Франция. Вторая половина XVII века. Правление молодого, амбициозного короля. Поражающие воображение дворцы, неповторимое сияние драгоценных камней на ожиревших шеях придворных, пышные кринолины распутных девиц, напомаженные и бледные тупые лица слуг - все это Франция, все это век предателей, век похотливых мыслей и взглядов. Среди всей этой утонченности черт и силуэтов был один, кто не принимал в себя этот приторно-сладкий яд. Его осудили, приговорили к смерти и лишили всего. Пойдя против всех на свете, он стремится вернуть то, что у него отняли. Он ни перед чем не остановится до тех пор, пока не заключит в крепких объятиях свою свободу и смысл жизни. Это история о свободолюбивой, как море, душе человека, который, бросив все, стал пиратом, освободителем, тем, кто сокрушит все устои прогнившего мира.
When We Walk - John Samuel Hanson
***
«13 мая 1670 года. Время всё идёт. Оно не знает преград, не знает хода назад, не знает пощады, оно только и делает, что неумолимо идет вперёд, и, такое ощущение, что с каждым новым годом, месяцем и даже днём оно идет куда-то всё быстрее и быстрее. Зачем, почему? Да какая разница, идёт себе и идёт, главное - успевать за ним, главное - не отставать. Если отстал, то ты труп - это закон. Закон жизни, эволюции, джунглей, да и вообще закон всего человечества. Складывается такое ощущение, что существует только «сейчас», а то, что было буквально минуту назад - оно сгорело, бесследно исчезло, оно испарилось и его никогда не было, а значит, и все те, кто там остался, так же сгорели, так же исчезли с лица земли. О тех отставших уже не будут помнить потомки, не будут петь песни, не прочтут о них в книгах. Их не стало, их никогда и не было. Надо быть сильной, непоколебимой частью этого времени, идти вперёд, но не обгоняя его, быть рядом, но не подходить слишком близко, а то реализм и истина мира засосут тебя в свою трясину, и ты станешь одним из этих бравых идеологов нашего века: гуманистом, социалистом, монархистом, либералом, нигилистом... Да сколько же их? Скольких многих проглотило в себя это «время», сколькими ещё оно будет манипулировать, играть? Скольких ещё оно заставит писать только свои законы, играя с ними в иллюзию свободы, обнадёживая их и предоставляя выбор, когда на самом деле выбора-то и нет? Сколько ещё? Мои крылья сломаны. Я бесконечно отстал от этого времени. Но отстал настолько, что оно меня пропустило, совсем обо мне забыло. Меня нет среди живых, но я всё-таки жив. Мои раны затягиваются куда медленней обычного, ибо я живу вне этого треклятого времени. Моя боль никуда не уходит. С каждым новым днём я сплю меньше, хуже. Но все-таки я...» - Господин Ривай. Мы прибыли. Остров Поркероль... как раз здесь он находился, когда в последний раз я с ним связывался, - послышался немного хриплый голос старого слуги. - Спасибо. Я сейчас же поднимаюсь на палубу. Не дописав предложение, Ривай резко подорвался со стула; перо выпало из его утончённых рук и упало на пол. Так и не подняв его, он надел на себя красный жюстокор*, который висел на спинке стула, и уже быстрым шагом направился к выходу из каюты, как вдруг резко развернулся и, вновь подойдя к письменному столу, закрыл доселе лежащий всем на показ дневник и спрятал его в тайник за небольшой картиной, которая висела как раз напротив его бюро*. Никто не должен видеть мгновения его прошлого, его слабостей и желаний. Никто не должен знать, что же таится в глубине холодных глаз капрала Ривая. Никто. - Григор, так ты утверждаешь, что поддерживал с ним связь эти последние полгода? - безучастно проговорил Ривай, но от чуткого взора его старого слуги не ускользнул тот факт, что его господин с силой сжимал правую руку в кулак, отчего костяшки его пальцев побелели. - Да, мой господин. Всё так. Я писал ему письма о вашем состоя... - холодный и грубый взгляд Ривая заставил осечься Григора и, откашлявшись, он продолжил, - о состоянии дел в стране. - Правильно ли я понял, что все эти полгода ты ему писал, но меня даже не поставил в известность? - тени вокруг глаз на утончённом лице бывшего капрала Ривая стали на мгновение темнее, стали глубже морщины на его высоком лбу, на мгновение вся его идеальная выправка куда-то исчезла. - Прошу меня великодушно простить, господин Ривай. Он сам просил вам ничего не сообщать, и вы не были в том... - Григор предусмотрительно замолчал. Риваю не хотелось больше ничего выяснять. Его слуга, который с ним уже пятнадцать лет, за его спиной имел связь с тем человеком, которого он ищет уже четыре года и семь месяцев. - Григор, в следующий раз я тебе так просто не спущу с рук твои ошибки, - степенно проговорил он. До берега оставались каких-то пятнадцать метров. Корриера*, на которой они вышли из порта Сицилии, имела весьма малую просадку и малый вес, поэтому она могла подходить к самому берегу без опасности сесть на мель. Остров Поркероль был небольших размеров, на его единственном холме высилась старая разрушенная фортификация в виде сторожевой башни, сохранившейся ещё со времён Итальянских войн. Пустые берега: ни зелени, ни деревьев, только острые камни, только суровые соленые ветра. Не дожидаясь, пока их судно пришвартуется, Ривай одним махом перепрыгнул через борт их небольшого судна и чётко приземлился на две ноги. Уровень воды доходил ему чуть ниже пояса, но даже будучи в высоких ботфортах, он чувствовал, как холодная влага сковывает его движения, как вода затекает в сапоги, как судорожно сжимаются мышцы, наотрез отказываясь идти дальше. Но, несмотря на всё это и несмотря даже на крики старого слуги, который в ужасе смотрел на своего любимого господина, Ривай без малейшего труда и колебаний направился прямиком к берегу. Его цель обязана была оказаться в этой разрушенной башне. Преодолевая недружелюбное течение, делая слишком широкие, а оттого неуклюжие шаги, Ривай в итоге добрался до берега, изрядно намокнув и сбив своё обычно мерное и спокойное дыхание. Но это того стоило, корабль всё ещё не причалил, а желание увидеть его просто-напросто сжигало изнутри, и он не мог ждать. Надо было срочно что-то предпринять. Даже не остановившись, чтобы отдышаться, Ривай, как только оказался на суше, со всех ног бросился взбираться по крутому склону к старой башне. Он там, он точно знал, что он был там. Ему необходимо было его увидеть. Он был нужен ему, как воздух. - Господин, Ривай... подождите, прошу, это опасно! Не обращая ни малейшего внимания на предостережения своего слуги, Ривай продолжал подниматься вверх по склону. Через пару мгновений он уже стоял перед входом в башню. Ветхая деревянная дверь, закрытая изнутри на засов, снизу прогнила и в ней зияли дыры. Внутри Ривая всё сжималось. Он множество раз представлял их встречу. Он множество раз чувствовал во сне тепло этого человека. Он столько раз просыпался в холодном поту, понимая, что всё это было сном. И вот, сейчас он стоит перед этой ветхой дверью, которая отделяет его от всего его прошлого, отделяет его от спокойствия его собственного мира... от него. Один резкий удар ногой по месту, куда изнутри крепился засов, и дверь вылетела внутрь здания. Перед взором Ривая открылась зияющая чëрная пустота. Не долго думая, он тут же вошёл в башню и направился вперёд по коридору. Дойдя до самого его конца, он увидел комнату: кресло, обеденный стол, на нём лежал ломоть ржаного хлеба, пистолет, шпага в ножнах. В углу комнаты тлел камин. Зрачки Ривая расширились, он быстрым шагом подошёл к камину, еле заметная улыбка скользнула по его губам. Резко Ривай почувствовал дикую боль в правом плече, от чего он взвыл сквозь зубы. Кто-то схватил его за одежду и грубо прижал к каменной стене. Только сейчас Ривай смог всмотреться в лицо своего обидчика. Несмотря на боль, на грубые и сильные руки незнакомца, который в любое мгновение мог лишить жизни Ривая, ничто не смогло бы остановить капрала. Он протянул свободную руку к лицу незнакомца, которое скрывали волосы, особо не церемонясь и при этом вообще не имея и намека на страх, Ривай убрал волосы с лица нападавшего. - Не он... - рука безвольно упала, глаза помутнели, плечи осунулись. Боль утраты и разочарования оставили на нём печать разбитых надежд. - Господин Ривай! - падая на пол, влетел в комнату его слуга, за ним в проёме показалась статная фигура в красном сюртуке. - Капрал Ривай... вы в очень щекотливом положении, - голос был немного нахален, но весьма мягок. Капрал даже глазом не повел в сторону новых незваных гостей. Одним ловким и быстрым движением Ривай уже прижимал нападавшего лицом к каменной стене, выворачивая назад его руки. - Жан Кирштайн Гранже... и с давних ли пор вы находитесь в таком отдалении от его величества? - голос Ривая был холоден, взгляд снова беспощаден, а в душе очередная боль.