охотников, с которыми мы назначили встречу, и всё отменить... — Да-да, конечно, — тихо ответил Леорио, поправляя одеяло. — И Сенритсу позвони, пожалуйста, поскорее, и скажи ей, что Пауков бояться не надо... Только про меня не говори... — Я всё сделаю. — И ещё... Тебе Хисока предлагал приехать к нему в гости на ночь? — Что? Нет, конечно, никогда! — возмутился Леорио. — Постой-ка, — сообразил он. — А тебе, что... предлагал?! Курапика не ответил, и Леорио понял вдруг, что он уже спит. Он осторожно закрыл ноутбук. Положил его на стул, прикрыл окно в палате и тихо вышел. Даже удивительно, думал он, шагая по коридору, что всё кончилось так быстро. Так страшно — но так быстро. Все приготовления и усилия пошли прахом, но, с другой стороны, это дало результат. Теперь главное — чтобы Курапика так же быстро оправился после пережитого. Судя по информации от Хисоки, двое миллиардеров, владельцев глаз, живут в их городе, так что уговорить Курапику съехаться в одну квартиру уже не будет проблемой. И он больше не будет один — даже если захочет. Леорио вздохнул и достал телефон. Надо окончательно разобраться с делами. А Курапике снился новый сон. Он — в кромешной темноте, совершенно один. И точно знает, что где-то там прячутся враги, а он — беззащитен. Шёпот раздаётся вокруг, и сотни невидимых рук чуть касаются его, пугая, дразня. Звать на помощь нельзя — потому что тогда могут пострадать и друзья. Он собирается сражаться один — снова. Но вдруг понимает, что в темноте светит солнце. Незаметное, но жаркое. Оно блестит на звеньях его цепи; отражается в мёртвых глазах Убогина; струится лучами по стволу оружия Пакуноды, лежащему рядом с её телом. Солнце нежно касается теплом его кожи, распаляя гнев, подогревая решимость, укрепляя в намерении идти до конца. И под невидимыми лучами его перед Курапикой открывается Дорога. Ровная, прямая, надёжная. Он становится на неё и понимает, что это — единственное и самый верное направление. Идти по залитой невидимым солнцем дороге так легко, так хорошо, что Курапика удивляется — как он раньше не додумался следовать именно этим путём. Дорога идёт, никуда не сворачивая, и, в конце концов, выводит его из тьмы. Прямо к Свету. *** — ...Алло, Сенритсу? — Леорио? Здравствуй... Что-то случилось? — Да нет... просто хотел сказать, что Куроро живой, и цепь на месте. Так что не волнуйся, не бойся, не переживай ни о чём!.. И это, как там Нострад? — Скорее всего, его признают невменяемым. И остатки состояния Нострад перейдут к Неон. Ты уверен в том, что?.. — Абсолютно. Ей тяжело, наверное... — Она держится. Неон — сильная девочка. Леорио... Что-то с Курапикой, да? — Да, но... Чёрт, тебя же нельзя обмануть, верно? Да, с ним. Но теперь всё хорошо. Не скажу, что в норме, но... Но теперь точно всё хорошо.