Глава 20
24 мая 2014 г. в 21:41
Октябрь погодой не радовал с самого начала. А теперь, ко второй половине, стало еще хуже. Уже неделю шли отвратительнейшие и промозглые дожди, Хил привез любовнику теплую одежду, но судя по всему, в нежелании лишний раз высовываться оба были исключительно солидарны.
В клубе все было по-прежнему. Разве что Виктор из-за руки отказался от соревнований, договорившись о дополнительных тренировках для своих ребят с Эмили и Уиллом. Николсон по такому поводу вручил мужчине набор "бравого викинга". Рогатый презерватив с суровым лицом (лицо было нарисовано перманентным маркером и явно уже за пределами секс-шопа), недавно надутый от скуки, до сих пор болтался под потолком мужского туалета в главном корпусе. Вик чувствовал себя малолетним долбоебом, подсаживая согласившегося помочь с этим паренька, но заодно вспоминал такой же долбоебствующий колледж, и радовался, что сильно изменился с тех времен.
Уборщик делал вид, что ничего не замечает.
— Эш, — Виктор вошел в блок, наконец-то нормально воспользовавшись правой рукой. При всей дееспособности конечности, гипс сняли только вчера, и сегодня Хил вернулся в клинику уже на автомобиле любовника, снова прихватив с собой среди пакетов с едой еще и флаконы пены, теперь заранее наполненные виски, чтобы хоть символически отметить это дело. — Пакеты забери.
Для Эштона самый страшный месяц прошел. Теперь он был куда более расслаблен, чем до этого — опасность в виде Барри миновала и можно было больше о нем не думать. Вряд ли они когда-нибудь пересекутся.
На возвращение Виктора он тоже отреагировал с энтузиазмом, сразу начиная рыться в пакетах, удостоив взглядом даже разгипсованную руку.
— Что, теперь во все тяжкие, да, Вик? — он достал из пакета флаконы с пеной и открутил один из них, чтобы понюхать. — О, ты решил сегодня обойтись без прелюдией и сразу перейти к делу? — Эш помнил, что самый яркий секс у них был чаще всего именно после виски.
Кинув полотенце и мокрые плавки в кресло, парень продолжил рассматривать и вытаскивать на свет содержимое пакетов. Ничего интересного больше там не было — овощи, фрукты, что-то из еды и банка растворимого кофе.
Хил издал сдавленный смешок и кивнул.
— Да, Эш, теперь я могу чесать руку не только карандашами и линейками, — еще он наконец мог двигать кистью, что было, может, еще приятнее, чем возможность почесаться, вести машину или нормально принять душ. С глаза бинт сняли давно, и Виктор поправил черную кожаную повязку, на которую раскошелился уже сам. В зеркало без повязки он так и не смотрел.
— Так что самые тяжкие.
Хмыкнув, Виктор подхватил из кресла мокрые вещи, а другой рукой полез в карман сброшенной куртки.
— У меня еще кое-что, — сказал он, вытаскивая "маску", какие обычно используют для сна, разве что она была плотнее, а резинка — крепче и регулировалась; спать в такой было бы уже не очень комфортно, зато с головы во время активных телодвижений сорваться такая не могла точно. Для того и делалась.
— Тебе, — отдал Вик маску любовнику для изучения, а сам завернул в ванную, развешивая плавки Эштона на сушке.
Эштон, уже привыкший, что Виктор действительно исполняет большую часть обязанностей и вечно подбирает за Эштоном раскиданные вещи, принялся рассматривать "подарок" со слегка выгнутыми бровями. Про свое желание он не забыл, но не рассчитывал, что Виктор примется за исполнение уже сразу, как только снимет гипс.
— Ты сразу решил перейти ко всем обещаниям? — крикнул он, продолжая крутить маску в руках. Потом приложил к лицу, проверяя ее плотность. Плотность была отличная, потому Эш немного потерял энтузиазма. За месяц он уже раз сто успел передумать. — Чем связывать меня будешь? — он уже стоял на пороге ванной, упершись плечом в косяк.
— Не сразу, а когда захочешь, — парировал Виктор, развешивая полотенце и моя руки. — Пусть под рукой будет, когда понадобится. Связывать не стану, — Хил выключил воду и уперся плечом в стену, копируя позу Эштона, а потом покачал головой. — Даже если будешь пьян. Может, потом; но вряд ли в первый раз.
— Думаешь, запаникую? — спросил Эштон, прикидывая насколько прав в таких предположениях Виктор. Может, и запаниковал бы. Это было совершенно не исключено, но признавать этого, как обычно, не хотелось. — А если я буду пьян в стельку, то связывать и не придется. Я буду и так как бревно, — хмыкнул он.
— Может просто быть не комфортно, что перечеркивает саму суть, — Виктор принялся снова крутить правой кистью, явно наслаждаясь свободой. — А ебать бревно я не хочу, потому в стельку напиться не дам. Говоря "будешь пьян", я имел в виду другое.
— И что же ты имел в виду? — заинтересованно посмотрел на любовника Эштон, он поманил его за собой, выходя из ванной. — Кстати, у меня тоже есть тебе подарок. Мартин привез днем, — сказал он, открывая ящик стола и протягивая Виктору небольшую коробочку.
— Что тебе достаточно будет захмелеть, — Хил с интересом воззрился на коробочку, затем забрал ее и повертел.
— Что там? — "и почему от Мартина?", но этот вопрос пока задавать Вик не стал.
— Открой. Заказывал специально к твоему выздоровлению, — Эштон старался выглядеть не слишком заинтересованным. Но он на самом деле несколько был обеспокоен реакцией
— Окей. Хм.
Хил недоуменно еще повертел коробочку, а затем открыл ее, чтобы узнать, наконец, содержимое.
В коробке лежали часы. Обычные, без всякой вычурности и вульгарности, с черным кожаным ремешком. Но по ним было видно, что часы стояли не так уж и дешево. Да и на циферблате вязью шло название известной фирмы.
— Вообще, — Эштон снова стянул что-то со стола и подошел к Виктору ближе, вытягивая руку с наручниками. — Я сначала думал к твоему выздоровлению подарить это, но Мартин настоял все же на часах.
— О. Спасибо.
Виктор не сдержал улыбки, рассматривая и часы, и наручники. Принимать подарки он как-то отвык.
Хил извлек часы из футляра и вместе с коробочкой отложил на стол и наручники, решив осмотреть их в порядке очереди.
— А сами часы кто выбирал? — Виктор расстегнул металл браслета своих потрепанных жизнью часов и застегнул на запястье новые, прикидывая вес и форму на удобство. Хил не тратился на часы очень сильно, выбирая фирменные модели ради качества, но при этом достаточно дешевые и простые, чтобы не жаль было потерять их или ударить. Подарок был выбран со вкусом и явно — со знанием дела. Виктор не взял бы их только из-за ценовой категории выше приемлемой, в остальном они были идеальны.
Хил переключился на изучение наручников, качество которых тоже было видно.
— Часы — я, в интернете по каталогу, — поспешил объяснить Эштон, глядя на Виктора и расплываясь в довольной улыбке. Все-таки по поводу реакции он несколько дергался — кто его знает, как любовник на подарки реагирует. — А наручники уже Мартин. Я заикнулся, а он ради прикола притащил. Кстати, часы противоударные, так что можешь спокойно носить. Правда, мочить лучше не стоит — идеальных функций по борьбе с внешними источниками Картье еще не придумал.
— У тебя очень хороший вкус, — не проформы ради, а вполне искренне прокомментировал Виктор, разглядывая наручники. Долго изучать не пришлось — качество было не элитным, а самым обычным и хорошим, что было весьма неплохим сочетанием и выбором. Такие не перекашивает и пользоваться комфортно. Особого опыта с наручниками у Вика не было, но оценить их он вполне мог.
— Можем как-нибудь использовать, — кивнул мужчина, возвращая наручники на стол, и повернулся к Эшу, чтобы подтянуть любовника к себе и поцеловать — мягко и благодарно. Пожалуй, на нечто иное сейчас Виктор был не способен.
— Я рад, что ты доволен, — честно признался Эштон, когда поцелуй закончится. — Я не был уверен, что тебе понравится.
Он немного отстранился, а потом и вовсе отошел.
— Ну что, сразу виски или все-таки поедим? — уточнил парень, доставая стаканы. — В холодильнике осталась мясная запеканка и салат вчерашние.
— Все-таки поедим, — отозвался Виктор, привычно усаживаясь на свое место. Вилку можно было держать правой рукой, нормально держать — повертев ее в пальцах, Хил победно фыркнул. Хорошее настроение обычно бурчащего и ядовитого Эштона делало атмосферу еще более приятной. Воистину, не хватало только секса.
Вик поднялся, чтобы не упустить возможность, и подошел к отвернувшемуся любовнику, притягивая к себе и зарываясь носом в волосы. Этот привычный, в общем, жест, всегда говоривший о необходимости и скуке, теперь был приправлен особой силой объятий — гипс был снят, и Хил с удовольствием пользовался освобожденной рукой. Не говоря об общем подъеме последних дней, начиная с выписки Барри, после которой как-то... полегчало. Как и после передоза, после ухода с горизонта новой опасности, желание держать Эштона в руках (во всех известных смыслах) заметно возросло. Но кажется, Эшу такое внимание больше льстило, чем досаждало.
— В микроволновку, — подсказал Виктор относительно запеканки и прихватил зубами хрящик уха.
Эштон, привыкший за прошедший месяц, сам разогревать еду и даже каким-никаким способом заботиться о Викторе, раскладывал запеканку по тарелкам. Он чуть дернул плечом на ласку Виктора — не движения отторжения, а реакция, так как руки были сейчас заняты, — и чуть откинул голову назад, но тут же вернулся к своему занятию и поставил тарелки в микроволновку.
Потом уже Эштон повернулся к Виктору и обвил его шею руками — за время совместного проживания его личное пространство сильно уменьшилось для любовника, и он стал его впускать даже с трезвой головой.
— Я смотрю, теперь две руки для тебя еще та радость. Правильно говорят, что все познается в сравнении, — усмехнулся парень, коротко, но достаточно мягко целуя Виктора в губы, и тут же отвлекся на салат, доставая его из чашки и тоже раскладывая по тарелкам.
В это время уже запищала микроволновка и, освободившись от объятий любовника, Эштон достал тарелки и расставил их по обеим сторонам стола.
— Приборы, — напомнил он Виктору.
Хил снова сдавленно выдохнул смешок и кивнул, открывая ящик и доставая вторую вилку и ножи.
— Да. Нехватка ее чувствуется острее, чем отсутствие глаза, честно говоря. Я почти стал левшой.
— Так теперь ты универсально можешь все делать двумя руками. Ищи плюсы, — хмыкнул Эштон, улыбнувшись. Он достал два стакана и разлил туда виски. И только после этого сел на свое место, приподняв в тосте свой стакан. — Ну что, за выздоровление?
— Единственный плюс для меня сейчас — зажившая правая рука, — отозвался Виктор, поднимая стакан. — Давай за выздоровление, — согласился он.
— То есть весь остальной месяц ты жил в жутком минусе? — уточнил Эштон, стукнувшись с ним стаканом и сделал глоток. Виски был крайне жестким — скорее всего, шотландским, потому парень чуть поморщился. Виски он уже давно не пил. Отставив стакан, он принялся за еду, продолжая тему. — А я думаю, что плюсов много. В первую очередь, ты чуть больше стал мне доверять. Ту же еду приготовить-разогреть, секс в позиции сверху. Это ведь плюсы, ты не думаешь так?
— Я говорил о плюсах на данный конкретный момент, — парировал Виктор, отпивая из своего стакана. — Ты вон под моим руководством готовить научился вполне сносно. Исключительно плюс.
— Для кого как. Я и без этого вполне бы неплохо обошелся, — фыркнул Эштон. Воспоминания о том, как он учился готовить были весьма относительно приятны, потому порезы ножом, ожоги от плиты и постоянный мат, стоящий на кухне никак не хотелось запоминать. Правда, помимо бутербродов он действительно научился готовить что-то более сытное и полезное.
— Но я бы без тебя не обошелся, — хмыкнул Виктор. — Я не могу питаться сухомяткой и в ресторанах, а одной рукой суп приготовить сложно.
Хил закопался вилкой в запеканке.
— Да и с плитой ты ругался так, что на ругань со мной сил уже не оставалось, — хмыкнул Хил, — разве не плюс?
— Зато сейчас у меня полно сил, — выразительно посмотрел на любовника Эштон, отреагировав на подкол. — В том числе и на ругань, так что не начинай.
Он снова отхлебнул виски.
— Но вообще есть, что вспомнить. Кстати, Мартин сказал, что возьмет меня в Руно на работу. Увы, не стриптиз показывать, как бы я сильно этого ни хотел, — парень хмыкнул. — Как тебе должность креативного директора и пиар-менеджера в одном флаконе?
— Солиднее, чем показывать стриптиз, — оценил Виктор, отпивая виски. Работа радовала. По крайней мере, должность была по профилю. Оставалось надеяться, что, находясь на рабочем месте, парень не будет очень уж злоупотреблять рядом находящимся залом.
— Справишься. А чем он аргументировал отказ в стриптизе? Ты ведь имел определенный успех.
— Вот именно, что определенный. Мартин сказал, что я не работаю с залом, его это не устраивает. Да и сказал, что я уже не в том возрасте, чтобы стриптиз показывать, — дернул плечами Эштон. Вообще, должность его более чем устраивала. Зарплата, конечно, обещала быть меньше прошлой, но зато раскручивать любимый Руно было гораздо ближе.
— Слишком стар для этого дерьма? — не удержавшись, хохотнул Виктор.
— Вроде того, — хмыкнул Эштон. — Дружба дружбой, но показывать на сцене Мартин будет то, чего хочет зритель. Так что все мои стриптизы отныне только твои. Можешь совсем расслабиться.
Виктор изобразил весьма похотливый взгляд, рассматривая Эштона, а потом с ухмылкой взялся за флакон, подливая спиртного и с удвоенным рвением поедая запеканку.
— Я расслабился, — кивнул он. — Правда, думаю, это не отменяет "разовых" выступлений, "человека из зала", м?
— Не отменяет, — согласился Эштон. — Но люди из зала могут быть тоже разные. Твоя чечетка, кстати, покорила не только меня. Так что Мартин тебе еще предложит повторить.
— Заодно и ты на сцену выйдешь, — кивнул Виктор. — А если предложит, пусть предлагает.
Хил пожал плечами и опять приложился к стакану, отставив пустую тарелку.
— Не сказать, чтобы я очень проникся...
— Ты можешь отказаться, но Мартин человек настырный. Еще более упрямый, чем я, когда дело касается Руно, — предупредил Эштон, поднимаясь и составляя тарелки в раковину — тоже внезапно и недавно образовавшаяся привычка. — Но на сцене ты смотрелся шикарно.
— Я не очень проникся, но под настроение почему нет, — закончил фразу Виктор, хмыкнув. — Спасибо. Только если с предупреждением, — мужчина ухмыльнулся, вспоминая тот раз, — не хочу опять манжеты у тамады спрашивать.
— Хочешь подготовиться? — Эштон взял со стола бокал с виски и одним махом допил, чтобы долить еще и подойти плавной походкой к любовнику — словно подкрадывался. Уместившись на его колени, он обхватил шею Виктора руками и внимательно на него глянул.
— Признаться, даже я успел соскучиться по обеим твоим рукам.
Ладони Хила прошлись по бокам любовника, слегка задирая футболку, затем Виктор поднялся выше, будто изучая на ощупь тело Эштона. Тем он и занимался, нагоняя упущенное.
— Неужто надоело быть сверху? — полюбопытствовал мужчина, дойдя ладонями до плеч любовника, а затем сцепив пальцы замком за его шеей.
Эштон наклонил голову набок, усмехнулся и хмыкнул.
— Можно сказать и так. Но вообще меня тянет на разнообразие просто. Опробуем сегодня повязку или наручники? — он не мог не предложить, сам не зная, к чему больше склонялся, потому что и первое, и второе его одинаково напрягали своей неизвестностью.
— Лучше повязку, — выбрал Вик, снова спускаясь ладонями ниже и поглаживая бедра Эштона.
— Наручники будут следующим ходом. А лучше через один, потому что сначала ты меня придушишь. Для этого тоже придется связать тебе руки. Наклонись, — предложил Хил, вполне открыто намереваясь добраться до шеи любовника.
— Зачем мне связывать руки, когда я буду тебя душить? — тут уж совсем не понял Эштон. Он считал, что его руки должны быть совершенно свободны,чтобы он чувствовал себя комфортнее и увереннее.
— А ты меня пальцами собрался душить? — хмыкнул Виктор. — Ты ведь сам боялся, что придушишь слишком сильно. Или не додушишь. И ты в этом очень прав.
— И как мне в этом помогут связанные руки? — выгнул непонимающе брови Эштон. — Я не буду чувствовать нужной уверенности, когда буду связан, понимаешь?
— Уверенность тебе не понадобится, — отозвался Виктор. — Свяжем кисти, поясом от халата, на расстоянии. А расстояние такое, чтобы тебе было достаточно упереться руками по обеим сторонам от моего горла, чтобы придушить, но при этом без перебора. Тебе не нужно будет ничего контролировать, кроме того, чтобы убрать руки во время оргазма.
Хил, уставший ждать, сам и насильно склонил Эштона, чтобы коснуться губами шеи любовника.
— Заодно, длины тебе хватит, чтобы чувствовать себя достаточно свободно, — добавил он, целуя под ухом.
— Я все время думаю, как ты умудряешься продумать абсолютно все детали, — проговорил Эштон, который так не умел. Он всегда действовал наобум, полагаясь полностью на инстинкты. Но не был уверен, что инстинкты ему помогут в придушении любовника.
— Позволь только уточнить — ты хочешь, чтобы я придушил тебя именно поясом? Не руками? — спросил он, склоняясь к уху любовника и прикусывая хрящик, а потом забираясь языком за ухо и втягивая кожу уже на том месте.
— Естественно, — отозвался Виктор, не шевелясь, чтобы не мешать любовнику. Пальцами прошелся по телу парня, ощупывая ребра. — Не хочу, чтобы ты случайно вмял мне кадык в позвоночник.
— А поясом, думаешь, я не смогу этого сделать? — весьма скептично спросил Эштон. — Руки ты хоть быстро оторвать сможешь, а пояс нет, — он продолжил спускаться губами по шее, отвлекаясь только на разговоры.
— Не сможешь, вот увидишь, — ответил Виктор. Может, парень не совсем верно все понял, может, сознательно разводил треп — в любом случае, поощрять это Хил не хотел. Несмотря на развлечения любовника с шеей, Виктор потянулся к столу, забирая оба стакана и вручая один парню.
— В любом случае, сегодня у нас повязка. Держи.
— Да, по поводу повязки. Пообещай мне одну вещь — если я начну нервничать, ты не станешь ее снимать, — Эштон серьезно посмотрел на любовника. — И не позволишь сделать этого мне. Я на самом деле хочу попробовать. В истерики я впадать не буду, приступов паники тоже не будет, просто могу захотеть снять в процессе. Потому я предполагал, что буду связан.
Он говорил действительно серьезно, потому что знал себя и свою мнительность, а еще знал, что на самом деле будет нервничать.
— Именно потому связан и не будешь, — отозвался Виктор, вкладывая стакан в пальцы Эштона. — Лучше я не дам тебе воспользоваться возможностью снять маску, чем возможности не будет вообще. Пей.
Эштон глотнул виски, подавляя уже подступающую от одних разговоров нервозность. Одно дело — когда он просто предложил и это было абстрактно нарисовано в будущем, другое — когда это начнется в скором времени. Абсолютно несовместимые чувства сейчас разрывали его в две разные стороны.
— Ладно. Сойдемся пока на этом, — согласно кивнул он, снова допивая виски до дна и вновь потянулся за флаконом.
— Мы ведь не единожды трахались в темноте, — напомнил Виктор, допивая свой виски и подставляя стакан любовнику, чтобы тот его донаполнил. — Сейчас разница лишь в том что я буду видеть чуть больше тебя.
— Точнее, ты будешь видеть все, а я _вообще_ ничего, — сказал Эштон. Он налил виски обоим и дернул головой, отгоняя мысли. Знал, что если Виктор сейчас забеспокоится, то секс отойдет на второй план. Не стоило лишний раз заставлять любовника дергаться.
— Пей, — хмыкнул Вик, невозмутимо выливая почти весь свой виски в стакан любовника. План действий он уже наметил. Для начала, парня стоило чуть больше напоить.
— Допивай; потом перерыв, чтобы захмелел, — мужчина допил остатки из своего стакана и уложил руки на бока Эштона, поглаживая, как делал это всегда, — тебе нужно успокоиться и расслабиться.
— У меня четкое впечатление, что ты хочешь меня напоить, а потом все-таки иметь бревно в кровати, — в голосе Эша слышалась огромная доза сарказма. — Если хочешь, чтобы я был менее адекватен, то тебе было бы лучше подрулить мне наркоты. Не кокаина, а что-нибудь с расслабляющим эффектом. Позвонить тому, кто может? — это снова было шуткой, но несколько нервной. Эштон уже больше месяца ничего не принимал и его немного дергало от этого. Не то чтобы хотелось, но он бы не отказался.
— Прикуси-ка язык, — серьезно попросил Виктор. — Тебе не нужны наркотики. До бревна я тебя спаивать тоже не буду. Просто допей виски, расслабься. Пей.
Хил двинул руку парня, намекая, что стоит выпить.
— Я тебя ни к чему не принуждаю, ты сам этого хочешь. Помни об этом; помни, что я ничего тебе не сделаю, что постоянно буду рядом, и что до этого еще дохуя времени. И выпей этот ебанный виски, пока я не заварил тебе ромашковый чай.
Эштон отпил виски, потом еще раз и только после этого заговорил.
— Я знаю, что не принуждаешь, — честно говоря, ему было бы проще думать, что именно Виктор его просит об этом. — Из-за этого я и несколько дерганный. Не обращай внимания, — он вновь вылил в себя виски, наполнил следующий бокал и задал вопрос любовнику, меняя тему, чтобы отвлечься. — Как день прошел? — вообще, Эш никогда подобным не интересовался, но все бывает в первый раз.
— Вполне неплохо, — кивнул Виктор, забираясь руками под бедра парня, чтобы притянуть к себе вплотную, а следом обвил тело руками, обнимая. — Помнишь рогатый презерватив, который от Ника, я тебе показывал? Он все еще висит в том туалете. До сих пор не сняли.
— Вам нужно поставить камеру, чтобы снимать каждого, кто первый раз на него смотрит, — хмыкнул Эштон. — Помнишь, я показывал тебе ролик как-то с подставным призраком в лифте? Вот было бы что-то вроде того, только на лицах было бы отвращение вместо страха.
— Ну, не надо. Многие сначала хихикают, а потом странно косятся, пока не уходят. Отвращение — нечастая реакция, даже с учетом старшего возраста.
-Если бы, когда я справлял нужду, надо мной висел презерватив, да еще и смотрел на это, я бы явно чувствовал себя некомфортно, — поделился Эштон, наливая себе и Виктору новую порцию виски и заглатывая свою одним махом. Он явно пытался бороться с предстоящей нервозностью посредством алкоголя.
Хил выпил налитое и отобрал пустой стакан у Эштона.
— Хватит пока, — сказал он, забираясь ладонью под футболку парня. — Вставай.
— Нет, серьезно, — решил все же вернуться к своему прежнему амплуа парень. — У меня действительно такое впечатление сейчас, что тебе необходим секс. С двумя руками, — он хмыкнул и все-таки налил себе еще, отобрав стакан у Виктора. Быстро выпив еще одну порцию, он тогда встал с колен Виктора и, взяв того за запястье, потянул сам в спальню. Быть самому инициатором было намного проще.
Хил промолчал и добровольно пошел следом, притормозив парня уже у самой кровати.
— Не спеши, — сказал он, расстегивая часы и стягивая с себя рубашку. — Прикрой глаза. Пока без маски.
Эштон, стянув с себя футболку, замер на месте и закрыл глаза, посчитав это точкой отсчета. Конечно, пока он не был лишен чувства зрения, но Виктор был прав — с чего-то надо было начать. И лучше раньше того момента, когда он ляжет пластом на кровать.
Хил зарылся пальцами в волосы Эштона, потом спустился на шею, обошел кругом и скользнул рукой по груди. Мужчина знал, что в такой ситуации главный раздражитель — неизвестность. И первая неизвестность — местонахождение Виктора. Теперь Эш имел представление, где тот находится.
Ладонь скользнула ниже — на пах, Вик чуть сжал его, а потом расстегнул ремень, чтобы снять с парня джинсы.
— Как ощущения? — Хил прихватил любовника за талию и потянул, заставляя отступить — хотел вслепую провести его вокруг кровати, чтобы Эш немного освоился.
— Пока в истерику я не впал, как видишь, — Эштон шел за Виктором, стараясь не открывать глаз. Пока он и сам хотел освоиться, чтобы чувствовать себя увереннее. В своей тарелке. Потому что неизвестность того, что будет делать Виктор его все также напрягала.
Конечно, он понимал, что ничего плохого любовник не сделает. Что уж в сексе Виктору точно можно доверять, но пересилить себя было сложнее, чем он думал.
— Но и не расслабился, — отметил Виктор обыденную ершистость любовника.
— Так что ложись, на живот. Сделаю массаж для начала.
Виктор, придерживая парня, хлопнул по правой ноге, намекая, что нужно поднять колено, а кровать — в полушаге. Вообще, говорить о массаже не стоило, так как вся прелесть отсутствующего зрения в такой ситуации именно в этом незнании, но для начала лучше было предупреждать.
— Глаза все еще закрыты, — напомнил он.
— Давай лучше сразу повязку. Я их открою, если что-то пойдет не так, ну или мне покажется, что пойдет не так, — Эштон сделал шаг, наткнулся на кровать и на ощупь забрался на нее, ложась поперек — тоже на ощупь. Правда, потом сориентировался и перелег правильно.
— Нет, — Виктор покачал головой, пусть Эштон этого и не видел, и забрался на кровать следом, усаживаясь на бедра любовника.
— В массаже ничего не может пойти не так, сам подумай. А если тебе так покажется, то либо сдержись и не открывай глаз, либо скажи мне, что не так, и я прекращу. И все равно не открывай — сам. Маску потом наденем.
Подушечками Хил прошелся по спине, мягко считая позвонки.
— Договорились?
Выбора, кажется, у Эштона не было, поэтому он сказал:
— Договорились.
Он понимал, чего хочет Виктор. Глаза открыть проще, чем стянуть маску. Так выработается рефлекс не лезть к маске, когда дойдет до секса.
Глубоко вздохнув, парень попытался расслабиться, доверяясь любовнику. Тем более, действительно — что в массаже могло пойти не так?
Виктор решил начать от шеи, разминая большими пальцами позвонки, а потом перемещаясь на лопатки. Массаж он делал немного болезненный, но неприятные ощущения должны были быстро замениться тягучей негой. Тем более, на фоне выпитого виски.
Пару раз вздрогнув от болевых ощущений, Эштон успокоился, постепенно расслабляясь под движениями рук Виктора. Это не напоминало прошлый массаж, после опыта Эштона с лошадью, но так было даже лучше.
Хил продолжал массировать Эштона, добравшись уже до поясницы. После дня на лошади он разгонял молочную кислоту из мышц и грел их, сейчас — просто расслаблял тело.
— Хорошо? — полюбопытствовал Виктор и, склонившись над шеей, коснулся губами выступающего позвонка, продолжая массировать ладонями бока.
— От массажа плохо не бывает, — фыркнул парень в ответ, чуть напрягся от прикосновения, но тут же расслабился, поняв, что ничего сверхъестественного не произошло. — Ты, кстати, очень неплохо его делаешь. Где научился?
— Это был единственный супружеский долг, который мне было позволено отдавать, — хмыкнул Виктор, продолжая оставлять поцелуи вдоль позвоночника, чтобы немного отвлечь от разминки поясницы. — Ты делал минет, а я — массаж.
— Да уж, супружеский долг у нас был разный, — сказал парень, выворачивая шею удобнее. — Но теперь, уверен, ты можешь превратить даже массаж в секс. Точнее, получать удовольствие от массажа, как от секса, — поправил он.
— Никогда не пытался, — пожал плечами Виктор и отстранился, чтобы дотянуться до маски. — Готов?
— Готов, — сказал Эштон, еще раз глубоко вздохнув. — Только говори иногда, чтобы я понимал, где ты находишься не только по движениям.
— Могу шептать на ухо непристойности, — хмыкнул Виктор. Он вполне мог, только сомневался, что минут через пять их обоих не пробьет на хихикание.
— Рукой придержи, — попросил он, уложив маску на глаза парня и подтягивая резинку. — Не давит нигде?
— Нет уж, непристойности меня не заводят, — фыркнул Эштон , держа маску. Ткань плотно прилегала к лицу и он даже при всем желании ничего не мог рассмотреть. — Все нормально, — ответил он Виктору, медленно садясь и ощупывая еще раз маску. Было достаточно необычно. Как в детской игре, когда завязывают глаза и надо ударить по барашку.
— Очень зря, — смешливо выдохнул Вик любовнику в самое ухо, прикусывая мочку и прижимаясь со спины. Ладони теперь прошлись по груди парня, откидывая Эштона назад, пальцы пересчитывали ребра.
— Но мы и так справимся, — сказал Хил, забираясь одной рукой под белье Эштона и сжимая член.
— Ты любишь говорить непристойности? Не представляю тебя в подобной роли, — усмехнулся парень, откидывая и голову назад, чуть повернув ее, чтобы дотянуться вслепую до губ любовника. — Что ты никогда не пробовал в сексе? — спросил он, перед тем, как все-таки утянуть любовника в поцелуй.
Виктор ответил на поцелуй, продолжая ласкать член — ненавязчиво, чуть заигрывая, давая Эштону привыкнуть к маске, не особо отвлекаясь на ощущения.
— Не говорил непристойностей на ухо, — с усмешкой отозвался Хил, прервав поцелуй и перебравшись губами на шею любовника. — Не был связанным, не был снизу. Не оттягивал мошонку грузом, не пользовал игрушек, не занимался экстремальным сексом и почти никогда не фиксировал.
Мужчина поддел резинку белья Эштона и потянул под бедра, стягивая. Полностью у Виктора снять не было возможности, потому это он оставил любовнику.
— То, что первым пришло в голову, — прокомментировал он названное, возвращаясь к ласкам и продолжая целовать шею.
Эштон понял намек и стащил с себя белье полностью, отпихнув его ногами куда-то в сторону. Возбуждения особого не было, оно только начинало просыпаться и парень пока впитывал все ощущения. На данном этапе маска дискомфорта не приносила.
— А что из этого хотел бы попробовать? — задал он новый вопрос, снова поворачивая голову в исключительно инстинкте в сторону Виктора. — Не то чтобы я предлагаю, но кое-что из этого я могу обеспечить. Те же игрушки, раньше они меня повергали в восторг. Дома даже что-то осталось.
— Так это благодаря им тебя, в общем, и без смазки иметь можно? — добродушно ухмыльнулся Хил. — Ко мне они не относятся, потому я равнодушен. Но если ты их любишь, — добавил он, чуть прикусив кожу, — я бы посмотрел со стороны.
— Но я все равно предпочитаю смазку, с ней намного комфортнее и на утро вставать проще, — фыркнул Эштон, чуть смещаясь в сторону, чтобы положить ладонь на пах Виктора. — Может, пора снять джинсы? — чуть сжал пальцы он. — А по поводу игрушек — могу показать. Не уверен, что смогу повторить то, что вытворял раньше, но на что посмотреть будет точно.
— Может, пора, — согласился Виктор, отстраняясь и вытягиваясь на кровати, — тогда сними их, — предложил он, обозначая голосом свое положение и укладывая ладонь на бедро Эшу, чтобы тот мог проще сориентироваться.
— Что ты вытворял раньше? — поинтересовался Хил, наблюдая за любовником. Он предполагал, что парень не обделен фантазией и выглядеть подобное будет интересно, но в категорию "вытворять" игрушки вписывались слабо. Разве что личные рекорды по принимаемым размерам и количествам, но не это могло бы впечатлить Виктора.
Эштон осторожно переместился и заскользил ладонями по ногами Виктора, пока не нашел пояс его джинсов. Расстегнув ремень и сами джинсы, он потянул их вниз.
— Не с собой, хотя и с собой тоже, с другими. Вообще, это достаточно интересные ощущения. С тем же вибратором. Один мой любовник проходил с ним несколько часов, вот у кого был фейерверк ощущений. Особенно, когда я его включал, — Эштон спустил джинсы до колен и потянулся за бельем. — Вообще, довольно много всего можно сделать с помощью этих игрушек. Так не расскажешь, нужно почувствовать, — парень наклонился к паху Виктора, ткнувшись сначала носом в бедро, и обхватил его член сквозь ткань губами, тоже подразнивая.
Виктор зарылся пальцами в волосы любовника, чуть ерзая под ним.
— Покажешь тогда, — согласился он, свободнее откидываясь на простынь; после месяца почти бездействия в сексе, Вик вполне спокойно оставлял Эштону весь минет, без каких-либо посягательств, если тот не начинал устраивать "мучительные" сессии с оттягом, — возможно, я потом тоже попробую, если подберем что-то подходящее.
Эштон не ответил, занятый более важными делами. Без зрения минет оказался гораздо более занимательным, чем он мог предположить. Стянув чуть ниже белье, освобождая член любовника, Эштон коснулся плоти губами, сразу погружая в рот. Оттягивать сегодня он не планировал — не слишком выигрышное у него было положение для этого.
Погрузив медленным движением полувозбужденный член в рот, парень задвигал головой.
Виктор достаточно быстро расслабился, дыхание сбилось. Ладонь он хотел было опять уложить на затылок, но сдержался, чтобы не мешать — без зрения наверняка и так было нелегко.
Эштон, дождавшись, когда член встанет полностью, смог заглотить его почти до основания, пропуская в горло — медленно, чтобы наверняка не подавиться. Пальцы переместились на мошонку и он слегка завибрировал горлом.
Виктор глубоко втянул воздух, наслаждаясь Эштоном. С выдохом он собрался хлопнуть парня по плечу, но остерегся. Любовник, вероятно, был чувствителен сейчас к любым касаниям, потому Хил подал голос:
— Хватит, — только после этого он осторожно тронул Эша за плечо, прося отстраниться.
Вздрогнув от прикосновения, Эштон выпустил член изо рта, напоследок проведя языком по головке, и выпрямился, не зная, что от него ждут. Раньше он все читал по лицу Виктора, сейчас же такой возможности не было.
— Когда-нибудь я смогу сам тебя связать и издеваться столько, сколько мне захочется, — проговорил он, проводя языком по губам. Даже с повязкой у него этот жест вышел крайне пошлым.
Более того, с повязкой он вышел особенно пошлым.
— Все в твоих руках, — ответил Виктор после еле заметной паузы. Приподнявшись, Хил полностью стянул джинсы с бельем. Теоретически, у Эштона была такая возможность, Виктор полагал, что может дойти до того состояния, когда фобия отступит, но для этого нужно было многое сделать. В том числе и самому Эштону.
Мужчина сел напротив любовника и окинул его взглядом.
— В маске ты выглядишь чуть растерянным и беззащитным, — прокомментировал Виктор, касаясь большим пальцем щеки и проводя тыльной стороной пальцев от шеи к тазовой косточке. Вид такой Эшу придавала не сама маска, а ее наличие и реакция парня на это — линии тела, поза, приоткрытые для дыхания губы. Мужчина не мог не признать, что разрешение и доверие любовника увидеть себя таким значит для Хила даже слишком много; и что это чертовски возбуждает.
— У тебя очень выразительное тело, — добавил он, придвигаясь. — Молчи теперь. Слушай.
Обе ладони прошлись по коже вверх, пальцами Виктор обхватил голову любовника и потянул на себя, призывая наклониться вперед. И остановил Эштона, когда их дыхания смешались. Происходящее медленно превращалось в ритуал; Виктор начинал раскрываться, возводя оказанное доверие в культ. От растерянности нужно было избавиться; мужчина помнил это чувство, оно мешало.
— Отвлекись от зрения. Если под маской открыл глаза — закрой, как во время массажа. Включи слух и тактильность. Особенно ее.
Хил чуть наклонился, задевая во время речи губы любовника своими. Вытянутые руки он уложил локтями на плечи парня, не удерживая, но и не давая пока шевелиться.
— Ощущения иные, но секс все тот же. Все то же самое, что обычно, просто под другим углом. Ничего нового. Ты все знаешь.
На конце фразы Виктор двинулся навстречу, соприкасаясь губами и целуя Эштона, а через несколько мгновений отклонился назад, давая понять, что ложится на спину. Хил давал любовнику самому среагировать на движение и оказаться для начала в более привычном положении — над Виктором. Но прервать поцелуй не давал.
Нужно было показать Эштону, как ориентироваться по телу; Вик помнил свой первый опыт — было сложно понять, чего от него хотят, пока он не начал прислушиваться к жестам. Привычки партнера не меняются, просто определять их теперь нужно иначе.
Эштон слушал. Слушал каждое слово с таким вниманием, что даже дышать иногда забывал. Только в поцелуе, когда его перетаскивали на себя, он шумно втянул носом воздух, хватаясь руками за плечи Виктора, чтобы понять в какой именно момент ему нужно остановить движение.
Но он действительно молчал. Молчал, потому что пытался перейти в то состояние, в которое его пытался ввести любовник. Пока получалось не очень, но глаза под повязкой он все-таки закрыл.
Перекинув ногу через бедра Виктора, Эштон оказался аккурат сидящим на члене любовника. Почувствовав это, он приподнялся и немного поерзал, как делал это всегда — не потому что хотел, а потому что это было уже инстинктивным дразнящим движением.
Проведя ладонями от плеч мужчины по его шее к щекам, Эштон обхватил его голову и оторвался от его губ.
— Знаешь игру на доверие? — почему-то почти шепотом спросил он. Да и голос слегка сел — в нужное состояние он постепенно погружался все же. — Когда ты должен упасть в руки человеку, стоящему за твоей спиной? И не смотреть назад. Так вот, я никогда не умел.
Виктор прошелся ладонями по рукам Эштона, забираясь на лопатки. Он подался бедрами на движение, прикрыв глаза, а затем решил, что повязки стоило бы надеть обоим. Уже забытые ощущения шелохнулись, напоминая о себе, и Хил закрыл глаз плотнее.
— Я падал, — ответил Виктор так же шепотом, ощупывая тело, а потом снова начиная массировать член парня — при всем возбуждении мягко, расслабляюще, — спиной. С трехметрового помоста. На руки десяти людей, которых сам выбрал из знакомых. Но доверие там — лишь способ перебороть страх, — Хил все шептал, притянув рукой Эштона ниже, чтобы говорить ему на ухо. — Ты не учишься доверять, ты учишься не бояться чувства падения с помощью веры, что тебя поймают. Человек, прыгающий с тарзанкой, верит, что резинка его удержит. Другой тоже в это верит, но все равно боится прыгнуть. Потому что страшно не только упасть; падать — тоже страшно.
Виктор продолжал говорить, будто убаюкивая, давая информацию для разума и тем переключая любовника на слух.
— Если не можешь упасть, не значит, что не доверяешь. Тем более, что ты доверяешь сейчас. И падать сейчас не нужно.
Хил размазывал большим пальцем по головке выступающую смазку. Второй рукой он все еще удерживал голову Эштона.
— Ты доверяешь?
Повисла тишина, нарушаемая только дыханием Эштона, уже сбившимся и отчетливо слышимом в тишине.
Он не относился к падению спиной так, как Виктор. Всегда считал, что дело в человеке, который находится сзади. И такого человека, в руки которого он бы отдался без оглядки, не было. Но Виктор, вошедший в его жизнь так внезапно, когда Эштон планировал вообще эти отношения на одну ночь, постепенно становился частью этой жизни — как-то очень незаметно и за крайне короткий срок.
— Дети всегда падают и не оборачиваются. Они знают, что их поймают, — прошептал куда-то в плечо Эш. — Потому что они доверяют тому, кто стоит сзади. Думаешь, они не боятся падения? Нет, дело не в этом.
Ладонями он сжал плечи Виктора, подавшись ему в ладонь бедрами, а потом сказал еще тише, приглушенно:
— Я доверяю. Тебе доверяю. Сейчас.
Виктор выпустил член из руки, чтобы обхватить Эштона и перекатиться, оказавшись теперь сверху и между ног любовника.
— Дети плохо знают, что такое страх, — ответил он, сжимая в ладони теперь оба их члена. — Бегут на дорогу, не понимая, чем это грозит, трогают плиту, суют пальцы в розетки. Дергают кошек за хвост, не понимая, что делают больно. И слабо представляют, чем грозит чувство падения. Инстинкт самосохранения работает, когда знаешь последствия. Достаточно упасть с велосипеда или слететь с лошади, чтобы чувство падения плотно связалось с последующей болью. Именно поэтому падать страшно. Организм знает, что обычно потом больно.
Виктор перехватил ноги любовника, поднимая, сводя их вместе и укладывая на свое плечо. Пальцами второй руки он нащупал сфинктер, оглаживая и разминая его.
— Не важно, человек сзади стоит, батут или к ногам привязана резинка. Не беда, если ты не пересилишь инстинкт, убеждая, что в этот раз больно не будет. Потому что он прав, и в другой раз падение закончится болью. Будь это гололед, сноуборд или опять велосипед. Это перевес инстинкта доверием. Чем плохо, если инстинкт порою сильнее?
Эштон старался дышать ровнее. Сейчас, оказавшись снизу, он вновь немного занервничал. Уже только от одной позы, но глубоким вдохом привел себя в чувство.
— Ты задаешь этот вопрос человеку, который не умеет доверять. Я говорил о теории. И не говорил, что это плохо, — слегка дернув ногами, он снова замер. Поза была непривычной и оттого совсем незнакомой. — Но я все равно не соглашусь. Дети доверяют, доверяют и хотят все проверить. Ты в чем-то прав, они не чувствуют опасности, но когда падаешь назад не чувство опасности или страх падения меня останавливает. И позволить себе желание секса с завязанными глазами я тоже не мог не из-за опасности. Но я позволил его себе сейчас, а ты мой самый опасный любовник.
— Ты умеешь доверять; а дети скорее доверчивы и наивны, чем доверяют так, как взрослые. Опыт дает больше вариантов, сложнее доверять, когда знаешь, насколько серьезно можешь обманываться, вот и вся разница, — только и ответил Виктор, притираясь щекой к ногам Эштона. Для растяжки положение было не самым удобным, потому Хил выпустил ноги, давая им упасть на одну сторону, и чуть посторонился, помогая любовнику выпрямиться и лечь на живот. Так было и привычнее и удобнее для обоих.
— Нам давно пора делать ставки, кто дольше продержится в трепе во время секса. В этот раз я проиграю. О твоем чувстве опасности поговорим потом.
Скользившая в это время по спине ладонь добралась до ягодиц, и Виктор ввел два пальца, растягивая Эша быстро, но достаточно аккуратно. Его задачей сейчас было удержать парня в нужном настрое. В начале все было правильно, теперь Эштон начал спорить, а значит — срывался с нужной волны. Не отвлекался от повязки на глазах, а попросту забывал о ней.
— Просто продолжай доверять, Эш, — шепнул Виктор парню на ухо, шевеля пальцами, а затем добавляя третий. — Ты хорошо справляешься. Лучше, чем думаешь.
Эштон теперь понимал, насколько обострились его чувства без зрения — каждое прикосновение к себе он ощущал в два раза сильнее. Одновременно, это и нравилось и немного пугало — обычно подобное происходило под стимуляторами.
Приподнявшись немного над постелью, Эш шевельнул бедрами навстречу движениям руки Виктора — не смог устоять, — насаживаясь на пальцы глубже с негромким стоном: не только из-за того, что Виктор это любил, но из-за того, что сейчас самому хотелось.
— Ты всегда проигрываешь, — заметил он, снова заговорив. На другую фразу не ответил — слишком уж необычной она была для него. Неподходящей ему. Но мысленно парень за нее зацепился.
Виктор вместо ответа проник пальцами глубже, ощупывая подушечками простату, вслушиваясь в стон любовника. Терпение подходило к концу.
— Будь готов, — произнес Хил, уложив ладони на бедра парня, а потом качнул его, переворачивая на спину — Виктор не собирался выпускать Эштона в таком состоянии из рук. Сев на колени между ног Эша и дернув за таз, он привычно втащил любовника на свои бедра. Пах вжался в пах, Виктор склонился над прогнувшимся парнем, касаясь губами солнечного сплетения, совершая ложный толчок между ягодиц и массируя ладонью член Эштона. Любовник был теперь просто беззащитен, и Виктор касался его с каким-то открытым трепетом.
Качнувшись чуть назад, Хил приставил головку ко входу, придерживая Эштона под поясницу, а затем с глухим стоном медленно двинулся внутрь.
Эштон выгнулся сильнее в руках любовника, вслепую протягивая к нему руки и немного приподнимаясь, чтобы найти шею Виктора и потянуть на себя. Рвущиеся из груди стоны хотелось чем-то заглушить.
Ощущения действительно были невероятно острые, он мог представить как сейчас выглядит — чувствовал его отдачу, взгляд на себе. И хотелось больше всего сейчас снять повязку не из-за того, что было некомфортно, а хотелось посмотреть на Виктора.
Мужчина не заставлял себя уговаривать, вместе с толчком он наклонился ниже, наслаждаясь отдающимся ему телом. Виктор жадно прикусывал кожу, целовал шею и оставил на коже несколько пятен прежде, чем с новой фрикцией накрыть губы Эштона, вытягивая воздух. Члена любовника он сейчас не касался, растягивая его ощущения и полагая, что парень растечется достаточно сильно для желания ощутить еще и удушье.
Поцелуй был до невозможности открытым, благодарным до алчного пожирания, по которому было четко ясно, насколько в действительности Хил нуждался в любовнике и происходящем. Виктор хватал ртом воздух и продолжал двигаться, удерживая Эштона и, тем не менее, контролируя все так, как только мог.
Зарывшись пальцами в волосы Виктора, Эштон пытался двигать бедрами навстречу движениям любовника, но в таком положении это было практически невозможно. Он шумно дышал, вдыхая через раз — не из-за физического возбуждения, эмоциональное было намного сильнее, заставляя вообще перестать думать. Были только темнота и Виктор, везде: снаружи, внутри, казалось весь его мозг занимал мужчина, вытесняя в данный момент все остальные мысли. И было нереальное наслаждение, от которого хотелось кусаться в поцелуях или крепко зажимать себе рот, чтобы стоны не были столь похабно громкими.
Выгнувшись еще сильнее, Эштон смог найти положение, в котором его член касался низа живота Виктора, стимулируя на еще более яркие ощущения.
Мужчина держал Эштона в руках и ловил каждое его движение. Любой прогиб отзывался на кончиках пальцев, Виктор кусал подставленную шею, лизал прыгающий и вибрирующий от стонов кадык, затыкал голос поцелуем, забивая громкость. И сейчас Хил разрывался между желанием закрыть глаза, отдаваясь жаркой и душной темноте, и желанием смотреть, смотреть и смотреть на прогибающееся под ним тело, красивое, пластичное и верящее. От Эштона — такого Эштона — сносило крышу, Виктор был не в силах оторваться или разорвать объятия, он должен был, он обязан был сдержать слово, удержать любовника, завести так далеко, насколько это возможно, качнуть на краю и уверенно дернуть обратно. Должен был — и мог.
Хриплое, сбитое дыхание грело ухо, Виктор копался пальцами в волосах, едва не задевая резинку маски; несколько рваных и глубоких толчков, прежде, чем очередной стон любовника перевесил все "за".
— Я держу, — непонятно к чему произнес Хил, сбивчиво, в самое ухо, повторяя дважды, чтобы слова точно пробились до сознания — Виктор не был уверен, что это нужно, просто сам не слышал себя и убеждался, что сказал то, что хотел.
— Доверься, — продолжая удерживать Эштона под поясницу, чтобы не дать сдвинуться и проникать так глубоко, как может, свободную ладонь Виктор уложил на горло парню. Сжал лишь чуть-чуть, показывая, о чем речь, чтобы не тратиться на слова.
— Ты помнишь, каково это, — напомнил он. Кажется, снова дважды, в ритм толчков, прижимаясь животом плотнее, чтобы усилить касания Эштона. — Будет лучше. Хочешь?
Эштон открыл глаза под повязкой, напрягаясь всем телом и переставая на мгновение любые движения. Но уже через секунду он вновь расслабился и выдохнул, кивая.
— Хочу, — негромко сказал он, будто кивка для Виктора было недостаточно.
Будто самому Эштону, чтобы почувствовать настоящий экстаз одной повязки, тоже было недостаточно. Он переместил руки на плечи любовника, сжимая их пальцами сильнее, чем до этого. Пусть он и решился, но легкая паника на пару мгновений завладела его мозгом, а когда отступила, когда он окончательно уверился в своем решении, тогда он отпустил Виктора, откидываясь на кровати сильнее — одним видом показывал, что сейчас, в данный момент, готов отдаться полностью в доверие Виктора.
— Хорошо, — отозвался мужчина, чтобы Эштон был в курсе. Хил сильнее сжал горло любовника и устроился удобнее, беря в ладонь его плоть. Душил и массировал он пока слабо, чувствуя подступающий свой оргазм и опасаясь сдавить слишком сильно.
Виктор ускорился, вбиваясь в любовника грубее, чтобы быстрее дойти и подвести к пику Эштона. Еще несколько резких движений — и Вик кончил, но не сбавил темпа, теперь всецело переключаясь на любовника; сжал горло сильнее, активнее двинул пальцами по члену, ловя нужный момент.
Дыхание стало совсем хриплым, а пальцами Эштон вцепился в простынь — на всякий случай, чтобы не сорваться и не стянуть с себя повязку или не вцепиться руками в запястье Виктора. Но потом, чувствуя приближающийся оргазм, забыл и об этом, хватаясь пальцами за простынь уже для того, чтобы сильнее ее сжать в кулак от переполняющих его ощущений. Его выгнуло на кровати еще раз и из горла раздался очередной хрип, заменяющий с придушенным горлом стон.
Виктор выпустил горло, ловя более явный теперь стон, резче двинул ладонью по члену, пальцами массируя головку, и в последний раз толкнулся, проходясь по простате и замирая на крайней точке. Часть спермы стекала по пальцам, но Хил перехватил Эша обеими руками, не обратив на это особого внимания. Дав несколько секунд на кислород, Виктор, уже отекший на простынь рядом, притянул любовника к себе, целуя. Целовал не глубоко, чтобы не мешать еще не восстановленному дыханию; главным для него в тот момент было сплестись с парнем всеми конечностями, что Вик и сделал, обняв Эштона и привычно зарывшись тому в волосы чистой рукой. Все прошло еще лучше, чем Хил ожидал, потому возможности выпутаться из объятий в ближайшие несколько минут у парня не намечалось вообще. Виктор крепко прижал любовника к себе, восстанавливая дыхание, упершись взглядом в пространство, больше слушая выдохи Эштона.
Говорить не хотелось и не было смысла. Они совершили нечто, выходящее за рамки обоих, и Хил пока наслаждался последствиями и вернувшимися ощущениями принадлежности, контроля, ответственности, собственничества и иррациональных всплесков нежности.
Что бы там ни говорил Эштон, Хилу он все же подходил. Любовнику Виктор не сказал бы прямо, хотя тот мог бы сопоставить и догадаться, но с Лео — в самых длительных отношениях Виктора — такого не было. Ни с кем такого не было: либо не доходило, либо не имело настолько сильного эффекта, — слишком уж легко доверялись избранники, с ярким любопытством пробуя новое или хорошо известное старое.
Притершись щекой к щеке лежащего на его плече Эштона, Виктор шумно выдохнул любовнику в ухо.
Эштон пришел в себя после оргазма далеко не сразу. И вроде бы уже и дыхание выровнялось, но сознание было совсем далеко. Воистину, этот секс можно было назвать одним из самых ярких для него, совершенно не забывающихся. И уж при том, сколько у него было партнеров — на одну ночь или на пару недель, — подобной бури чувств он еще в себе не наблюдал.
Лениво стянув с себя маску, он чуть поднял взгляд, глядя на него с легкой поволокой от еще не оставивших его эмоций после осознания факта секса на новом уровне их отношений. А то, что это был новый уровень, Эштон не сомневался.
И знал, что уже минут через десять его начнет это пугать, но пока можно было насладиться самой ситуацией и явно довольным Виктором, который его даже не выпихивал в душ, как делал обычно после секса, а уже потом его тянуло обниматься.
Молчание прервал все же Эштон, в голосе слышалась легкая ленивость, спокойствие и довольство — их скрывать он не стал, потому что было совершенно бессмысленно.
— Мне понравилось так, — заявил парень, удобнее устраиваясь на плече у Виктора. В ближайшие несколько минут он вообще не собирался шевелиться.
Виктор слабо кивнул, продолжая копаться у Эша в волосах.
— Да, — все же озвучил он и добавил:
— И мне. Даже очень. Иди сюда, — Хил подтянул любовника и приподнял голову за подбородок, накрывая губы.
Эштон ответил на поцелуй, но не стал его углублять, оставляя его легким и даже каким-то уютным.
— И ты не отправляешь меня в душ, — заметил парень. Говорливость в нем проснулась слишком быстро, но он понимал от чего это — чувство неловкости все-таки было. Как у девственника после первого секса, только для Эштона было еще более неловко.
— О, хорошо, что напомнил, — Вик издал смешок и шутливо качнул плечом, будто пихая парня на подъем. Но из рук все равно не выпустил, давая понять, что это лишь шутка.
— После такого полагается передышка дольше, чем обычно, — пояснил он. Передышка нужна была и самому Виктору. — Предлагаю не душ, а ванную. На двоих.
— О, — Эштон усмехнулся, потягиваясь, словно сытый кот. — Я не думал, что ты проникнешься настолько, — он перевернулся на грудь и поставил уже в привычном жесте подбородок любовнику на плечо, заинтересованно на него смотря. — Но я был неплох, судя по всему. Вот когда нужно было записывать видео. Я бы потом на старости лет знал бы, чем могу похвастаться несуществующим внукам.
— Слишком ленив, чтобы стоять, — пояснил Виктор, сбивая с предложения излишний налет романтизма. В конце концов, желание лежать и нежелание перенабирать играли немаловажную роль в принятии решения. — Дважды ленив, чтобы ждать освобождения ванны.
Тем не менее, некую романтику Хил все же подразумевал.
— Ты был очень хорош, — поправил Виктор, скашивая глаз на Эштона. — Сомневаюсь, что это смотрелось бы в домашней записи. Но выглядел охуенно, — доверительно поделился Хил, — не говоря еще об эмоциональной составляющей. Как ощущения? Была паника или, может, хотелось снять маску?
— Хотелось, — не стал отпираться Эштон. — В самом начале и когда ты вертел меня на кровати, как тебе хотелось. Тогда нервничал. А потом хотелось просто на тебя посмотреть. Судя по ощущениям, ты бы меня съел и не подавился бы, — он усмехнулся, переворачиваясь на спину и освобождая Виктора от своего веса. — Если так хочешь в ванну, то иди набирай. А потом попробуй еще уговорить меня, чтобы я пошел. Если я за это время не вырублюсь, — тут он несколько утрировал. Конечно, по телу расползалась нега, как обычно после секса, но сознание было вполне трезвым и не отходящим в страну Морфея.
Виктора можно было назвать сконфуженным. Он не видел смысла отпираться, действительно сожрал бы — не в прямом смысле, но с огромным наслаждением. Это было правильно, но до странного лично, потому вслух звучало — особенно, с такими обыденными интонациями — немного коробяще.
Хил просто кивнул, предпочтя не развивать тему дальше, сбросил странный осадок от сказанного, и взъерошил Эштону волосы.
— Пойдешь, — хмыкнул он, отодвигаясь к краю, чтобы встать. — Иначе понесу на руках. А скорее — на плечо заброшу; уж теперь можно.
— Ты мне еще свадебное платье не купил, чтобы на руках таскать, заметил лениво Эштон, зевая. Он снова потянулся, потом встал, кинув укоряющий взгляд на любовника. — Но вообще, ванну мог бы и набрать, — сам он уже в отличии от Виктора совсем встал и даже сделал пару шагов в сторону двери. — В благодарность за эстетическое наслаждение, — фыркнул он, скрываясь за дверьми.
— И не собираюсь покупать, если только поэтому при упоминании рук ты гордо идешь пешком, — хмыкнул Виктор, поддерживая шутливый тон. Он встал следом, не сдержал зевка, а потом прихватил с тумбочки пачку сигарет Эштона — решил искупить "вину" за медлительность таким образом. У Эша, правда, на кухне, наверняка, еще одна пачка есть, но кого это в тот момент волновало.
— Сигареты оставил, — прокомментировал Вик, забирая одну сигарету и отдавая остальную пачку любовнику, догнав его в гостиной. — Под ванну, кстати, у нас пена есть, — хмыкнул он, заворачивая и включая воду. — Вишневая.
Хил не присматривался, но припоминал, что именно вишня была нарисована на нынешней таре для виски.
— Ага, а если к этой пене ты бы купил еще и шампанского для полного антуража, то из ванны тебе бы точно пришлось выносить меня на руках, — фыркнул Эштон, беря пачку сигарет и закуривая. В свое нормальное, чуть ершистое состояние, он успешно вернулся и оттого чувствовал себя намного комфортнее, чем когда просто очнулся от оргазма. — А если мы добавим эту пену в ванну, то купажисты Шотландии всегда будут переворачиваться в своих гробах. — добавил он.
— Окей, тест на причину-следствие ты сдал, — отозвался мужчина, пробуя пальцами льющуюся воду. Температурой Виктор остался доволен и развернулся, усаживаясь на край.
— Давай ко мне, — позвал он, протягивая руку.
Эштон не спешил, он затушил сигарету и все же прихватил флакон с пеной со стаканами. Потом пришел в ванну со всем этим добром, поставил на край ванны.
— Давай к тебе, — с усмешкой сказал он.
Виктор докурил и затушил окурок в раковине под струей воды, отложив остатки сигареты на край. Взял стакан, подставляя под флакон.
— С пятницы на субботу на площади Боргсона будет файер-парад в честь чего-то там, — произнес он, хрустя шеей. — Со всеми сопутствующими прелестями. Меня Николсон зовет участвовать в честь снятия гипса. А вас с Мартином — посмотреть. Что скажешь?
— Почему бы и нет. Не думаю, что Мартин будет против, — Эштон разлил по стаканам виски. — И, уверен, с твоим Николсоном они споются.
Парень стукнулся своим бокалом с бокалом Виктора и отпил, предварительно хмыкнув:
— За хороший секс.
— За отличный секс, — с ленцой вторил Виктор, отпивая виски. И с усмешкой добавил:
— Тут точно второго раза не нужно. А что ты никогда не пробовал в сексе?
— До тебя или с учетом тебя? — выгнул бровь Эштон, на губах снова расползлась улыбка с явным пошлым подтекстом.
— Без разницы, — пожал плечами Виктор. Если Эштон назовет без учета, Хил выделит то, что они успели попробовать. А если нет... Виктор и так знал, по большей части, на что Эш соглашался впервые, а что успел с кем-то попробовать
.
— Но давай без учета, все подряд. Больше список — дольше слушать.
— Тогда, — Эштон еще раз отпил из стакана и отставил его, чтобы начать загибать пальцы. — Меня никто не душил, не завязывал глаза и не связывал. Не было двойного проникновения, хотя групповой секс был, но, к счастью, обошлось без этого, и так было не особо круто. Далее: я никогда не увлекался всеми этими извращенными штучками из бдсм. Ну, вроде бондажа, того же оттягивания мошонки и так далее, — он перешел на другую руку. — И соски никто не зажимал — это, уверен, невероятно больно. Тем более, соски не моя эрогенная зона. Хм, — он снова сделал глоток и задумчиво глянул на Виктора. — Вообще, секс у меня всегда был довольно обычный, если сравнивать с твоим опытом.
— Свой секс необычным я не могу назвать, — хмыкнув, пожал плечами Виктор, отпивая еще виски. — Тем более, противопоставляя твоим развлечениям с игрушками. Было что-то любимое?
— Анальные шарики до ужаса любил, — не стал скрывать Эштон. — А вот вибратор не особо — немного не те ощущения он вызывают, которые мне нравятся. Хотя тоже несколько необычно.
— Чем они тебе так нравились? — полюбопытствовал Виктор, чуть отклоняясь, чтобы опробовать воду пальцами. Температурой мужчина удовлетворился и кивнул Эштону, чтобы забирался.
Эштон залез в ванну, не выпуская стакана из рук.
— Не знаю. Тогда мне казалось, что это прикольно — новые ощущения и тому подобное. Только в последние пару месяцев я начал понимать, что такое новые ощущения, — он выразительно глянул на любовника и кивнул, чтобы и тот залезал.
Виктор забрался следом, откидываясь и укладываясь на грудь любовника.
— Буду считать это комплиментом. Лишь бы не наскучило еще через пару месяцев, — хмыкнул он, отключая набор воды и заметно расслабляясь. А потом с явным удовольствием омыл водой правую руку, чего не мог сделать больше месяца из-за гипса.
— Что еще? — спросил он. — Фаллоимитаторы или есть что-то более оригинальное? Я почти не ориентируюсь в ассортименте.
Эштон положил руки на грудь Виктора, приобнимая его, а сам откинулся на бортик ванной, рассматривая потолок.
— Фаллоимитатор, страпон, анальные пробки, всевозможные стимулирующие вибрирующие штуковины, названий которых я, честно говоря, не знаю до сих пор — у меня один из бывших работал в секс-шопе, вот он мне и притаскивал, а я проникся. Странно, что тебя это обошло — с твоими-то наклонностями. С другой стороны, ничего странного — ты слишком собственник. Будешь ревновать даже к игрушке.
— Пробки.. — Виктор хмыкнул, прикидывая, что по назначению их использовал бы вряд ли. — Сомневаюсь, что ревновал бы. Мои наклонности просто к игрушкам не располагают. Предпочитаю действовать своими силами, — усмехнулся он.
— Поэтому я никогда и не предлагал, — дернул плечами Эштон, проходясь по груди Виктора пальцами. Горячая вода не располагала к тому, чтобы спорить и убеждать, Эштон был максимально расслаблен и даже не думал о том, чтобы себя как-то напрягать.
Виктор согнул ноги, сползая по телу Эштона, чтобы нырнуть и намочить голову, а потом снова выпрямился. Сняв влагу с волос и фыркнув от воды в носу, Хил закинул руки за шею любовника, складывая предплечья на загривке.
— Думаю, теперь будет самое время, — хмыкнул он, вытягиваясь вольнее. — Не в смысле здесь, а вообще.
— Опробовать игрушки? — уточнил Эштон, кладя ладони на голову любовника и зарываясь пальцами в мокрые волосы. — Знаешь, я думаю, что с тобой это не получится. Ты не тот человек, с которым мне хотелось бы попробовать игрушки.
— Не нужно со_мной, — отозвался Виктор, подставляясь под пальцы и зарываясь со стороны затылка в волосы Эштона. — Передо_мной, — Хил чуть сдвинулся и запрокинул голову, чтобы покоситься на любовника. — Один раз.
— Ты хочешь, чтобы я перед тобой откровенно дрочил и засовывал в себя всевозможные игрушки, а ты на это смотрел? — Эштон специально уточнил, хотя и так было ясно более чем. — Я ведь поставлю условие на этот вечер для тебя — никаких прикосновений: и к себе, и ко мне. Уверен, что сможешь выдержать?
— То есть ты извращенно самоудовлетворишься, а я должен буду со стояком ходить? — уточнил Виктор, помня стриптиз и словосочетание "на этот вечер". — Я верно условие понял?
— Верно, — для большего утверждения Эштон кивнул, задев макушку любовника. — Но должен я же получить какое-то удовольствие от тебя, а не только от резиновых игрушек.
— А если в понятии моей верности нет запрета пойти прогуляться и дать прикоснуться к себе какой-нибудь дешевой шлюхе? — полюбопытствовал Виктор. Реальное наличие запрета было спорным вопросом, так как понятие измены Хил для себя не вывел, а некоторые партнеры делили секс и сожительство, не считая покупку удовлетворения чем-то отличающимся от покупки массажа в спа-салоне. Виктора в тех условиях подобная логика вполне устраивала, но для полного исчезновения запрета повод все равно должен был быть очень уж веским. В данном случае повода не было вообще: Вик либо соглашался, либо отказывался; в конце концов, смотреть, а потом спускать пар в ближайшем борделе... Другого такого Хил смерил бы недоуменным взглядом, ибо пахло какой-то нелепостью. Смотреть так на свое отражение как-то не хотелось.
Несмотря на все прогнавшиеся в голове мысли, тон вопроса был исключительно шутливым. Виктор просто привык думать так, цепочки строились почти на рефлексах.
Устав коситься, мужчина улегся ровнее.
У Эштона же было все наоборот. Если он с кем-то встречался, то встречался до последнего, не пытаясь с кем-то трахнуться. Даже беря во внимание его самое упоротое сознание в каком он был. Он считал, что отношения к чему-то обязывают. Не только к сексу и паре встреч в неделю, а также куче обязательств, что требовал тот же Виктор.
Возможно, у Эша сложилось это впечатление из-за того, что он весьма сильно обжегся в отношениях с Барри и хотел, чтобы человек принадлежал ему полностью. Хотя бы в то время, пока они друг друга переносят.
Но все же тон, когда он говорил, был достаточно равнодушным — наученным, даже заученным на том же Барри:
— Можешь потом пойти и трахнуть кого-нибудь. Я не возражаю.
Но все же, подумав, совсем по-бабски добавил:
— Только это тоже не исключает, что я могу также пойти и трахнуться с кем-то.
Виктор совсем по-идиотски гоготнул — жест, перенятый от Николсона и спровоцированный излишней расслабленностью. Так Хил давно не растекался по поверхностям.
— Тебя после одного раза в душ не выгонишь, а тут ты куда-то там на второй заход пойдешь?
Виктор от этой фразы даже не напрягся, полностью воспринимая все как шутку. Месяц назад это должно было бы насторожить, но за время пребывания в клинике треплющего Эшу нервы Барри, Хил все же натаскался сдерживаться и почти переучился на адекватный юмор. Хотя сейчас секс, доверие и вода сыграли вполне весомую роль.
— Не пойдешь, — в иной ситуации звучало бы почти зло, но сейчас Виктор констатировал, памятуя о давнем, но определяющем разговоре — Эштон тогда сказал, что не изменяет. Кажется, он пояснил даже, что именно не спит больше ни с кем. Вик точно не помнил, но выбрал именно эту версию как обоюдную установку для обоих. Повода-то не было.
— И я не пойду, — добавил Хил, крепче сцепив руки. Это не было ревностным напряжением, это было демонстрацией и укреплением своего решения за них обоих — доминантная, пусть и бесполезная в ситуации, нотка. — Я согласен. Если на тебя это условие не распространится. И только с начала твоего показа, не до него. Чтобы не предъявлял потом.
— С такими условиями я вообще ничего показывать не собираюсь, — Эштон был несколько раздражен. Не слишком заметно, но фраза во всеобщей гармонии, царящей последнее время, прозвучала все равно резче, чем он хотел. — Просто потому что ты уже изначально их ставишь, хотя до теоретического показа я еще не созрел. Так что можешь довольствоваться только воображением, — он фыркнул и сам опустился под воду, пробыв там секунд тридцать, прежде чем вынырнуть — порыв не отвечать на следующую реплику любовника как можно дольше.
Виктор едва не ушел под воду вместе с Эштоном. В их положении парню окунуться без движения Хила было проблематично. Тем не менее, мужчина среагировал, смещаясь, и дал любовнику нырнуть.
— Ты чего? — спросил он почти недоуменно, когда у Эштона закончился воздух. — Я не ставил, а уточнил то, что подразумевалось под твоим условием. Не собираешься — принуждать не буду. Дел-то.
Пожав плечами, Виктор так и остался сидеть на середине ванной вполоборота к Эштону и рассматривал парня, пытаясь понять, что не так.
Эштон убрал мокрые волосы с лица, смахнул с него же воду и произнес:
— Просто я очень остро реагирую на даже теоретический факт измены. Со времен Барри меня это сильно задевает, так что, будь добр, если захочешь трахнуть кого-то другого — ну, чтобы разнообразить себе жизнь или еще что, — сделай это так, чтобы я никогда не узнал.
— Тихо, — шикнул Виктор, возвращаясь в изначальное положение и снова забрасывая руки за шею Эштона.
— Я сказал "_если_ нет запрета", а потом сказал, что никто никуда не пойдет. Это снимает все вопросы об изменах, — Вик выдохнул. — Если я серьезно захочу кого-то трахнуть, тебе придется об этом узнать. Потому что это означает проблему, которую нужно решать. Но то, что и в этом случае все ограничится только желанием, я могу пообещать.
— Не могу сказать, что это означает проблему. Это означает, что просто кто-то мудак, — дернул плечами Эштон. — Я могу понять все, зажимания по пьяни, поцелуи и прочую хрень, но не секс.
Он сжал сильнее губы, думая над тем, что в самом деле перебарщивает немного в том, что сейчас злится. Но поделать ничего не мог. Похождения Барри в самом деле его настолько задели, что принципы у него стали железобетонными.
— Зажиманий по пьяни не могу понять уже я, — Виктор мгновенно помрачнел и стянул руки за шеей крепче, вспоминая клубные похождения Эша под кайфом.
— Если надолго разъедемся, а тебе хрен припечет, не вижу проблемы, чтобы ты снял себе кого-то за пару сотен. Но будь добр контролировать количество алкоголя, если меня нет рядом — в любом случае.
— При чем тут алкоголь? — заглянул в лицо любовнику Эштон. — Под алкоголем я себе вполне неплохо контролирую. Если не смешиваю его с кокаином, — фыркнул он. — Или ты думаешь, что я сразу начинаю на всех виснуть.
— Я ничего не говорил о "сразу", — парировал Виктор. — А о кокаине речи вообще не идет.
— То что ты видел в Руно не всегда происходит со мной. Обычно я куда... Сдержаннее. Но я тебя понял, в пьяном состоянии буду звонить тебе.
— Вот и договорились, — Виктор шевельнул лопатками, сбрасывая напряжение, и убрал руки, опуская их под воду. Зато вольнее откинулся на любовника, показывая, что конфликт исчерпан.
Эштон продолжал медленно оглаживать пальцами кожу Виктора, рисуя абстрактные невидимые узоры на ней. Его тело медленно погружалось в дрему под воздействием горячей воды, сам он тоже прикрыл глаза, но засыпать прям в ванне не планировал.
— Тебе спинку потереть? — лениво спросил он.
Виктор так же лениво кивнул, при этом не предпринимая никаких попыток пошевелиться.
Эштон сам его пошевелил, беря мочалку в руки. Начать он решил с груди. Вылив гель на мочалку, он принялся не слишком нежно натирать тело любовника.
Виктор некоторое время внимал движениям Эштона, а потом прокомментировал.
— Чувствую себя ошпаренным пернатым. Сначала сварили, а теперь вылезшие перья дерут.
Хил усмехнулся, тем не менее не мешая и не протестуя.
— А мне тебя гладить и облизывать, что ли? — уточнил Эштон. — Я тебя уже облизал. При чем, в самых главных местах, — заметил он, впрочем, темп сбавил. Потом чуть шевельнул коленями, призывая Виктора подняться и дать доступ к спине.
— Да, — согласился Виктор. — Облизал, где надо.
Хил отклонился, позволяя Эштону перебраться мочалкой на спину.
— И весьма качественно облизал, что уж, — хмыкнул он.
— Вот тогда и не жалуйся, — фыркнул парень, переходя на спину мочалкой.
— Я не жалуюсь. Просто поделился впечатлениями, — хмыкнул Виктор. — Тебя потом потереть? Или, может, вылизать где? — ухмыльнулся он.
— Почеши. За ухом. И сахарок дай, чтобы фыркал я обосновано, — заметил парень, но мочалку-таки протянул.
Виктор только хмыкнул, забирая мочалку, и приподнялся, чтобы развернуться.
— Разворачивайся, чтобы удобно было.
— Мы не в бассейне сидим, — фыркнул Эштон, но развернуться умудрился, правда уселся в ванне уже на колени, ибо вытянуть куда-то ноги было невозможно.
— Вообще, мне все это напоминает сцену из плохого романтического фильма для девочек лет пятнадцати, если исключить порнуху и гомосексуальность отношений, — поделился парень.
Виктор цокнул языком.
— Тогда где розы, пена, свечи и благовония? — покачал он головой. — Ты вообще мне весь месяц спину мыл, пока у меня руки не было. И с тем же успехом мы могли сидеть в бассейне или джакузи где-то там. Не преувеличивай.
— Пена вон, — кивнул на флакон, стоящий на раковине, Эштон. — И вообще, я ж тебе спину мыл не сидя в одной ванне после секса, который по праву можно назвать одним из лучших в моей жизни. Так что я не преувеличиваю. И не преуменьшаю. Говорю, как считаю сам. Кстати, у Мартина день рождения на следующей неделе. Мне нужно, чтобы ты меня отсюда вывел.
— Выведу, — кивнул Виктор, намыливая парню спину и забираясь мочалкой в том числе между ягодиц. — Послезавтра в ночь на парад, а на следующей неделе к Мартину. Вполне в графике. Что в программе? Супер-вечеринка в Руно?
— Нет, Мартин хочет закатить супер-вечеринку дома. В Руно, говорит, слишком много посторонних, а он личный праздник хочет отметить с самыми близкими. То есть там будет человек двадцать, — не без сарказма сказал Эштон, чуть наклоняясь, чтобы Виктору было удобнее. — Правда, не смогу наверняка сказать, что потом мы не поедем в Руно.
— Я приглашен? — хмыкнув, полюбопытствовал Виктор.
Эштон помолчал, но потом качнул головой:
— Не думаю, уж прости. Если хочешь, то спроси у Мартина, — он почему-то чувствовал себя несколько неловко из-за этого. — Но в Руно ты же в любом случае приедешь. Мне вот интересно, — сразу же перевел парень тему. — Когда я буду там работать, ты тоже будешь торчать рядом целыми днями?
— Не имею необходимости, — ответил он сразу на все. Наркотиков у Мартина быть не должно было, в Руно Виктор действительно потом поедет, чтобы быть рядом.
— Ты ведь будешь работать, а не развлекаться непонятно чем и ходить под кайфом. Мартин этого не одобрит, а ты вряд ли захочешь, чтобы он усомнился в решении. Не из жалости же он тебе работу дал; по способностям твоим.
Виктор потянул любовника на себя и перебрался мочалкой на его грудь, заодно заглядывая в лицо.
— Так что я могу быть спокоен. Так?
— Вполне возможно, — из вредности не дал точного ответа Эштон, откидываясь на грудь любовника и нагло смотря ему в лицо с легкой усмешкой.
Вообще, он, конечно, не собирался целыми ночами развлекаться в Руно, хотя не исключал подобной возможности. Почему, собственно, нет? Конечно, напиваться не стоило, но Эш прекрасно знал, что Мартин сам никогда не пренебрегает развлечениями перед работой. Тем более, основная часть работы будет днем.
— Или ты сам планируешь торчать в Руно сутками? — уточнил Виктор, ловя взгляд Эштона.
— И это тоже возможно. Не из-за развлечений, — Эштон немного повел плечами, но взгляда не отвел. — Точнее, не только из-за них. Просто, думаю, мне будет нравится то, что я собираюсь делать. А если мне что-то нравится, то меня весьма сложно от этого оторвать.
— А я буду заботливым супругом: таскать горячую хавку и периодически трахать, так? — в голосе звучала яркая нота иронии, но тем не менее, такое развитие событий Хил не исключал. Правда, не в таких терминах. Он, в конце концов, не безработный — на руках толпа учеников, постоянно быть в адеквате и носить пирожки в овцу у Виктора не будет физической возможности. Сейчас, когда все налаживалось, стоило отстаивать свое место Мастера. В клубе не было принято клевать соперников исподтишка, но теперь Хил был полностью дееспособен, и тут-то стоило крепко сесть в седло.
— Надеюсь, хоть не на постоянной основе, — хмыкнул он.
— Это уже на твое усмотрение, — отозвался Эштон. — Я просто предупреждаю о возможном варианте развития событий после моего выхода отсюда.
Хотя, конечно, мог быть и другой вариант: Эштону станет скучно и танцпол он станет посещать гораздо чаще рабочего кабинета.
— Кстати, — вспомнив о кабинете, довольно улыбнулся парень. — У меня даже будет личный кабинет. Жаль, что без секретарши.
— А в кабинете будет стол, — добавил Виктор, чуть эмоционально-раскачиваясь и потому добавляя в голос пошлых ноток, — где в верхнем ящике будет всегда лежать смазка на случай моего визита к задроту труда.
Виктор прошелся мочалкой по горлу любовника, забравшись потом за уши, и окунул ее в воду, начиная смывать мыло.
— И покрывало, чтобы край стола поясницу не отдавил.
— Я буду иметь ввиду, — фыркнул Эштон. — Только покрывало не обещаю, но там будет удобное кресло. А если не будет, то я его поставлю. И все проблемы будут решены.
Он чуть отстранился и потянулся за душем, вывернувшись. А потом протянул его Виктору.
— Смывай и пойдем уже спать. А то только душу мне травим этим возможным будущем, которое будет только через полтора месяца.
— Если бы травить было нечем, было бы хуже, — пожал плечами Виктор. Он потянулся и выдернул затычку, а затем поднялся, увлекая следом любовника, и включил душ, смывая с обоих мыльную пену.
— Тоже верно, — не стал даже спорить Эштон. Но все равно его несколько убивала невозможность вести нормальный образ жизни уже сейчас. Как только из клиники ушел Барри стало, конечно, проще, но и хотелось уже как можно быстрее выйти.
Эштон первым вылез из ванны, накидывая на себя полотенце, второе же протянул Виктору.
— Ты не передумал торчать тут весь срок? — поинтересовался Виктор, выбираясь следом и принимая полотенце.
— Не передумал. Также как и не передумал уговорить тебя на операцию, — отрезал Эштон.
— Хорошо, — кивнул Вик, наскоро обтеревшись и обмотав полотенце вокруг бедер. Когда у Эштона была цель что-то сделать, Хил был спокоен, просто слегка корректировал заносы на поворотах.
— А операция... Не знаю. При всех ограничениях и сложностях на дороге, мне даже нравится. Так что если риск велик, нет смысла на него идти.
— Чем тебе это нравится, Виктор? — Эштон не стал по привычке оборачивать полотенце вокруг бедер, следуя привычке любовника, а просто откинул его в сторону, когда стал практически сухим и обнаженным вышел из ванны. — Тем, что ты ничего не видишь с правой стороны, пользуясь тем, что у нас правостороннее движение? А если я предложу тебе поехать в Англию к очередным моим родственникам — ну, вдруг найдет на меня семейность, — что ты тогда будешь делать? — послышалось уже из комнаты. Конечно, сказано это было с сарказмом, ибо никаких родственников в Англии у Эштона не было.
— Это никак не изменит необходимости постоянно вертеть головой, Эш, — Виктор вышел из ванной и прошел за любовником. — Водить машину с одним глазом сложно, но можно. И не важно, с какой стороны машины ездят. А нравится... не знаю, выглядит занятно, — хмыкнул он, слабо представляя, как можно это обосновать иначе.
Эштон уже успел уйти в спальню и растянуться на кровати, занимая большую часть поверхности — из вредности, так как уже успел привыкнуть спать только на одной половине.
— Выглядит не слишком занятно, а так, словно, ты капитан корабля, прибывшего только с Тортуги, — отозвался он.
— Это-то и занятно, разве нет? — издал смешок Виктор, садясь на кровать, но не укладываясь.
— А разве да? Это занятно месяц-два, потом это будет причинять одни неудобства. Мысли рационально, — Эштон закрыл глаза, ставя на этом точку в споре.
— В любом случае это зависит от операции, — пожал плечами Вик, забрасывая ноги на кровать и укладываясь прямо на выброшенную руку Эштона — нечего было раскладываться так широко.
Эштон чуть пошевелил рукой, призывая Виктора приподняться, чтобы он смог вытащить придавленную руку — в таком положении он вряд ли сможет нормально спать всю ночь, тем более, затекшая рука — не то, о чем он мечтал всю жизнь.
Хил приподнялся, высвобождая руку, а заодно стянул с себя полотенце и подтянул одеяло.
— Двигайся, но не далеко, — предупредил он.
— Иначе ты привяжешь меня к себе? — фыркнул уже сонно Эштон, выдергивая руку из-под спины любовника, но сам никуда не двинулся, просто сунул освобожденную конечность под подушку.
Виктор только фыркнул, привычно загребая и притягивая любовника к себе, выдыхая ему куда-то в шею. Какая разница, что "иначе", если Эштон даже не шевельнулся.
Эштон, оказавшись в объятиях, моментально отключился, вновь удивляя своей способностью ко сну.
Виктор заснул позже, зато проснулся как обычно раньше Эштона, пусть и немного запоздало по отношению к обычному и привычному графику. Есть не хотелось совершенно, потому, умывшись и освежившись, Хил удовлетворился символическим бутербродом и, пользуясь имеющимся временем, принес кружку свежесваренного кофе к Эштону.
Когда Виктор встал, Эштон немного поморщился во сне, перекатываясь на его сторону. А когда услышал шум из кухни, а потом вновь скрипнувшую дверь, то и вовсе начал постепенно просыпаться. Так уж вышло, что сон Эштона, который привык спать с Виктором, становился очень чутким, когда любовника не оказывалось в кровати.
Перевернувшись на другой бок, Эштон открыл глаза и пока еще сонно глянул на мужчину с чашкой кофе в руках.
— О боже, — хриплым со сна голосом проговорил он. — А где цветок в вазе и поднос? — уточнил он, переворачиваясь на спину и лениво потягиваясь.
— Я ограничен во времени, — поделился Виктор, протягивая чашку. — Много работы. Сегодня — на вечер, завтра — на утро и день. Так что часа через два я отчалю, а завтра, вероятно, тебя Николсон заберет, если я не успею.
— Да здравствует Николсон в течении часа в закрытом пространстве, — не очень радостно фыркнул Эштон. Николсон ему все еще не нравился, но сейчас можно было спихнуть все на то, что с утра парень был вечно недоволен.
Взяв кружку в руки, ему пришлось сесть.
— Нужно еще Мартина предупредить.
— Я ему скинул смс, — ответил Хил, усаживаясь рядом со своей чашкой, — как проснется — позвонит, ну или смс просто сбросит. Я место и время ему указал — разберется.
— Вообще-то, это мой друг, — выразительно посмотрел на любовника Эштон, явно недовольный за подобную самодеятельность.
— Вообще-то, звонить он будет тебе, если что, — пожал плечами Виктор. И добавил с улыбкой:
— Долго спишь.
— Имею право, — фыркнул Эштон. — У меня работы нет, в отличии от тебя, — он глотнул кофе, потом отставил кружку и вновь потянулся, похрустывая шеей. — Но все равно мне не слишком нравится, что ты так хорошо с ним общаешься.
— Я с ним не общаюсь, — повел плечом Виктор. — Я сбросил инфу, он среагировал. А общаешься с ним ты.
— Ладно, закроем тему, а то я не знаю, кого из вас мне больше ревновать, — фыркнул парень, вновь обнимая подушку — свое он не доспал. — Чем займешься, пока будешь тут, а я буду спать?
— Приготовлю еду на два дня, — отозвался Виктор, косясь на сонного любовника. — Мартин опять навещать приедет в воскресенье? Попроси тогда, чтобы сухомятку обновил, потому что я только в среду смогу приехать. Если нет, то на обратном пути после парада затаримся.
— Да я и сам могу готовить. Уж бутерброды точно сделаю. Тем более, что завтра меня Николсон уже заберет, так что можешь не переживать. Почему только в среду? — спросил Эштон, приоткрыв глаза.
— Слишком долго прохлаждался, — отозвался Виктор. — Так что месяц будет напряженным, а как закончишь тут, я на неделю-полторы уеду наверняка — лошадей сопровождать. Моя очередь.
— Куда уедешь? — совсем перестал что-либо понимать Эштон, приподнимаясь на локтях — растрепанный, но уже окончательно проснувшийся.
— Я рассказывал, что лошадей у нас тренируют на шум, выстрелы, лязг, — начал пояснять Виктор. — И их арендуют киношники или ребята из реконструкторских клубов. Им тренироваться у нас и арендовать лошадей для даже дальних выездов гораздо дешевле, чем содержать своих — мы частично компенсируем издержки при достойном упоминании клуба, так что реально дешевле. Вывозить лошадей приходится иногда достаточно далеко, ездить сюда нет возможности. Вещи эти периодические, мы ездим по графику или датам. В начале декабря должен быть очередной выезд на ту сторону штата, ехать должен буду я.
— Оу, — выдал Эштон, совсем садясь. Он уже успел убрать с лица растерянное выражение и поэтому выглядел несколько равнодушным. По правде говоря, ему не хотелось самому себе признаваться в том, что он слишком привык к присутствию Виктора рядом. — Езжай, конечно, — дернул он плечами, снова беря кружку в руки и делая несколько глотков, чтобы как-то забить паузу в разговоре. Но больше ничего все равно говорить не стал — в голову так и не пришло ни одной фразы, которая была бы нейтральной.
Виктор хмыкнул и потрепал любовника по волосам. Привыкший к почти-сожительству и предполагающий еще полтора месяца такого же, пусть и более напряженного из-за работы, Хил предполагал и дискомфорт от отъезда.
— Ты на тот момент уже выйдешь на работу, так что не должен особо скучать и без моего мозговыноса, — прокомментировал Виктор со смешком.
— Естественно, я не буду скучать, — фыркнул Эштон, возвращаясь к привычному тону. — У меня будет работа и Руно — что еще для счастья надо? И нет, это не сарказм, — усмехнулся он, глянув на Виктора.
Вообще, конечно, отчасти было и сарказмом. А еще намеком на то, что полторы недели он будет совершенно бесконтрольным — намеком для Эштона, не для Виктора. Не то чтобы он хотел сразу пуститься во все тяжкие, но была возможность вернуться к более привычному образу жизни. Если, конечно, любовник не приставит своего Николсона ему в телохранители на время отъезда.
— Для счастья? — Виктор развернулся на кровати боком. — Возможно, то, что сопровождает Руно: алкоголь и кокаин.
— Или музыка, — добавил Эштон, усмехнувшись и хлопнув по плечу Виктора. — Надеюсь, ты не думаешь, что с твоим отъездом я сразу пущусь во все тяжкие?
— Не думаю, — качнул головой Виктор, полностью втягивая ноги на кровать и садясь по-турецки — Я этого опасаюсь.
— Не могу тебе обещать, что все так не случится, — Эштон сел напротив него, тоже поджав ноги под себя, отзеркаливая позу Виктора. — Но я постараюсь не допустить того, чтобы мое воздержание в три месяца дало сбой.
— Я был бы весьма тебе благодарен, — Виктор уложил предплечье на плечо Эштона, а пальцами зарылся в волосы на затылке, одаривая вполне выразительным взглядом. — И надеюсь, ты не думаешь, что причина тому — потраченные деньги.
— Пока ты не сказал, я об этом не думал, — фыркнул Эштон, чуть напрягаясь на мгновение. — Теперь я тем более буду стараться не допускать.
Виктор покачал головой и цокнул, а затем потянул Эштона на себя, чтобы легко коснуться губ.
— Не страдай хуйней, Эш. Хотя бы этой конкретной хуйней, — попросил Хил, не давая парню сильно отстраниться и продолжая внимательно его разглядывать. — Я уточнил то, что к делу не относится и относиться не должно, запомни. Ни иронии, ни сарказма, ни шуток, ни накруток — ничего по этой теме. Я сказал, что причина опасений не в деньгах — прими этот факт. Запомни, уверься и не вздумай цепляться к этому. Стоит обозначить это сейчас. Не то потом ты запрешься в раковине с этой мыслью и вынесешь ее на свет, когда будет поздно тебя переубеждать. Запомни. Пожалуйста.
И по тону Виктора было ясно, что он не прихоти ради поддерживает тему, а по уверенности в необходимости ее освещения. Пожалуй, это был второй спорный вопрос после предположения обо всех тяжких. Скорее, причина тяжких. Парню стоило припомнить сумму, вспомнить обещание все возместить и вбить себе в голову, что теперь никому и ничем он не обязан, а значит: секс, наркотики и рок-н-ролл. С поправкой на кое-какие принципы и предпочтения, естественно.
С учетом, что Виктор достаточно легкомысленно относился к деньгам при всем умении их копить и долго не тратить, все приобретало еще более драматичный вид. Хотя Хил уже пояснял мотивы своих поступков.
— Запомнил?
— Знаешь, — чуть усмехнулся Эштон — совсем не радостно усмехнулся, — Я начинаю думать, что ты слишком хорошо меня знаешь. И не могу сказать, что мне это нравится.
Он понимал о чем говорит Виктор. И также понимал, что Виктор говорит то, что он сам бы начал обязательно думать и накручивать себя уже спустя пару дней после выхода из больницы. Особенно, если ему не удастся уговорить любовника на операцию.
Ему в самом деле совершенно не нравилось, что Виктор настолько хорошо начал понимать и предугадывать его мысли. Потому что Эш привык все хранить в себе, думать наедине с самим собой. И уж точно не ожидал, что любовник так быстро начнет его распознавать. Или ему просто так казалось, что он настолько сложный человек?
Фыркнув еще раз, Эштон пошевелился в руках Виктора, сказав:
— Выпусти меня из своих медвежьих объятий. Я хочу курить, — сказал он, чтобы снова избежать очередной неприятной паузы в разговоре или еще одной фразы мужчины, которая окончательно разочарует Эштона в его умении прятать эмоции.
— Ты сам рассказывал — и не единожды — как любишь думать и накручиваться. Даже — как боишься иной раз это делать, зная последствия, — пояснил Хил. Даже за вычетом почти беспроблемного последнего месяца оставались еще два более, чем проблемных. Особенно самый первый, еще до передозировки, и первая половина второго. Виктор уже тогда предполагал возможные развития событий, пусть и не совсем корректно, и пытался на них влиять. Он предполагал, как парню лучше копаться в себе, но на тот момент потерпел поражение, не сумев найти причин — сам Эш, похоже, так ничего с Барри внутри себя и не сделал; но вскрыл раковину, вызвав парня на откровенность и детали — это можно было считать плюсом.
Но сейчас отзыв любовника даже погладил самолюбие и уверенность, что мужчина на верном пути. По крайней мере, саркастичные нотки в ответной фразе уловил верно. О деньгах Эш уже загонялся, и Хил подстраховался.
— Может, ты не заметил, но я слежу за своими словами и твоей на них реакцией; я видел твою раковину и знаю, с чего она начинается — проходили уже. Поэтому — поверь; и скажи, что запомнил. Тогда я выпущу тебя покурить, — закончил Виктор, продолжая буравить Эштона взглядом.
— Я запомнил, — сказал Эштон, но тон у него был больше подходящий на тот, когда хотят быстрее избавиться и уйти по своим делам.
На самом деле, его действительно пугал тот факт, что Виктор мог пустить свои знания на контроль самого парня. Или он уже это делал и Эш просто не замечал? Он только сейчас об этом задумался, и потому снова напрягся. В конце концов, он не хотел снова попадать на те же грабли. Конечно, он понимал, что Виктор — не Барри. Что это совершенно два разных человека, но Эштон уже несколько недель не давал себе отчета в том, _насколько_ доверяет Виктору, сам того не замечая. И только сейчас это осознал.
Глубоко вздохнув, он вновь повторил уже более серьезным тоном:
— Я запомнил. Никаких мыслей о деньгах. А теперь выпусти меня, иначе я умру от никотиновой недостаточности, — в голос вновь проникли саркастичные нотки. Но мысли Эштона уже были далеки от их нынешнего разговора — язвил он по привычке.
— Давай, — отозвался Виктор, выдав следом шлепок по ягодице, когда Эштон поднялся, и снова приложился к чашке с уже остывшим кофе. Понятное дело, что ставить принятие в условие курению было не совсем правильно, но это хотя бы не дало Эштону съехать с темы совсем уж впустую. И более-менее серьезный тон вполне позволяли сказанному верить. А повторить все это Виктор успеет не раз, так что все натянутости и вынужденности, в конце концов, сойдут на нет, как полагал сам мужчина. Либо вскроют вскипающий на тот момент негатив, что тоже хорошо.
Чашку Хил отставил на тумбу и поправил домашние штаны.
Эштон лишь поморщился на шлепок, впервые задумавшись над тем, что спать нужно все-таки одетым. Вообще, он никогда не смущался своего тела, потому спокойно и выхаживал обнаженным — не для того, чтобы лишний раз соблазнить кого-то из любовников, а потому что ему и так было комфортно, — но удар ладони о голую ягодицу был довольно-таки ощутим.
Пройдя на кухню, он подвинул стул к подоконнику и сел на него, по привычке забираясь с ногами. Закурив, он вновь вернулся к своим мыслям о Викторе и о его влиянии. Теперь казалось, что Виктор-таки своего добился. Не тем путем, которым привык, но постепенно вторгся в зону личного комфорта Эштона, приучая его к своему присутствию и приучаясь к нему сам, одновременно изучая повадки любовника.
Эштон тоже изучал, только пользоваться этим в полную силу не мог — он был слишком импульсивен в своих словах и решениях, чтобы что-то обдумывать перед тем, как захочется что-то сказать или сделать. Виктор же действовал совершенно наоборот. И как факт его стараний: , наркотики, которые он до сих пор не принимал и некоторые элементы секса, которые научился принимать.
И все это заставляло Эштона вновь где-то внутри по-глупому взбунтоваться.