Event Reborn

      И мир снова потащился мимо безрадостной улиткой, которая волокла свою ношу в неизвестном направлении. Том тоже тащил свою коляску и с каждой секундой все меньше понимал — зачем это нужно.       Билл ясно дал ему понять: все кончено. И на этот раз не просто кончено, а безнадежно утеряно, всё изменилось где-то в течении времени, кануло в никуда.       Том встал перед выбором: принять это как есть? Или отпустить от себя еще одну реальность? Он думал, что сможет смириться и просто жить рядом со своим соседом по комнате, смотреть как он улыбается каким-то своим мыслям, которые уже нельзя угадать по его лицу. Видеть, что он сидит, копаясь в телефоне, абсолютно погруженный в написание очередной смс своей девушке. Наблюдать, как он с извиняющимся видом куда-то уходит по вечерам, хотя и все время спрашивает, не лучше ли ему остаться.       Том ни разу не попросил его об этом, хотя сердце его обливалось кровью, когда он видел, как Билл удаляется от него, все дальше и дальше в свой мир, где он теперь жил отдельно, будто спрятанный за стеклянной стеной.       Они оба сделали свой выбор. Том сделал свой. А Билл — свой.       После состоявшегося разговора Мерфи старался обходить друга стороной, он был тепл и вежлив, но не более того. Этим он словно провел четкую линию: нарушать территорию он не хотел.       Том понимал его. Билла глодало чувство вины, тревожили собственные шрамы, к тому же, в соединении новых реальностей, они потеряли время своего детства и никогда не проводили его вместе, а значит, не были связаны настолько сильно. В каком-то смысле Ханна стала безопасной стороной, зоной Билла, свободной от тоски и горечи. Том мог это понять. Но принять получалось с трудом.       Теперь, проезжая мимо своего друга, он старался не смотреть в его глаза, старался не касаться его, ни руками ни взглядом, не задерживался рядом дольше, чем на доли секунд. Это было ужасно больно, но он терпел молча.       Новая реальность пока не подносила других неприятных сюрпризов, но Том не тешил себя надеждами, что этого не произойдет. Он знал, что на такой случай у него остался последний шанс, а потому, сославшись на серьезное недомогание, остался у себя в общежитии, где проводил время за постоянными попытками вычислить Бога Случайностей и того, как тот мог в очередной раз распорядиться их судьбой. Том хотел предугадать все возможные развязки его истории с помощью комбинаторных вычислений. Он прикидывал разные варианты — что будет, если за рулем в день той аварии окажется Тайлер. Что будет, если там окажется Ханна. Что будет, если их будет не трое, а четверо. Что будет, если попробовать уговорить друзей вообще никуда не ехать.       Его задачу, как и всегда, весьма осложняло то, что он не помнил ничего из того дня и понятия не имел, в какой момент переместится. И тем более не знал, как изменилась его последняя запись в дневнике в новой реальности. К тому же, Том не мог найти тетради — он перерыл все, но записи с провалами куда-то пропали. Складывалось такое впечатление, что дневников собралась неполная коллекция или кто-то забрал самые нужные, только кто мог сделать это?       Том искал их по всей комнате, пока Билл поглядывал на него из-за книги, постоянно спрашивая, нужно ли ему помочь, но Том только отмахивался и говорил, что все в порядке.        Когда Билл не был занят с Ханной, он сидел в комнате и делал свои задания, периодически заглядывая через плечо Тома и видя только какие-то таблицы, цифры и сосредоточенное выражение лица парня. Тот словно ушел в себя, задумался о чем-то особенно напряженно в эти дни. — Том, а когда ты закончишь свой проект? — все же не выдержал в одно утро Билл. Вот уже полчаса он безнадежно надеялся списать сложнейшие вычисления по прикладной математике. Его друг прекратил делать домашнее задание, из-за чего у Билла серьезно снизилась успеваемость. — Что ты говоришь? — невнимательно переспросил Том. Билл отложил тетрадь, с любопытством подъезжая к нему ближе. — Я говорю, чем таким ты занимаешься? — Это… что-то вроде теории вероятности, проверяю кое-что, — уклончиво отметил Том, быстренько прикрывая страницу. — Что такое, Билли? Ты что-то хотел? Брюнет опустил ресницы. Том заметил тетрадь в его руке. — Что, опять помочь решить? — Ты же знаешь, что я не шарю в точных науках. Я не могу понять вот это, — он ткнул пальцем в одно из правил. Тому хватило одного взгляда, чтобы разобраться. — Что вообще ты забыл на архитектурном отделении, Билл? Это же простейшая математика, без нее никак нельзя делать простейшие вычисления. — Я забыл на нем то же, что и ты, — парировал брюнет. — Просто вдвоем мы соображаем лучше. — Мы вдвоем — это значит, реши за меня? Я тебе это объяснял еще в школе, — Том взял карандаш, тут же наткнувшись на удивленный взгляд. — Ты почти ничего не объяснял мне в школе, разве что в последнем классе. Ты же помнишь, мы тогда не были особенно дружны! — Да, верно. Ладно. Смотри, вот есть у нас уравнение, связывающее значение производной функции с самой функцией, значениями независимой переменной, — Том подъехал к нему, начиная быстро чертить карандашом в тетради всякие неведомые другу крючочки и загогулинки. — Порядок входящих в уравнение производных может быть различен, формально он ничем не ограничен. Производные, функции, независимые переменные и параметры могут входить в уравнение в различных комбинациях или все, кроме хотя бы одной производной, отсутствовать вовсе. Дифференциальное уравнение порядка выше первого можно преобразовать в систему уравнений первого порядка, в которой число уравнений равно порядку исходного уравнения. Ты улавливаешь?        Он поднял глаза на Билла и заметил, как тот быстро отводит взгляд от его лица и спешно переводит его в тетрадь. Он совершенно не слушал. Уши его покраснели от смущения. — Билл, сосредоточься. Решением или интегралом дифференциального уравнения порядка n называется функция y (x), имеющая на некотором интервале (a, b) производные y' (x), y’’ (x)… Вопрос — что надо найти, когда тебе уже известны вот эти данные? — Том подчеркнул карандашом то, что было дано в условии его задачи. — Пистолет? — неуверенно и обреченно поинтересовался брюнет. — Нет, Мерфи, думай, — Том ткнул его кулаком в коленку, — вот смотри, наверняка вам на лекции диктовали это правило, — он начал перелистывать его тетрадь на несколько страниц назад. Я сейчас найду.       Перевернув лист, Том застыл. Лекции были записаны клочковатым почерком, скачущим, как пьяные кляксы по всей тетради. Но между записями вдруг обнаружился пробел — пустая страница, зажатая между двумя мелко исписанными. И на этой странице был рисунок — Том слишком хорошо знал его, чтобы ошибиться. Он его уже видел, только в далеком — далеком детстве, воспоминания о котором теперь изменились столь кардинально. Раньше тот рисунок лежал в коробке с карандашами, похожей на металлический бокс от конфет — только шире.        Том смотрел на свой точный, как фотография, портрет, сделанный уже не рукой ребенка девяти лет. Это был красивый и четкий рисунок, с прекрасно отраженными эмоциями, легкой, немного грустной улыбкой, нарисованный взрослым человеком. Под ним даже стояла дата двухдневной давности.        Тишина в комнате стала почти осязаемой. Биллу понадобилась ровно секунда, чтобы сориентироваться. Он вырвал тетрадь у Тома из рук и отвернулся от друга, покрываясь красными пятнами.        Никто из них не знал, что на это можно сказать. Глаза брюнета быстро забегали по комнате. — Я сам поищу, я все понял, Том, спасибо! — сказал он, едва дыша.        Том прикрыл веки, пытаясь справиться с дрожью голосе. Он гадал про себя — хватит ли его терпения и контроля, чтобы не схватить упертого Билла и не объяснить ему доходчиво, какой он был непроходимый идиот, что пытался обмануть их обоих. Но ему хватило сил. Вместо этого он сделал усилие над собой. Сглотнул. И четко произнес: — Билл, дай сюда тетрадь. Я знаю, что ты красиво рисуешь и тебе не важно, муха перед тобой или человек. У тебя на рисунках все одинаково живое. Я не скажу профессору, что ты на лекциях балбесничаешь и мне приходится за тебя все решать.        Билл молчал как военнопленный. — Том, не… не надо, — он отодвинулся. — Я всего лишь руку разрабатывал… — Дай. Сюда. Тетрадь. — четко и раздельно повторил Том. — Я не буду рассматривать. Тебе сегодня опять F поставили, тебя отчислят за несдачу! — Откуда ты знаешь, что мне поставили F? — Потому, что я… — Том все-таки вырвал тетрадь из его рук. — Тебя насквозь вижу. И знаю тебя вдоль и поперек, болван. Лучше, чем кто-то еще тебя знает.       Газа в глаза на одну секунду. Билл смотрел на Тома пронзительно и одновременно с тем удивительно мягко. Том раскрыл тетрадь, нацепив скрепку на страницы с рисунком, чтобы больше не отвлекаться. — Смотри, объясняю еще раз, — он принялся по действиям расписывать решение. Пришлось потянуть Билла за штанину, чтобы тот подсел ближе и прекратил сжиматься в комок. – Ну, чего ты?       Волны напряжения, исходящие от брюнета, ощущались буквально физически. — Ты какой-то другой, — вдруг произнес Мерфи. — Будто новый человек… Всю неделю наблюдаю за тобой… Что-то в тебе сильно изменилось. Том замер, стиснув в руке карандаш. — Почему ты думаешь, что я другой? — Ну… не знаю, ты иногда бываешь такой странный, какой-то… сосредоточенный на чем-то, более уверенный, отчаянный. Более взрослый. — Как странно, что ты заметил. — Может, я глупость скажу, но последний раз я тебя помню таким, в тот день, в подвале, когда ты говорил мне о будущем. Ты был такой не похожий на себя — у тебя были другие глаза. Не знаю, я не могу это объяснить… Том мягко откинулся на спинку своей коляски. — Ты говорил кому-нибудь и когда-нибудь о том дне в подвале? — Нет. Никогда не говорил. Как я могу объяснить то, чего сам не понимаю? — Даже Ханне? — Да… Даже ей. — Хорошо, — Том кивнул. — Это только наш с тобой секрет. Твой и мой. Билл внимательно слушал его. Сделав выдох, Том все же признался ему: — И… ты прав… Я действительно не тот, которым ты знаешь меня. — Я заметил. Ты иначе говоришь. Иначе двигаешься. Ты словно забыл половину своей жизни и задаешь такие вопросы, которых не задал бы мне никогда. — Ты прав, Билл. Ты всегда понимал меня лучше остальных. — Я… После того дня в подвале я заинтересовался тем, что ты мне сказал. И понял кое-что. Скажи, ты… используешь свои дневники, ведь так? В них дело? Том прикрыл глаза, ладонью, словно устал от дневного света. Улыбка коснулась его губ, когда он заговорил: — Как же я забыл, как сильны твоя проницательность и доброта. Это никогда не оставляло меня равнодушным. С моей помощью или нет, ты один всегда находил истинного меня и я люблю тебя за это. — Том… — Будь спокоен, я не подниму вопрос чувств, если тебе не нравится. Больше не подниму. Просто я хотел, чтобы ты знал о том, как я благодарен тебе за то, что ты мой друг. Я ничего не хочу взамен. Просто знай — я по-прежнему буду рядом с тобой, как и обещал тогда, помнишь? Я сказал тебе, что буду защищать тебя от всех, даже от самого себя. Даже от меня, если тебе это нужно. — Мне не нужна защита, — тихо ответил брюнет. — Я просто хочу понять, зачем? Как ты делаешь это и почему ты так мучаешь себя?       Том внимательно посмотрел на друга. — Потому что однажды, я оставил тебя. Мы были лучшими друзьями, но жизнь разделила нас и это привело к фатальным последствиям. Больше этого не повторится. Я хочу удержать тебя рядом, хоть как-нибудь. Мне достаточно того, что ты жив и что ты в порядке. Уже одно это приносит смысл в мое существование. Губа Билла дрогнула. Том смотрел на него прямо и искренне. Ничто в его лице не выдавало лукавства. От этого взгляда становилось не по себе, он словно проникал под самую кожу. — Я не совсем понимаю, как работает эта система, — Билл нервно облизнул губу. — Но… Твоя мама часто говорила об этом, просила нас следить за твоими провалами. — Она всегда думала об этом больше, чем я. Стой, Билл. Надеюсь, ты не рассказал ей о своих опасениях? Вместо ответа Билл склонил голову. — Том, я должен тебя спросить. Ты помнишь хоть что-то из произошедшего за последние шесть лет? — Очень смутно. Реальности заполняют мое существование кусками и иногда мне приходится долго думать, чтобы понять, что к чему относится. — И много их было? — Эта третья. Не считая ту, из которой я пришел. И поверь мне, пока она самая сносная. — Сносная… — Билл задумчиво опустил голову. — Я думаю, мне стоит тебе кое-что показать. Ты не спрашивал меня об этом всю неделю, но теперь я, кажется, понимаю, почему. Беспокойство в его голосе заставило Тома немного насторожиться. — Это что-то важное? — Да, — последовал незамедлительный ответ.

Forever's just a moment in time, walking away. © Cavo

Билл провез каталку через территорию университета и далее к парковке. Том вдыхал прохладный воздух, пока они двигались к одному из авто — большому грузовику с раздвижными дверками, на котором был налеплен значок инвалидного кресла. — Куда мы поедем, Билл? — Увидишь, — мягко ответил брюнет. Том удивился еще больше, когда его друг сел за руль, а через двадцать минут направился к изолированному больничному комплексу на краю чистенькой жилой зоны. Они прибыли туда, когда часы показывали два и въехали в широкие ворота госпиталя. Пройдя ресепшн, два друга покатили по коридорам. Время от времени проходящие доктора приветливо кивали им обоим. — Билл? Почему они нас знают? — Том посмотрел подозрительно на усатого врача, улыбнувшегося им. — Мы часто заходим сюда, к тому же Тайлер тут добровольцем работает. Том, крутил головой, пока они проезжали по блоку частных палат. — Но что мы можем делать тут часто? Слова замерли на его губах, когда Билл вкатил его коляску в помещение, где находился лишь один пациент. И тогда Том потерял дар речи. Лежавшая в окружении всяких проводков и трубочек Симона слабо улыбнулась ему со своей белой подушки. Тому показалось, что плиты пола разъезжаются в стороны и кресло проваливается, увязает будто в болоте. Он безуспешно хватал ртом воздух, пытаясь сообразить, каким образом веселая, цветущая, рыжеволосая женщина средних лет, которой он помнил свою мать, была связана с этой болезненной, блеклой и угасающей старушкой. — Мам… — прошептал Том, прикрывая рот рукой. Женщина жестом попросила его подъехать ближе. Билл дошел до кровати и пожал пальцы миссис МакГрат. Том попытался выдавить из себя вопрос «Почему?», но так и не смог. Его мать была соединена с целой паутиной капельниц трахеостомической трубкой. Рядом стоял тускло-зеленый торпедообразный кислородный баллон с респиратором. Том смотрел, как машина с шумом качает поршнем вверх вниз, дыша за его мать. Билл подвез кресло чуть ближе. — Рада. Тебя. Видеть. Малыш, — тихо прошептала Симона, словно бриз в траве. Глаза Тома скользнули по листу назначенного лечения, прикрепленному к доске в изножье кровати. — Рак легких? — охнул он. Билл молча стоял за его спиной. — Но… Этого просто не может быть… — Том отрицательно покачал головой. На лице миссис МакГрат появилось беспокойство при виде реакции сына. — Твоя мама очень много курила после того, как тебя сбила машина, — Билл положил руку на плечо друга. — Она переживала за тебя больше, чем кто-либо. Воспоминание об этом было эфемерным, но, тем не менее, вызвало тошнотворное чувство вины. Том вспомнил неясное, смутное, как мираж, видение — бесконечные блоки сигарет, пачки, пепельницы, полные окурков, и воздух, пронизанный серым дымом. Это довело его мать до болезни. То ли реальный отрезок памяти. То ли плод больного, обезумевшего воображения. — Малыш. У тебя. Снова… Провалы? — тихий, едва слышный хрип, больше похожий на утверждение. Том не мог, не хотел ничего на это отвечать. Остекленевшими глазами он смотрел на ту, что отдала ему лучшие годы своей жизни. На ту, чей путь заканчивался так несправедливо по его милости. — Мам, — тихо прошептал он. — Прости меня. Так не должно было случиться. Я бы так хотел найти способ все исправить. — Исправить? — по искаженному лицу было заметно, что Симоне больно даже шептать. — Доктора делают все, что могут, — сказал Билл, поправляя миссис МакГрат подушку. Том помотал головой. Это не могло оставаться так. Он был готов потерпеть даже паралич, как побочный эффект собственной неосмотрительности, но только не это. — Билл… поехали отсюда, — парень прокрутил колеса своего кресла, отъезжая назад. — Спасибо что привел меня сюда.        Симона с беспокойством посмотрела на него. — Билл, дорогой. С Томом. Все. В порядке? Ты. Заботишься. О нем? — Конечно, миссис МакГрат. Мы все присматриваем за ним. Я и Ханна. И Тайлер, — легкая улыбка коснулась губ Билла. — Как мы и обещали.       Все встало на свои места. Том не придал значения словам друга, который сказал, что на определенное время матери стало некогда заботиться о сыне. Значит, трудная семейная ситуация заставила всех зарыть топор войны, вот что произошло на самом деле.       Билл пожевал губу, пытаясь скрыть замешательство. В палате воцарилась очень странная, неловкая атмосфера. Из глаз Симоны вдруг покатились слезы. Ее взгляд встретился со взглядом сына, который неотрывно смотрел на нее, не в состоянии поверить в реальность происходящего. — Том, пообещай мне. Что ты. Будешь в порядке… — зачем-то вдруг сказала Симона. — Пообещай. Что не станешь. Делать никаких глупостей. Как будто она все поняла. Ее взгляд, тусклый, но пронзительный, сфокусировался на сыне. Том не хотел слышать эти напоминающие о скором прощании слова. Он уже терял достаточно. Он подъехал к маме и вытер слезы с бледной впалой щеки. Резкий запах лекарств ударил ему в нос. — Не плачь мама, — сказал он слегка подрагивающим голосом. — Прости, что тебе приходится страдать из-за меня. В его горле стоял противный ком, который мешал глотать. Том потрепал женщину по руке — этот жест должен был придать ему уверенности, но ничего подобного не произошло. В глазах Симоны все еще стояли слезы, голова тряслась. Как будто она хотела его остановить. Том отпустил тормоза кресла и покатился вперед, из комнаты в коридор, под сочувствующим взглядом Билла. Угасающее, тихое дыхание матери все еще билось в ушах набатом. Том понимал, что должен был остаться, поговорить с ней, но просто не мог больше смотреть на то, как она уходит по его вине. С него было достаточно.