Мама беспокоится за меня. Потому она и доктор Брайтман попросили меня вести дневник, чтобы я помнил все, что со мной происходило. На всякий случай. Я не знаю, что мне сюда писать и потому не думаю, что мне это пригодится. Я не знаю, что еще сказать. Пока все.
После этого записей долго не было, примерно до того момента, пока Том не прочитал:Странный он, этот соседский парень. Увидел меня и сразу припустился бежать, жаловаться мамочке, глядя на меня так, будто я чудовище. Они уехали сегодня днем. Не думаю, что они вернутся.
Том усмехнулся. Да здравствовали перемены. Он долго думал об этой записи, и именно тогда тоска колола в сердце особенно сильно. Том очень скучал по Биллу — как по другу и тому человеку, научившему его очень многим вещам: бороться, оставаться сильным и доверять сердцу. В своей памяти Том возвращался к нему всегда, не оставляя его, и терзаясь воспоминаниями, которые сохранил, как картины. Он повесил их в уголке своего сердца, чтобы постоянно смотреть на эти застывшие вне времени шедевры. Поначалу было трудно свыкнуться с новым миром. Том ходил словно тень, пугая своим видом Тревора, который никак не мог понять, куда делся его приветливый и любящий развлечения сосед, и кто этот депрессивный, ссутуленный человек, отчего-то постаревший на десятилетия прямо на его глазах. Однако Том не хотел ничего рассказывать и попросту заверил друга, что он справится. Он всегда справлялся. По ночам, пока Кувалда не видел, Том не спал. Его часто мучили кошмары и снилось, как Билл уходил от него в туман, а затем раздавался визг тормозов, крик и звон разбитого текла. Иногда Том проклинал все вокруг на чем свет стоит и мечтал, чтобы это прекратилось, но леденящие сны терзали его душу еще около полугода. В каждом из них светлая улыбка лучшего друга исчезала во вспышке холодного света, и тогда Том просыпался задыхаясь и не понимая, в какой из реальностей он находился. Его сердце билось как ненормальное и он часами уговаривал себя снова заснуть. Это был один из самых страшных периодов после реабилитации. Когда прошло некоторое время, он все же нашел в себе силы дочитать оставшиеся тетради. Без интереса пролистав их все, Том нашел там много всякой ерунды про модели планет, про отца и мать, затем про нелегкую жизнь подростка. Он прочитал про то, как они с матерью оставили в Вашингтоне привычный уклад жизни, друзей и Йорга, который содержался под надежным присмотром Брайтмана. Симона регулярно переводила в клинику суммы за его лечение. Больше важной информации в тетрадях не было. Закончив чтение, Том взял все дневники и решительно сжег их. Он долго смотрел, как сворачиваются пожелтевшие страницы, как огонь слизывает воспоминания и прощался со старой жизнью. С любовью. С дружбой. Со своими попытками перемещаться. И со светлой верой в то, что если двое любят друг друга — этого достаточно, чтобы сворачивать горы. К сожалению, одной любви оказалось чудовищно мало. Чтобы очистить свою совесть и облегчить душу Том сказал себе: Билл счастлив теперь. Он это заслужил. Время шло. После возвращения в новое будущее, Том сильно изменился, однако с каждым пройденным годом, с каждым прожитым днем он убеждал себя не бояться, а затем смог и вовсе оглядывался назад и больше не просыпаться в ледяном поту среди ночи. Ощущение того, что он что-то забыл там, за спиной, не покидало его, но он научился с ним жить. Том даже не пытался завести себе пару, даже случайных связей избегал, как огня. Он не позволял себе никаких чувств и целиком погрузился в учебу. В его груди, в его памяти и в его голове навсегда осталась выжженная дыра, которую была не в состоянии вылечить никакая терапия. Он больше никогда не вел тетрадей, журналов или каких-либо записей, кроме самых необходимых, и старался удостовериться в том, что именно он делал снимки, стараясь не попадать на фотографии. Он шел по жизни, держа свои воспоминания только в одном месте, — в своей голове. У него получалось. Со временем, его визиты в клинику стали все реже. Внутричерепные боли почти прекратились. И даже ночные кошмары больше не мучили его так сильно. Все налаживалось, к тому же, в семье Тома произошло одно счастливое событие: к моменту, как он добрался до конца последнего курса, Симона подарила ему очень крикливого маленького братика. Она уже давно нашла себе ухажера, вышла замуж и была счастлива в новой жизни. Чуть позже Том с отличием закончил институт и продолжал снимать с Тревором квартиру в Нью-Йорке, где они открыли частную практику. Профессор Мур направил их, найдя способы помочь им по знакомству. Он всегда считал своего ученика блестящим студентом. Том продолжал жить дальше, нашел дорогу, приведшую его к достаточно успешной карьере. Их с Тревором дела шли в гору и наконец-то в жизни все пошло так, как ему и хотелось. Будучи психиатром, Том поработал сам с собой и научился не разрываться на части от тоски. Он научился не тянуться обратно и тогда каждая новая секунда прекратила тянуться как резина. Время шло, и шло только вперед и никогда назад, в этом Том себя убедил. Он смирился с тем, что ему оставалось просто вздохнуть. И жить дальше.