Оковы самурая

      Ёкай ушёл, оставив тягостное ощущение. Нет, я был прав, отказав. Я не актёр, чтобы разыгрывать сценки по первому требованию. Тем более - на такие бесцеремонные просьбы. Однако... Разочарование в глазах ёкая всё же кольнуло. Словно бриллиант оказался кварцем. Конечно, я не должен жаждать оценки каждого мимопроходящего духа, но... Всё равно неприятно. Почему-то.       Однажды на тренировке я почувствовал чужой взгляд. Я слегка двинул плечом, стряхивая его, но замер, прислушиваясь к себе. Это был тот же самый взгляд. То же самое ощущение свежего ветра после грозы.       Значит, ёкай продолжает следить за мной... Вот неугомонный! Ушёл и ушёл, нечего нервы трепать. Так нет же, торчит где-то невидимый!       Мысленно вздохнув, я вернулся домой и начал готовить всё необходимое. На всякий случай. Не хотелось бы, чтобы этот злосчастный дух снова застал меня врасплох.       Хаянава* легко улеглась в рукаве, хоннава заняла свое место на оружейной стойке рядом с тэссэном. Немного поразмыслив, я достал и кляп из плотной кожи – если верить сказаниям, многие ёкай могут зачаровывать голосом, а конкретно этот все время выбивает меня из равновесия. Взять хотя бы то, что я столько времени не мог выбросить его из головы!       Пока я был в доме, ощущение чужого взгляда пропало – видимо, ёкай предпочитал скрываться от чужих взглядов в саду. Можно было бы продолжить тренировку... Но настрой уже ушел, да и выполнил я все обязательные ката. Так что веревки были отложены до следующего раза.       В следующий раз ощущение взгляда возникло как раз в тот момент, когда я перебирал верёвки, проверяя их состояние. Я нарочито замедлил движения, показывая, что заметил его.       – Ух ты! – раздалось над ухом. – А зачем тебе столько верёвки? Будешь макраме плести?       Голос звучал совсем рядом, и я мимолетно подосадовал, что не заметил, как ёкай подобрался настолько близко. Но, с другой стороны, было намного проще поймать его. Просто выбросить руку, хватая одежду, и крутануться, сбивая ёкая с ног. А руки тем временем сами сплетали намертво заученные петли и узлы, заламывая руки за спину и захлестывая отдельными петлями горло и правую ногу. Я испытал даже некоторое удовлетворение от того, как ровно легли узлы, и задумчиво пропустил между пальцев шнур хоннавы, размышляя, каким же именно способом связать своего пленника.       Почему-то отдельной техники для связывания ёкаев еще никто не придумал...       – А-а-а... – довольно протянул лежащий на полу ёкай. – Теперь всё понятно. Очень предусмотрительно. Не думал, что ты поклонник БДСМ. По тебе и не скажешь, ага... Но мне кажется, ты слегка поспешил. А познакомиться? А угостить сакэ? А то трезвый я очень стеснительный.       Я просто подавился вдохом - настолько сильным было возмущение от такого заявления. Будь у меня в руках конец хаянавы – ей-Ками, придушил бы. Немного, но разговорчивости поубавило бы. Не знаю, что такое загадочный «БДСМ», но почему-то мне показалось, что искусство ходзё-дзюцу** только что низвели до пресловутого шибари***, которое получило довольно сильное распространение в последнее время.       – Много чести. Что, каждого пленника сакэ поить?       – Только особенных, – бесстыдно улыбнулся он.       Теперь мне захотелось его пнуть.       Он лежал на полу совершенно расслабленно, будто его нисколько не заботили верёвки и нависающий над ним весьма злой самурай. Это было немного обидно, но в то же время вызывало уважение. Многие хамы наглые только до первой взбучки, а этот держится. И хоть слово – не моё оружие, я не мог не оценить стойкость ёкая.       – Я тебя особенно свяжу, – сухо пообещал я, принимаясь оплетать его хоннавой.       Определенно, этот ёкай не заслужил, чтобы его связывали как крестьянина или торговца. Но и как аристократа – нет. Лучше уж как шиноби – именно в этой технике учитывается возможное владение противника необычными техниками или же очень развитая гибкость. Однако, отдавая уважение его умению держать себя в руках – и, что уж таить, умению выводить меня из себя, – я завязал несколько нетипичных узлов. Однако общий рисунок от этого не пострадал, даже напротив, стал оригинальнее. Пожалуй, стоит его запомнить. В последнюю очередь я прикрепил кляп, после чего усадил спеленатого пленника на пятки и задумался, а что же мне с ним дальше делать?       Пока я размышлял, ёкай завозился, начал недовольно ёрзать и попытался коснуться подбородком плеча. Ничего, конечно, не получилось. Он замычал и умоляюще посмотрел на меня большими карими глазами. На миг меня даже кольнула совесть - таким несчастным и безобидным он выглядел... Но я напомнил себе, что это ёкай, и играть на слабостях людей - его натура. Поэтому в ответ ёкаю достался только безмятежный взгляд без тени обуревающих меня чувств. Ну, я надеюсь. Ёкай в ответ тяжело вздохнул и опустил голову. Так, и что с ним делать? Отвести в храм, всё-таки, там должны знать, как бороться с приставучими духами. Да, наверное, так будет лучше всего...       Услышав какой-то подозрительный шорох, я тут же вперил в ёкая внимательный взгляд. Он ответил мне совершенно невинным взором. Только нос слегка покраснел, будто... ёкай... его... почесал.       Ксо-о-о-о...       Очень хотелось протереть глаза, но это порождение нечисти смотрело на меня настолько невинно, что ощущение какой-то гадости возникало просто само собой. Это не считая того, что в такой позе дотянуться носом до плеча физически невозможно, чтобы его почесать, нужны свободные руки. Но я готов поклясться, что все узлы целы и затянуты, как положено! Я зажмурился и тряхнул головой. Может, мне просто снится происходящее? Может, мне вообще этот ёкай привиделся?       Открыв глаза, я посмотрел на пленника почти с надеждой – вдруг исчезнет? Ёкай был до обидного реален, даже приподнял брови в немом вопросе. Я вздохнул.       – В храм. Пусть с тобой служители Ками разбираются.       В ответ ёкай посмотрел на меня так, что я снова перепроверил все узлы. Целы. Всё цело, ёкай связан с головы до ног, и даже рот заткнут. Так почему у меня такое ощущение, что это он вышел победителем из схватки?..       Я хотел крикнуть слуг, чтоб приготовили повозку, но замер, едва повернув голову. Ёкай все чудачества творит только тогда, когда я на него не смотрю. Если я отвернусь или даже уйду – нет никаких гарантий, что он просто не исчезнет. Я медленно повернулся. Ёкай затрясся всем телом, смеясь. Захотелось совсем по-детски воскликнуть: «Ничего смешного!», но, разумеется, я промолчал.       Только вот выглядеть идиотом, вернувшись со слугами к пустым веревкам, мне совсем не хотелось. Так что после секундного колебания я все же забросил ёкая на плечо, позаботившись, чтобы согнутые ноги торчали вверх. Ослаблять или, тем более, перевязывать веревки, чтобы он мог идти сам, я не собирался.       Ёкай возмущенно замычал что-то, заерзал, словно норовя свалиться с плеча. А поскольку он был довольно тяжелым, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать беспокойную ношу.       – Слушай, а там в храме монашки хоть симпатичные? – послышался бодрый голос. – Может, нафиг изгнание, прошвырнёмся с ними?       Как я не уронил свою ношу – одни Ками ведают. И чего мне стоило не подпрыгнуть от веселого, довольного даже голоса ёкая – тоже.       – Ты! Как ты это сделал?!..       Разговаривать с торчащими к небесам пятками ёкая было как-то странно, поэтому я снова опустил его на землю, попутно убедившись, что веревки пока целы.       – Этот кляп был невкусным, – авторитетно пояснил ёкай. – В следующий раз смажь чем-нибудь сладким, а то как-то неэтично.       На шее свободно болтался ремешок от кляпа. Срез был неровным, словно в самом деле его сгрызли.       – Женщины не служат в храмах, – почему-то совершенно невпопад ответил я. – Если только в храмах удовольствия, но туда я тебя точно не поволоку. Кто ты такой вообще?       Лишь в последний момент мне удалось удержать нервное: «И почему ко мне привязался?»       – А зря. Меня как-то уже затаскивали силком в бордель... А я ещё отбивался, дурак. Кажется, моё имя на вашем языке будет звучать как Сёриша, – он немного подумал, поморщился. – Хотя мне и не нравится его звучание. Как-то... Уменьшительно-ласкательно, не считаешь? Нет, ну, я, конечно, маленький няшка, но Сёриша – это как-то слишком мелко. Может, Сёришухен? Как думаешь?       – Не вижу ничего забавного в этом имени. А вот второй вариант означает: «Рисовое поле, которое посещал мышонок», – с неким даже злорадством сообщил я.       Попытки ёкая изгаляться над именем меня возмутили вполне искренне. Не знаю, есть ли у ёкаев родители, или же они обретают имена каким-то другим образом, но подобное неуважение оскорбительно.       Впрочем, почему меня это волнует? Надо поскорее избавиться от этого ёкая, он дурно на меня влияет. Еще дойдет до того, что я правда напою его сакэ.       – Ну, мало ли что оно означает! – ничуть не смутился ёкай. – Зато как звучит! А ты представиться не хочешь? Впрочем, я и так знаю, как тебя зовут. Даэ-тян, великий и ужасный! Лучший воин, лучший стратег и самое горячее сердце в этом царстве мороженной воблы. Кстати, если уж в храм не хочешь тащить, то, может, всё-таки нальёшь сакэ? За знакомство надо выпить.       – С-с-сёриш-ш-ша-с-с-сан... – голос непроизвольно сорвался на низкое шипение. «Даэ-тян» стало просто последней каплей. Раздражение переплавилось в холодное звонкое бешенство, в котором несложно и даже приятно порезать противника на фигурные ломтики. Все прочие мысли вытеснил вопрос – зарезать, как собаку, или все же не пачкать катану и придушить? Думаю, во взгляде у меня отражалась такое, что тот злосчастный юнец, который и послужил причиной знакомства с ёкаем, предпочел бы сделать сеппуку сам, предназначайся этот взгляд ему.       – О-о-о, да! – в полнейшем восторге воскликнул ёкай. – Да-да-да-да-да-да!!! Ещё-ещё-ещё! Вот это взгляд! Вот это посадка головы! Если бы ты умел убивать взглядом, на месте этого города уже были бы руины. Господи, какая прелесть!       Он даже немного подпрыгивал от радости, насколько позволяли верёвки.       Я беспомощно выдохнул, роняя руки на колени. Нет, он просто невозможен! И ведь не играет даже – моего навыка чтения по лицам достаточно, чтобы понять, что Сёриша искренне наслаждается. Непонятно только - тем, что ему достался «убивающий» взгляд, или же тем, что сумел таки добиться своего.       Чувство, что ёкай все время оказывается в выигрыше из-за того, что ломает представленный мной шаблон поведения, было неприятным. Казалось, его возмущает любой порядок или предопределенность, поэтому он и стремится их разрушить. Однако, так очевидно и полностью проигрывать, пусть и на непривычном мне поле, где вместо клинков сталкивают слова и изощренные речи? Ни за что!       Если не срабатывает ни один известный прием – стоит поучиться у своего противника. И начать с того, чтобы нарушить его ожидания. Ёкай с этим... Ёкаем. Может, в пьяном виде у него начнёт язык заплетаться.       – Да, действительно нужно выпить, – произнёс я, чуть кивнув.       – Только яда туда не лей... Особо сильно. И, если можно, не стрихнин. У меня от него изжога. Мышьяк или что-нибудь растительное – лучший вариант. Умру быстро, весело и в корчах.       Я качнул головой, но промолчал. Ты ему слово, а он тебе – десять. Тут надо действовать по-другому...       Стараясь не выпускать ёкая из поля зрения, я отошёл к шкафу, достал пару пиал и бутылку сакэ. Столик остался в другой комнате, но выходить я за ним не буду. Можно немного отступить от правил этикета, тем более что развязывать Сёришу я не собирался. Правда, придется поить его, поднося пиалу к губам, но будет даже интересно увидеть его реакцию на это. Вернее, попробовать ее угадать.       Я разлил сакэ, аккуратно поднес пиалу к губам Сёриши. Увернуться от нее ёкай даже не пытался, равно как и не наклонил голову навстречу. Можно сказать, он выпил свою порцию с немалым достоинством.       – Портить ядом хорошее сакэ – все равно что приравнивать искусство ходзё-дзюцу к шибари, – наставительно заметил я, пригубив сакэ.       – Ого! А что, связывание – это вообще какое-то искусство? – он с интересом наклонил голову.       – Это не просто искусство, – немного возмутился я. Немного – потому что ёкай выглядел искренне заинтересованным, а не насмешничающим. – Ходзё-дзюцу – одно из обязательных дзюцу, которыми должен овладеть самурай. Его применяют на поле боя для захвата и конвоирования пленных, а также для того, чтобы помешать им причинить себе вред. Низшие уровни ходзё-дзюцу изучают полицейские и применяют при аресте преступников. Каждого пленника связывают по-разному, в зависимости от происхождения и положения в обществе. По способу связывания можно было определить, к какому сословию принадлежит как сам пленный, так и тот, кто его захватил. Кроме того, если человека признают виновным в чём-либо, способ связывания указывает и на совершённое им преступление, – я отпил сакэ, чтобы промочить пересохшее горло, налил в пиалы новую порцию. – Также особые приёмы разработаны для обращения с теми, у кого сильные руки, с особо гибкими людьми, например, шиноби, а также с пленниками, ведущими себя агрессивно, впавшими в безумие, и с женщинами. Позднее из ходзё-дзюцу выделилось шибари путем замены самозатягивающихся и тугих узлов на статические, не стягивающие сильно. Также убрали элементы, стягивающие горло, и получили из боевого искусства технику связывания в декоративно-эстетическом ключе, - я невольно поморщился.       – Ка-а-ак всё сложно, – покачал головой ёкай, намекающе посмотрев на пиалу. Я поднёс чашу к его губам, невольно снова отмечая, какие они пухлые и красные. – Я предпочитаю более простые методы.       – Это какие же? – вежливо поинтересовался я, подливая ему ещё.       – Заболтать вусмерть, – широко улыбнулся он.       По телу пробежали холодные мурашки. На мгновение я почти увидел нас со стороны. Сёриша – в материальных верёвках, я – в невидимых путах его слов, что связывают так же надёжно и крепко. Только я не касаюсь его верёвки, а он – держит удавку слов и постепенно затягивает её. Я чуть тряхнул головой, сбрасывая видение. Споить ёкая, споить ёкая срочно, пока он что-нибудь не натворил...       А тот внезапно напрягся всем телом, повернул голову, будто прислушиваясь к чему-то, и с тревогой посмотрел на дверь. Я нахмурился, тоже прислушиваясь. Кажется, кто-то идёт. Не хотелось бы, чтобы меня застали в таком положении.       Но когда я обернулся к Сёрише, его уже не было.       Только верёвки, пиала и абсолютно целый кляп.       *Хаянава — «быстрая веревка» - просто и быстро скручивали сопротивляющуюся жертву. Затем, когда противник уже был обездвижен, использовалась хоннава — «основная веревка», которая была на пару метров длиннее и тоньше (чем тоньше веревка, тем труднее развязать узел). Подготовленный надлежащим образом самурай мог связать свою жертву с поразительной скоростью и эффективностью.       **Ходзё-дзюцу – искусство связывания веревкой (вспомогательный раздел дзю-дзюцу). Применялось на поле боя для захвата и конвоирования пленных, а в мирное время — при аресте преступников.       ***Шибари – японское искусство эротического связывания. В практике используются в основном верёвки. Отличительными особенностями являются повышенная сложность и эстетичность обвязок.