Event Reborn

You're not the same You've changed in many ways You're not the same Since you're living day to day Like you're hidin' in a room of ghosts again. It's not the same and things are getting rough Since we brought it on ourselves Not the same and we're becoming someone else I’m trying to believe, but I am not myself at all (Prime circle — Room of Ghosts)

      Три дня спустя Том сидел на подоконнике в своей комнате, уныло подперев подбородок рукой. Его кисть была замотана бинтом, все ссадины и синяки были надежно смазаны лекарством и обработаны. Тем не менее ощущал себя мальчик просто ужасно: у него ныло ушибленное колено, а голова гудела как колокол, в который звонил кто-то очень настойчивый. Не удивительно, что Симона все же настояла на своем и решила показать сына врачу. — Мам, нам обязательно ехать туда? — на всякий случай переспросил Том, оборачиваясь на Симону, которая стояла в дверях, скрестив руки на груди. — Как ты уже убедилась, врачей полно и в этом городе!       Мать вздохнула: — Том… Майк знает тебя с рождения. Я не доверю тебя никакому другому доктору. Кроме всего прочего он знал твоего отца… знает твоего отца. У него в кабинете вся современная аппаратура. Это не обсуждается!       Том взглянул на ее отражение в стекле. На улице стояло пасмурное утро, словно ночные сумерки не собирались расступаться, тесно облепив дом со всех сторон. Все это время мальчик просидел наказанным взаперти — мать поднималась к нему в комнату каждые пятнадцать минут, чтобы убедиться, что ее сын на месте, и с ним ничего не случилось. Кажется, наказание просто не собиралось заканчиваться: — Мам, я же говорю, все уже хорошо. Ничего со мной не будет! — Том, нет. Это все очень серьезно… Я не хочу, чтобы ты стал, как … — Симона замялась на этой фразе, заметив, что ее мальчик слегка повернул голову, услышав интересующую его информацию. — ... как какой-нибудь ребенок с хроническим заболеванием нервной системы, — мастерски завернула миссис МакГрат.       Том опустил плечи. — Ты не изменишь своего решения? — Прости, но нет. Ты сам в этом виноват.       Симона все еще сердилась на своего сына. Немного меньше, конечно, чем вчера и позавчера — Том отметил, что сейчас она хотя бы разговаривала. — Через полчаса жду в машине. Ты помнишь? Книжек не читать, телевизор не смотреть, зрение не напрягать, — посоветовала мать напоследок, заставив сына закатить глаза. — Мам, у меня же не сотрясение мозга! — Этого нельзя исключать, сам знаешь. Ты ведь так и не вспомнил, что с тобой было! Только врач может определить, какая конкретно у тебя травма, — шаги миссис МакГрат уже затихали, ровный тон голоса говорил о том, что дальше эту тему продолжать она не намерена.       Том слышал, как она спускается по лестнице, бросив на ходу свое последнее, строгое замечание: — Возможно, придется сделать рентген, чтобы убедиться, что все в порядке.       От этих слов мальчик окончательно приуныл. Симона ушла, оставив его грустно изучать плывущие по пасмурному небу клочковатые серые облака.       Вся жизнь переворачивалась и двигалась куда-то сама по себе. Можно ли проконтролировать это движение? Том бы не отказался. Только бы кто-нибудь объяснил, как это сделать. Если бы что-то могло измениться. Если бы можно было загладить вину перед Симоной. Помочь Ханне. Поговорить с Биллом. Вернуться в тот день и сделать так, как правильно, а не как вышло!       Том с ужасом вспоминал ту ночь в больнице. После долгой работы врачей Ханна, конечно, пришла в себя. Когда ее родители поняли, что угроза миновала, они едва ли не расплакались от радости. Правда, сразу после того, как шок немного прошел, наступил час расплаты.       Отец Ханны прекратил успокаивать свою жену, которая все еще сотрясалась в рыданиях, и, обернувшись злобно сверкнул глазами в сторону Тайлера. Том даже не удивился факту, что мистер Махоуни так сразу и безошибочно определил зачинщика проблем.       Он подошел к парню и, не стесняясь ни Симоны, ни Билла, взял его за грудки, как следует встряхнув. — Разве я не говорил, чтобы ты не смел приближаться к моей дочери!? —прошипел взбешенный родитель прямо мальчишке в лицо. Однако Тайлер и ухом не повел, только посоветовал убрать руки, пока дело не дошло до полиции и заведению дела по избиению малолетних.       Подоспевший Гордон, которому позвонила Симона, застал как раз самый разгар этой сцены. Он хоть и был чертовски зол, все же встал между мистером Махоуни и сыном, пообещав, что оба его парня получат по заслугам за свои проступки, но только от его руки. — Еще раз твои пацаны хотя бы близко подойдут к моей девочке, Мерфи, — мистер Махоуни ткнул пальцем в направлении отца семейства, не завершая эту фразу.       Гордон не стал переспрашивать, что будет в этом случае. Тайлер же трусливо спрятался за его спину, прекрасно поняв, что опасность ему уже не угрожает. А если его и будут бить, то не сейчас.       Мистер Мерфи не смотрел на своих сыновей все то время, что пришлось провести в больнице в ожидании вердикта врачей. Билл сидел ни живой, ни мертвый, не поднимая глаз. Он сцепил руки на коленях и ничего не выражающим взглядом уставился в пол. Лишь по движению его зрачков становилось понятно, что он искоса наблюдал, как тень отца скользит мимо него, словно меряет шагами светлый коридор, пахнущий лекарствами и спиртом.       Затем вышел врач и рассказал несчастным родителям Ханны, что множественные раны привели к большой кровопотере и сильному болевому шоку. Девочке сделали укол противостолбнячной сыворотки и назначили дальнейшее лечение. Однако о том, чтобы забрать ее домой, речи быть не могло.       Миссис Махоуни, наотрез отказалась уходить до тех пор, пока врачи не подтвердят, что с Ханной все в порядке. А вот остальным пришлось покинуть больницу — настойчивые медсестры выпроводили из помещения всех, кто не относился к родственникам пострадавшей.       По версии Тайлера, которую тот быстренько выдвинул всем присутствующим — они просто решили на спор совершить ночную прогулку, когда вдруг, откуда ни возьмись, на них вылетела огромная собака. Билл и Том хмуро молчали, косвенно подтверждая эту ложь. Том был уверен, что история развивалась немного по-другому, но Билл не желал обсуждать это.        Том не знал, что стало с братьями. Он больше не видел их с той ночи, после того как Симона отвела сына домой, цепко взяв за плечо. Он не на шутку волновался, ведь на сей раз Гордон мог спустить с братьев шкуру не в фигуральном смысле этого слова.       Грустный взгляд мальчика скользнул по опустевшему двору в котором вот уже три дня не было ни намека на движение. Даже Бастер не показывал свой черный нос наружу. И Тому что-то подсказывало, во всем был виноват совсем не нудный дождь… Они все прокололись. И в этот раз это никому не сойдет с рук. — Том. В машину… — раздался снизу твердый и не терпящий возражений голос матери. Все такой же холодный и острый. Тяжко вздохнув, Том спустился вниз.       Путь до Сиэттла прошел в абсолютном унылом молчании. Мать была сосредоточена на дороге, а Том просто смотрел в окно. Он не думал, что им придется возвращаться так скоро, ведь не прошло и двух недель с момента переезда. Иногда он бросал взгляды на мать, прикидывая, насколько та сердита. Было похоже, что все еще очень — меж бровей ее залегла очень глубокая вертикальная складочка. ***       Через несколько часов они уже шли по коридорам клиники, где работал доктор Брайтман. — Привет Майк, — Симона вежливо улыбнулась, обняв старого друга и по совместительству лечащего врача своего сына. — Как дела? — Со мной все в порядке. А вот у тебя вид что-то обеспокоенный, — он глянул на нее, возвращаясь к заполнению каких-то бумаг. — Впрочем, я это понял еще по твоему звонку в полтретьего ночи с просьбой срочно назначить прием.       Симона пожала плечами, опуская глаза, под которыми от нескольких бессонных ночей кряду залегали темные круги. — Да. Не все так хорошо, — она кивнула на своего сына. — Ты бы мог осмотреть Тома? С ним случилось что-то странное.       Майк подмигнул парнишке, глянув на него с лукавой улыбкой. — Тысячу лет не виделись, парень. Что с тобой стряслось?       Том пожал плечами. — Если бы я знал, — неразборчиво пробормотал он.       Симона беспомощно посмотрела на старого друга. За несколько минут она ввела его в курс дела. Доктор Брайтман слушал очень внимательно, нахмурив брови. Все это было уже знакомо ему — точно такую же историю он услышал когда-то от молодого ученого — Йорга МакГрата, который пришел к нему пожаловаться на усиливающиеся головные боли, внезапные провалы в памяти и носовые кровотечения.       Выслушав Симону, доктор Брайтман похлопал рукой по стульчику рядом с собой, приглашая Тома сесть ближе. Мальчик нехотя послушался. Он прекрасно знал все эти процедуры. Сейчас ему посветят фонариком в глаз, потом проверят некоторые рефлексы. Потом зададут вопросы — все одни и те же, ничем не отличающиеся каждый год. — Том, расскажи мне свою точку зрения. Как всё это произошло? — начал свой допрос доктор Брайтман.       Том поморщился — врач навел свой фонарик прямо в его правый глаз. — Эм… — начал он, стараясь не жмуриться и не закатывать глаза в белый потолок. — Я  не помню точно, когда я отключился. Мы убежали из дома, чтобы… просто прогуляться вдоль по улице, — он кинул взгляд на Симону, от которой исходили волны вящего материнского возмущения, но врач настойчиво повернул его лицо обратно на луч света. — Потом мы шли по темноте, на северо-восток города. Потом мы… — голова от света фонарика, направленного в глаз, начала немного гудеть. — Шли по дороге… никого больше не было, только нас, четверо… — Кто был с тобой? Ты помнишь их имена? — доктор продолжал свои вопросы, переключив внимание на другой глаз. В этот раз лицо его приняло озадаченное и серьезное выражение, что не укрылось от Симоны. Она сделала шаг вперед, чтобы понять, что он там увидел. — Я… Был с Тайлером, Ханной и Биллом — моими новыми друзьями. — Больше никого? — Никого… — Продолжай, — доктор выключил, наконец, свет, и взял Тома за руки, чтобы посмотреть на его ногти. — Потом мы… шли вдоль по улице, кажется… пятнадцатая… — Том напрягся: в этом моменте память уже подводила его, и странное гудение усиливалось, будто рой очень злых пчёл по одной залетал в ухо. — Дальше? — врач снова посмотрел юному пациенту в лицо. — Ммм… — тот прикрыл глаза. Яркий свет начал его раздражать, — дальше… Я и Билл остановились, Ханна тоже… — головокружение стало очень ощутимым. Помещение уплывало куда-то, словно растворяясь в плотном тумане, — потом я помню ночь, какой-участок…       Начало не хватать кислорода, слова давались очень нелегко. — Дальше… — доносился словно издали голос врача. — Участок… мы стоим рядом, не идём никуда … — дышал Том, мечтая только об одном — чтобы холодные пальцы, которые казались ему теперь стальными когтями, прекратили сжимать его виски. — Почему вы стоите, Том? Почему не идёте дальше? — Я не помню … — прошептал он, с трудом узнавая свой голос.       Том попытался поднять руку и вцепиться в стул, но ослабевшие конечности не слушались его. Он не мог ухватиться за реальность, темнота засасывала его, как болото, как душный зыбучий песок. Глаза закатились, и он конвульсивно дёрнулся назад. Симона хотела подбежать к сыну, но врач сделал ей знак рукой, что всё в порядке, так и должно быть. — Я не помню… Всё исчезает, и я лежу на земле. В лесу. — Том, что было на участке, что ты видишь? — Я вижу…       На этом моменте снова вспыхнула боль — живая, тяжелая, рвущая на части. Она электрическим током прошла по всей коре головного мозга, останавливаясь где-то в центре и вовлекая в свой водоворот полностью. Том ещё раз дернулся, издав протяжный сдавленный стон, и склонился набок, резко теряя сознание. Миг — и его тело растянулось на полу, под полным ужаса взглядом Симоны и невесёлым взором врача. — Майк, да что же это… — миссис МакГрат подбежала к сыну. Вместе с доктором они перенесли мальчика на кушетку. Она вытерла тыльной стороной ладони горячие кровавые дорожки, капающие с подбородка Тома. — Что с моим сыном? — Симона, я думаю… — Майк покачал головой, — я боюсь это не сотрясение.       Он отвернулся в окно, соображая, как рассказать матери мальчика о результатах этого небольшого эксперимента.  — Он меняется. Вот чего я боюсь.       Глоток воздуха дался Симоне нелегко. Она положила ладонь на живот, словно испытала вдруг острую боль. — Ты хочешь сказать он становится, как …       Доктор Брайтман погладил ребенка по холодному, бледному лбу, отводя его волосы в сторону. — Он не мог не унаследовать болезнь, которую носили в себе всю жизнь и его отец, и дед, и прадед, — печально констатировал Майк. — Ты ведь говорил проявление наступает в пять-шесть лет! А ему уже семь! С половиной!       Майк взял со стола какой–то пузырек. Он повертел его недолго в руках и, откупорив крышечку, с тихим бульканьем вылил несколько капель на марлевую повязку, которую достал из ящика. В комнате поплыл острый запах нашатырного спирта. — Симптомы могли появиться и позже, если ничем не провоцировались ранее. Я сделаю ему томографию, прямо сейчас. Но, боюсь, это всего лишь подтвердит результат — у парня вяло прогрессирующая форма частичной амнезии, которая при дальнейшем развитии может принять очень опасные формы. — Господи… — Симона закрыла руками лицо. Руки дрожали, сердце рвалось из груди, а во рту чувствовался металлический привкус. Она прикусила язык, когда ее сын упал без чувств. — О, Господи, только не это! Только не Том, я не могу допустить, чтобы с ним случилось то же, что и с Йоргом!       Ужасные мысли, забытые воспоминания нахлынули потоком. Миссис МакГрат до сих пор помнила больные, полные ненависти глаза мужа. Он изменился настолько, что был готов убить даже собственную жену, не задумываясь о последствиях своих действий. В нём не осталось ничего от того человека, которого она когда-то любила. Он стал сумасшедшим, безликим манекеном, пустой оболочкой от человека.       Если Том станет таким же.. Если он тоже болен… Симона крепко сжимала пальцы, спрятав в них бледное лицо. Ей хотелось разорвать в клочки амбулаторную карту с записанным в ней страшным диагнозом. Ей не хотелось ни видеть, ни знать всего этого ненормального бреда, от которого она так долго бегала. Почему это происходило снова? — Майк…Каковы шансы? Что он не станет таким? — прошептала миссис МакГрат сухими, лишенными крови губами. — Есть шансы. Я хочу сначала убедиться, что у него нет кровоизлияний…       С этими словами врач поднес нашатырь к носу ребенка. Вдохнув его пары, Том закашлялся, попытался встать, но тут же рухнул обратно. — Ч-что случилось? Я вспомнил? Сработало?       Том с трудом посмотрел на мать и доктора. Их лица были сосредоточены, а в глазах читался испуг. Брайтман побарабанил пальцами по своему колену и вызвал одну из дежурных сестер. Она отвела ничего не понимающего, ослабевшего и бледного мальчика в туалет, чтобы он умылся. — Подожди, Симона. Когда он вернется, сделаем снимки, — тихо пробормотал Майк.       За многолетнюю практику к нему приходили с различными видами психических нарушений, но случай Тома и Йорга был, пожалуй, самым уникальным на его практике. — Том, — обратился врач к перепуганному ребенку, когда его привели обратно, — сейчас мы сделаем тебе томографию, чтобы посмотреть изменения твоего мозга. Хорошо?       Том кивнул. Перед его глазами плясали уродливые, острые точки.       Томограф тихо зажужжал, когда Том вышел из-за ширмы в одной больничной накидке. Облепленный электродами со всех сторон, он послушно лег лопатками на прохладное железо уезжающей внутрь пластины. В этот раз визит к врачу проходил совсем не по намеченному сценарию.       Марк поднял на свет получившиеся снимки через пятнадцать минут после того, как ребенка выпустили обратно. — Майк, как он? — тихо окликнула его Симона.       Доктор Брайтман задумчиво сравнивал два получившихся снимка похожего на бабочку мозга семилетнего мальчишки. — Я вижу вот тут… — он указал пальцем на темное пятнышко. — Микрокровоизлияние. — Это опасно? — Как тебе сказать. Пока нет, — врач повернулся к ней, сверкнув стеклами очков. — Главное, не допустить прогресса. — Том, малыш, подождешь меня в машине? — тихо попросила Симона, заметив, что мальчик хмуро высовывается из-за ширмы.       Спорить Том не стал. Молча взял свой рюкзачок со стула и, волоча его по полу, вышел из кабинета, неслышно притворив за собой дверь. — Спасибо, доктор, — тихо бросил он напоследок. — Не за что пока, парень, — доктор приподнял одну бровь, сочувственно наблюдая за тем, как маленький мальчик, опустив плечи, понуро уходит в коридор. — Мне нужно оберегать его от всего. Ты хотя бы представляешь, сколько это займет времени, Майк? — Симона взяла со стола салфетку. — Для начала, огради его от стресса. — От стресса. Если бы я могла! Он убежал из дома без моего ведома, Майк. Он никогда так не делал! — Я думаю, всё дело в том, что именно произошло той ночью. Он помнит что-то, но до определенного момента, — предположил Майк. — Ты пробовала спрашивать у других детей? Что произошло на самом деле? — На них напала собака, вот что они говорят, — Симона сжала кулак. — Я думаю, Том потерял сознание из-за страха. — Может и страх тому виной. Он не помнит только самые неприятные моменты. Имей терпение, у него сейчас трудный период. Он потерял отца… Такое не проходит бесследно. Возможно, из-за этого он не может найти себе места и совершает глупости. Он спрашивает про него? — Постоянно, — женщина вытерла всё еще набегающие слёзы, — он не верит мне, что Йорг просто ушёл. Когда мы уезжали, он заплакал и попросил хотя бы раз увидеть его, просто спросить, почему папа теперь ненавидит его… Как мне объяснить ему, что Йорг теперь, возможно, даже не узнает его?       Майк задумчиво вчитывался в свой похожий на спутанную колючую проволоку почерк. — Я думаю, — после секундной паузы пробормотал он, — если такой приступ, не дай бог, повторится ещё раз… Тебе не надо препятствовать их встрече. Стоит съездить. Ты не можешь вечно скрывать от Тома правду. Встреча пройдёт под моим личным контролем… — заверил он женщину, глаза которой округлились от ужаса при одной мысли, что придётся вести семилетнего мальчика в дом скорби. — Йорг получит успокоительное. Примем меры. Одно свидание, и, если повезёт, Том получит ответы на свои вопросы.       Это была безумная идея. Симона прикрыла глаза, не в состоянии поверить в то, что слышала. — И ещё, — добавил Майк, заканчивая записывать. — Есть способ, чтобы всё-таки следить за его памятью. — Какой же? — убито отозвалась ему женщина. — Дневник, — просто бросил доктор Брайтман, откидываясь на спинку стула. — С этого самого момента, пусть пишет обо всём, что он делает. — И это поможет? — Это стимулирует его память, — пояснил врач, — посмотри, вспомнит ли он то, о чём писал в дневнике, на следующий день. Я его запишу ещё на один приём и посмотрю на результаты. Недели через две… — Майк достал карточку и записал на ней время следующего приема. — Когда получим результаты исследований, тогда и определимся, что делать. И подумай про то, что я сказал о Йорге. — Хорошо, — без эмоций отозвалась миссис МакГрат. — Спасибо тебе, Майк. Без тебя я бы тоже сошла с ума, вслед за Йоргом… От неизвестности… — она поднялась со стула. — Прекрати говорить ерунду. Тебе ещё парня надо растить, — Майк тоже встал и протянул руку. — Я бы хотел сделать больше, но, сама понимаешь, такие случаи на практике встречаются не каждый день. Симона кивнула, соглашаясь и вытирая слёзы. — Звони в любое время, — напомнил врач, провожая её до двери. — Том не станет таким, как Йорг, — неожиданно твёрдо, хотя и очень тихо сказала Симона. — Я тоже надеюсь на это.       Доктор Брайтман дошагал до своего стола и взял черно-белый снимок. Когда Йорг обратился к нему со своей проблемой, оборудование, делающее томограммы, ещё не было доступно для широкого пользования. К тому же после медикаментозного вмешательства болезнь словно затаилась. Когда у МакГрата случилась последняя, роковая, вспышка, это стало неожиданностью для всех — до этого Симона не приводила его в клинику и справлялась с последствиями травмы мужа сама. Но теперь Брайтман жалел о том, что не делал текущих снимков Йорга — было бы интересно сравнить их с томограммами Тома. Диагноз МакГрата-старшего — прогрессирующее диссоциальное расстройство личности. Брайтман поставил его, когда Йорг рассказал ему про свои симптомы. Но теперь Майк был уже не так уверен. У него было подозрение, что дело тут совсем в другом.       Складывалось такое впечатление, что мальчишка МакГрат физически не был способен вызвать то воспоминание. Это походило на реакцию тех, у кого повреждена мозговая ткань. Но у Тома не могло быть никаких травм головы — это было видно на снимке.       Брайтман устало снял очки и потер переносицу. Он не утверждал, что в его доводах был смысл, но как бы он на это ни смотрел, получалось, что воспоминание парня не было блокировано или подавлено. Его просто не существовало.