Вид на доверие

Утром Виктор как обычно проснулся раньше любовника и даже успел после душа похозяйничать в холодильнике Эштона, выставив на стол тарелку с оладьями. — Подъем, Эш, — он потряс парня за плечо, — уже не утро. Эштон не спал уже минут пятнадцать, но ему было слишком лень выбираться из кровати. — А как же кофе в постель, мой вождь? — спросил он, приоткрывая глаза. — Вот именно. Я — твой вождь, — отозвался Виктор, приподнимая бровь. — Твой кофе — на кухне. И будь благодарен, что вождь вообще завтрак приготовил, а не тебя эксплуатирует в этом плане. Мужчина откинул угол одеяла. — Подъем, еда стынет. И кофе. — Ты готовишь завтрак, потому что ты не хочешь отравиться, — хмыкнул Эштон, садясь на кровати и проводя рукой по лицу, убирая остатки сна и взлохмачивая волосы. Он посмотрел на Виктора и заявил в который раз: — Ты садист. И ты забыл, что я не ем с утра. — С утра ем я, — ответил Виктор с ухмылкой. — А моя еда тоже, как ни странно, стынет. Твой кофе — тоже. С утра ты пьешь — это я помню точно. — Ты слишком много знаешь, — хмыкнул Эштон, вставая наконец окончательно. Он прошел до шкафа и достал оттуда еще одни штаны, натягивая их на себя. Душ он решил принять чуть позже. Он бы и на него забил, но после секса он туда не ходил, так что избежать этой участи было невозможно. Парень прошел на кухню и взял одну из кружек, делая небольшой глоток. Рука моментально потянулась к сигаретам, прихваченным с собой из спальни. Утренний обряд. Виктор прошел следом и сел с противоположной стороны стола. Курить не хотелось. Мужчина подцепил с тарелки оладий и обмакнул в мед. — Я знаю много, — кивнул он согласно, жуя. — Потому расскажи, каких тем лучше не касаться при бабушке. Кроме наших отношений. Эштон придирчиво осмотрел свои бедра, где отчетливо были видны следы от пальцев, и поморщился. Синяки на своем теле он не любил. — О том, как я провожу время вне работы, тоже лучше молчать. Она считает меня слишком хорошим. Не хочу, чтобы считала иначе. — Зато теперь есть чем приличным поделиться, — мужчина весьма похоже на коня заржал и по-конски же фыркнул. — Вообще-то я топ-менеджер одного из лучших рекламных агентств города. У меня не только отличный зад, но и неплохая голова, — хмыкнул Эштон. — Ну, полагаю, об этом твоя бабушка уже в курсе, — хмыкнул Виктор, отпивая кофе. — На вопрос "что новенького" ты рассказываешь о новых клиентах и выложенных ими суммах? Эштон пожал плечами. — И об этом тоже, — сказал он. — И, пожалуйста, когда она будет спрашивать о девушке — молчи. И без твоих ухмылок. — А что ты обычно отвечаешь ей о девушках? — поинтересовался Виктор. — Что вместо них у меня есть она, — сказал Эш. — Или то, что у меня нет пока на это времени. Врать нехорошо, конечно. Но сказать человеку, который является чуть ли не единственным важным, что у него вряд ли будут правнуки — а Мэг, так звали его бабушку, очень их ждала, — было совершено невозможно. — Хорошо. — Мужчина кивнул, поедая очередной оладий. — Возможно, стоит взять что-то к чаю? Никогда не общался тесно с третьим поколением. — Возьми лучше свой чай с ромашкой. Она любит такое, — посоветовал парень. — И потом надо заехать ко мне на работу и взять мою машину. — Окей, — Вик задумчиво поводил пальцем по кромке чашки. — Только он не мой. Стащил из сокровищницы Эмили. — Без разницы. Главное, чтобы без всяких афродизиаков. А то как-то вчера он не очень успокоил, — Эштон затушил сигарету и сделал еще несколько глотков. — Ладно, я в душ, — он оставил чашку и скрылся из кухни. Виктор только кивнул, допивая кофе и макая в мед еще оладий. Поездка предстояла не самая легкая, отчего-то он был в этом уверен. Дело было даже не в вероятности новых "тем", на которых мужчины могли сцепиться языками, а то и руками... Виктор осознавал и оказанное ему доверие, и всю сложность вопросов о девушках. С Эмили было так же, только Хил не находил в себе сил врать, а правда... Женщина приняла бы ее, но осталась бы уверена, что лучшей судьбой для Виктора была бы семья: с женой и детьми. Лишать ее надежды на свое счастье мужчина себе не позволил бы. Будь у него бабушка — Вик был уверен — держался бы той же позиции. Но у Хила ее не было, зато она была у Эштона. Виктор рад бы молчать, как и просто парень, но вполне вероятно, что вранье придется подтвердить. Очень уж серьезной проблемой это не было, на самом деле, но осадок от каждого раза наслаивался на осадок от предыдущего. Нехорошо. Молчать, впрочем, было не лучше. Как обычно, Эштон долго в душе не сидел. Уже минут через пять он вытаскивал из шкафа свежие джинсы и рубашку, то и дело встрепывая волосы рукой, чтобы они быстрее высохли. Он думал над тем все это время, что, наверное, слишком рано везти Виктора к кому-то из своих родственников. У них еще отношения далеки от идеальных, как ни крути. Но назад шагать было явно поздно. -Все, я готов, — вышел парень из спальни. — Отлично, — Виктор забрал с подоконника свои сигареты и упаковку с ромашковым чаем, которую вытащил и оставил тут вчера. Собственно, иных вещей его в квартире не осталось. — Я тоже готов. Виктор кинул взгляд на любовника и задумчиво пожевал губы. — Ты в этой рубашке ехать собрался? — А чем она тебя не устроила? — скептически выгнул бровь Эштон. — Не ехать же мне в футболке с надписью "Fuck you", пусть она одна из моих любимых, — парень натянул сверху куртку и глянул в зеркало, все-таки несколько озабоченный словами любовника. Рубашка как рубашка. — Я к тому, — пояснил Виктор, вставая рядом и приподнимая за подбородок голову любовника, чтобы открыть ему в зеркало обзор на шею выше ворота рубашки, — что на вопрос о девушках тогда отсутствием времени ты не отбрешешься. Даже если там со зрением уже все плохо, — предположил Вик, продолжая рассматривать не прошедшие пятна засосов, — надень лучше водолазку. — Блять, — выдал Эштон. — Почему бы тебе не ставить засосы где-нибудь в других местах? — он покрутил головой и потрогал пятна. У Мег было отличное зрение и любовь присматриваться к мелочам. И засосы она бы заметила на второй минуте присутствия в ее доме любимого внука. Эштон еще раз выругался и пошел переодеваться. Из спальни он вышел минутой спустя уже в водолазке, но с еще более недовольным лицом. — Вот поэтому я так и отношусь к засосам, — сказал он Виктору, натягивая заново куртку. — Я понял, — кивнул Виктор. Не для проформы, а информируя о принятии сказанного. В общем-то, в иной ситуации он просто указал бы на имеющееся решение в виде водолазки, а там выбор свободный: либо носи, либо свети засосами. Но раз Эш мог по недосмотру спокойно выйти и в рубашке (тут Хил ухмыльнулся тому, что любовник все же привык к наличию меток), а о визитах к бабушке еще не факт, что предупреждал бы по упрямой натуре, Виктор рассудил, что со своей стороны придется сделать чуть больше, нежели просто следить за одеждой. Когда на кону вопрос гомосексуализма вставал рядом с несведущими близкими, мужчина предпочитал перестраховаться лишний раз. — Но жаль. У тебя подходящая для этого шея, — прокомментировал Виктор, вешая сумку на плечо и открывая дверь. Взяв ключи с тумбочки, Эштон еще раз фыркнул, захлопывая за собой дверь, едва успев обуться. — У меня обычная шея, это у тебя странные фетиши, — заметил он, проворачивая ключ в замке два раза. И только после этого он повернулся к любовнику. — Меня это и в самом деле напрягает. Видишь, я могу забыть о чем угодно с утра. В том числе и о том, что у меня куча засосов на шее. Ладно, поехали, — сказал он, махнув рукой. Переучать Виктора явно было поздно. — Поучи меня еще, — огрызнулся мужчина, проходя следом. — Я же сказал, что понял. А если ты заимеешь привычку делиться делами, то тебе и вспоминать о засосах не придется — я сам обо всем напомню. Виктор фыркнул. — Но куда уж тебе делиться, — рыкнул он раздраженно, — гораздо лучше мне фетиши эти в задницу засунуть, верно? Эштон раздраженно дернул плечом. Почему каждый их разговор превращался в спор или ссору? Им вообще противопоказано разговаривать? Только трахаться? — Я не могу представить себе эту ситуацию, — выдал Эш. — Привет, Вик, я на работу, к бабушке, в туалет. Может, тебе еще рассказывать, что я делаю? Особенно, в туалете. Эштон закатил глаза и нажал на кнопку лифта. Вообще, именно так Виктор все и представлял. Более того, так обычно и было, потому мужчина не видел причин для такого негативного отношения. Спорить, однако, не стал. — Ладно, — выдохнул Вик, укладывая руку на плечо Эштона. — Не время. — Вот именно. Я буду рад, если именно такие темы не были бы подняты при моей бабушке, — сказал парень, мельком глянув на любовника. В лифте он уже молчал, размышляя над тем, какие вообще темы могут они поднять при его бабушке. Получалось, что Виктор вообще по большей части должен молчать. Не очень радостно выходило. — У меня местами возникает ощущение, что ты считаешь меня тупым увальнем, — поделился Виктор, когда двери лифта открылись. — А ты меня в свою очередь легкомысленным подростком, — не остался в долгу Эштон. Парень мотнул головой, фыркнул и повернулся к Виктору. — Слушай, мы два взрослых человека, давай не будем перегибать палку. И начинать разводить тему из-за одной, совершенно нормальной просьбы не ставить засосы на видных местах. — Два взрослых человека, — кивнул Виктор и хмыкнул, — тупой увалень и легкомысленный подросток. Хмыкнул не зло, со смешком, и, закинув руку на плечо Эштону, притянул парня ближе. — Согласен, ты тоже только не делай трагедию из водолазки. — Я не могу постоянно ходить в водолазках, у меня она вообще одна. Представляешь, я с клиентами на официальной встречи в водолазке. Или еще лучше — в рубашке, а сверху ворота несколько засосов. И не надо мне предлагать тональный крем, — двери лифта открылись и Эштон сбросил руку Виктора с себя. — Эштон, — выдохнув, позвал Виктор, выйдя из лифта и упершись плечом о ближайшую стену. — Успокойся и посмотри на меня. Эштон закатил глаза и обернулся. — Ну что еще? — спросил он. — Что ты только что просил меня сделать? — попросил он повторить. — "Мы два взрослых человека, давай..." что? Эштон фыркнул. — Я тебя понял, — со вздохом сказал. — Мы уедем отсюда когда-нибудь или нет? — Ведешь себя как эгоистичный подросток, — прокомментировал Виктор, отлипая от стены и качая головой. — Будь взаимен во времени и терпении. Эштон скривился, но больше из вредности. В словах Виктора был смысл. Эш и правда часто вел себя слишком эгоистично. И принципиально характер менять не хотел. Хотя понимал, что и ему надо идти на уступки, а не только диктовать правила. — Я постараюсь, — сказал парень. — Где твоя машина? — он вышел из подъезда и покрутил головой. — Направо, — кивнул мужчина, доставая ключи. — За твоей машиной поедем после визита, я правильно запомнил? — Правильно, — Эштон планировал сегодня расстаться с Виктором сегодня хотя бы на пару дней. Им определенно снова требовалось отдохнуть немного друг от друга. — Окей. Виктор снял машину с сигнализации и забросил сумку на заднее сидение, потом подцепил ремень и покосился на Эштона. — Спать не планируешь? А то, может, на заднее, чтобы в горизонтальном положении. — Я же говорил, что не медведь, — выразительно посмотрел на него Эштон, садясь на пассажирское сидение. Он не очень любил ездить не за рулем, но выхода не было сейчас. Да и не было у него привычки все контролировать, как Виктор. — Езжай к южному выезду из города, что через мост. Там сориентирую. — Да ладно-ладно, — Виктор, хмыкнув, закрыл дверь и поднял ладони, а потом сел за руль. — Часто у бабушки бываешь? Мужчина завел автомобиль и вывернул на дорогу, направляясь в южную сторону. — Пару раз в месяц. Как получается вырваться из лап таких, как ты, — хмыкнул Эштон, скидывая обувь с ног, и выставляя их на приборную панель. Он откинулся расслабленно на сидение и только потом взглянул на любовника. — Ты же не против? — он имел ввиду именно ноги. — И что, таких, как я, много? — уточнил Виктор проигнорировав вопрос. Собственно, в данном случае это означало согласие, о чем бы Эштон ни говорил. — Сейчас или до этого? — уточнил парень, искоса смотря на него и тут же перемещая взгляд на свои ноги. На лице появилась легкая улыбка, которую он тут же поспешил скрыть. — Вообще, — обобщил мужчина. — Не очень много. С желанием напялить на меня ошейник ты один, — хмыкнул Эштон. — А с желанием знать, где я, побольше будет. Например, мой босс тоже требует, чтобы я ему отчитывался за каждый шаг, — парень уже откровенно улыбался. — Так и представляю себе список, по которому я должен буду отзвониться перед тем, как куда-нибудь поехать. — Так напяль на себя ошейник, — как-то совсем серьезно предложил Виктор, осматриваясь, чтобы повернуть, — и у босса мгновенно вопросы все отпадут. Как и у остального списка. — Боюсь, меня не совсем правильно поймут, — не согласился Эштон. — И это разрушит мой имидж. Босс решит, что может мной помыкать, как ему хочется. Так что увы. Почему тебе так хочется надеть этот ошейник на меня? — Мне нравятся шеи. И ошейники на них, — отозвался Виктор. — А у тебя красивая шея. Для парня. — Я же говорил, что у меня абсолютно обычная шея, — Эштон глянул на себя в зеркало бокового видения, оценивая шею. Но как-то в водолазке она выглядела совсем обычной. Даже более обычной, чем говорил Эш. — Для тебя — обычная, — пожал плечами мужчина, — а мне нравится. В целом, если понаблюдать за тем, как вел себя Виктор и как иной раз рассматривал любовника, можно было бы сказать, что на шею он попросту "запал". Но рассматривал Вик чаще всего тогда, когда Эштон того не замечал. А в момент ответа Хил решил для себя, что ворот водолазки, пожалуй, действительно не лучшее для шеи подспорье. Раз засосы любовник упрямо будет скрывать под тканью, возможно, стоит выбрать постоянно открытую шею, нежели шею редко открытую, но при этом украшенную пятнами. Виктор хмыкнул своим мыслям. Ему нравились и изгибы парня со связанными за спиной руками, они возбуждали. В Эштоне многое возбуждало, он это умел. А вот шея у него была просто красивая. — Для меня вон "Квадрат" Малевича — мазня обычная. Но молятся же некоторые придурки, шедевром зовут, — привел мужчина универсальный пример и вернулся к теме дороги: — К мосту подъезжаем. Куда дальше? — Езжай по трассе до развилки, что ведет на Стрэндлтаун и летний лагерь школы "Брумен". И не смотри на меня так, я знаю, где он находится только из-за того, что сам учился в этой школе, — предвидел Эштон. — Поворачивай на Стрэндлтаун и езжай прямо к нему. Он, словно угадывая мысли любовника, потер шею через водолазку, все еще задумываясь над словами Виктора. — А мне нравятся твои руки, — сказал он. — Не знаю чем, они не ухоженные даже почти. Виктор кивнул, направляясь к развилке, а потом рефлекторно кинул взгляд на свои руки и ухмыльнулся. — Я даже не знаю, просто порадоваться или сказать все же, что женщину подобными комплиментами ты бы оскорбил. — Но ты же не женщина. И ни одна женщина меня своими руками до оргазма не доводила. Максимум — ртом. Но это немного не то, — Эштон расплылся в несколько пошлой ухмылке. — _Почти_неухоженными_ руками, — поправил Виктор, с похожей улыбкой посмотрев на любовника. — Тебя это задело все-таки? — уточнил Эштон. — Но я ведь правду говорю. Ты занимаешься лошадьми, у тебя совсем не та работа, в которой можно позволить себе ухаживать за руками, даже если тебе этого очень хочется, — Эштон для сравнения положил на руль свою руку рядом с ладонью Виктора. На руках у парня не было ни отметин, ни мозолей, ни синяков, ни царапин. Не то чтобы он ухаживал или избегал грубого труда, — хотя и это тоже, если говорить про труд, — просто специфика его жизни не позволяла слишком уж утруждаться. Виктор искренне хохотнул, сплетаясь своими пальцами с пальцами Эштона и вертя его руку перед своими глазами, следя одновременно за дорогой. — Я ж не женщина, маникюр разводить, — покачал он головой, снова берясь рукой за руль, не выпуская, тем не менее, пальцев любовника, а потом, снова повторив пошлый изгиб губ, глянул на парня. — Да и в доведении до оргазма, полагаю, именно этим лапы мои и дадут фору женским ручкам, нет? — Не только, — Эштон усмехнулся. — Женские руки слишком тонкие. Мне постоянно кажется, что если их сжать чуть сильнее, то можно и сломать. Твои же хоть лопатой бей, — тут он очень сильно утрировал, ибо размер рук у них не слишком-то и отличался. — Ну, лопатой, положим, не стоит, — фыркнул Виктор. — Иначе я потом наложенным на эту руку гипсом тебе подзатыльниками сотрясение заделаю. А зачем тебе сильно сжимать женские руки? — Например, когда буду оттаскивать ее от колье с бриллиантами или когда буду кончать. Я в оргазме плохо себя контролирую, — Эштон веселился, кажется, на полную. — Про оргазм я в курсе, — хмыкнул мужчина, перестраиваясь. — А с колье, это да, тут я гораздо выигрышнее. Виктор хохотнул. — А еще: женщину, согласную тебя трахать, найти было бы сложнее, нежели мужика. — Ну, я не только могу давать, но еще и брать, так что это будет вполне взаимовыгодный обмен. Кстати, не хочешь попробовать как-нибудь? — он глянул на Виктора в упор, боясь упустить хоть одну эмоцию. — А ошейник месяц и не снимая поносить не хочешь как-нибудь? — приподняв бровь, покосился Виктор на любовника, не собираясь полностью отвлекаться от дороги. — Это твое условие на обмен ролями? — Эштон нахмурился. Такое условие ему не очень подходило. Ошейник был именно тем, чему он не хотел уступать ни в какую. — Ошейник намного сложнее прятать, кстати. — Думаешь, я позволю его прятать? — тем же тоном поинтересовался Виктор. — Я, к твоему сведению, не универсал, а потому, кроме простого "я согласен" мне придется пройти через целый курс различных "мероприятий", чтобы ты физически имел возможность оказаться сверху. Без достойного бартера я на это не пойду. Мужчина на прямом и пустом участке повернулся к Эштону. — Хотя больше меня волнует бартер моральный, к которому ты готов и предрасположен еще меньше, чем к ношению ошейника у всех на виду, — Виктор снова переключился на дорогу. — Рано еще тебе эту тему мне подсовывать. — Думаешь, я буду носить ошейник, чтобы его все видели? Смотрите, меня трахает альфа-самец и он считает, что я полностью ему принадлежу, — Эштон начинал вновь закипать. Каждый их разговор скатывался в какую-то ссору. Парень возмущенно и раздраженно посмотрел на любовника. — Этого не будет никогда. А если по-другому не хочешь, то я привяжу тебя к кровати, не взирая на твои фобии, пока ты спишь, и трахну, чтобы был в курсе, что силой я тоже могу брать. Виктор среагировал угрожающе спокойно. — Если я в припадке не сломаю к хуям кровать, тебе потом все равно придется меня развязать. И если ты не сдохнешь, то к бабушке _не_сможешь_ приезжать как минимум полгода, а потом еще полгода будешь отмазываться, чтобы не волновать ее своим видом. Виктор снова повернулся, чтобы прожечь любовника ледяным взглядом. Это была даже не угроза, а прогноз: Виктор действительно сделал бы подобное, причем вряд ли бы себя контролировал в процессе. Потом ему было бы сильно хреново на почве нарушенного обещания и причинения увечий тому, кого калечить зарекался. Собственно, именно это Николсон и имел в виду, когда говорил о "сгорании". О том, что выкарабкаться из подобной ямы Вику может и не удастся, Кир хорошо знал. Виктор знал не хуже. — Заметь, силой на людях я на тебя ничего не нацеплял. Я _вообще_ силой — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО силой — ничего не делал. Я предложил свои условия, а ты сам решаешь: согласен или нет. Если ты НЕ согласен, то у тебя опять же _несколько_ вариантов к выбору, в том числе и вариант взять меня против воли. Но не нужно на _меня_ злиться за то, что _тебе_ прилетят последствия за _твой_ выбор. Не я в том виноват; а ты обо всем осведомлен. Виктор прервался на глубокий вздох. На виске пульсировала вена, на скулах играли жилы, пальцы на руле еле-заметно подрагивали. — А если тебе НАСТОЛЬКО хочется меня выебать, то на порог я тебя больше не пущу. Раз ты _сам_ не можешь себя от меня сберечь, то я самостоятельно приму меры. И это будет _последняя_ моя мера в твоем отношении. Понял? — Ты слишком много слов выделил. Эштон отозвался не сразу, спустя лишь несколько секунд он фыркнул и закатил глаза. Исключительно по привычке, чтобы не выдать настоящей реакции. Тон Виктора его немного напугал. Не в плане того, что стало страшно за последствия или еще что-то, просто Эштон впервые слышал, чтобы любовник говорил именно таким тоном. — Давай просто молчать. Мы не можем разговаривать о чем-то, чтобы не начать спорить. Уверен, даже в разговоре о погоде мы найдем тему для ругани. Эштон мотнул головой и все-таки продолжил сам. — Я тебя услышал, Вик. Если я захочу покончить с собой еще раз, то обязательно свяжу и трахну тебя. А потом развяжу. И тогда я, может быть, даже попаду в рай, потому что это не будет прямым самоубийством. Виктор молча вел машину еще пару минут, сбрасывая с себя защитную стойку, в которую он невольно "встал", почувствовав, что может нарваться на непоправимое. И давая остыть Эштону. О том, что в рай парень попадет вряд ли, потому что на его совести повиснет судьба Виктора, заговаривать не стал — Эш и сам отлично все знал, доебываться до формулировки Хил посчитал ненужным. А потом он все же подал голос, но по другому поводу. Подал его спокойно; просто спокойно: без угроз, намеков или еще чего-либо подобного. — Ты сказал: "еще раз". Эштон понял, какую ошибку в пылу эмоций допустил, но стало слишком поздно. Спихнуть все на оговорку было бы слишком глупо — Виктор не поверит. Парень вздохнул, натягивая на себя маску спокойствия. — Я в подростковом возрасте был таким же эмоциональным, как и сейчас, но более категоричным. Потому и проблемы решал крайними способами. Не бери в голову, это было слишком давно, я уже вырос из этой лабуды. — Способ? — поинтересовался Виктор, так и не повернувшись к Эштону. — Вены резал, — пожал плечами Эштон. — Было дико больно, на самом деле. Приятного мало. — Кто бы сомневался, — хмыкнул он. — Поперек резал? — Виктор все же отвлекся от дороги, покосившись на парня. — Ну да, — Эштон задрал рукав куртки и водолазки, рассматривая шрамы — их было уже почти не видно. — Был идиотом, идиотом и остался, — беззлобно хмыкнул Виктор. — Допилился до сухожилий, не иначе. — Не знаю. Но в реанимации я провалялся долго. Моя мать долго еще возникала на тему, что я порчу идеальный имидж нашей семьи своими забавами, — хмыкнул Эштон, одергивая рукава. — Странная постановка вопроса, но право она на это имела полное, — прокомментировал Виктор. Ему непонятна была тема имиджа. Точнее, сама по себе ясна была полностью, с другой стороны, Хил видел гораздо более приоритетные проблемы в семье, встававшие в связи с попыткой самоубийства ребенка. Вик хмыкнул и потрепал любовника по волосам. — Если еще раз соберешься — вместо насилия меня лучше жри таблетки. Специально тебе аскорбинок в разные упаковки позаворачиваю. — У нас с виду была идеальная семья, а я нарушил гармонию. Родителей еще год спрашивали о моем самочувствии, — Эштон улыбнулся. Немного отстранено. У него не было обиды на родителей, он принимал все как есть. В конце концов, и в этом были плюсы. Он отучился в одном из лучших колледжей, у него своя квартира в центре города, купленная отцом, и машина, на которую он не потратил ни цента. Другой бы стыдился, что сам он еще ничего не заработал, но Эша подобное не волновало. У него это было, какая разница, за чьи деньги? — С аскорбинкой, кстати, можно попробовать. У меня аллергия на нее, — хмыкнул парень. Виктор оторвался от дороги и внимательно вгляделся в Эштона весьма странным взглядом, который нельзя было дифференцировать на составляющие его эмоции. Ухмылки на лице не было; ничего на лице не было, кроме взгляда. Потом Вик вернул внимание асфальту, так больше ничего и не сказав. — Что? — совершенно не понял парень, недоуменно глядя на Виктора. — Да так, — выдохнул Хил, — пытаюсь понять, почему я до сих пор не в курсе, и понимаю, что формально в этом плане приебаться мне не к чему. — Ты об аскорбинке или о моей попытке самоубийства? Если про второе, то я не говорю об этом. Мне, как минимум, стыдно признаваться в подобном. Я нисколько этим не горжусь. У меня даже причина на подобный поступок из тысячи возможных была самой тупой. — Эштон передернул плечами и предупреждающе сказал: — Только не спрашивай, какая причина. Виктор имел в виду аскорбинку, но прерывать Эштона не стал. Когда еще парень так много информации про себя выдаст. — Несчастная любовь? — предположил мужчина, пожалуй, самый напрашивающийся вариант. — Вроде того, — буркнул парень, отворачиваясь к окну. Он не хотел это обсуждать дальше. До сих пор он чувствовал себя полным идиотом из-за своего поступка. Виктор комментировать ответ не стал никак, решив не трогать больное место. Он только потянулся через салон к любовнику, потянул его за плечо на себя, отодвигая от окна, и зарылся пальцами в волосы. Хил их то просто пропускал между пальцев, то захватывал и тянул; отвлекая, одобряя и массируя голову. В жесте намешалось много всего, но главным было желание уйти от темы, не переходя к другой, показав заодно, что относится к произошедшему Виктор как минимум с пониманием. Мужчина иногда отдавал жестам даже слишком большой смысл, нежели следовало. Эштон молчал, улавливая частично эмоции любовника. Да и говорить не хотелось особо. Он и так много сказал сегодня уже, хватит с Виктора новостей. Под поглаживаниями головы, от небольшой качки машины он постепенно провалился в дрему, пригревшись на сидении. Виктор тронул парня за плечо минут через двадцать, когда подъехал к Стрендэлтауну. Здесь заканчивались последние указания Эштона, и мужчине необходимы были дальнейшие указания. — Эш, — позвал он, — подъехали. Куда дальше? — Езжай прямо, — Эштон открыл глаза и глянул на дорогу. — На светофоре направо, и потом на первом повороте налево. Он потянулся на сидении, зевнул и потер лицо. — Видимо, я все-таки медведь. Виктор не удержался от смешка. — У тебя велосипед есть? А то у меня в гараже есть трехколесный. — Зачем он тебе? — удивился Эштон. — Развлекаешься, пока никто не видит? — он хмыкнул, представив любовника на велосипеде. Трехколесном. Он бы даже заплатил за это. — Давно мечтал о цирковом медведе, который мог бы на нем ездить, — в тон Эштону ответил Виктор, сворачивая. — Который дом? — В ошейнике? — Эштон улыбнулся, но больше своим мыслям. — Подъезжай к тому, что с красной крышей. — В ошейнике, — отстранено выдохнул Виктор в пространство, будто отвечал, в ошейнике ли похоронили любимого пса, и припарковался у указанного дома. — Как зовут твою бабушку? — Мэг, но не думаю, что тебе стоит ее так называть. Она любит свое полное имя, так что Маргарет, — Эш глубоко вздохнул, глядя на дом. Принятое на горячую голову решение было не слишком удачным. — Я ведь не ее внук, — неуверенно начал Виктор. — Может, лучше миссис...? — он оставил паузу, ожидая услышать фамилию. Эштон поморщился и посмотрел на него с укором. — Ты хочешь, чтобы она чувствовала себя старой? — парень был абсолютно серьезен и даже несколько обижен. — Я просто хотел быть вежливым, — пояснил Виктор, открывая дверь. Его родители панибратства не любили и не считали подобного рода обращения указанием на возраст. Вик тоже не считал. — Не смотри так. Я все понял. Эштон рассмеялся. — Неужели ты поверил? — он хлопнул Вика по плечу. — Зови ее хоть Мэг, хоть Маргарет, хоть миссис Бонне. Ей все равно. Он вышел из машины и прямиком направился к двери дома. — У каждого свои тараканы, — фыркнув, хмуро поведал Виктор, которому не совсем понравилась шутка. Юмор у него был, но Виктор не любил, когда его попросту разводили в той теме, в которой он был не силен. А в ситуации со знакомством с бабушкой он еще и очень хотел как лучше. Мужчина захватил из машины свою сумку и двинулся следом за Эштоном. Эштон же уверенно нажал на кнопку звонка. За дверьми спустя минуту послышались шаги, а потом дверь распахнулась и на пороге появилась моложавая женщина. — Эш! — воскликнула она, сразу же привлекая парня к себе. Она была ему по плечо, но обнимала куда более рьяно, чем тот же Виктор. — Ты все-таки приехал! — Я же говорил, — Эштон вынырнул из объятий любимой бабушки. — Это мой приятель Виктор. Сделай вид при нем, что у нас нормальная семья. Виктор переключил хмурость на искреннюю улыбку. На первый взгляд женщина Хилу понравилась. По крайней мере — сильными объятиями, в которые та заключила Эштона. — Здравствуйте, миссис Бонне, — включился в приветствие мужчина, протягивая ей руку, чтобы следом поймать пальцы Маргарет и коснуться губами костяшек кисти. К женщинам у Виктора было особое отношение. — Рад знакомству. — О, взаимно, — Маргарет улыбнулась в ответ. Эштон редко знакомил с кем-то из своих друзей — это уже было поводом для радости. Эштон, смотря на Виктора, закатил глаза. Посмотри, какой джентльмен. А как руки связывать и душить, так все куда-то девается. — Проходите. Я, как знала, что будут гости, испекла пирог с капустой. Виктор, вы едите капусту? Виктор принюхался к запаху выпечки, витавшему в воздухе. Или "витавшему", на пороге было не очень понятно. — Я съем что-угодно, обладай оно подобным запахом, — улыбнулся он и в свою очередь поинтересовался: — А вы пьете ромашковый чай? Эштон закатил глаза. — Вам не хватает пенсне и веера, — сказал он, заходя в дом окончательно. — А твой язык все такой же длинный, -сказала женщина. — Веди Виктора в ванну мыть руки, а я пока все подготовлю. — Пойдемте, мистер Хил, — хмыкнул Эштон, уходят вглубь коридора. — Знала бы она, насколько при всей своей длине твой язык умел, — шепотом добавил Виктор, растянувшись в пошлой улыбке, когда они зашли в ванную, а Хил повернул кран. — Просвети ее. Шокируй своей неадекватностью, потому что она ни в коем случае не поверит тебе, — сказал Эштон. — Разве похоже, что я тебя этим шантажирую? — пожал плечами Виктор, намыливая кисти. — Я тебе комплимент сделал, а ты ершишься. — Комплимент ты сделал, когда сказал, что у меня красивая шея, а сейчас это был просто факт, — нагло улыбнулся Эштон. — Сучонок, — с колким смешком отозвался Виктор, перетянув улыбку на одну сторону лица. Парню весьма повезло, что мужчина пообещал "не светиться", а потому не попытался даже рук распустить. С другой стороны... с другой стороны Эштону не повезло. По той же самой причине. Виктор выключил воду и снял с крючка полотенце, судя по состоянию явно предназначенное для гостей. Эштон совсем по-детски показал ему язык и сам прошел к раковине, вновь включая воду. — И тебе именно это и нравится, — сказал он. — И только попробуй сказать, что нет, — он с усмешкой посмотрел на Виктора в отражении зеркала. А потом резко повернулся и прыснул в него водой с мокрых рук. — Нравится, — Виктор и мысли не имел отпираться. Если бы Эштон при этом признавал свою принадлежность — хотя бы формальную, хотя бы немного давая Виктору уверенности в них обоих и этом "их" — цены бы любовнику не было. Но тем и являлись углы, которые стоило подточить. Эш был слишком обособлен, а у Хила не было болезненной зависимости от вечной охоты; брыкания парня — по большей части бесполезные — при таком положении вещей лишь нервировали. Сейчас, правда, Вик был исключительно благодушен: с шипением закрылся полотенцем, обороняясь от капель воды. — Но не будь мы в отношениях, я б за это же самое уебал. Отступив на пару шагов, мужчина быстрым движением скрутил полотенце и выверенным движением резанул им воздух. Уголок, завернувшись за ногу, звучно щелкнул Эштона по ягодице. Эштон с ругательством сквозь зубы потер ягодицу и негромко проговорил явственно недовольным, но в то же время не настолько недовольным, чтобы можно было посчитать его серьезность, тоном: — У меня и так от твоих пальцев все ягодицы в синяках. Полотенце нарушит гармонию, — сказал он ему, сдерживая себя от того, чтобы не открыть кран снова и не плеснуть в Виктора от души. — Пойдем, ковбой. Нас ждет завтрак. Собственно, месть была свершена, а потому Виктор не спорил. Повесил полотенце и последовал за Эштоном, по дороге останавливаясь у сумки и извлекая из нее коробку с чаем и герметичный термо-контейнер. Эштон перестал театрально закатывать глаза, стоило им выйти из ванны. Он снова превратился во вполне себе обычного человека, который лишь самую малость язвил. Маргарет уже вовсю хлопотала на кухне. На столе стоял не только пирог, но и оладья с джемом, тосты и печенье с карамелью. — Остался только чай, — сказала она, когда оба гостя зашли в кухню. — Оп-па, — хмыкнул Виктор, рассматривая стол. — Что ж, миссис Бонне, — Хил протянул упаковку женщине, — это ромашковый чай, который "остался только". Я к нему вообще захватил оладьи, еще теплые, — Виктор приготовил немного больше, чем собирался съесть за завтраком; Эштону потом придется возместить ингредиент. Впрочем, эти продукты парень вряд ли бы вообще когда использовал. — Но раз в этом мы с вами оказались солидарны, — Хил кивнул на тарелку, — то к чаю моим главным вкладом будет липовый мед. Виктор планировал его к ромашковому чаю на вечер, но их с Эштоном окончание дня даже к чаю не очень-то располагало, о меде речи и не шло. Виктор решил взять его с собой сюда, немного использовав утром. Впрочем, заметно, естественно, не было. Банка была не заводской. — Мне друзья привезли из южных регионов, из Гейл-Мертон-хилл, — протянул он баночку Маргарет. — Брали с рук у пасечников. Вы наверняка знаете, там лучший мед по этой части страны. Особенно, у частников. Маргарет улыбалась и с восторгом рассматривала баночки. — Вы мне уже нравитесь, Виктор, — сказала она, заваривая чай. — Эштон, почему ты до сих пор не знакомил меня со своими друзьями? Если они все такие, как Виктор, то я согласна принимать гостей чаще. — Бабушка, — Эштон сидел уже за столом и жевал кусок пирога — сон совсем прошел и есть теперь хотелось, как обычно, до умопомрачения. Да и стесняться было нечего. — Ты и так согласна принимать гостей как можно чаще. Как твоя поездка во Францию? — К корням всегда приятно возвращаться, — отозвалась Мег. — Ты должен поехать как-нибудь со мной. Может, в рождественские праздники? Алиссия спрашивала о тебе, она тебя с пятнадцати лет не видела. — И еще долго не увидит, — под нос буркнул Эш — сестру бабушки он терпеть не мог. Та сочетала в себе все качества, которые Эштон терпеть не мог в людях. — Боюсь, что не получится, — сказал он уже громче. — В Рождество у меня всегда много работы, ты же знаешь. Самый сезон для рекламы. Маргарет лишь вздохнула — по ней ясно было видно, что в эти рассказы она не верила, но предпочитала не лезть в то, что ей не хотели говорить. Именно это в ней Эштон больше всего и ценил. — Виктор, а вы были когда-нибудь во Франции? — спросила Маргарет, наливая в кружку чай гостю. — Не доводилось, — покачал головой Виктор, подставляя ближе под чайник остальные чашки и переставляя сахар на более близкое место. — Хотя побывать желание есть, — Хил улыбнулся, будто вспоминал моменты из детства, — все-таки родина готики, и самые шикарные соборы в этом стиле находятся именно во Франции. — Так уговори Эша поехать туда на Рождество и у тебя будет там бесплатное жилье на все время праздников, — улыбнулась Маргарет. Эштон посмотрел на Виктора взглядом, в котором читалось "только попробуй это сделать и я тебя заживо закопаю в этой самой Франции под самым готичным собором". — Полагаю, Эштон слишком правильно питается для того, чтобы я смог его уговорить, — улыбнулся Виктор, поймав взгляд любовника. — Я не люблю Францию, бабушка. Мы говорили с тобой уже об этом, — Эштон решил прервать тему. Сколько можно обсуждать одно и то же. — О, конечно, детка, — Маргарет кивнула, но было ясно — тема не закрыта. — Виктор, чем вы занимаетесь? Вы простите, что я так много задаю вопросов, но, кажется, Эш никого не приводил знакомиться со мной с самой школы. Как звали того мальчика, Эш? Гарри? Ларри? — Барри. — Он был славный мальчик, — Мег улыбнулась. — Они с Эшем в школе были не разлей вода, правда, мой мальчик? Эштон кисло ответил: — Конечно. Если бабушка сейчас достанет фотоальбом, то будет совсем весело. Барри и был той самой причиной, почему он внезапно решил себя покромсать. И сейчас он не знал, как перевести тему с не очень приятной на более радужную. Мег, воодушевленная слушателем в виде Виктора, продолжала: — Они постоянно приезжали ко мне на выходные... "Потому что за городом травка дешевле..." — И почти не бывали дома. "Бывали, только трахались в комнате..." — Разве это не чудесно? Эштон тогда намного больше проводил времени на воздухе. "Безумно чудесно. У меня от марок были чудесные круги перед глазами..." — Кстати, куда он пропал? — это было явно вопросом. Эштон глубоко вздохнул, призывая себя к спокойствию, и ровно ответил: — Уехал учиться куда-то в Швейцарию, да так и не вернулся, — наглое вранье, но для него уже привычно. Наверняка, Барри прошел через все наркологические клиники. — Бабушка, ты спросила Вика, чем он занимается. Дай ему возможность ответить, — Эш сделал несколько больших глотков уже немного остывшего чая. Ромашка? Что ж, пусть успокаивает эта ромашка. Улыбка на лице Виктора была столь же любезной, но сам мужчина, по большей части, внимательно следил за ходом разговора. Имя Барри он запомнил; интересоваться у Эштона личностью лучшего школьного друга или нет — пока не решил, уж очень парень красноречивые лица строил, слушая бабушкин рассказ. Значит, со школы Виктор первый, кого Эштон знакомит с Маргарет. "Почему-то" Хил сомневался, что из личных отношений со школы он тоже первый, так что положение дел льстило. — О, — Вик поставил чашку на блюдце, включаясь в разговор, — я сейчас один из управляющих конным клубом "Песочные часы", по ту сторону города. Эш изъявил желание мне там компанию составлять иногда. Так что на свежем воздухе он бывать будет чаще прежнего, здесь можете за него не волноваться. Виктор принял немного извиняющийся вид, предупреждая возможный вопрос. — Я прослежу за ним. А то Эштон говорил, что уже занимался и тогда неудачно упал. Много времени у него ушло на реабилитацию тогда? — Пару месяцев. Нехорошая травма руки была, — покачала головой Мэг. — Обычный перелом, — вставил Эштон. — Сейчас все в порядке же. В этом клубе, бабушка, у них костюмированные побоища. Меня в этот раз посвятили в мир индейцев. — Это, должно быть, весело? — Специфично, — усмехнулся парень, радуясь, что тема ушла в другое русло. Виктор с готовностью поддержал разговор о костюмированных побоищах, прошелся по таланту Эштона к луку и помянул чудесные чайные сборы Андреса, пообещав, при надобности, привезти несколько пакетов миссис Бонне. Иными словами, разговор пусть и был по сути рассказом Вика с комментариями Маргарет, радостно слушавшей о подвигах внука, тем не менее, не застаивался и не спотыкался на неловких паузах. Виктор, редко говоривший так много, но поймавший самую благодатную для того тему — конюшню — был собой доволен. — Маргарет, — восхищенно закончил мужчина, доливая из чайника заварку в чашку миссис Бонне, — пирог просто потрясающий! Эштон совершает преступление, так редко балуя вас своим вниманием, но его можно понять: сложно было бы работать с людьми, у которых завистливые слюнки текут от окутывающего его вместо парфюма запаха выпечки. Там уже не до рекламы. Вик улыбнулся, вырезая из пирога очередной кусок. Скромничал, отрезая тонкие куски, но зато брал количеством съеденных ломтей. — О, Виктор, вы даже не представляете, насколько приятно слышать подобное, — Мег совсем расплылась в улыбке. Она радостно засуетилась, вновь нарезая пирог и подкладывая Виктору печенья. Эштон смотрел на все происходящее с легким недоумением. Он впервые видел Виктора таким учтивым. И, честно говоря, его немного удивлял тот факт, что эти двое так просто сошлись в общении. В вежливости и радушии Маргарет он был уверен, а вот Вик его поражал. Эш был уверен, что он будет сидеть и молчать. — Не хотите прогуляться по моему садику? Он не очень большой, но я вырастила отличный цветник в этом году. Он до сих пор цел. — С огромным удовольствием, — склонил голову Виктор. — А Эш составит нам компанию? — он бросил на парня взгляд. — У меня нет выбора, — сказал Эштон, поднимаясь со стула и взяв со стола пару печений. Настроение у него заметно поднялось, когда они ушли на более интересные чем он темы. — Бабушка обожает цветы. Раньше у нее была целая оранжерея. — Где же теперь целая оранжерея? — полюбопытствовал Вик, понемногу отставая от женщины, чтобы поравняться с Эштоном. — Бабушка ее продала, потому за ней слишком тяжело ухаживать, — шепотом сказал Эштон. — Только не говори это при ней. Она любит, когда считают, что ей просто надоело, и все дело не в возрасте. Виктор кивнул услышанному, а сам прихватил водолазку парня на уровне талии и дернул, смещая Эштона так, чтобы они соприкоснулись боками. Один из жестов привязанности. — Миссис Бонне, — подал голос Виктор, отстраняясь от любовника. — Я не силен в ботанике... Что это за вьющееся растение оплетает дом? — Хил, обернувшись, указал на интересующую его стену. Эштон сделал страшные глаза, но не успел даже ничего в ответ фыркнуть, как между ними снова повилось расстояние. Маргарет обернулась и удивленно посмотрела на Виктора. — Это виноград. Посмотри на его листья и там висят грозди, — она улыбнулась. — Жаль, что в нашем регионе поганый виноград — кислятина сплошная, иначе я бы вас угостила. А с той стороны, — женщина указала на другу сторону дома. — Там вьющиеся розы. Мы сажали их вместе с Эштоном несколько лет назад. Они еще так не разрослись, но я ни за что не дам им погибнуть. В конце концов, Эш слишком редко что-то делает своими руками. — Да, бабушка, — согласился парень, подходя к женщине и обнимая ее за плечи. Тут же наклонился и поцеловал в щеку. — Я все делаю своим языком. — Он бросил хитрый взгляд на Вика, тут же отворачиваясь. Виктор с удивлением приподнял бровь, рассматривая Эштона. Замечание показалось ему слишком не в тему, чтобы не вызвать хотя бы невинный вопрос: "что ты имеешь в виду". Мужчина по взгляду смысл понял, но Маргарет?.. Потому что Вик понял пошлый смысл, перекликающийся с ранними разговорами, а что должна была понять под этим женщина? Впрочем, Эштон мог отделаться репутацией знатного трепла, хотя Хил на месте бабушки и не поверил бы; не та формулировка. Но кто он, чтобы судить человека, едва не ушедшего из дома со светящимися засосами... — И при этом работает языком великолепно, — ввернул Виктор, смотря на Эштона, и добавил (спустя едва заметную паузу), — иначе не был бы настолько востребованным сотрудником. — Спасибо, Вик, — Эштон поморщился. — Именно это я и имел ввиду. Он слегка нахмурился, поняв, что, как обычно, сначала сказал, а потом подумал. На работе его спасало только то, что там он был гораздо более внимательнее к своим словам, чем в компании бабушки и любовника. — Иногда он слишком востребован, — вставила свое слово Мег. — Раз даже времени на девушку нет. А представь, Эш, какие бы ты букеты ей тут собирал. Настоящие живые цветы, а не забальзамированные трупы, что продают в цветочных лавках в городе. Эштон предпочел промолчать. Лучше на это вообще никак не реагировать, чтобы дальше не разводить дискуссию. — Не каждая девушка выдержит его график работы, — отозвался вместо любовника Виктор, присев на корточки около одной из клумб и аккуратно поддев прибитый собратьями к земле цветок. — Прошла Великая Эпоха, в нынешнюю пору дамы иногда даже слишком требовательны и нетерпеливы, миссис Бонне, — с сожалением поведал Виктор. — Многие поверх лака покрывают ногти ядом — фигурально выражаясь, конечно — а отличить и не ошибиться сейчас слишком сложно. В позиции Эштона я с ним полностью солидарен: он подходит к этому вопросу более чем разумно. Настолько разумно, что решил вообще не рисковать. Среди гомосексуалистов тоже достаточно сук и паскуд, ориентация тут не критерий, зато мужчин, не носящих маникюр, не в пример больше женщин даже в процентном соотношении. Так что в словах своих Виктор не соврал ни разу. — Ох уж эта современная мода... — Маргарет качнула головой, вздыхая. — Мой муж в возрасте Эша уже был женат и имел двоих детей. Ценность семьи совершенно сошла на нет. Эштон отвел взгляд и, замыкаясь в себе, как обычно, в этих разговорах, сложил руки на груди, отходя чуть в сторону. — У тебя есть семья, Виктор? Девушка? — спросила тем временем Мег. — Я был женат, но это было давно и неправда, — улыбнулся Виктор, поднимаясь. На Эштона он даже не покосился. — А на данный момент я один, и темное мое небо не освещает ни одна даже тусклая звездочка. Он развел руками. — Зато я вокруг смотрю, — доверительно сообщил он. — Несмотря на обесценивание семьи, современным рыцарям есть, за что бороться. По мне, вульгарность из моды выходит, и даже на совсем юных девушках под косметикой и слоем новомодных трендов все же можно разглядеть их красоту. А вы, Маргарет, — тут же словил и перевел тему Виктор, — весьма вовремя вышли замуж. Боюсь, иначе очень многие сложили бы голову в битвах за ваше расположение. Эштону очень повезло с вами. Эштон замер. Он услышал из всего этого только одно слово. "Женат". Женат? И почему он об этом узнет одновременно со своей бабушкой?! — Так ты был женат? — Эш даже слова не дал вставить Маргарет, влезая в разговор моментально, не пожелав это откладывать. — И как давно? Почему не говорил? — парень старался не говорить слишком напряженно. На самом деле, реакции Виктор удивился. Он был уверен, что Эмили, раз спрашивала про девушку, не упустила возможности и это пояснить. У Хила язык не поворачивался сказать "растрепать", в конце концов, он знал ее натуру и знал беззлобный нрав; но уверен был — ибо та присутствовала на свадьбе и знала все доподлинно. И раз Эш промолчал... ...то, выходит, попросту был не в курсе. — Ты не спрашивал, — весьма резонно заметил Виктор, все же бросив на любовника взгляд. — А сейчас немного не то время для неприятных подробностей. В тот момент мужчина очень сильно надеялся на чуткость Маргарет, которая — Вик был уверен — не даст внуку продолжать терроризировать его друга на неприятную, как тот сам пояснил, тему, и переведет разговор в другое русло. Обсудить все они смогут потом. Глаза Эша сузились, как обычно бывало, когда он злился. Маргарет мельком глянула на внука, начиная чувствовать повисшее напряжение. — Давайте не будем бередить прошлое, — она негромко хлопнула в ладоши. — Не злись так, Эштон, ты же сам наверняка не все о себе рассказываешь друзьям, зная твою натуру. Пойдемте лучше покажу вам свой розарий. Эштон прожег взглядом любовника и прошел мимо него вслед за бабушкой. Виктор, выдохнув, покачал головой. Помассировав переносицу, выдохнул еще раз и только потом двинулся следом за процессией. По его мнению, Эш был не прав. Тот не упомянул не то что о самоубийстве (попытке, поправил себя Вик с усмешкой), но и об аллергии. А ведь знать об этом мужчине нужно было куда больше, чем Эштону — о бывшей жене: та, по крайней мере, не была смертельно опасна, а вот кормил Эша часто Виктор, и кто знает, чем однажды все могло закончиться. Впрочем, с тем же успехом парень мог так злиться на себя. Например, потому что не догадался поинтересоваться, или чувствуя иррациональную в такой ситуации ревность. Да и хуй с ним, раз уж так получилось. Скоро сам все вывалит. Зато вывалит уже остывшее, проще разгребать будет. Шевельнув плечом, Виктор переключился на розы. Розы Маргарет показывала долго. Эштон улыбался, в который раз хваля труд бабушки, но время от времени все-также убийственно смотрел на любовника, явно давая тому понять, что от предстоящего разговора никто не уйдет. — Еще чай? — еще минут через пятнадцать спросила Маргарет, закончив с розами. — Нет, спасибо, бабушка. Я уже наелся, — Эш запустил в волосы пальцы, выдохнул и подумал, что в следующий раз к бабушке будет приезжать точно один. — А ты, Виктор? Будешь еще? — Нет, спасибо вам, — вежливо отказался он. — Боюсь, это будет для меня перебором. И нам, наверное, пора? — покосился Виктор на Эштона. — Да, — кивнул головой парень, в этот раз даже не смотря на любовника. — Прости, что в этот раз я был у тебя так мало. Но мне завтра на работу. Нужно еще многое успеть. Маргарет улыбнулась ему. — Конечно, приезжай чаще. Скоро День Благодарения. Я бы хотела, чтобы ты приехал. Эштон вновь поцеловал ее в щеку и пошел в дом первым. Виктор последовал за ним. К двери не спешил, еще раз поблагодарил женщину за гостеприимство и выдал пару комплиментов ее хозяйству, включая готовку и розарий. А потом напомнил об обещанных чайных сборах и лишь затем подошел к двери, где набросил на плечо ремень сумки. — До свидания, Маргарет, было очень приятно с вами познакомиться. — Взаимно, приезжай вместе с Эштоном как-нибудь, — Мег ему тепло улыбнулась и обняла внука. — Не забудь про День Благодарения, Эш. — Не забуду, — кивнул парень. Он вышел за двери и тут же помрачнел, идя к машине. Виктор настроение Эштона уловил почти сразу. Отчасти потому что предстоящий разговор не имел под собой ни единого даже по-токсикомански бензинового радужного пятна, не говоря уже о просто светлых моментах. Что и говорить, мысль о том, что Эштон тактично промолчал, услышав все от Эмили, была куда более приятной. Сняв автомобиль с сигнализации, мужчина уселся на водительское, против обыкновения перебросив сумку назад уже оттуда, а не открыв сначала заднюю дверь. Первым начинать он не планировал. Эштон молчал. Он смотрел прямо перед собой, плотно сжав губы и не выражая ни единой эмоции. Минуты через две он все же подал голос. Он звучал ровно, просто вопросительно. — И как скоро ты собирался мне сказать о том, что был женат? Его злило не наличии бывшей жены, а то, что Виктор об этом даже не подумал сказать. — Как скоро ты планировал сказать мне, что пытался покончить с собой? — почти сразу отозвался Виктор, выворачивая руль и выезжая на трассу. — Нет, это не разные вещи, — не дав раскрыть парню рот, добавил мужчина. Говорил достаточно спокойно, но хмуро. — Это не одно и то же! — воскликнул парень. — Я был идиотом, а свадьба с твоей стороны это явно было серьезным шагом, а не желанием почувствовать что-то новое. — Когда хотят просто попробовать нечто новое — прыгают с парашютом. Или хотя бы озабочиваются матчастью, а не неумело кромсают вены, — рыкнул Виктор и надавил: — Почему ты пытался это сделать? — Потому что был идиотом, я же сказал, — Эштон не собирался это обсуждать. Тем более, он и не лгал — он был в самом деле идиотом. — А я был отчаявшимся идиотом, — Виктор дернул плечом, продолжая следить за дорогой. В подобном требующем ответа тоне мужчина обсуждать свой брак явно не собирался. — Еще вопросы? — из-за этого зло поинтересовался он, явно не желая иных вопросов слышать. По крайней мере, в такой подаче. — Ну и прекрасно, — Эштон уловил сразу настрой Виктора и отвернулся, не планируя продолжать разговор. Их отношения все больше походили на те, когда они просто спали друг с другом. И парень категорически не понимал, что катализатором большинства проблем является он сам. — Ты осознаешь, насколько ты сейчас — эгоистичная свинья? — поинтересовался Виктор где-то через минуту, когда пауза уже превратилась в молчание, но не успела затянуться настолько, чтобы окончательно похоронить тему. Он продолжал смотреть на дорогу и одновременно задумчиво перекатывал во рту язык. Хотелось курить, но за рулем делать это мужчина не любил. — А ты? — спосил Эштон. — Я тебе не хочу говорить, потому что это был глупый поступок, который ни к чему хорошему не привел. И я не хочу обсуждать это ни с кем. — А тебе не пришло в голову, что моя свадьба могла относиться к той же категории событий? — Виктор не упустил возможности добавить в голос каплю сарказма. Мужчина дал Эштону время задуматься, но не ответить. — Если я и готов это обсуждать, то точно не по приказу зарвавшегося янки, которого ты так любишь из себя строить, — отрезал он. — Да плевать мне, каким ты меня воспринимаешь, — отозвался Эштон, не поворачивая головы в его сторону. — Можешь вообще никак не воспринимать. Может, за ответом на этот вопрос мне обратиться к кому-то из твоих друзей? Ты же любишь к ним отсылать. Яда в его голосе было достать для убийства парочки людей. — Можешь обратиться, — хмыкнув, кивнул Виктор. Слишком серьезно кивнул. — К твоим услугам Николсон и Эмили. Полагаю, с ними ты будешь гораздо более вежлив, чем с собственным любовником. — Полагаю, я вообще не буду обращаться к кому-то. Я не собачка, которая бегает с места на место, чтобы спросить о косточках в шкафах своего хозяина. — Если б ты _спрашивал_, я бы и не возникал даже, — снова дернул плечом Виктор. — А ты пока только предъявляешь, Эштон. Предъявляешь, что я тебе не рассказал, не озаботившись даже "неприятными подробностями", о которых я говорил, между прочим. Мы с тобой на тот момент даже знакомы не были! А ты развел тут разборки, будто я вчера женился, а тебе не сказал нихера! Виктор явно начинал заводиться, а Эштон явно умудрился всковырнуть нечто больное. — Курить хочу, — плюнув, Хил свернул на обочину и, выключив двигатель и достав пачку сигарет, вышел из автомобиля. Дверью усилием воли не хлопнул. — Ты тоже спрашиваешь, хотя я сказал, что не имею никакого желания обсуждать то, что произошло в то время. Эштон тоже вышел из машины, но дверью хлопнул от души. Он достал из куртки сигареты и сразу закурил, в нарочито расслабленной позе опираясь о машину. На хлопок двери Вик вскинулся, но говорить ничего не стал — молча затянулся, осторожно усевшись на капот. — О том, как ты спрашивать будешь, ясно было еще в саду, — Хил говорил глухо, но уже спокойнее. — Я решил, лучшая защита тут — нападение с переводом темы. Но ты никогда не сопоставляешь поведение других и свое, — мужчина снова затянулся. — Тебя бесполезно учить на чужом опыте. Ты и на своем-то не учишься, — хмыкнул. — Неудачно вышло. Извини. — Блять, — Эштон все же не выдержал. Он резко развернулся к Виктору и с какой-то горькой, потухающей яростью посмотрел на него. — Что ты хочешь услышать, Вик? О том, как я по малолетству дико влюбился и на меня обращали внимания чуть больше, чем на стул, когда я надоел? Эштон снова выругался, мотнул головой и откинул окурок, сразу же доставая новую сигарету. — Вообще, я хотел услышать "извини, Виктор". А потом, при наличии особого желания и попранной гордости, "расскажи, _пожалуйста_", — выдохнул он очередную порцию дыма и продолжил. — Я тоже влюбился. Только надоесть не мог априори, ибо стулом был с самого начала. Окурок полетел на землю. — Зачем же она тогда вышла за тебя замуж? — Эштон не смотрел на любовника, все также предпочитая изучать пространство перед собой. — Доказывала взбунтовавшемуся обществу, что не лесбиянка, — Виктор скривил губы в подобии улыбки и снова закурил. — Под одной крышей жили. Только супружеский долг ей отдавал вовсе не я. Я только прикрывал ее. Почти каждый день, полтора года. Мужчина выпустил несколько колец. — Ее винить не в чем. Она была в курсе, потому и пришла ко мне. Сам дурак, согласился. Тогда я не был так ревнив, конечно, но любил-то ее до болезненного. Думал... а вдруг? Виктор ухмыльнулся. — Развелись, как только все поутихло, а ее пассия обзавелась для них наследной квартирой. Я тогда вздохнул с облегчением. Все то время было... тяжко, — Виктор явно преуменьшил. — Не могу поэтично назвать это "трагедией всей жизни": мы оба все отлично знали, брак был добровольным фиктивным соглашением, а я осознанно позволил собой воспользоваться. И потому, в общем, сам понимаешь, это далеко не самые радужные полтора года моей жизни. Эштон долго молчал, переваривая информацию и обдумываю все это. Через несколько минут тягостной тишины, прерывающейся только на их глубокие вдохи никотинового дыма, он подал голос: — Я подсел на наркотики из-за Барри. Он постоянно крутился во всей этой тусовке, а я хотел постоянно быть с ним. Потом втянулся и сам. Мне нравилось, как он воспринимает меня, когда я под кайфом. Сейчас я знаю, что мне тогда все это просто казалось — он воспринимал меня как всегда, — Эштон откинул очередную скуренную сигарету и потер лицо руками. — Через год, как я попытался покончить с собой, я узнал, что у него была передозировка. Но мне было уже все равно. Видимо, перерос. Вот как. "В школе были не разлей вода", значит. Виктор, обдумывая услышанное, молчал меньше, чем до этого Эштон. Очередная сигарета отправилась в траву недокуренной, а Хил сместился так, чтобы угол капота оказался между ног, и, упершись пяткой в бампер, отодвинулся глубже. Задницей пришлось проехаться по не чистой поверхности, но опираться на бампер всем весом Виктор не рискнул, да и плевал он — постирает. Расположившись, Вик привлек внимание любовника кратким "хей", а потом качнул головой и побарабанил пальцами по освободившемуся месту, зовя Эштона если не сесть, то хотя бы подойти. Эштон посмотрел на него, дернул плечами и подошел. Жалость ему не нужна была, сочувствие тоже. Он просто рассказал то, как было. Сейчас ему было неприятно об этом вспоминать, но не было никаких слезливых воспоминаний. — Только не нужно мне сочувствовать, ладно? — сказал он, вставая перед Виктором. — Я похож на посмотревшую "Хатико" девочку? — осведомился Виктор, сочувствовать и не собиравшийся. По крайней мере в том смысле, в каком подразумевал вопрос. Эш был идиотом в своем решении и сам это признал, — иных вопросов к самому факту вскрытия вен (в иной ситуации Хил бы еще вернулся к теме неумелости каким-нибудь стёбом) у него не было. К факту подростковой неудачной влюбленности — тоже. Мужчина еще раз постучал пальцами по капоту. — Либо сядь, либо облокотись. — Зачем? — брови Эштона приподнялись, а в глазах мелькнуло удивление. Когда Виктор делал такие странные предложения — приказами назвать Эш их не мог, иначе бы пришлось признать, что он их исполняет, а не принимает предложения, — то парень невольно напрягался. Эш сделал шаг к машине и оперся на нее бедрами, все еще не сводя взгляда с любовника. Виктор вцепился пальцами в пояс парня и втянул того на капот, тут же шикая и придерживая, чтобы Эш не начал бабские возмущения и не соскочил обратно. — Мы взрослые люди, — напомнил он, крепче перехватывая любовника поперек тела, — пожалуйста, не устраивай детских истерик. Я просто хочу спросить. Постарайся не хамить и понять меня. Виктор усиленно пытался балансировать на рациональном пояснении — с попытками логически расположить Эштона и дать ему понять, что на него никто не покушается — и не скатываться при этом на тон, каким говорят с детьми. Было сложно, но пока выходило. — Я прошу тебя, — искренне добавил Вик. Эштон сначала напрягся. Ему все-таки не слишком нравилось, когда его вот так вот таскали. И это не было детской реакцией — вполне себе взрослое нежелание. От слов любовника он напрягся. Эш подозревал, что хочет спросить Виктор. Ему казалось, что наверняка снова про наркотики. И про то, собирается ли он бросать. И они снова поругаются, потому что Эш не собирается. С кокаином ему было проще переносить давление, которое на него оказывали. Сам Виктор, в первую очередь. Да и все-таки можно было признать, что он зависим — Эш не представлял себя в ломке. — Спрашивай, — сказал он, и можно было ощутить как от напряжения подрагивает его тело. Виктор скользнул ладонью по телу, но напряжение чувствовалось и без этого. Не такой реакции хотел Вик, когда говорил "пожалуйста"; он рассчитывал на хоть какую-то открытость ему. Такое недоверие било сразу в несколько побаливающих мест. — Так не пойдет, — выдохнул мужчина, уткнувшись лбом парню в спину. — Можно просто поговорить? _Нормально_ поговорить, доверительно и без ужимок. — Я разве возражаю? — сказал парень. — Просто я не понимаю, что еще можно нам обсудить. Ты снова начнешь читать мне нотации, я вновь не буду их слушать. И мы снова поругаемся. — Я не собирался обсуждать, — пояснил Виктор, — я ведь сразу сказал, что хочу только спросить. Хил выдохнул и уложил подбородок Эштону на плечо. — Я не буду в этот раз читать нотации, обещаю. Просто ответь на вопросы. Но для начала расслабься. Договорились? Идти на это было сложно, но Виктор хотел выяснить всю картину целиком, потому мог пожертвовать парой сотен тысяч нервных клеток, сдерживаясь. Или одной сотней, если Эш не будет нарываться в процессе. Эштон глубоко вздохнул. Это было сложно сделать — расслабиться. Но потом он кивнул и сказал. — Хорошо, я тебя слушаю. Он не верил, что Вик опустит нотации, но готов был выслушать. Когда-то это надо было сделать. — Хорошо, — в ответ отозвался Виктор, чуть плотнее прижимая к себе любовника — так было проще себя контролировать. О сроках спрашивать было бессмысленно: годом раньше — годом позже, разницы никакой. Наркотики начались еще в школе, и этого было достаточно для соответствующих выводов. — За все время ты когда-нибудь прерывал прием наркотиков на длительный срок? Какой самый большой перерыв был? И когда? Выравниваясь, Виктор рефлекторно зарылся носом в волосы Эштона. Эштон сразу напрягся еще сильнее. Он сглотнул. Вопрос был из тех, на которые он предпочитал не отвечать. — Месяц, — сказал он негромко. — Тот месяц, что я пролежал в больнице. Хотя вряд ли это можно назвать временем без наркотиков. Эштона пичкали кучей лекарств. В том числе и обезболивающими. Да и сразу как он вышел, он направился в старую компанию, где обдолбался по самое не хочу от переизбытка негативных эмоций. Виктор продолжил не сразу, сначала мерно дыша парню в затылок. — Когда принимал в последний раз? Одновременно Хил прикидывал эту цифру самостоятельно. — В ту ночь, когда выключил телефон, — отозвался Эштон. — Уже неделя прошла. Я же говорил, что редко принимаю. По тону выдоха Виктора было ясно, что ответ ему не очень понравился. Тем не менее, он промолчал. — Это не редко, — прокомментировал он. — Это не нотация, не дергайся. Прекратить не хочешь? — Меня все устраивает, — покачал головой Эштон. — Наркотики помогают мне расслабиться. Всегда помогали. И я так и не нашел что-то, что могло мне равноценно их заменить. — А какие рассматривались альтернативы? — поинтересовался Виктор со смешком. Смешок вышел нервным, но вполне нейтральным. — Секс, работа, алкоголь, — пожал плечами Эш. — Ничего сверхъестественного. Думаешь, почему я раньше трахался как кролик? — Ух ты, новые подробности, — хмыкнул Виктор, снова укладывая подбородок парню на плечо. — Дай угадаю, — пальцы прошлись по телу, как в предыдущий раз, будто снова прощупывая напряженные мышцы, — я расслаблению никоим образом не способствую. Безосновательным предположение назвать нельзя было. Вспомнить хоть... всё. Виктор никогда бы не признался, но ему все эти встряски были даже нужны — чтобы не упускать любовника из виду, чтобы не терять концентрацию, чтобы своим чувствовать. Но если именно они провоцировали лишний прием, Виктор не мог себе этого позволить. — Угадал? — Ты тут ни при чем, — покачал головой Эштон . На самом деле сейчас он не мог сказать, что его что-то сильно напрягало. Может, иногда Виктор своими агрессорскими замашками, но не настолько, чтобы бежать к любой стеклянной поверхности и нюхать кокаин. И работа сейчас не так уж сильно напрягала. Пожалуй, себе Эш был готов признаться, что он все-таки зависим. Но не кому-то. Способом расслабиться это было раньше. Теперь просто прикрытие. — Просто не бери в голову, Виктор. Я же говорил, что это мои проблемы. Тем более, проблемой я это не считаю. — Проблемой это считаю я, — отозвался мужчина. — Это не шутки, Эштон. Не мне тебе об этом рассказывать. Не брать это в голову я не могу. — Я не колюсь, не употребляю синтетику. Это просто время от времени кокаин, ничего серьезного, — Эштон сам не слишком верил в то, что говорил. — Прекрати. Я не тот парень, что выстрелил в себя по глупости. — Именно тот, — Виктор коснулся губами виска Эштона. — "Время от времени" и "три раза в неделю" — разные вещи. Ты сам понимаешь, что спорить с этим глупо. Эштон вздохнул. Осуждать это было совершенно бесполезно. — Все, прекрати, Вик. Кажется, ты обещал, что мы обойдемся без нотаций, — парень высвободился из его объятий. — Поехали в город. Я хочу забрать свою машину до того, как все поедут домой и увидят меня на парковке. — Погоди, — Виктор придержал Эша за руку. — Когда собираешься в следующий раз? — Я не знаю, — Эштон на него несколько удивленно посмотрел. — Я не планирую приемы, не записываю их в ежедневник. Когда я понимаю, что я хочу и мне сейчас это необходимо, тогда и принимаю. — Клубы? — все же уточнил Виктор важную деталь. Это сквозило в словах и даже было ясно, но Хил хотел услышать точно. Не таскает же парень кокаин с собой на случай, когда "сейчас это необходимо"... Но вдруг. — Но не на работе же я катаю дорожки, — Эштон скептически на него посмотрел. — И, Вик, даже не думай запрещать мне куда-то ходить. У нас был уговор, что я тебя предупреждаю — не более. Виктор нервно дернул плечом. В теории, Эш мог катать их, например, дома. — Я не стану запрещать ходить в клуб, — голос мужчины был глухим и сиплым. — Стриптиз — в присутствии моем, у нас тоже уговор. А вот наркотики я — запрещаю. Он сел за руль, снова заводя автомобиль. Хил держался слишком прямо, в паузах сжимал челюсти до очерчивающихся желваков, костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели. Виктор понемногу спускал до этого державшееся внутри напряжение, и это было видно. Пойти против себя и не озвучить запрет он так и не смог. Проблема вставала огромная. Выпустить Эштона сам Виктор теперь не мог: он находился в капкане данных обещаний и в клетке заклинившего скелета собственной личности. И не мог почти ничего сделать. Ранее озвученная Эштоном мысль об удержании в подвале уже не звучала таким уж крайним случаем. И вместе с тем — звучала бредово донельзя. Виктор крепче вцепился в руль, направляясь обратно в город. Эштон тоже молчал. Он смотрел в окно, немного хмурился и поджимал губы. Сейчас это было больше знаками задумчивости, чем раздражения. — Ты не можешь мне запретить делать что-то, что касается меня. Запрещать связывать тебя — пожалуйста, трахать тебя — сколько угодно, не нервировать по пустякам — в ту же корзину, но ты не в силах запретить мне хоть что-то из того ,что мне хочется в отношении себя, — он говорил, не отрывая взгляда от местности за окном. — Я понимаю, Вик, что ни к чему хорошему подобным образом жизни я себя не доведу. Но, может, мне и не нужно ничего хорошего? — он повернулся к любовнику и посмотрел ему в лицо слишком внимательно, слишком пронзительно, чтобы можно было подумать, что фраза брошена просто для поддержания темы. — Может, я хочу сдохнуть где-нибудь от передозировки, чтобы... — он замялся. Говорить истинное желание не слишком хотелось, он и не стал — слишком глупо и по-детски. — Неважно, — Эш мотнул головой. — Просто, раз ты такой ответственный, не бери на себя вину в случае любого исхода. Я трезво выбираю свой путь и отдаю себе отчет в этом выборе. — Чтобы — что, Эштон? — сухо поинтересовался Виктор, продолжая упрямо следить за дорогой. — Лично плюнуть в лицо Барри? Или руку пожать этому призраку давно минувших дней? — Какая разница? Ты вряд ли сможешь это понять, — фраза была настолько шаблонной, что было даже обидно ее говорить. — Не бери в голову, серьезно. Это моя просьба и совет. Эштон накрыл его руку на руле своей ладонью и немного сжал, призывая к перемирию. Виктор чуть разжал пальцы на руле, чтобы прихватить пальцы любовника. — Это бред, а не совет, Эштон, — рыкнул он, поворачиваясь к парню. На дне глаз плескалось загнанное отчаяние — Вик искал выходы, и забыть, пустив на самотек, явно не входило в сколько-нибудь пригодные варианты. Хил дышал ровно и напряженно, с шумом выдыхая каждую новую порцию воздуха. — Тебе это не нужно, — мужчина ткнул пальцем в небо и не надеялся, что это сработает. Ему необходимо было хоть что-то говорить, чтобы держать себя в руках. Эштон улыбнулся. Как-то по-особенному мягко — за ним редко подобное водилось. — Я не пытаюсь покончить с собой с помощью наркотиков. Если бы я хотел этого, я бы уже начал колоться. Пойми, Вик, я живу так, как мне хочется. Мне нравится это чувство легкой эйфории, ощущения, что я все могу, которое меня постигает, когда я под кайфом. И я не готов с ним прощаться. И я понимаю, что наркотики рано или поздно сведут меня или в больницу, или в морг. Но зато я не буду жить скучной пресной жизнью. Кстати, — улыбка стала пошлее. — Секс под кокаином гораздо более острый. На последнюю фразу Виктор стрельнул таким убийственным взглядом, что ему позавидовала бы любая оскорбленная самка. Он почти сразу вернул взгляд автодороге, выпуская и сбрасывая с руки пальцы Эштона — боялся сломать тому кости или вывихнуть фаланги. — Помолчи, — попросил он с интонацией, с какой мог бы сказать "заткнись", — иначе врежу. Снова не угроза, а предупреждение. Пошлую улыбку в этом контексте очень хотелось стереть наждачкой. Но как только Виктор сорвется — назад пути не будет у обоих. Хилу плевать на противозаконность мер, но они были бы слишком травматичны для Эштона, а мужчина дал обещание. И нарушить его мог только с обоюдного согласия. Согласия не было, и Виктор отдавал себе отчет, что когда априори не вечное заключение закончится, парень первым делом пойдет в клуб. По этой ветви тупик. Если где-то в речи и содержались намеки на обратное, то Хил их не видел. — Относись к этому проще, — Эш вновь улыбнулся. В этот раз более напряженно. Он отвернулся вновь к окну и молчание между ними стало совсем тягостным. — Я не знаю, смогу ли я бросить совсем, — сказал наконец Эштон. — И если не смогу, то это будет значить, что я зависим. Я не хочу этого знать. Виктор молчал до самого въезда в город, а потом до тех пор, пока не остановился за квартал до работы Эштона. Снимать блокировку и открывать двери мужчина не спешил — время у них все равно было. — Эш, мы взрослые люди, — в очередной раз повторил Вик, — я разъясню тебе кое-что, а ты поговори сам с собой и прими решение. Хил откинулся на сидение и закурил. — Раз я такой ответственный, — повторил он недавнюю формулировку любовника, — я тебя в покое не оставлю. Не могу оставить. И однажды ты проснешься не в своей постели, а в палате или подвале, — Вик хмыкнул, стряхивая пепел, — зависит, договорюсь с руководством или только с парой врачей. И ты проторчишь там месяц-два-три-больше, пока тебя не переломает. Я договорюсь с родными и начальством, нигде это время отражено не будет, никто не узнает. Мужчина затянулся, смотря сквозь лобовое, и коснулся насущного. — Если ты узнаешь там, что зависим, тебе не нужно будет что-то решать, жить с этим или переступать через себя. Тебе уже некуда будет деться и придется пройти до конца. Но всегда есть вероятность, что зависимости попросту нет, тогда я отступлюсь. Виктор лгал. Но он повторял то же, что говорил сам Эштон. Если парню легче верить, что он относится к тому крошечному проценту — пусть. Хил был негативистом, а для любовника, вероятно, это хорошее подспорье. — Если ты категорически против... — Хил выдохнул сизую струю, — я прошу — откажись от меня. Иначе все дальнейшее пойдет во вред нам обоим. Предлагать отказаться от себя было сложно, чертовски сложно, но это был единственный способ сбросить с себя необходимость заниматься этим вопросом. Мужчина повернулся к Эштону. Взгляд был отрешенный, но полный просьбы. Какой из двух — отказаться и не трепать нервы или позволить помочь — было неясно. — Времени на решение достаточно. Либо откажись, либо молчи. Всегда можно убедить себя, что время еще есть. Сложно согласиться — убеждай, пока однажды не сможешь узнать потолок над головой. Для упрямца это хороший способ согласиться. Щелкнула блокировка, Виктор прикрыл глаза. — Позвони, когда доберешься до дома. Отказаться от Виктора ему было проще всего. Но тогда бы получилось, что наркотики для него ценнее любовника. Это было не так. Но упрямство не позволяло Эшу признать зависимость и принять помощь от Виктора. Парень вышел из машины и оглянулся на нее. Что ж, выбор ему придется делать так или иначе. Выход пока один — молчать и делать вид, что он думает.