Event Reborn

I waited for minds to change Pointing their fingers of blame It's not my fault you're ashamed of how you feel But you don't, And you won't Go against your asshole father (Sick Puppies — Asshole Father)

      Удивительно, но целая неделя прошла совершенно без происшествий, а тяжелые воспоминания понемногу уходили в прошлое. Промаявшись малоприятными мыслями, Том все же смог убедить себя, что их с друзьями поступок стал ошибкой, и больше такого не повторится.       Он так и не нашел в себе сил написать в дневник о произошедшем, хоть и очень хотел. Вместо воспоминания нарисовал несколько машинок и собаку. Это получилось непроизвольно, он долго смотрел на рисунок и пытался найти там успокоение своей совести, которая грызла его, не переставая. Это получилось не сразу, но со временем голос в голове смирился.       Том записал в своем дневнике слова Билла: нужно просто жить дальше. Так оно и получалось, до определенного момента. — Том, подай мне сок, пожалуйста, — сонно и расслабленно попросил голос справа, заставляя друга приподняться и повернуть голову, чтобы посмотреть на ленивое существо рядом с собой.       Билл совершенно разомлел от жары. В последний день лета он не собирался делать ровным счетом ничего полезного, разве только лежать в позе звезды на заднем дворе своего дома, раскинувшись на сочной и аккуратно подстриженной травке, и лениво почесывать обгоревший красный нос, уже начавший облезать. — А сам чего? Все уже? — Том дотянулся до столика и взял стакан. — Мне жарко… — пожаловался Мёрфи.       В отместку Том исхитрился и, пока приятель не смотрел на него, поставил сок прямо на голую грудь, как следует впечатав стакан холодным дном. — Ааай! — возмутился Билл, моментально приходя в полулежачее положение. — Ну Том! — он засмеялся и провел по коже теплой ладошкой, чтобы смазать ощущение ледяного стекла. — Упс, я случайно! — А вот и нет! — А вот и да! — Том показал ему язык и со смехом завалился обратно на нагретый солнцем газон. Билл недовольно посмотрел на него и тоже лег, отодвигаясь на всякий случай подальше.       Родители ослабили свое наказание, разрешив детям хотя бы иногда проводить время вместе у Тома или у Билла в поле видимости любого из старших. Том всё же помирился с мамой, хмуро попросив у неё прощения за свою вспышку. Она, конечно, не сердилась долго и, прижав к себе голову сына, чмокнула его в макушку, сказав, что всё пройдёт. Им всем нужно было остыть, так что Симона всё же позволила своему ребенку насладиться последними лучиками солнца.       Работу миссис МакГрат никто не отменял, так что сегодня Том с Биллом остались под присмотром Гордона, у которого, как у начальника, был совершенно свободный график. Отец братьев Мёрфи клятвенно заверил, что под его контролем сорванцы будут находиться сто процентов времени, и шкодить он им не даст.       Сегодня настал последний день лета, на удивление жаркий и душный. Небо было голубым, прозрачным и чистым, без единого облачка. И только яркое солнце, плоское как блин висело в его центре, посылая на землю свои последние летние поцелуи. Был совершенный штиль, и Том с Биллом буквально растекались по земле от жара последнего денька, выдавшегося таким удачным,.       Где-то в ветвях огромной ели стучал дятел. С соседних участков доносился звук циркулярки, вгрызающейся в доски. Мимо с шумом проехала одинокая машина. И ничто не нарушало эту идиллию — у Тома даже сложилось очень реальное ощущение того, что все события недельной давности — все эти приступы, провалы, собаки — были только дурным сном.       Они с Биллом старались занять мысли друг друга отвлеченными вещами. Только во взгляде двух мальчишек проскальзывал иногда общий секрет, но к тому разговору, что состоялся поздно вечером неделю назад, они больше не возвращались. — Блин, неохота в школу, — выдал вдруг Билл. — Мне об этом расскажи, — лениво пробурчал Том. — Мне там вообще делать нечего. — Слушай. А ты мне будешь помогать? — Билл приподнялся на одном локте, посмотрев на приятеля. — Я с некоторыми предметами совершенно не в ладах, у меня с памятью полная катастрофа!       Том фыркнул. — Нашёл кого спрашивать. У меня с ней полный порядок!       Билл только потом понял как это прозвучало. Впрочем, он тут же улыбнулся, сглаживая оплошность. — Ты понял, что я имею в виду!       Они оба уже получили письмо из Хавторн, напоминающее о том, что уже второго сентября их обоих ждут в главном корпусе, в кабинете их учительницы миссис Кауфман. — Ну, тексты за тебя учить не смогу, конечно… А в остальном – всё, что хочешь. Нам с тобой всё равно вместе постоянно торчать, — Том улыбнулся соседскому мальчишке.       Где-то хлопнула дверь. Наверное, это Тайлер всё же выбрался на улицу. В последнее время он почти не объявлялся — перед первыми днями учебы ему было чем себя занять, а после взбучки он вообще ходил тише воды и ниже травы, предпочитая не высовывать лишний раз нос и не показываться в поле зрения брата.       Он только один раз нарисовался рядом, когда Том и Билл сидели дома и играли с  огромной железной дорогой — подарком от родителей на девятилетие Билла. Он кинул им в центр дороги блеклый лист, свернувшийся по краям, в котором Том безошибочно угадал ту самую клятву со стенки в шалаше, со словами: «Делайте с этим что хотите, малявки». После чего развернулся и отправился восвояси, осваивать тонну книг, которую не удосужился прочесть за лето. — Эй! — увидев листок Билл воодушевленно заблестел глазами. – Том, это же круто! Смотри как классно, ты теперь у нас в команде!       Тому отчего-то показалось, что на этом моменте он окончательно подпишет себе приговор на неспокойную жизнь. — А ты уверен, что этот штаб еще существует? — с сомнением поинтересовался он.       Билл пожал плечами. — Я не знаю. Но, по крайней мере, я выполню свое обещание! Давай сюда палец.       Том, тяжко вздохнув, протянул левую руку, поморщившись слегка, когда Билл кольнул его острой деталькой от железной дороги. Алая бусинка крови расползлась по всей подушечке пальца. Том припечатал ее к листу, оставляя на нем свою «подпись». Билл подул на бумагу, чтобы высохло быстрее, затем бережно сложил лист и убрал его в сторону. — Зато ты теперь официально мой друг! — весело объявил он. Том закатил глаза. — Я рад, что ты рад, — проворчал он, спрятав просящуюся на губы улыбку. — Конечно. Давай играть! — Билл ткнул его локтем и довольно взял в руки пульт от паровоза.       С того момента его словно подменили — он чаще улыбался, стал весёлый и озорной, всё время смеялся и шутил. Словно это событие действительно значило для него так много. Впрочем, Том не отрицал, им с Биллом действительно было весело вдвоём. В моменты, когда они оставались вместе, младший Мёрфи становился самим собой — искренним и открытым, всё более дружелюбным и спокойным. Том даже перестал опасаться, что будет постоянно видеть перед собой только его опущенные ресницы.       Они провалялись на солнце до трех часов, лениво болтая ни о чём и перебирая всякие дурацкие случаи из жизни — смешные и не очень, хотя, по большому счету, им с Биллом даже говорить было не надо, достаточно просто валяться и смотреть на проплывающие мимо облачка, которые появились в небе ко второй половине дня. — Том, а как ты думаешь… — Билл закинул руки за голову, созерцая лазурное, светлое небо, — откуда плывут облака?       Том знал ответ. Отец, который связал свою жизнь с проблемами экологии и космоса, много раз рассказывал об этом. — Облака — это всего лишь взвешенные в атмосфере продукты конденсации водяного пара, видимые на небе с поверхности земли. Облака состоят из мельчайших капель воды, иногда из кристаллов льда. Капельные облачные элементы наблюдаются при температуре воздуха в облаке минус десять или минус пятнадцать градусов. — Да нет же, — перебил его Билл, — откуда плывут облака?       Том моргнул. Он тоже уставился в небо, глядя на то, как высокие, мягкие и недосягаемые белые подушки пересекали небо над их головой, двигаясь на север. — Так я же и говорю! Процесс образования облака начинается с того, что некоторая масса достаточно влажного воздуха поднимается вверх. По мере подъема будет происходить расширение воздуха. Достигнув некоторой высоты, поднимающийся влажный воздух охладится и …       Билл приподнялся на одном локте, и посмотрел на него очень внимательно. — Ты все пытаешься объяснить с помощью науки, Том. А ты не думал, что некоторые вещи просто не поддаются объяснению с помощью книжек, графиков и сухих слов? — Но это же школьный курс естествознания! Это все знают. — Нет… Не все, — Билл насупился, надув губы, — ты вот не знаешь.       Том фыркнул. — Да куда мне до тебя, Галилео, — засмеялся он. — Тогда расскажи свою теорию. — Не расскажу, — набычился Билл, — ты будешь смеяться… — Я не буду, — Том поджал губы, чтобы удержаться от соблазна. — Поделись со мной, что ты думаешь на этот счет?       Билл глянул на него недоверчиво. — Я думаю, — начал излагать он свою околонаучную теорию, — они плывут к нам издалека, из сказочной страны, в которой делают погоду. Там есть лаборатория, где работают учёные. И каждый день они должны делать облака — разные. Они бывают то белые и пушистые, как сегодня — это значит, что у тех, кто делает погоду было хорошее настроение. А иногда они посыпают облака пылью и грязью, когда им не хочется, чтобы погода была хорошая, и тогда облака плачут, чтобы смыть эту пыль…       Том задумчиво потёр подбородок. — Ладно… А откуда тогда берутся грозы и дождик в солнечный день? — Это тоже делают учёные. Они поливают облака из лейки и тогда идет мелкий дождик. А иногда, когда работа у них кипит и они заняты, получается гроза, — Билл пожал плечами, как будто Том не видел очевидных и элементарных вещей.       Том хмыкнул. — С такой фантазией тебе бы, Билл, только книги писать, — он снова посмотрел на небо, где учёные, делающие погоду, явно пребывали сегодня в великолепном расположении духа. — Я не верил никогда в такие вещи. Я действительно привык всё объяснять при помощи книг и науки. — Скучно. Ко всему надо применять фантазию, тогда жить станет не так грустно и нудно. — А тебе грустно? — Том приложил руку ко лбу козырьком и взглянул на друга. — Иногда бывает… И тогда я придумываю какие-нибудь истории вроде этой, или рисую… — поняв, что Том над ним смеяться не собирается, Билл немного расслабился, — я вообще больше люблю творчество, чем точные науки. Мне больше литература нравится, музыка или дизайн… Я и хотел бы заниматься чем-нибудь таким. Только мой отец считает, что всё это ерунда.       Глаза мальчика погрустнели, и он уставился вдаль, задумчиво закусив травинку, которую сорвал с газона. — У каждого есть право на мечту, и указывать тебе никто не вправе. Ты должен идти к своей цели любой ценой. — Да… Расскажи это папе. Стоит ему увидеть мои рисунки, как он приходит в бешенство!       Том нахмурился. Это он помнил. Автомастерская и все, что с этим связано… — Ну, а ты как с этим справляешься? Мне мама не запрещает заниматься наукой, ей только не нравится, когда я умничаю. А так она мне даже книги приносит.       Том перевернулся на живот. Билл еще раз посмотрел на него, словно взвешивая какое-то решение. Затем быстро поднялся с травы и отряхнул коленки. — Пойдем. Я тебе покажу что-то …       Том удивленно поднял голову. — Билл, куда? Если это очередной твой секрет из серии тайного штаба, то я пас… — он недоверчиво покосился на протянутую ему руку. — Нет, это вообще не касается никого, кроме меня. Я просто тебе покажу кое-что. До тебя этого вообще никто не видел, но раз ты не стал смеяться над моей теорией про облака, думаю, ничего не случится.       Том с сомнением принял протянутую ладонь. Билл поволок его в дом с настойчивостью быка. Том только и успел, что прихватить с собой тетрадь с записями, которую мама велела таскать за собой постоянно и нигде не забывать. — Ты ведь ещё не был у нас в подвале, — друг щелкнул выключателем около лестницы и начал спускаться вниз. — Не был, — Том успешно преодолел низкую притолоку.       Откуда-то из кухни раздался звук льющейся воды, видимо, Гордон готовил обед или мыл посуду. Из гостиной доносился шум игровой приставки — это Тайлер рассекал в какие-то гонки. Все были дома и слишком заняты, чтобы обращать внимание на двух пропавших с заднего двора мальчишек. — Ой… — Том слетел с последних двух и впечатался прямо в спину Билла, который отчего-то затормозил. — Осторожнее. Я раньше тоже их проскакивал, — он придержал приятеля и помог ему выровняться.       Билл обернулся на дверь, словно проверяя, не идет ли кто за ними, но Гордон и Тайлер были действительно заняты своими делами, так что мальчик решительно направился к шкафу, стоявшему в дальнем углу заваленного всяким хламом помещения.       Том огляделся. В основном тут валялась рухлядь — какие-то коробки, старые вещи, верстак. Горы неведомых машинных деталей, всяких втулок, гаек, подшипников, карбюраторов и прочих штуковин, принадлежащих Гордону. Около одной стены стоял стеллаж, набитый бумагами, чертежами, всё теми же коробками с деталями и инструментами, сваленными в кучу.       Но Билла интересовало не это — он прошел в самый дальний угол, нагибаясь и доставая что-то из-за шкафа. Он сдул пыль. В его руках оказалась длинная прямоугольная коробка, похожая на ту, в которой могли бы храниться конфеты. Отличалась она только тем, что была в два раза толще, обшита железом и снабжена замком с кодом. — Что это? — Том заинтересованно уставился на вещицу.       Билл понизил голос до шепота, хотя в этом не было особой необходимости. — Это мои рисунки… Я хотел показать тебе, — он улыбнулся. — Я не держу это у себя в комнате, потому, что Тай периодически роется там. Всё самое ценное у меня находится тут, в этой коробке, — он похлопал по ней рукой.       Том кивнул. Билл набрал на замочке какую-то комбинацию из трёх цифр и дужка отщелкнулась с тихим лязгом. — Ну вот … — он отставил вещицу на верстак, отодвигая ею всякую ветошь и испачканные в масле тряпки. — Я рисую, когда дома никого нет, так что в основном получается то, что будит воображение. Ни разу не получалось выбраться на природу и попробовать там.       Он достал по одному большие, формата А4, плотные листы. Том удивлённо моргнул. — Билл, а ты… Ты уверен, что это нарисовал ты? — на всякий случай спросил он.       Он видел подобные рисунки в книгах или журналах, нарисованные твердой рукой профессиональных мастеров, а не девятилетнего мальчишки. Когда Билл говорил про «рисунки», Тому представилось что-то вроде палка-палка-огуречик. Что-то из серии того, что он сам мог бы изобразить, напрягая всю свою фантазию.       Но у Билла это были не картинки, а целые картины — с первого рисунка улыбалась миловидная женщина, которая сидела вполоборота. Эта улыбка что-то напомнила Тому — женщина выглядела будто живая. — Да, это я нарисовал. Это мама, — пояснил Билл, заглядывая другу через плечо.       Том заворожённо хлопнул ресницами. Ему стало понятно, почему возникло знакомое чувство. — Но это совсем не детские рисунки, не каждый взрослый смог бы так же… — Том с трудом сглотнул, переворачивая страницу.       На следующем листе был очень легко узнаваемый Бастер — переданный донельзя реалистично, он сидел и держал в зубах косточку, его глаза будто бы блестели прямо с бумаги. — Офигеть, — с придыханием пробормотал Том. — Да, чтобы его зафиксровать, кость пришлось бросать каждую минуту, это было очень утомительно. — А это твоё королевство хорошей погоды … — догадался Том, перелистывая следующую страницу, где он обнаружил замок, стоящий прямо на облаке. — Догадался, — Билл вдавился острым подбородком в его плечо, — А это … — он сам перевернул страничку и Том охнул. — Когда ты успел? — он поднял картинку, с которой смотрел он сам. Том впервые видел, чтобы его кто-то рисовал, тем более так качественно, ни единой перевранной детали, как будто фотография, только чёрно-белая. — Ну… Не знаю, я на тебя даже не смотрел, просто взял и представил. В деталях.       Том всё ещё не мог прийти в себя. Он обернулся, чтобы посмотреть на Билла, но тот почему-то отвернулся, низко опустив лицо. Его ресницы трепетали в тусклом свете. — Билл…это… это… Почему ты показываешь это мне? — Я держу в этой коробке только самых дорогих людей или воспоминания, — его голос тихо шелестел над ухом, и Том заморгал глазами еще яростнее. — Я подумал, ты должен понять.       Том понятия не имел, чем заслужил такое доверие с самого первого дня, но вдруг ощутил тепло, исходящее от соседского мальчики. Он ещё раз посмотрел на красивый портрет. — Билл, если ты разрешишь, можно я оставлю себе этот рисунок? Он очень красивый, — попросил Том, проводя по краешку листа. — Да, если нравится, — друг пожал плечами, продолжая отворачиваться и изучать взглядом любые посторонние предметы, только чтобы не смотреть на Тома. Щеки его пылали краской. — Очень нравится. Слушай, тебе ни в коем случае нельзя зарывать свои таланты. Это очень красивые работы! — Том оживился, внезапно вспомнив про назначение подвала у себя дома. — Погоди, Билл у меня идея! Моя мама тоже когда-то хотела стать художником, ты, если хочешь, можешь приходить и рисовать свои картины у нас, она могла бы многое тебе рассказать! — Думаешь? — Билл поднял на него большие карие глаза. — Я поговорю с ней, я думаю она согласится… Это потрясающие рисунки! — Том ещё раз перебрал их все, задерживая на каждом взгляд по несколько секунд. — Просто фантастика.       Билл не знал, что сказать. — Это… это было бы замечательно … — наконец, улыбнулся он, делая шаг назад. — Иногда я хочу уйти от них, когда они начинают надоедать, — мальчик посмотрел наверх, указывая на невидимых отсюда отца и брата. — Ну, так тебе по крайней мере не надо будет прятать это, — Том кивнул на рисунки. — А… — Билл махнул рукой, — им не придет в голову искать, отец думает, я бросил рисование. Он понятия не имеет, что я в подвале бываю часто. Тут только его коллекционные машинки представляют ценность.       Билл указал куда-то в сторону, и Том увидел, что в углу стоял еще один стеллаж, не заваленный никаким хламом. Он был большой, просторный и чистый. В нём, как музейные экспонаты под блестящим стеклом, стояли модели автомобилей, маленькие и побольше, раскрашенные и однотонные, сделанные из дерева или металла.       Том аккуратно отложил рисунки обратно в коробку, отделив только один, который Билл разрешил ему взять себе. Он открыл дневник на последней записи и вложил лист туда, твердо пообещав себе сохранить его и приклеить к обложке скотчем когда доберется домой.       Билл наблюдал за его движениями, улыбаясь краешком губ. — Можно мне? — Том посмотрел в сторону шкафа.       Его друг немного замялся. Отец обычно сам показывал всем модели, не разрешал подходить к ним близко. Но сейчас его не наблюдалось поблизости. Что плохого могло произойти, если просто посмотреть на них издали?       Том осторожно приблизился к шкафу, любуясь из-за стекла на маленькие серебристые линкольны, крайслеры, джипы, стройными рядами выставленные на зеркальных подсвеченных полках. — Должно быть, стоит дорого … — мальчик задумчиво скользил взглядом от экспоната к экспонату. — Не то слово, отец их всю жизнь собирал, выкупая по разным аукционам. — Вот смотри, эта самая дорогая, — Билл приоткрыл створки и притронулся пальцем к ближней машинке, красивому, раскрашенному в красный лимузину. — Тут все детали собраны вручную, в мире нет больше такого же автомобиля и … — Билл, ты что делаешь, позволь тебя спросить? — раздался ледяной голос откуда-то со стороны ступеней.       Мальчик неловко дернулся от звука и случайно задел полку с машинками так, что крошечный экспонат дрогнул. Брякнув по зеркалу колесиками, он соскользнул вниз. В тишине подвала раздался оглушительный звон — модель самого дорогого лимузина в коллекции упала на бетонный пол и разлетелась на несколько частей.       Время дёрнулось и замерло. Тому показалось, что он остался вне его, отделившись от своего тела. У него всё ещё был шанс пошевелиться, хотя он и не очень хотел делать этого. Он обернулся. На лестнице стоял мистер Мерфи собственной персоной. Билл обмер на месте, впрочем, как и Том, от звука этого металлического голоса. — Ты. Разбил. Мой. Фирменный. Лимузин? — холодно и очень жёстко поинтересовался Гордон, проводив взглядом коллекционное колёсико, откатившееся прямо к ступенькам, на которых он стоял. — Папа я … — Мистер Мерфи, он не нарочно! — забормотал Том, у которого подкосились коленки от одного вида отца Билла. Ему стало действительно страшно. За себя и за друга.       В глазах у Мистера Мёрфи сверкнула молния. В дверях моментально нарисовался Тайлер, с картриджами от приставки в руках. Том предположил, что он почуял запах палёного и прилетел, как стервятник, посмотреть, как будут разделывать тушку. — Папа, — зрачки Билла расширились. Он спрятался за несущую колонну, около которой они с Томом стояли, словно кусок дерева мог заслонить его от гнева отца.       Мистер Мёрфи спустился со ступенек и в два шага дошел до своего младшего сына, по щеке которого сбежала обреченная прозрачная слеза. Том шагнул вперед, чтобы инстинктивно его заслонить, он хотел сказать, что Билл тут ни при чём — это была целиком его идея. В глазах Гордона сверкнуло неприкрытое, животное бешенство.       А затем наступила темнота.       Том проморгался. Он обнаружил себя, стоящим на подъездной дорожке к своему дому. Яркое солнце слепило глаза, а голова болела просто нещадно — будто по ней двинули кувалдой.       На заборе около дома сидела маленькая птичка-малиновка, которая глядела на мальчика внимательным, черным, как бусинка глазом. Больше вокруг не обнаружилось никого. Только пальцы сжимали что-то твердое и, посмотрев вниз, Том понял, что это была обложка его дневника — плотная, похожая на мрамор. Он не смог смотреть на нее долго — узор мутился перед его глазами.       И, что самое страшное — никаких мыслей. Особенно никаких мыслей о том, как он тут оказался, и где был минуту назад — абсолютный вакуум изнутри и снаружи. Воздух обступал душным кольцом и тесно сдавливал горло.       Это снова произошло. Том просто не мог поверить, еще минуту назад Билл лежал рядом, они валяясь на залитой солнцем травке на заднем газоне его дома. А теперь…       Том нетвердым шагом прошел немного вперед. Колени подводили, ни одна конечность сейчас не слушалась команд, как будто все суставы превратились в желе. В воспалённом сознании пульсировала только одна мысль: нужно дойти до двери.       Тому стало страшно, так страшно, что он хотел бежать, сломя голову, куда-нибудь за объяснениями. Но вокруг, к сожалению, не было никого. Даже птичка, увидев панический взгляд мальчика, снялась с места, взмахнув крылышками и улетела прочь.       Том схватился ледяными пальцами за ручку двери. В доме царил полумрак. Мальчик немедленно прошествовал на кухню, махом осушив там сразу весь литровый чайник с кипячёной водой. — Нет, не может быть… Не может быть второй раз… Этого просто не может быть … — Том вцепился пальцами в тумбочку и приложился лбом к кафельной стенке. Этого не могло происходить на самом деле.       Когда через пару часов пришла Симона, картина ее не порадовала. Она обнаружила своего сына одного, сидящего во мраке прихожей, в обнимку с диванной подушкой и глотающего слезы, текущие по бледным щекам. Сумка выпала из ее рук. Миссис МакГрат в мгновение ока оказалась около мальчика, прижимая его к своей груди. — Малыш, что такое? Опять? — и так прекрасно зная ответ, спросила она.       Том кивнул, сгребая пальцами ткань её свитера на плече. — Мам, мы ничего не делали, правда. Я был у Билла, мы играли… — Том вытирал слезы, которые безостановочно текли и текли по его щекам.       Симона заледенела от его цепкого прикосновения и этих слов. Врач говорил, что это бывает из-за стресса или из-за сильного испуга. Какой такой стресс мог поджидать ребенка в доме точно с такими же детьми, когда Гордон обещал присматривать за ними?       Симона упорно стучала в дверь дома Мёрфи через пятнадцать минут после того, как ей удалось немного успокоить Тома и убедить, что она сейчас вернётся. Гордон открыл ей дверь хмурый, как грозовое облако. Руки его были сложены на груди. — Гордон… — устало поздоровалась с ним Симона. — Добрый вечер. — Да уж куда добрее, — в тон ей отозвался отец семейства, посторонившись и давая женщине пройти. — Я ненадолго, Том остался один дома. Пары слов связать не может… Ты мне расскажешь, что он натворил? — Да как тут и начать, — пальцы мистера Мёрфи сжались на рукаве собственной рубашки. — Билл отбивается от рук. Мальчишке всего девять лет, а он за последнее время нарушил столько моих правил, что и сосчитать сложно. Полагаю, Том уже тебе рассказал, что они вытворили на этот раз?       Симона тяжко вздохнула. — Нет. Он не может говорить, когда что-то пугает его. Может, ты меня просветишь? — Симона со вздохом присела на стул, стоящий неподалеку возле вешалки. — Что они натворили сегодня? — Полезли в подвал. Билл разбил одну из моих коллекционных машинок, которая стоит пятнадцать тысяч долларов. Я сто раз говорил ему, не трогать без моего разрешения. Как об стенку горох.       Симона кивнула, опустив голову вниз. — Я сожалею, ты мне говорил, что очень ценишь свою коллекцию. — Да. Так и есть … — Гордон был все еще мрачен. — Тома пришлось попросить уйти, до твоего прихода оставалось не так уж долго. Я должен был разобраться со своим сыном.       Симона только сейчас поняла, что в доме стояла абсолютная тишина. Не было слышно ни звука телевизора, и смеха братьев. Дом как будто смолк, погрузившись в угрюмое молчание. Гордон стоял в дверях, как огромный и колючий терновый куст. — Я поняла, — кивнула Симона и поднялась со своего стула. — Надеюсь, Биллу не сильно досталось. Гордон пожал плечами. — Я придерживаюсь сурового взгляда на воспитание своих сыновей. Он получил по заслугам. — Я понимаю. Просто Йорг никогда не был суров с Томом, наверное, из-за этого он так напугался. Не понимаю, что творится с ним в последнее время!       Гордон пожал плечами и кивнул. Сказать по правде, Билл тоже удивлял его своими выходками последних дней. — Ладно. Спасибо, Гордон, — с этими словами Симона вышла. — Я пойду, поговорю со своим сыном.       И она ушла.