Сжигая мосты

— Ты женишься на мне… Таня смотрела мне в глаза с вызовом и какой-то дикой уверенностью с тенью сумасшествия. Её слова эхом отдавались в моей голове, пока я пытался разглядеть на её лице усмешку или доказательство того, что она пошутила. Я не хотел признаться самому себе, что это её настоящее условие, я просто сверлил Таню взглядом, ожидая, что она вот-вот разразится маниакальным смехом и скажет, что это был розыгрыш. Но она молчала, продолжая всматриваться в моё лицо, и я, наконец, заметил в её глазах какое-то подобие мольбы. Я тряхнул головой, отгоняя это наваждение, потому что точно знал, что этой расчётливой женщине не присущи какие-либо проявления добродетельных чувств, что всё, что она делает – она делает исключительно ради выгоды. Не нужно было обладать телепатическими способностями, чтобы разгадать её задумку, я был уверен, что она уже составила и продумала до мелочей, до единой запятой все пункты вероятного брачного контракта. Прошло всего несколько десятков секунд, пока я собирался с мыслями, ощущая, как тягучая тишина витает в воздухе, электризуя его до почти осязаемого треска. Таня ожидала моей реакции, и мне показалось, что она вся напряглась, готовая услышать мой ответ. — Зачем тебе это? – прищурившись, спросил я, осознавая, что есть ещё куча способов, чтобы обобрать меня до нитки и для этого не обязательно было связывать себя узами никому не нужного брака. Таня резко отвела взгляд в сторону и ещё раз затянулась едким дымом. Мне показалось, что она немного расслабилась, во всяком случае, воздух в гостиной уже не трещал так осязаемо. — Сама не знаю, — вдруг выдала она, всё ещё не глядя на меня. – Может, ты мне нравишься? Она повернулась, выпуская струйку дыма в мою сторону, в её глазах вновь читался вызов. Она явно затеяла очередную игру, в которую мне совсем не хотелось играть. Гадать сейчас о том, где правда, а где ложь и притворство не было сил. Вся эта ситуация выглядела до боли комичной и бессмысленной. — Избавь меня, — я прыснул. – Ты ещё в любви мне признайся и мы заживём долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас. Нервное напряжение последних дней вдруг вылилось из меня громким смехом. Я не мог, да и не хотел сдерживать себя, когда представил церемонию бракосочетания с Таней и нашу возможную совместную жизнь. Мой нервный смех разливался по гостиной, но Таня не собиралась делить со мной моё веселье, она лишь с ненавистью наблюдала за моими действиями, дёргано поднося сигарету к ярко накрашенным губам. Я хохотал до коликов в животе, до сведенных скул, до осипшего голоса и готов был поклясться, что выглядел при этом как сумасшедший, психически нездоровый маньяк, расчленяющий бездыханный труп своей жертвы, получающий удовольствие от вида прыскающей повсюду крови. — Ты больной, Каллен! – зло проговорила Денали, когда моё тело перестало биться в судорогах безудержного, нездорового смеха. — Ты уже и свадебное платье себе подобрала? – я вновь захохотал, сгибаясь пополам. Таня с силой затушила сигарету о дно пепельницы. Я буквально ощущал, как щупальца её густой ненависти тянутся к моему горлу, чтобы туго обвить его и с силой сдавить. Одного я не мог понять, почему она так бесится: я всего лишь посмеялся над её попыткой внушить мне веру в то, что она не бездушная тварь, она могла бы присоединиться и посмеяться над глупостью своего предложения вместе со мной вместо того, чтобы задыхаться от ярости. — Если ты думаешь, что брак со мной спасёт тебя от моей мести – можешь расслабиться, мне это уже не нужно, — процедил я, придя в себя после приступа нервного смеха и наблюдая, как Таня встаёт с кресла и оправляет короткую юбку. – Тебе нужны деньги – я могу поделиться, теперь могу. Хочешь большую долю в моей компании – бери, только избавь меня от своего общества навсегда. Серьёзно, на что ты рассчитываешь? На мою верность и уважение? Могу сказать с уверенностью, что ни один брачный контракт не заставит меня лечь в твою постель, только не теперь, ты мне противна. Меня больше привлекает перспектива ежедневно лицезреть небо в клеточку на протяжении десяти лет, чем перспектива ежедневно лицезреть твою физиономию рядом на подушке, — уже серьёзно проговорил я, морща нос от отвращения. — Как ты заговорил, — выдавила она, подходя ближе. – Что-то я не заметила, чтобы ты был против оставаться со мной в постели последний год. — Тогда я ещё не знал, какая ты мерзкая и жадная сволочь, — выплюнул я, с подозрением наблюдая, как Таня медленно приближалась ко мне. — Да ладно тебе, Эдвард, — тихо ответила она, игнорируя мои оскорбления, — каждый пытается выживать так, как он умеет. Ты такой же охотник за деньгами, как и я. Согласись, как бы мы не кричали на каждом шагу о феминизме, всё равно власть в этом мире принадлежит мужчинам, а нам, женщинам, остаётся только наша красота и привлекательность. Будь ты хоть семи пядей во лбу, если у тебя между ног ничего не болтается, вряд ли ты сможешь добиться чего-то достойного в современном мире. — Это слабое оправдание твоей жадной натуре, ты пыталась незаконно присвоить себе чужие деньги, это преступление, — нехотя ответил я, пытаясь бороться с отвращением. Что-то было в голосе Тани такое, что заставляло меня прислушиваться к её словам, что-то новое, непривычное, смутно напоминающее искренность. — Подумаешь, попыталась увести пару миллионов у разжиревших толстосумов, они бы не обеднели, — проговорила Таня таким тоном, будто бы считала это в порядке вещей. — Ты отпетая мерзавка, эти миллионы к ним не с неба упали, они их заработали. Ты, чёрт возьми, подставила меня, а теперь предлагаешь мне жениться на тебе? Ты сумасшедшая, если искренне считаешь, что я смогу забыть это и продолжить трахать тебя по любому поводу. Признаюсь тебе, что у меня вряд ли теперь на тебя встанет. — Может, проверим? — Таня вновь надела маску коварной соблазнительницы и, ехидно улыбаясь, протянула ко мне свои руки, которые в ту секунду казались мне скользкими щупальцами морского чудовища. — Ты жалкая, — выдавил я сквозь зубы. – Даже теперь ты пытаешься использовать секс. Мне это уже не интересно, честно, не трать свою энергию зря, лучше направь её на какого-нибудь очередного старикашку. Я перехватил её запястья и с силой оттолкнул назад. Лицо Денали вновь налилось яростью. — Да что ты вообще видел в своей жизни? Замарашку-жену и капризного ребёнка? Скудный минет по праздникам? Если бы не я, ты бы никогда не решился построить этот завод… Она не успела договорить, как моя рука обхватила её лицо, с силой сдавливая пальцами её щёки и затыкая ей рот, в котором застрял рвущийся наружу поток слов. — Не. Смей. Упоминать. Своим. Грязным. Ртом. Мою. Семью, — рычал я, выделяя каждое слово и наблюдая в её глазах мгновенно зародившийся страх. – Ты и мизинца их не стоишь! Таня одернула мою руку, заглядывая мне в глаза. — Ты всё ещё любишь её, — зло подтвердила она то, что я сам от себя тщательно скрывал последние месяцы. Найдя тень подтверждения своих слов в моих глазах, Таня резко изменилась в лице, на котором теперь читалась растерянность. – И что в ней есть такого, чего нет во мне? Почему вы все любите одних, а трахаете других? Она спросила это уже без злости, только с какой-то едкой горечью, словно подтверждая тем самым ненавистную правду. Что-то поменялось в Тане. Она сползла на диван, и мне вдруг показалось, что вся её уверенность в себе испарилась, а на её место пришло какое-то отчаяние. Денали выглядела теперь как затравленный зверь, который только что осознал, что его загнали в силок и что жить ему осталось совсем недолго. Меня такие перемены в мгновение привели в ступор. Я интуитивно ощущал, что она именно сейчас не притворяется, что именно сейчас она настоящая. Я не мог ничего ответить ей, мне казалось, что ещё секунда и она расплачется, хотя меня это уже не трогало. Мне неожиданно стало понятно, почему Таня такая. Она не знает, что такое привязанность, потому что её никто никогда не любил. Она осталась без родителей в детстве, и это отразилось на её восприятии мира, она никому не доверяла, она могла положиться только на себя. Я почувствовал, что жалость к этой женщине, которая сейчас позволила себе быть слабой и уязвлённой, вытесняет отвращение к ней. Таня одинока, она душевно одинока, и теперь я это явно понял, осознал, что её равнодушие служило всего лишь прикрытием, её нежелание изливать душу кому бы то ни было – защитная реакция. По сути, сейчас мы с ней были оба одиноки и осознание этого факта никак не добавляло ненависти к этой женщине. Она верила в свою собственную правду, которую выдумала, холила и лелеяла, верила в неё всем сердцем и закрывала это сердце от других. Просто у Тани не было рядом любящего человека, который смог бы вовремя ей объяснить, что её правда – далеко не истина, что она заблуждается и идёт по неправильной тропинке, ведущей в непроглядное одиночество. Не успел я поверить, что Таня способна что-то чувствовать, как она вновь натянула на лицо маску стервы и сексуальной маньячки. — Ладно, Каллен, раз свадьба отменяется, — она нервно хохотнула, запоздало, надо признать, — давай по существу. До определённого момента я действительно хотела тебя подставить, обокрасть и использовать, я это признаю. Но, думаю, будет справедливо, если ты отплатишь мне за мою верность и готовность удовлетворять тебя весь прошедший год семидесятью процентами акций твоей компании. Я ожидал чего угодно от неё сейчас, но только не такого легкого отступления. Таня явно оценила все плюсы и минусы, вероятности и возможности и приняла решение отступиться, дабы не переборщить. Денали всегда была отличным стратегом, её маневренность в данный момент подтверждала моё наблюдение. — Это твоё условие? – я задал вопрос, начиная верить, что Таня уязвима, что она действительно не просто так хотела женить меня на себе. Я вдруг почувствовал, как острый язык самолюбия лизнул меня по сердцу, оставляя за собой приятный привкус ощущения власти над этой женщиной. Это было неожиданно и от этого ещё более приятно. — Да. Я посчитала, что через два года фабрика начнёт приносить неплохой доход, так что семьдесят процентов акций будет достаточно. — Ты перегибаешь палку. Я готов отдать только сорок процентов, — проговорил я уверенно, решив проверить правдоподобность моей догадки. На самом деле, я готов был отдать ей и девяносто процентов, но, во-первых, я коммерсант и знал все правила торговли и умел торговаться не хуже продавца мяса на рынке, а во-вторых, мне хотелось убедиться, что у Тани ещё есть шанс измениться в лучшую сторону. — Всего несколько минут назад ты был готов отдать мне всё, что имеешь, а теперь зажал семьдесят процентов? — Сорок девять и точка, — проигнорировал я её высказывание, внимательно наблюдая за её реакцией. Я уже знал, что она согласится, и от этого где-то в глубине сознания начинал зарождаться маленький лучик света, согревающий моё сердце и тешащий моё самолюбие. — Скажи мне, как так получилось, что теперь ты диктуешь условия, Каллен? – спросила она с наигранной дерзостью, но я чётко мог почувствовать в этом вопросе горечь. Теперь, когда я увидел в Тане сквозь толстую маску безразличия, чёрствости и жестокости проявление её настоящей сущности, я имел на руках все козыри. — Ты знаешь почему, — серьёзно ответил я, глядя ей в глаза. — Половина так половина, — Таня протянула руку для пожатия. — Сорок девять, — повторил я и крепко обхватил её ладонь, скрепляя договорённость. Мы смотрели друг другу в глаза и каждый из нас знал, о чём думает другой. — Почему ты это сделала? – прямо спросил я, не в силах сдерживать своё любопытство. Мне требовались хоть какие-то ответы на снующие в голове вопросы. – Если бы ты призналась мне раньше, до того, как Джаспер мне всё рассказал, всё могло бы быть по-другому. Таня медленно высвободила свою ладонь и отвела взгляд в сторону. Я продолжал ждать её ответа, мне хотелось верить, что я не зря потратил год своей жизни, проведя его с бездушной стервой, а прожил его с женщиной, которая действительно была ко мне привязана. — Ты хочешь думать, что во мне есть что-то хорошее и надеешься, что я позволю этому выбраться на поверхность? Я тебя разочарую – я не хочу, чтобы это прорывалось, мне это не нужно. В её словах было всё, что я хотел услышать, и я не мог до конца понять почему, но это принесло мне огромное облегчение. У меня будто бы бетонная плита, тяжесть которой мешала мне дышать полной грудью, упала с плеч. Я почувствовал себя лучше, настолько лучше, что даже позволил себе полуулыбку. Таня обернулась в мою сторону и вдруг прильнула к моей груди, проводя указательным пальцем по оголённому участку моей шеи. — Может, прощальный секс? – хрипло промурлыкала она, заглядывая мне в глаза. — Не интересно, – я беззлобно отодвинул её от себя на расстояние вытянутой руки. — Как скажешь, — она слегка пожала плечами и направилась к выходу, привычно виляя задом, а я не мог поверить в то, что так легко отделался. Я больше не злился на Таню. Она такая, какая есть – с детства привыкшая выживать, не признающая никаких тёплых чувств и привязанностей, искренне верящая, что деньги – главное в жизни, использующая свою привлекательность и сексуальность для воплощения своих целей. Казалось, что секс заменяет ей все эти ненужные чувства, которые только портят и усложняют нам жизнь. Куда как проще быть бездушной машиной, не впускающей в сердце никого ближе, чем на сотню метров, или делая вид, что не впускает. Таня была права, я не далеко от неё ушёл, не стоит искать себе оправдание. Я так же, как и она, верил, что деньги важнее всего, задвигая на задний план другие, более важные ценности, забывая о своих близких и пускаясь в водоворот удовлетворения своих низменных потребностей. Утешало лишь одно – я осознал, что всё это пустое, а значит, ещё не всё было потеряно для меня в этой жизни, у меня ещё был шанс спасти свою душу от окончательного разложения. Я вдруг понял, что Таня, сама того не замечая, преподала мне очень важный урок. Урок о том, как нужно жить, на что нужно направлять свою энергию - теперь я точно знал, что не на погоню за деньгами. Человеческая натура такова, что чем больше мы зарабатываем, тем больше потребляем, а не наоборот. Мы превратились в говноешек, видящих смысл своего существования в удовлетворении своих потребностей, которые сами же и взращиваем. Теперь я точно знал, что на самом деле ценно в жизни и что имеет настоящее значение. Я извлёк из кармана телефон и набрал знакомый номер, мне нестерпимо хотелось поговорить с единственным человеком, в любви и привязанности которого я мог быть уверенным, во всяком случае, мне хотелось верить в то, что я ещё не всё загубил, не до конца разорвал связывающую нас нить родства, кровного родства. По сердцу сразу разлилось тепло, стоило мне услышать звонкий голос своей дочери на другом конце провода. *** Ещё целый месяц нам потребовался, чтобы вернуть зависшие деньги обратно на счета моей компании. За это время я несколько раз летал в Сиэтл на переговоры, где мне приходилось встречаться и с Таней, чтобы окончательно задокументировать нашу договорённость. Надо признать, что вела она себя непривычно и даже странно. Таня перестала изображать из себя глупую блондинку, она выглядела нацеленной на работу и готовой включиться в мозговой штурм. Она спокойно общалась со мной, хотя я замечал, как ей всё ещё неловко находиться в обществе Джаспера. Я знал, что она не смогла простить ему его предательства, он был единственным человеком, которому она доверяла. Хейл в свою очередь прятал от неё взгляд, и я кожей ощущал, как от него волнами исходит чувство вины и желание быть прощённым. Как я и обещал, Таня получила сорок девять процентов акций моей компании, и где-то в глубине души я чувствовал, что это в какой-то степени даже справедливо. Я не мог отрицать того факта, что Таня принимала активное участие в поисках инвесторов, пусть и делала это ради воплощения своих корыстных целей. Теперь, когда я успокоился на её счёт, я мог трезво оценить, что именно она подтолкнула меня к решительным действиям, она убедила меня, что всё получится, она потащила меня в Китай. Порой мне даже казалось, что Таня не смогла бы довести дело с кражей миллионов до конца, а может быть я просто хотел в это верить. В любом случае, я уже не чувствовал к ней ненависти, хотя нельзя было отрицать, что осадок от всей этой ситуации осел в моем сознании глубоко и надолго, я не мог ей доверять и постоянно был настороже, по привычке ожидая очередного подвоха. Подвоха не последовало, Таня с готовностью подписала все необходимые документы и уже через три дня шестьдесят миллионов вернулись на мои, а вернее, теперь наши с Таней счета. Я по-прежнему оставался обладателем контрольного пакета акций и был спокоен, что без моего ведома теперь ни одна муха не пролетит мимо, только не после всего случившегося. И хотя я доверял Джасперу, я всё же отнял у него право принимать какие-либо значащие решения без моего вмешательства. — Мы потеряли полтора миллиона на банковских комиссиях при переводах, так что мне придётся удержать эти деньги из твоей доли по прибыли, — прямо сказал я Тане, когда окончательно убедился, что все деньги на месте. — Я бы возмутилась, но, похоже, у меня нет выбора, — процедила она, складывая разбросанные по столу в зале переговоров бумаги в одну стопку. Я обратил внимание, как Джаспер бросил на неё взгляд, полный удивления. Даже Хейл заметил перемены в Тане, и это его тоже настораживало, как и меня. Таня не так-то легко расставалась с деньгами, особенно со своими. Когда я уже собрался выйти из зала, Таня вдруг окликнула меня, я обернулся и увидел, как Джаспер заторопился на выход, понимая, что мне предстоит какой-то личный разговор. — Что ещё тебе нужно? – с неохотой спросил я, наблюдая, как Таня скользит взглядом по мне. — Я скучаю, — промурлыкала она в свойственной ей соблазнительной манере, делая едва заметный шаг в мою сторону. Я замер, внимательно вглядываясь в её лицо. Эти проявления нежности мне сейчас были совсем не к месту. Где-то в глубине души я знал, что она не лжёт, но верить в её слова совсем не хотелось. Я устал от этих игр, устал постоянно ожидать от Тани неприятных сюрпризов, мне хотелось покончить с нашим прошлым раз и навсегда, но сделать это было трудно, Таня явно не собиралась так легко сдаваться. Усугубляло положение её постоянное присутствие в моём офисе. Таня приняла моё замешательство за согласие и приблизилась ко мне вплотную. Я ощущал её теплое дыхание на своей шее, и это ощущение будило во мне задвинутые на задний план воспоминания о её горячем языке. Аромат её духов был настолько знаком мне, что моё тело по привычке реагировало на него совсем не так, как бы мне хотелось. У меня уже больше месяца не было женщины, и я не мог не признать, что лёгкое касание пышной таниной груди о мою грудь волновало меня. Пока я пытался понять, почему всё ещё реагирую именно так, Таня провела ладонью по моей груди, спускаясь ниже к животу. Её прикосновения приносили мне некоторое подобие удовольствия, но я определённо мог сказать, что это всего лишь привычка моего тела и результат длительного воздержания, который особенно остро ощущался после непрерывного сексуального марафона, пережитого моим организмом за последний год. — Эдвард, я так скучаю по твоим рукам, — прошептала она мне в шею, запуская другую руку в мои волосы, прижимаясь ко мне ещё сильнее, так, что я уже чётко ощущал упругость её груди. Я вздрогнул, когда она дотронулась кончиком языка до моей кожи, и понял, что больше не хочу наступать на те же самые грабли, которые разбили мне лоб до крови в прошлый раз. Я обхватил её запястья, медленно отодвигая от себя, и совершенно чётко прочёл в её глазах разочарование и что-то ещё, похожее на боль. — Таня, между нами всё кончено. Я не хочу тебя… — Твой член так не думает, — проговорила она, нагло положив ладонь в область моего паха. — Открою тебе секрет – член вообще думать не может, зато я могу, теперь могу, — уверенно сказал я, уже более настойчиво убирая её руки от себя. – Давай установим правила, иначе мы не сможем работать вместе. Я не в восторге от того, что ты теперь являешься обладателем крупного пакета акций и, хоть и не по моей воле, но всё же ты имеешь право принимать участие в управлении компанией, хотя последнее слово всегда будет оставаться за мной. Я не хочу, чтобы мы стали врагами, у нас общая цель – благополучие нашей фирмы, поэтому предлагаю расставить все точки на «i». Мы только коллеги и все наши контакты будут ограничиваться залом для переговоров. В остальное время ты не ищешь со мной встреч и не пытаешься меня соблазнить, иначе мне придётся искать другой выход. — Ты вот так просто вычеркнешь меня из своей жизни? – недоверчиво переспросила она. — Из личной – абсолютно точно, уже вычеркнул. Я кое-что переосмыслил за последнее время и, надо признать, не без твоей помощи. Так что если хочешь оставаться моим партнёром – никаких намёков и упоминаний о прошлом, меня это больше не интересует. Говорю абсолютно серьёзно – оставь свои попытки затащить меня в постель. — Да поняла я, — ответила Таня, и я почувствовал в её голосе нотки горечи и разочарования, которые обычно испытывают отвергнутые женщины. – Только партнёры. — Вот и умница. Я всегда знал, что здравый смысл тебе не чужд, — с этими словами я шутливо ткнул указательным пальцем в кончик её носа и уверенным шагом вышел за дверь, оставляя растерянную Таню в замешательстве. *** Строительство завода приближалось к завершению и мне пришлось вновь вернуться в Китай, чтобы довести дело до конца. Уже в конце мая был ввинчен последний шуруп и потребовалось ещё две недели, чтобы фабрику приняла комиссия и мне разрешили поставить её на баланс предприятия. Обходя завод по периметру, я ощущал гордость за себя, за то, что всё-таки сделал это, несмотря на то, каких сил и потрясений мне это стоило. Я чувствовал невероятный душевный подъём и так радовался завершению проекта, что расщедрился и выдал премии всем бригадам, участвующим в строительстве на протяжении всего времени. Ещё несколько недель ушло на поиск команды управленцев, которой я и поручил поиск сотрудников и рабочих. Я прекрасно знал, что завод не сможет заработать в один момент на полную мощь, необходимо время, чтобы обучить сотрудников, наладить производство и отрегулировать поток продукции. Но мне нестерпимо хотелось вернуться в Сиэтл хотя бы на несколько недель, чтобы повидаться, наконец, с дочерью. Где-то в глубине души я желал увидеть и Беллу, но не сильно на это рассчитывал, зная наверняка, что она по привычке будет меня избегать, передав Ренесми моей матери, а появиться в кафе, где она работала ещё раз, я бы не посмел. Убедившись, что команда управления вполне справится с поставленными мной задачами в ближайшие две недели, я со спокойной душой прилетел в Сиэтл. Оставаться в гостинице мне не хотелось, поэтому я сразу же назвал таксисту адрес дома, где теперь жила Элис. Признаюсь, моё сердце заходилось странным ускорением, когда я по пути домой думал о том, что наконец-таки смогу поговорить с сестрой. Хоть я и поставил себе задачу не вспоминать и не выспрашивать о Белле, я подсознательно готов был нарушить эту постановку, кляня себя за слабость. На моё счастье Элис оказалась дома. Она тепло встретила меня в присущем ей радостном возбуждении. Она знала, что я прилечу, но судя по тому, что она перебирала наряды в шкафу, оставаться со мной дома явно не входило в её планы. — Ты сильно устал после перелёта? – прощебетала девчонка, прикидывая на себя чёрное платье. – Как насчёт того, чтобы выбраться куда-нибудь из дома вечером? — Я только что вернулся и пока не готов к вечеринкам, — честно ответил я, устало вытянув ноги в кресле. — У тебя есть несколько часов на отдых, — игнорируя мой тон ответила негодница. – Примешь ванну, поспишь и будешь как новенький! Давай, не кисни, тебе надо встряхнуться. Посмотри на себя, ты похож на столетнего старикашку, хотя, тебе сколько там? – она обернулась, прищуривая веки. — Двадцать семь, — проговорил я. — Вот именно! Доверься мне, тебе понравится выставка. Кстати, ты есть хочешь? Последний вопрос задвинул на задний план информацию о выставке, я мог чувствовать только сильный голод. — Хочу, — признался я. – Ты собираешься меня кормить? — Конечно, я ждала твоего приезда! Должна же я тебя как-то отблагодарить за то, что живу в твоём доме, - рассмеялась она. - Сейчас всё будет! – Элис собралась уже выпорхнуть за дверь, как резко обернулась: — Ну так ты идёшь? — Иду, не хочу, чтобы ты меня считала старикашкой, это не правда! Элис победно улыбнулась, послала мне воздушный поцелуй и удалилась в кухню, напевая под нос какую-то незнакомую мелодию.