Вид на доверие

Виктора отвезли в реанимационное отделение, не пустив туда Эштона — впрочем, сил рваться туда у него все равно не было, — парень оперся на стену лопатками и медленно спустился по ней на пол, закрыв лицо руками. Вот теперь можно было поддаваться чему угодно. Теперь от него ничего не зависит. Двери отделения распахнулись минут через двадцать. Из них вышел среднего возраста светловолосый врач, стягивая перчатки и маску, и порыскал взглядом по коридору. Иных людей рядом не обнаружилось, и он обратился к Эштону, обратив внимание на его позу. — Вы второй пассажир, верно? С вами все в порядке? — бригада скорой наверняка осмотрела обоих, но была вероятность, что им было не до парня, а тому — не до своего тела. — Все нормально, — глухо ответил Эштон, не поднимая головы. Он впал в состояние легкой апатии, перенервничав настолько, что эмоций уже просто не хватало на выражение каких-либо интонаций и чувств. — Как он? — парень все же поднял голову, смотря на врача. — Для жизни опасности нет, — ответил мужчина, засовывая руки в карманы халата. — Но есть ущерб здоровью. Два шва на лице, не считая мелких порезов, перелом лучевой кости правой руки и достаточно серьезная травма правого глаза. Ваш друг сейчас в офтальмологическом. Глаз будет сохранен почти сто процентов, а вот восстановление его функциональности на первый взгляд под огромным вопросом, и я бы на вашем месте на это не надеялся, но тут как карта ляжет и доктор Вейлсон скажет. Врач качнул головой, и по движению было видно, что он видел ситуации и похуже, а потому мало обеспокоен. — Сотрясения, судя по всему, нет, так что часа, — мужчина обернулся, разглядывая часы над дверями, — через два-три, полагаю, он уже будет готов к общению. Можете подождать, вас сестра позовет тогда, — предложил он. Эштон слабо кивнул. Может, врач и видел ситуации похуже, но в них Эштон не был участником, а здесь он был напрямую виноват. Если Виктор потеряет зрение... Парень тряхнул головой. Лучше не думать об этом. Он на самом деле чувствовал себя виноватым. Он мог быть внимательнее, смотреть на дорогу, меньше уходить в свои мысли... Мог бы... Нужно было пойти покурить, но сил подняться Эштон в себе не находил. Так и сидел на полу, гипнотизируя стрелки на часах. Часа через два его действительно окликнули: рыжая девушка, судя по бейджу — интерн. — Простите, сэр... Вы не назвали своей фамилии, — извинилась она, вежливо улыбаясь и с пониманием рассматривая явно уставшего Эштона. Эштон встал все же на ноги и ответил, глядя на дверь, откуда вышла девушка. — Эштон Нейтон, — сказал он. — Все закончилось? Как Виктор? И... операция на глаз успешно прошла? — Мистер Нейтон, — кивнула она, сделав пометку на планшете с бумагами. Прижав все к груди, она снова обратила внимание на парня, поглядывая в "подсказку" на бумагах. — От сильного удара глазное яблоко было повреждено, внутренняя часть вышла во внешние слои, сместился зрачок, помутнел хрусталик; проникающих повреждений нет, это хорошо. Задачей было стабилизировать глаз, чтобы не допустить осложнений из-за внутренних нарушений, и это удалось, но структура, к сожалению, нарушена критично, так что глаз слеп, и восстановить зрение на нем маловероятно. Сейчас он в палате, я могу вас проводить. Долго говорить нельзя — мистер Хил на лекарствах, ему нужно поспать — но в палате затем можете остаться, если хотите, вам бы тоже не помешало отдохнуть. Дать вам успокоительное? — Дайте мне пару десятков грамм кокаина, — буркнул под нос Эштон, не глядя на девушку. Да и сказал он это так, чтобы она вряд ли смогла расслышать. — Проводите меня, — уже громче сказал он, подходя к ней. Внутри нехорошо ворочалось еще большее чувство вины. Виктор ослеп из-за него и его невнимательности. Вообразил себя гонщиком, вот и последствия.... Можно было сетовать на встречную машину, но Эштон понимал, что вину с него это не снимает. Девушка кивнула и двинулась по коридору в обход, через некоторое время входя в одну из палат. Виктор лежал под капельницей, с загипсованной правой рукой и толстой бинтовой повязкой на правом глазу, закрепленной крест-накрест пластырем. — Мистер Хил, — позвала девушка, тронув за руку, мужчина реагировал немного медленно, но не из-за тяжести состояния, а из-за накачанности лекарствами. — К вам посетитель. Вы недолго, вам отдохнуть нужно, хорошо? Виктор медленно моргнул, соглашаясь, и сфокусировался на Эштоне, разглядывая его. — Эш, — выдохнул он, когда девушка вышла, — как ты? Что со вторым авто..? — договорить длинное слово сил не хватило. Эштон сел на стул рядом с кроватью на стул и тронул пальцами его пальцы, торчащие из-под гипса. — Все в порядке, — привычно сказал он, сглатывая комок в горле. Виктор выглядел ужасно. — Прости, что так вышло, — сказал он негромко. Парень прекрасно понимал, что простых извинений недостаточно, но больше ничего в голову не приходило. — Ладно, — поморщился Виктор. Извинения — последнее, что он хотел слышать сейчас. — Как вышло — так вышло. Кто неудачник... так это я. На собственные пальцы... Как глаз? Мне не сказали. Хил с усилием поднял здоровую руку, чтобы помассировать лоб, а потом потянулся ей к парню. Эштон перехватил его руку и сплел вместе пальцы. — Я не уверен, что это должен говорить тебе я, — он отвел взгляд. Тяжело говорить, что зрение потеряно. — Твой глаз... Вряд ли ты когда будешь им видеть. Он совсем отвернулся и снова сказал: — Прости. — Йо-хо-хо, — прокашлял Виктор, иного смеха сейчас не вышло, — и бутылка рому. Полностью осознать новость было, конечно, сложно, и Хил шутил, по-человечески надеясь, что все-таки все образуется. С другой стороны: один глаз — не оба, в полной тьме он жить не будет, и работе это не очень помешает, хоть и многое придется изменить и ко многому привыкнуть. Вот сломанная рука — проблема. Мужчина чуть сильнее сжал пальцы любовника, надеясь, что тот повернется, среагировав на пиратский стишок. Эштон посмотрел на него, но во взгляде снова было только чувство вины. Он не мог представить как это жить без глаза и как можно так на это реагировать. Виктор смог только горько выдохнуть. Уровень вины в глазах Эштона зашкаливал, и это могло сулить Хилу только депрессию. Потому что, если парень так и задержит все это в себе, Хил не будет ничем иным кроме напоминания об аварии. Виктор знал, что Эштон в этом смысле все же достаточно силен и не зациклен, но на данный момент мужчине взгляд не нравился. — Хватит, — попросил он, поглаживая пальцы. — Не вини себя. Пожалуйста. Солнце не погасло, а я тебя вижу. Рука срастется. Не делай лицо, будто меня парализовало. Виктор выдохнул и поморщился. — В сон клонит. Сколько сейчас времени? — Седьмой час, — сказал Эштон, глянув на часы. — Спи. Я тут посижу пока. Чтобы Виктор не говорил, Эштон не мог понять пока этого. Он не понимал, как можно так просто относиться к потере глаза. Виктор покосился на здоровую руку, рассматривая пластырь, которым к ней была прикреплена внедренная под кожу игла капельницы. Спать, судя по всему, он будет достаточно долго. — Эштон, — позвал Хил. — Позвони Николсону. Сейчас. Скажи, что случилось. И передай, дословно, что меня единорог боднул, — Вик хрипло хмыкнул. — Он поймет. И пусть будет здесь в три. — Хорошо, я позвоню, — кивнул парень. — А теперь спи. Парень поднялся с места и ушел искать медсестру, чтобы попросить вещи Виктора. Та отдала ему их и парень, найдя номер Николсона, набрал его. При Викторе он говорить не стал бы, чтобы не мешать ему. У Николсона тренировка была утром, но вставать ему было только через полчаса. Звонок Виктора ни коим образом не сбил недовольного тона, а даже наоборот, усилил, так как Ник отлично знал — на Виктора такие вещи в его исполнении действуют мало. Впрочем, просто так звонить мужчина тоже бы не стал, потому Кир прикрутил недовольство на среднюю отметку. — Доброе утро, блять, — фыркнул он в трубку, опережая звонящего. — Хуле понадобилось ранней пташке? Ты ж выходной, чего не спится? — Это Эштон, — парень вышел на лестничную площадку и там уже только закурил. — Виктор попросил тебе позвонить. Мы попали в аварию и он сейчас в больнице. Сказал дословно тебе передать, что его единорог боднул. — Тпр-ру-у, — покачал головой Николсон, приподнимаясь на локте и пытаясь осознать происходящее. — Какая авария, какая больница... Агрх, — он прошелся ладонью по лицу, формулируя адекватный ситуации вопрос. — Еще раз. Что с Виктором? С нихуя в больницу не попадают. Особенно, после аварии. — У него поврежден глаз и сломана рука, — ответил парень, закуривая следующую сигарету. — Вряд ли он когда-то будет видеть этим глазом. — Глазом видеть не будет и при этом передал, что его единорог боднул? — уточнил Николсон и хихикнул, расслабленно выдыхая. — Ты что, сидел рядом с ним со скорбной рожей матери убитого младенца? — Что значит эта фраза с единорогом? — спросил Эш, игнорируя явный подъеб. — Это наша старая шутка, — терпеливо пояснил Кир. — Которая означает выбитый глаз. Мы ржали тогда над каким-то фильмом и пришли к выводу, что чувак глаза лишился, потому что его единорог из my little pony боднул. Так вот, родной, если Вик начинает травить старые пьяные шутки, значит, ему хуево, причем очень. И причина тому может быть только одна — недостаток оптимизма в организме. Так что заканчивай сопли жевать и не делай вид, что завтра апокалипсис. Нахуй он просил ко мне позвонить? Хочет, чтобы я приехал? Почему не лично? Эштон и сам понимал, что лучше не раскисать лишний раз, но ничего сделать с этим не мог. — Да, к трем часам приезжай. Он сейчас отрубился, его лекарствами доверху накачали. — Заснул и хорошо. Не капай на нервы кислой рожей иной раз, окей? Его сильно угнетает это, хуйней кончится, помяни мое слово. Та-а-ак, — Николсон помассировал переносицу и вроде окончательно проснулся. — Вы в центральной? Тогда только к половине четвертого успею, раньше никак, предупреди Вика там, чтобы нервы о наждачку не стирал. — Да, хорошо, — кивнул парень, выбрасывая окурок в банку, заменяющую пепельницу. — Я скажу ему, когда он проснется. Я пойду, тоже поспать немного надо. — Говнюки, — беззлобно фыркнул Николсон. — Сами дрыхать, а мне пилить на работу. Все, отбой. На этом Кир отключился. Эштон тоже отключился. Убрав телефон в карман, он вернулся в палату. Глянув на Виктора и поняв, что тот уже заснул, Эштон лег на соседнюю кровать. Взгляда с Виктора он так и не спускал. Поверить в то, что именно он не справился с управлением из-за чего Виктор лишился зрения и временно руки было сложно. Все-таки Эштон никогда не попадал в подобные аварии в каком бы состоянии не был. Все же он уснул, все также терзаемый мыслями о собственной вине. — Хуясе у вас тут сонное царство! — громогласно возвестил Николсон на палату, только открыв дверь и окинув взглядом обоих спящих. — Вик! — обратился он к мужчине, который уже массировал лоб, морщась и пытаясь придти в себя. — Познакомился с единорогом? Повязка охуенная, но я тебе черную потом подгоню. А потом еще подгоню каких-нибудь. — Да-да, — поморщился Хил еще раз. — Потише, блять, я не для того звал тебя, чтоб ты орал. — Ладно-ладно, прости. Не виноват я, что ты до сих пор спишь, хотя я позже на полчаса, как и обещал, между прочим. Тебе тут Эмили хавку передала. Эй, Эштон, бутерброды будешь? Эштон приподнялся на локтях, щурясь и не сразу понимая, что происходит. К таким шумным людям он не привык. — Нет, — покачал он головой на предложение. Кусок в горло не лез — воспоминания о произошедших событиях вернулись в голову слишком быстро. — Как ты? — повернулся он к Виктору, садясь и потирая лицо руками. — Да нормально, — хмыкнул Виктор, по губам которого уже блуждала улыбка. Кир начал трепаться о том, что ему передали ребята из клуба, и подсунул под нос раскрытый пакет с бутербродами. Хил, вслушиваясь в беззаботный треп, явно повеселел и более-менее ожил, только изредка шипя на Николсона, когда тот случайно тревожил гипс. — Эш, — позвал он, приподнимаясь на кровати и сильно поворачиваясь в сторону любовника, чтобы толстый слой бинта не мешался, — иди сюда, а то сидишь — мне видно плохо. — Да хорош заливать, родной, — оскаблился Николсон, рассматривая Виктора. — Так тебе ваще нихера не видно. Глянь, какую фигню нашел в детском отделе, — и Кир вытащил из пакета черную повязку с пиратским черепом. — Как оправишься с рукой, устроим покатушки на тему пиратов. Будешь Джеком Воробьем. — Капитаном Джеком Воробьем, — вставил Виктор. — Продавшим душу единорогам, ага, — ухмыльнулся Кир, поедая бутерброд. Виктор хрипловато засмеялся, придерживая сломанную руку. — Долбоеб, — поделился Хил. — Да, я такой, — самодовольно возвестил Николсон, растянув улыбку во все тридцать два. — Ладно, ты нахер, — махнул он рукой, — теперь ты, — он обернулся к Эштону, — расскажи хоть, что у вас и как случилось. А то Вик сейчас отмахиваться начнет. Эштон смотрел на то, как они весело перебрасываются фразами и морщился. Повода для веселья и радости он не видел. Удивительным образом, от собственных проблем он зачастую отмахивался, но вот, когда он был виноват... отмахнуться не мог. Он встал со своего места и пересел на кровать к Виктору, перебарывая желание тут же нервно закурить от вопроса Николсона. — Мы возвращались с Руно и какой-то идиот вывернул из-за поворота на красный свет, я не успел уйти от столкновения. Точнее, успел, уберегая только себя. Не даром пассажирское переднее сиденье называют местом смертника, — Эш снова поморщился. — Вот один едва ли им не стал. — Едва! — акцентировал Николсон, понимающий настрой друга. — Не стал же. — Да ладно, Эштон, — Виктор поймал пальцами запястье любовника. Он не любил, когда жизнь вокруг останавливалась, как это было в свое время в клинике, и тем более не любил, когда на него смотрели так, будто завтра будут хоронить. Даже в температуру под сорок по Цельсию он не позволял хлопотать вокруг себя, как над умирающим. Бульоны, таблетки и пледы он находил нормальной заботой в таких ситуациях, но настрой лечащего играл важную роль. Николсон никогда не возводил заботу в культ, он просто ставил рядом чашку с чаем и кивал на нее, продолжая трепаться о левых вещах; не умел акцентировать на этом внимание. Та же Эмили, например, заботилась более явно и настырно, но это у нее шло таким естественным фоном, что и ей Хил поддавался, заражаясь чем-то положительным. Была еще парочка подобных людей. Эштон же выглядел сильно загруженным произошедшим, и это давило на Виктора сильнее многого в этот момент. — Ладно тебе, — повторил он, — сам вон без царапины, а меня — в гроб? Слабо верится. Да и глаз цел был бы, если б я прямо сидел. — Во-во, — поддакнул Ник. — Хотя я и слабо понимаю, как ты умудрился... — Оперся локтем на окно и подпер голову костяшками, — припомнил Хил. — Не помню удара, но кроме как на свои пальцы напороться было не на что. — Меньше болтай, швы разойдутся, Джокер, — хмыкнул Ник, — и теперь можешь показывать его фокус с карандашом, (короткий бери, из IKEA), терять нечего. Виктор хмыкнул, наблюдая за Киром, и сжал пальцы любовника — крепче, чем вышло утром. — Ты сделал все, что мог и должен был, — сказал он. — Не смотри на меня так. Там не было твоей вины. — Так считаешь только ты, — отозвался Эштон. Он так редко попадал в те ситуации, когда действительно был не в своей тарелке из-за обуревавших его чувств, что не мог, просто не мог, отставить все, отложить в дальний ящик и успокоить. — Я пойду покурю и поищу автомат с кофе, — парень осторожно высвободил свою руку из пальцев Виктора и встал. Находиться в одной комнате с двумя чересчур шумными не по ситуации мужчинами ему не хотелось. Даже ради спокойствия Виктора он не мог себя перебороть и начать шутить. Знал, что надо, но не мог. — Не очень долго, — попросил Виктор, сам не понимая, из каких именно побуждений это просит: то ли из беспокойства за Эша, то ли от некомфортности его отсутствия, то ли еще от чего. — Тьфу, Вик, дай покурить человеку, — влез Николсон. — Ты если сам можешь скурить пачку, а потом неделями не трогать сигареты, так ты один такой ущербный. Не торопись, родной, — махнул он Эштону, — я пригляжу. Виктор кивнул парню, соглашаясь с адресованными ему словами Николсона. Эштон вновь поморщился — это "родной" ему все еще очень не нравилось, но переучивать Николсона было явно бесполезно. Выкурив пару сигарет на лестничной площадке, парень пошел на поиски автомата с кофе. Тот нашелся быстро, но Эш не спешил обратно. Вернувшись на площадку, он сел на одну из ступенек, вновь закурил. В голове роилось множество мыслей. И парень все больше понимал, что сейчас он совершенно бесполезен — помочь Виктору он не в силах. Да, можно попытаться вести себя словно ничего не произошло, но ведь произошло! Эш тряхнул головой. Ему нужно было время, чтобы перестроиться на настроение, так нужное Вику. — Напрягает, а? — хмыкнув, поинтересовался Николсон, когда парень вышел за дверь. Виктор неопределенно дернул здоровым плечом и поморщился, придерживая пальцами повязки на месте порезов. — Да ладно. Знаю твою ранимую душонку. Он винит себя, а ты винишь себя, что он винит себя, ведь благородный рыцарь клялся не причинять... — Хватит, — попросил Виктор, вперившись взглядом в стену. — Я сам знаю, в чем и кому клялся. Кир закатил глаза. — Да отойдет он, отойдет. Не нервничай. Ты ж себя простил, когда руку мне сломал? — Кир хмыкнул. — Тоже правую, кстати, судьба нас поквитала. — Я знал, насколько ты толстокож в этой степи. — О да-а, — хмыкнул Николсон. — Ты тогда все разнес и покромсал веревку на куски. Это зрелище перекрыло любые минусы перелома. Да и всегда плюсы есть — откройся фобия в иной ситуации — что бы было? Хуйня была бы. А рука — срастется. Не парься, он тоже отойдет. — Меня наверняка оставят на день минимум, — сменил тему Хил. — Ты пробивал варианты отбелить документы заочно? — Ну да. Бабла запросят, но это единственное препятствие, они согласятся на мою схему. Вопрос цены. — Вечером отвезешь Эштона в клинику... Нет. Не отвози. Договорись с Рональдом и срочно — слышишь? — срочно пробей свою схему. — Да что за спешка? — недовольно дернул плечами Ник, удивительно похожий в этот момент манерами на Эштона. — Поясни. — Прошлое аукается, — выдохнул Виктор. — У Эштона. В теории, после встречи с ним, Эш может и на тяжелую наркоту прыгнуть, и даже самоубиться. — А на практике?.. — скептично поинтересовался мужчина, сложив руки на груди. — Я не хочу рисковать практикой. — А. Рыцарь поклялся... — Заткнись, а? — Ладно. Карту давай. — Бумажник в джинсах, отец Эштона уже перевел ту половину. — Виктор кивнул на свои вещи. — Заплати Рональду, чтобы сместил наш выезд на два дня, вроде как мы завтра уехали. И используй эти два с половиной дня с толком. — Все для тебя, родной, — улыбнулся Николсон, копаясь в карманах друга. — А с твоим что? — Если не останется — отвези домой. Пусть мобильник вернет только. С деньгами на документы — к нему тоже. Господи, какого ж... — Не матерись в одном предложении с именем Господа, — вклинился Кир со смешком. — Иди нахуй, — хмыкнул Виктор и тяжко вздохнул. — Успокойся, блин, — фыркнул Николсон. — Я все сделаю. Темы ушли в другое русло. Подумав, Эштон направился на поиски врача. Все-таки он хотел убедиться в том, что ему сказала медсестра. Врач, который до этого разговаривал с ним, был в кабинете, о местонахождении которого ему подсказала медсестра. — Здравствуйте, — парень постучался и вошел в кабинет. — Я по поводу Виктора Хила. — Да? — мужчина посмотрел на него. — Хотелось бы уточнить по поводу его зрения. Нет никакой надежды на его возвращение? Мужчина за столом вздохнул, снял очки и потер переносицу. — Шанс есть, — сказал он. — Но очень маленький. Я бы не хотел, чтобы вы на него сильно надеялись. — Говорите, — требовательно заявил Эштон. — Операция дорогостоящая и не факт, что она будет удачной. Искусственный хрусталик не всегда приживается в подобных количествах. — Но удачные случаи были? — уточнил Эш. — Были, — кивнул врач. В палату к Виктору он вернулся в более хорошем расположения духа. Но пока он не хотел говорить ни о чем Виктору, чтобы не тешить надеждой еще и его. Николсон все еще был там и трепался за жизнь, декламируя монолог некоего Джейкоба, собиравшегося, судя по всему, жить где-то в кольцах Сатурна и бухать с Ктулху. Виктор слушал с интересом, улыбался, кривя губы, чтобы не тревожить раны, и в целом был достаточно весел. — ...и он, говорит, будет щупальцами бутылками пива жонглировать. Джордж к тому моменту забился в угол и считал на листочке что-то, доказывающее невозможность всей этой затеи с физической точки зрения. Но потом к нему подсела эта, из клиенток Уильяма. Оставшееся время Джейк говорил спокойно, пока Джордж с барышней ржали над какими-то графиками. Ну я их понимаю, мы так же смеялись, когда балансы рассматривали и отчетность учебную. — Сокращения? — уточнил Виктор, смотря, тем не менее, на любовника и кивая ему снова на кровать. — Да не только, — Кир возвращение заметил, но не среагировал. — Помнишь, ты про координаты ржал. Про изометрию и угол между осями больше сто двадцати? — А! — припомнил Хил и хмыкнул. — Ну? — Ну вот такой же бред, только на бирже. Три дятла спарились и снесли одно яйцо, как поднимутся акции птицефабрики, торгующей курятиной? Да хуй их знает! Не, там мо-ожно найти логику и применить формулы, но почему бы не выбрать более адекватный пример из реальности? Я, может, хочу нефть черпать... — Все, не заводись, — прервал Виктор, скорее, из необходимости обсудить с Эштоном их планы, чем от нежелания скуки. — Эш, Кир поедет в клинику, так что стоимость документов тебе он скажет. — Скажу, — кивнул Николсон так, будто подтверждал правдивость какого-нибудь пошлого слуха о своей личной жизни — то есть, весьма самодовольно. — Даже договорюсь на два дня прикрытия, чтоб вы тут поворковали спокойно до выписки либо одного, либо другого. Все, — Кир хлопнул друга по животу, и тот зашипел, матерясь сквозь зубы и придерживая руку, — я тогда сваливаю, дел дохуя. Заеду завтра, отчитаюсь. Мужчина поднялся, собираясь уйти. Виктор махнул рукой. — Не надо, — сказал Эштон, садясь на соседнюю кровать. — Я останусь в клинике. Так будет лучше, — он мельком взглянул на Виктора, потом на Николсона, но следом направил взгляд в стену. Обоим пока лучше ни о чем не знать. Николсон обязательно все растреплет. Другого от него и ожидать не приходилось. — Тем более, — Эш сменил немного тон, возвращая в голос ехидство. — Если я потрачу сейчас все деньги мне не на что будет жить. Виктор-то в больнице, зарабатывать не может, — он скривился, указывая на то, что это шутка. — Кому будет лучше? — выдохнул Виктор, развернувшись на кровати так, чтобы видеть Эштона. — Мне будет лучше, тебе. Ты же будешь постоянно дергаться, если я буду на воле, — дернул плечами Эш. — Я буду спокойнее, если на тебя не будут давить больничные стены, — выдохнул Вик. — И я буду иметь простую возможность до тебя доехать, потому что вести машину я не могу так. А тебе в больнице лучше точно не будет, ты сам говорил. — Короче, два дня. А там разберетесь, — фыркнул Николсон и вышел. Виктор позвал Эштона к себе ближе. Эштон пересел на его кровать и вздохнул. — Мне будет спокойнее, если я буду там. Там не смогу сорваться в случае чего. И все-таки пара месяцев это не так уж и много. Тебе незачем ездить ко мне, на самом деле. Я сам буду приезжать на выходные. Можно ведь договориться, верно? — По-моему, проще заплатить за все документы, — вздохнул Виктор, понимая, что с таким положением вещей ему не выиграть. Хотя внезапная перемена относительно клиники его насторожила. — Эш, — спросил он, прихватывая его руку и косясь не заклеенным глазом, — почему ты вдруг? Ты ненавидишь клиники, сам сказал. То, что я попал в больницу, причина, скорее, ускорить процесс, чем отказываться и закрываться в ненавистном месте. Я могу работать. Отбели документы и иди работать тоже. Это ведь лучший вариант, разве нет? — Успокойся. Я преувеличил, когда говорил, что терпеть не могу клиники. Да, мне неприятно там находиться, но в рамках разумного. Это лучше, чем тратить все накопленные деньги на то, чтобы вылезти оттуда. Тем более, они могут еще понадобиться, — он смотрел прямо на Виктора, не чувствуя себя виноватым за ложь. Тем более, что он и не лгал, если рассматривать ситуацию с разных углов. Виктор выдохнул, перебарывая то, что так хотелось в этот стон добавить. Дела шли через жопу, а он не мог на это повлиять. Если Эштон сам вернется в клинику и один встретится с Барри... Впрочем, оставалась надежда, что Барри торчать осталось меньше, и уже сейчас он, в теории, может паковать чемоданы. — Слышу рациональность, — кивнул Виктор, не имея аргументов против, а пальцы сплел с пальцами любовника. — Почему сейчас, Эш? — вопрос имел любопытствующий вид. — Что именно изменилось после аварии, что вместо побега ты захотел обратно? Стало сложно рядом со мной находиться? — Я просто решил, что тебе так будет проще. Там за мной наблюдают, пока ты не сможешь этого сделать, а я от этого не особо обеднею, — пожал плечами парень. — Ко мне может приезжать Мартин. Ведь посещения разрешены? Тем более, отец тоже может заинтересоваться моим наличием в клинике и приехать. Ты сам все знаешь — я просто повторяю твои слова. Я наконец их услышал, — вот это было уже наглой ложью, но Эштона сейчас это совершенно не волновало. Виктор сжал челюсти, уставившись на укрывающую его ноги простынь. В нем явно происходила борьба. Очень хотелось, чтобы Эштон услышал все это, но сейчас Хил ловил себя на мысли, что больше был бы рад прежнему упрямству любовника, потому что Барри... Да Господи, действительно ли там есть этот Барри, или Эш с Мартином сговорились, чтобы так вытащить парня из клиники? Версия хоть и пахла бредом, но была возможной. Виктор нервничал из-за неизвестности в отношении Барри. Где он, как долго, узнает ли Эштона, узнает ли он его и действительно ли последствия встречи окажутся такими плачевными, как говорил Мартин? — Эш, — начал было Виктор, но только выдохнул, пытаясь собрать мысли относительно нового плана. — Наклонись? Я с капельницей до волос не дотягиваюсь, — все же продолжил он фразу, хоть и не так, как хотел в начале. — Я тебе как собачка, которую необходимо гладить? — хмыкнул парень, но все же вытянулся с краю кровати, чтобы Виктору было удобнее. — Почему тебя так это волнует? — Не хочу терять контроль над ситуацией, — ответил Виктор, с хорошо скрытым наслаждением курильщика, затянувшегося впервые за долгий срок, зарываясь пальцами любовнику в волосы. Тем не менее, напряжение в голосе осталось. — А теперь слишком многое меняется из уже намеченного и почти решенного. Было бы странно, если бы меня это не волновало. Чертова рука. Лучше б совсем глаза лишился, но руку не ломал, — ощерился он с бессильной досадой. Такие категоричные "лучше бы" очень редко мелькали в лексике Виктора и свидетельствовали как минимум о смятении и некой дезориентации в событиях. С собой было проще — Вик знал меру, понимал, когда идет к грани, и знал, как все исправить. На опыте, но уже знал. Теперь, когда к чертям летело почти все и разом, включая в действие кучу зависимостей Хила от сторонних людей, ему нужно было найти точку опоры для нового распорядка. Он щупал все вокруг, но пока не находил. — Не стоит переживать, — сказал Эштон, ложась на сложенные руки в замок щекой. — Думаю, все будет в порядке. Максимум что мне светит - это впасть в депрессию из-за скуки. А ты уже в нее впал. Мне снова позвонить Николсону? — О, не-ет, — Виктор все же позволил себе смешок, несмотря на общее состояние. — Его заботливое долбоебство быстро утомляет. Оставь мне номер Мартина. И езжай домой, — предложил Хил. — Торчать тут ночью тебе смысла нет. — Дома мне тоже делать нечего, — пожал плечами парень. — Так что придется тебе меня терпеть. Не то чтобы он сильно навязывал свое общество, но оставлять Виктора одного не хотел. — Зачем тебе номер Мартина? — Буду связь держать. Как с потенциальным визитером, — Виктор снова зарылся пальцами в волосы любовника. — Видео явно придется отложить, — хмыкнул Хил, припоминая, насколько прав был, сам того не зная, когда говорил это в клубе, — гипс в кадре не сексуален. Эштон несколько подозрительно глянул на любовника. Что-то не так было с Мартином и Виктором, но лучше было выяснить у самого Мартина — тот более словоохотлив. — На месяц, — хмыкнул Эш. — Там уже можно будет пробовать. Зато, — он улыбнулся и глянул на любовника с усмешкой. — Я теперь действительно могу быть ведущим в сексе. — Номер мне все-таки дай, а? — покачал головой Виктор, повторяя усмешку. — И Эштон, — позвал он, ухмыляясь, — когда недотрах припрет, — мужчина качнул головой на свой гипс и пошловато продолжил, — будь нежен. — А до этого я не был нежен? — выгнул брови Эш. Он достал телефоны — и свой, и Виктора, — и вбил в его контактный лист номер друга. — И все равно не понимаю, нахер он тебе сдался. Вик только еще раз покачал головой. — На тот же, на кой мне сдался бы любой другой более-менее близкий тебе друг. На всякий случай. Ты сам сказал, что он может приезжать к тебе. Буду интересоваться у него, как ты. — А мне позвонить и спросить как я — никак? — Эш хмыкнул, снова кладя голову на руки. — Ладно, забей. Хочешь есть? — Ты сам понимаешь, что это два разных вопроса. Естественно, тебя я этим тоже достану, — Хил выключил на телефоне звук во время просмотра новозаписанного контакта и убрал его под подушку — больше, в общем, было некуда. — Если пакет с бутербродами подашь, буду благодарен, — кивнул согласно мужчина. — Вот и поменялись ролями, — хмыкнул он. — Думаю, ты хотел этого, — сказал задумчиво Эштон, вставая. — Тебе ведь нравится, что я сейчас забочусь о тебе. Ну, или пытаюсь это делать. Он достал из пакета бутерброды, повертел их в руках, потом глянул на любовника. — Тут есть столовая. Может, мне сходить за чем-нибудь горячим? Виктор мотнул головой, отказываясь от столовой. — Я бы не сказал, — честно ответил он о заботе. — Не в этом случае. Не люблю быть беспомощным или ограниченным. — Зато так у тебя есть шанс почувствовать все то, что ты бы не почувствовал, не лишившись временно руки. А в столовую я все же схожу. Не думаю, что больным можно есть одни бутерброды, — Эштон оставил на всякий случай на кровати бутылку с водой, предварительно открыв ее и поставив к спинке так ,чтобы та не пролилась. — И одновременно чувствовать себя ущербным, да, — хмыкнул Виктор, смотря на бутылку. — Мог бы выбирать — выбрал бы отсутствие этой обязаловки. Уж воду-то я открыл бы сам. — Я решил вжиться в роль, — усмехнулся Эш. — Мне это даже нравится, — он улыбнулся и вышел из палаты. Вернулся парень достаточно скоро с подносом, на котором стояли одноразовые тарелки с такими же пластиковыми приборами. — Бросай свои бутерброды. На самом деле, более-менее приличная еда была очень кстати. Вик осознал это, когда бутерброд в глотку не полез. И мужчина как мог поднял руки, чтобы Эштон мог поставить специальный столик и водрузить туда еду. — Спасибо, — кивнул Виктор, пытаясь устроиться удобнее. Не будь в руке капельницы, было бы гораздо легче. Эштон расставил посуду с едой — он принес бульон, вареный картофель и кусок курицы. Рядом еще поставил стаканчик с чаем. — Хочешь, я тебя покормлю? — хмыкнул он. Виктор перевел на Эштона взгляд — убийственный в возвращении метко задевшего мужчину предложения. — Не делай из меня инвалида, — попросил он с холодной отстраненностью, означавшей, что Хил предпринял все средства, чтобы не начать пустую разборку, хотя слишком хотелось. Взяв в руку ложку, Вик задумчиво повертел ее в пальцах. — Хорошее поле для болезненных подъебов, — мужчина сжал челюсти, явно приоткрывая этим признанием реальные ощущения. В основном, по поводу руки, ибо в понимании Виктора она носила бОльшую функциональность, чем глаз, хотя ограничение поля зрения тоже сулило неприятную адаптацию, — но если ты планируешь его использовать — езжай лучше домой. Я вполне справлюсь сам. — Я не делаю из тебя инвалида. Я просто хотел помочь. Ты же сам никогда о помощи не попросишь, — пожал плечами Эштон. — Но если ты считаешь, что справишься — хорошо, — он вздохнул и во вздохе явственно чувствовалось "началось". Эш на самом деле даже не думал подъебывать и как-то насмехаться над Виктором — просто другим образом выражать заботу он не умел. Сев на кровать, парень глянул на Виктора и подал ему ложку — такую же пластиковую, — не делая больше никаких жестов помощи. — Я ценю твою заботу, — выдохнул Виктор после некоторой паузы, посчитав, что перегнул палку с обвинениями. — Ценю, — повторил он убедительнее и принялся есть, решив, что причины расписывать сейчас точно не станет. Да и так уже все сказал по этому поводу. Эштон промолчал. Потом переместился с кровати Виктора к окну и глянул вниз. Окна выходили во внутренний двор, внизу гуляла какая-то пожилая пара. Эш хмыкнул, потом стал серьезнее. — Мой отец знает хороших врачей. Они могут осмотреть тебя. Я не слишком доверяю врачам из государственных клиник. — Пришьют мне здоровую руку? — полюбопытствовал Виктор снова после паузы, успев за нее съесть две ложки супа. — Нет, Виктор, — Эш повернулся к любовнику. — Они посмотрят, что с твоим глазом. Рука срастется через месяц, а вот зрение есть еще шанс восстановить. — Без одного глаза я могу сидеть на лошади, а вот без руки это будет проблематично, — парировал Хил. Он совсем без руки мог бы держаться, но пока она в гипсе, рисковать не хотел совершенно. Одна ошибка с непривычки — и выздоровление затянется на неопределенный срок. — Виктор, — Эш снова сел на кровать. Сейчас требовалось применить все свои ораторские способности, так помогавшие ему в работе. — Я понимаю, что рука тебе важнее, но ведь и зрение тоже важно. Сейчас ты этого не понимаешь до конца, так как твои мысли больше заняты рукой, но ведь в дальнейшем тебе нужно будет смотреть в оба глаза — никогда не знаешь, откуда может прилететь стрела бледнолицых. — Эш, — Виктор отставил ложку в тарелке и повернулся к любовнику. — Ты ведь понимаешь, что зрение вернуть можно только с операцией? Иначе бы мне назначили медикаменты или... не важно. Я ведь прав? — Прав. Я говорил с врачом, который проводил твое обследование, — не стал скрывать Эштон. — Вот и все, — пожал плечами Виктор, отворачиваясь обратно к тарелке. — В чем проблема? Операцию можно сделать, — Эштон чуть наклонился, чтобы взглянуть в лицо Виктора. — Я не могу тебя уверять, что она пройдет удачно, но всегда есть надежда. — Вот именно, — кивнул Вик, мерно поедая суп и немного нервно поясняя: — Не можешь уверять. Ладно, что у меня на нее попросту не хватит денег сейчас — можно смотреть в перспективу. Но нет уверенности, что вернется зрение. Причем, Эштон, при негативном исходе, то, что все останется на нынешнем уровне, имеет малую вероятность. Скорее всего, будет хуже. И хорошо, если коснется только внешнего вида. Заражение? Осложнения? Мозг, который в сантиметрах от глаза? Вечные лекарства? Я не хочу платить за то, чтобы лишиться глаза в физическом смысле или заработать что-то хроническое. И не позволю никому буквально копаться в моем черепе. — Деньги есть у меня, — Эштон стоял на своем. Тут упрямство ему играло только на руку. — У моего отца знакомства. Уверен, он найдет специалиста, который успешно справится. Пойми ты, — он запустил в волосы пальцы, взлохмачивая их окончательно и становясь похожим на взъерошенного воробья. — Это хороший шанс. Ты реагируешь слишком критично. Виктор открыл было рот, но надолго замолчал, с каким-то совсем упертым упрямством рассматривая курицу. — Это не те ли деньги, которые ты хотел потратить на свои документы? — медленно проговорил Виктор, упершись в памяти в отказ от ускорения оформления, когда планировал обосновать свой отказ от денег Эштона нежеланием грузить его после крупной оплаты наркоклинике. — Даже если те, то что? — с вызовом спросил Эштон. Он не мог объяснить откуда взялся подобный тон, но ему не нравился настрой Виктора. — Это мои деньги. На что захочу — на то и потрачу, — несколько по-детски звучало, но кого это сейчас волновало. — С клиникой я уже определился — я остаюсь. Так что или деньги лежат без дела, или ты все-таки соглашаешься на операцию. Виктор начал смеяться. Негромко, сдерживая мимику из-за швов на скуле. Он придерживая пальцами трубку капельницы, оперся локтем о столик и, продолжая смеяться, помассировал лоб. До него как-то разом дошла причина невероятной сознательности парня. — Услышал мои слова, говоришь, — хмыкнул он посмеиваясь и качая головой. — А я-то думаю, с чего вдруг именно сейчас и так резко... Хил не сдержал улыбки и охнул сквозь тихий смех, потревожив движением мышц раны. — Что, родной, — посмотрел он на любовника с тем сочувствующим и ностальгичным пониманием, с каким более опытные в каком-либо ощущении люди смотрят на тех, кто сам еще не понял, что именно испытал, — чувство вины жрет? Эштон не выдержал и вскочил на ноги, пытаясь сдержать себя, но выходило очень плохо. — Знаешь что, _родной_, — намерено повторил он обращение Виктора. — Делай что хочешь. Нравится тебе строить из себя доблестного и отважного рыцаря, страдающего из-за потери руки и не желающего принимать помощь — пожалуйста. Делай что хочешь, — повторил он. — Страдай тут, устрой панихиду по руке, которая уже через месяц будет целой, или по глазу, который без операции не будет видеть — это твои уже забавы. Я внес свои предложения, не нравятся — отказывайся, но из клиники я не уеду, так что Николсон может не заморачиваться документами. Виктор только с улыбкой покачал головой. — Очень хочется исправить то, что произошло, как ты считаешь, по твоей вине? — спросил Хил, совершенно не задетый резкими выпадами парня. Хотелось поинтересоваться, не купит ли тогда Эштон ему и новую машину, потому как ехали они на автомобиле Виктора, но Хил сдержался, понимая, что шутка будет воспринята в штыки. — Я знаю, что так. Ты не ради меня стараешься. Потому что будь это ради только меня, ты бы не был сейчас таким. Операция не к спеху (ты бы воспользовался аргументом "сейчас, или будет поздно", если бы мог), стрелы бледнолицых полетят не скоро. Можно спокойно залечить руку, взвесить все реальные "за" и "против" операции, накопить, найти врача, внести свою лепту, предварительно выкупив документы... А ты не объективен, потому что сильно заинтересован в скорейшем моем лечении, и тот факт, что операция может быть неоправданно рискованной, тебя мало занимает, потому что ты почти слепо вцепился в шанс все исправить. Виктор выдохнул и взял с подноса чай. Чувство вины и все сопутствующее было знакомо ему давно и сопровождало любую ответственность, взятую за другого. Потому Хил отлично умел контролировать свое желание что-то исправить и сопоставлять выгоду от исправления с последствиями попыток что-либо исправить. И отделять, когда вело желание сделать лучше пострадавшему, а когда — желание загладить вину именно перед самим собой. И взгляд, каким смотрел парень на него в начале, был Виктору знаком. Потому он и не любил "грубую" заботу как недавно предложенное кормление. Зная, что иногда чувствует виновный, Хил очень не любил оказываться на месте пострадавшего. И считал себя правым в описании чувств Эштона. — Эш? — позвал Виктор, предлагая подтвердить или опровергнуть его слова. — Мне все равно, что ты говоришь, — упрямо сказал парень, скрещивая руки на груди. — Я не собираюсь это обсуждать и ругаться с тобой тоже не собираюсь. Не хочешь — не надо. Я не буду тебя уговаривать, но и из клиники я не уеду. Это все, — отрезал он, подходя к двери. — Можешь позвонить Николсону и сказать, чтобы не стал заморачиваться ни с чем — я еду прямо туда. Тем более, почему нет? Там кормят, поют, халявный вай-фай и куча знакомств. Парень напоследок фыркнул и вышел за дверь, не став для драматизма ситуации хлопать — это было лишнее, а свое решение он считал взвешенным. И сложившуюся ситуацию можно было бы считать очень даже удачной, если бы не чертов мифический Барри. Виктор, не тронув курицу, нащупал под подушкой телефон. Николсон в смс сообщал, что будет на месте через 20 минут. Написал он это 10 минут назад, и Вик набрал ему ответ, попросив пока отложить разговор о левом оформлении документов как и об оплате отсрочки, а вместо этого договориться о возможности такой отсрочки и выяснить наличие в клинике некоего Барри. Хил написал, что тот должен находиться среди реабилитантов и на тех же условиях, что и Эш, а потому вопрос о конфиденциальности легко может быть куплен. Тем более, что Рональд сам предлагал назвать некоторых людей, кто проводил те или иные мероприятия, и уж на просьбу припомнить фамилию Барри ответить должен был точно. В следующей смс Хил предупредил, что Эштон едет в клинику, и если парня не получится остановить, то Киру надлежит его встретить. Ехать тому придется на такси, так как ключи от автомобиля Эша — стоящего, как тот и просил, на платной стоянке, — были у Виктора дома, а таксист правила нарушать будет вряд ли, так что Нику Хил обозначил примерные полтора часа, а время на выяснение фамилии и заодно палаты парня — 15 минут. Все же, как рассудил Виктор, предупредить, если этот Барри все еще в клинике, будет правильнее, чем ждать, когда они столкнутся нос к носу. Третьей смс Хил предупредил прислать все фамилии, если Барри будет несколько, и вежливо пригрозить, если что, серьезным рецидивом одного из пациентов, который повлечет ненужную шумиху внутри заведения. Николсон ласково ответил, что для вынужденного леворукого Виктор слишком талантливо доебывает сообщениями, но добавил, что все выяснит и вышлет фамилии в ответном смс. Хил удалил исходящие на всякий паранойный случай и включил на телефоне звук, дожидаясь ответа. Невозможность действовать нервировала. Эш и правда поймал такси, очень надеясь, что водитель не будет слишком болтливым, а лучше и вовсе немым. Парню требовалось успокоиться, обдумать всю ситуацию и план действий. Но ему не повезло — мужчина, сидевший за рулем был на редкость разговорчив, то и дело спрашивающий что-то. Погода, новости, отношение к политике. На каждый вопрос Эштон переводил на него уничтожающий взгляд и недоуменно выгибал брови позже, дивясь, что на водителя это нисколько не действует. После Эш понял, что тому просто неважно отвечают ему или нет — главное, самому говорить. Тогда можно было уходить в свои мысли. Вестись на слова Виктора он не собирался. Любовнику просто удобно было думать таким образом. И его совершенно резко потерпевшее изменение мнение о нахождении в клинике Эштона... Что-то в этом было совершенно не так. Это больше всего напрягало парня, ибо он знал, что просто так своих решений Виктор не меняет. Деньги Эш и в самом деле решил оставить на всякий случай. В клинике было не так уж и плохо, если не думать о том, где именно он находится. И не акцентировать на этом внимание, утрируя, как он делал до этого. В чем-то, конечно. Виктор был прав. Но Эштон не только из-за чувства вины хотел помочь, он в самом деле считал, чем быстрее они возьмутся за эту проблему, тем лучше будет для всех. — Приехали! — радостно возвестил водитель. Эштон вздрогнул, глянул за окно и глубоко вздохнул. Что ж, все зависело от того ,как воспринимать реальность. Если воспринимать в более положительном ключе, то можно было даже порадоваться — все-таки он вернулся в дом родной. По крайней мере, на ближайшие месяцы. — Держи, — протянул таксисту деньги Эш, выходя из машины. На чай не оставил — из-за болтовни. — Эштон, — позвал Николсон, отлепившись от входа и подходя ближе. Около уха он держал телефон, явно с кем-то разговаривая. Барри в клинике был только один, жил в другом крыле корпуса и на втором этаже, "лечиться" ему оставалось всего месяц, а главное, он уехал утром на три дня, пользуясь правом выходных у сопровождающего. Это давало некую фору Виктору, позволяя приехать после выписки, то есть завтра вечером, как объявила ему сестра, забравшая мужчину на процедуры, пока он ждал вестей от Николсона. Теперь, когда Кир, не дождавшись отзыва, сам позвонил Виктору, все еще ожидая парня, Хил заодно попросил Эша к телефону, решив не перезванивать ему, раз тот весьма кстати рядом. — Привет, — хмыкнул Николсон, подходя ближе и протягивая телефон. — Это Виктор. Забей на сложности, что он через мой мобильный... так, короче, вышло. Поговори с ним, он попросил к телефону. — Что? — спросил в телефон Эштон, показывая, что явно не остыл еще. Взгляд переместился на Николсона и Эш с трудом удержал себя от вздоха — наличие вездесущего друга любовника его напрягало и заранее утомляло. — Я завтра приеду, — сообщил Виктор и выдохнул, готовясь продолжить. — И есть основания считать, что вести я принесу не самые утешительные, если оказался прав. Доброй ночи заранее, — попрощался он и сразу отключился, не планируя по телефону обсуждать подробности. Николсон почти безмятежно ожидал возвращения аппарата рядом. Эштон нахмурился, но решил пока не грузиться лишний раз. Он отдал телефон Николсону, потом задумчиво посмотрел на него и подумал внезапно о том, что можно заручиться поддержкой друга любовника. — Я хочу отправить Виктора на операцию, — сказал он, глядя на мужчину. — Возможно, ему удастся восстановить зрение. Николсон с недоумением посмотрел на Эштона, от которого не ожидал никакого разговора, тем более такого. — Возможно? — переспросил он, вертя в пальцах мобильный, и хмыкнул, покачав головой. — Виктор на "возможно" не клюнет; с такой формулировкой к нему соваться бесполезно. Точнее, клюнул бы, если бы ничего не терял в случае неудачи, а операции для него априори в эту категорию не входят. Кир подбросил и поймал мобильный и все же продолжил, понимая, что за более конкретными сведениями парень пришел. — Хочешь его убедить — обожди, пока не поймет все проблемы узкого обзора, и подбери материалы по операции, по которым видно все вероятные последствия и методы борьбы с ними. Что-то вроде статистики удачных, нейтральных и проблемных случаев и лечение в этих проблемных случаях. Как только его "за" возвращение зрения перевесят возможные "против" и последствия неудачного исхода, Виктор согласится. Только не делай подлогов, — предупредил Николсон. — Если слишком велик риск осложнений, подумай, а _тебе_ нужен такой риск Виктора? Я бы не стал настаивать тогда на его согласии. О, я могу по нему инструкции писать! Кир гоготнул, веселясь над всем сказанным, потом пожал плечами и спросил со все еще веселой улыбкой: — Я исчерпывающе ответил? Эштон повел плечами, но потом кивнул: — Да, ответил. Только я не понимаю почему бы не рискнуть всем ради чего-то важного? Меня бы не смущали возможные осложнения и неудачи, если есть шанс полного выздоровления. Ладно, — Эш махнул рукой. — Не буду тебя задерживать. Спасибо за консультацию. — Любой риск Виктор предпочитает оправдывать, — все же пояснил Николсон. — Пока он не видит, что он оправдан, что все готово на случай неудачи, он на риск не пойдет. А рисковать ВСЕМ, как ты сказал, ради одного глаза — глупо как минимум и уж точно неоправданно. Охуенный принцип, на самом деле, — оценивающе и с задумчивостью сложил Кир губы, зажевывая верхнюю, — никогда не умел быть настолько дохуя предусмотрительным. Но если шанс вернуть зрение есть только в тридцати процентах, то я бы тоже не рискнул, например. Так что покажи ему на фактах — и это важно, чтобы на фактах — что его шансы — это те семьдесят. А лучше восемьдесят. Или даже девяносто. Ибо когда в жизни нет опасности, нет смысла под эту опасность подставляться... Ну да ладно, — прервался Николсон, явно имевший предрасположенность и дальше трепаться о восприятии Виктора и различиях его с восприятием самого Кира. — Я просьбу умирающего выполнил, все выяснил, завтра привезу его, а если что понадобится — ты говори: я за то, чтобы к Хилу вернулось все зрение и, если заупрямится, несмотря на факты, ебну так, что согласится. Кир покачал в воздухе рукой, будто припоминая, все ли сказал. — Вроде все, — махнул он. — У тебя вопросов нет? Вопросов нет, — сам ответил Николсон. — Покедова. Эш вздохнул и махнул рукой. Он был не из тех людей, которые все просчитывали — действовал всегда быстро, стремительно, не задумываясь. И промахи у него были редко — удача зачастую была на его стороне. В больницу он зашел без проблем, к своей палате также добрался без приключений. Звонить отцу пока не стал. Виктор еще не согласился, чтобы начинать разговоры с отцом.