Бегущий в Азкабан

POV Гарри Рассеянно давлю ложкой на ломтик лимона в кружке, почти не слушая миссис Уизли. — Какая же я глупая, — топ-фраза сегодняшнего дня. Драко оказался прав. А как иначе? Он всегда был прав, словно читал будущее или видел что-то, неподвластное другим.  Нет, просто он сам был другим. Пожиратель, какой-то парень, не многим старше Фреда и Джорджа, щерился в улыбке, держа связанного Инкацеро Перси. И нет, не только слова Драко об обмане заставляли меня разговаривать с ним как можно дольше, но еще и потерянный взгляд Перси, или, точнее того, кого Пожиратель хотел выдать за Перси. Он не сокрушался. Если бы настоящий Перси подставился так, чтобы за него требовали обмена пленниками, ему должно было быть стыдно. Бывший староста школы не справился с одним Пожирателем, при том, что его младшие братья сражались с целыми толпами. В любом случае я бы и пальцем не шевельнул, чтобы обменивать Драко на кого-либо. Пусть хоть Дамблдор воскреснет. Нет. Только не теперь. Плечо немного саднило: Режущее, кинутое в меня «пленником», когда истек срок действия Оборотного зелья, задело по касательной, неглубоко, но чувствительно распоров кожу. Не стоило выходить за край щита, но мне это показалось важным – дать им знать, что я не боюсь. Хотя это было абсолютно не так. Я готов был себя успокаивать чем угодно, только бы не думать о том, что если я ошибся, то предам людей, принявших меня в семью. Своих друзей. Ради Драко Малфоя. Они бы никогда не поняли, но ради Малфоя я способен на многое. Особенно на глупости. Миссис Уизли поставила передо мной тарелку с пирожками и опять запричитала, вытирая пот со лба краем длинного фартука. — Вы не глупая, — говорю твердо. — Он ваш сын. — Лишь бы он был в порядке, — миссис Уизли застыла около часов, стрелки которых перманентно указывали на надпись «В смертельной опасности». — Миссис Уизли, — голос осип, я разглядываю плавающие кусочки лимона и чаинки, не поднимая взгляда. — Я хотел вам рассказать… — Да, дорогой? — она сжала моё плечо, присев рядом на стул, укрытый вязаным пледом, и приготовилась слушать. О, Мерлин, ну как же я могу? Она такая родная, такая добрая, а я…  Убийца. Воображение ярко расписывает картину: как ее губы бледнеют и дрожат, и она прикрывает их рукой, неверяще, а главное, с отвращением, смотря на меня.  — Я запретил Рону рассказывать вам. Не хотел, чтобы вы волновались… еще больше. — Что-то случилось? — она взволнованна. Киваю, и подношу палочку к виску, снимая Маскирующие. Миссис Уизли сдавленно выдыхает. — Как?.. Кто? — Сивый, — сухо говорю я, молясь всем богам, чтобы она не расспрашивала, где, с кем и как. — Бедный мой мальчик, — она порывисто обнимает меня, обдавая запахом выпечки, чая с бергамотом и лавандовым мылом.  Страх разжимает колючие, холодные лапы, позволяя вдохнуть родной запах. Прижимаюсь щекой к её плечу и шепчу: — Не говорите остальным.  Она отстраняется, рассеянно подвигая ко мне ближе вазочку с джемом и поднос с печеньем. — Как скажешь, милый, — отстраненно кивает она. — В этом есть и плюс, — улыбаюсь. — У меня улучшилось зрение. — Да, — невпопад отвечает миссис Уизли, настойчиво избегая моего взгляда. — Как же младший Малфой? Он всё еще у тебя, — она не спрашивает. — Да. И будет. Столько, сколько пожелает. — Его родители не самые хорошие люди, но они наверняка волнуются  о нем. Они общаются? — Нет, — румянец заливает щеки, и я хватаю пирожок, откусывая от него большой кусок и обжигая язык горячей начинкой. — Почему? Передергиваю плечом, виновато смотря в сторону и жуя. — Гарри, не нужно удерживать его силой. — Я не удерживаю его. Просто боюсь, что он уйдет к Нотту. Или к своей невесте. Где угодно ему будет лучше. С кем угодно. Потому что я, черт бы меня побрал, полный придурок, который сначала делает, потом думает. Миссис Уизли похлопывает меня по плечу и уходит наверх.  Я не смог сказать. Какой из меня гриффиндорец, храбрый лев… Драко не боялся признаться мне, что убил.  Меня передергивает от отвращения к себе, комок замирает в горле, и мгновенно пропадает аппетит. Для миссис Уизли я мальчик с тяжелой судьбой, лучший друг её сына. Не убийца.  Меня называли лжецом, сумасшедшим, надеждой магической Британии. Но никто не считался с тем, что я просто человек, кроме миссис Уизли. Я сам нанес первый удар по тщательно создаваемому образу Гарри Поттера, пуская первые трещины, – я теперь полуоборотень. И Драко тоже. Только Драко сейчас знает обо мне всё и не отворачивается. Рону не нравится моя сексуальная ориентация, Гермионе – моё отношение к власти, семье Уизли – отношение к Ордену Феникса и, в первую очередь,  к штабу Ордена. Да плевать на них всех. Пока я могу прокрасться к Драко в комнату, чтобы позвать на завтрак, и замереть около двери в ванную, разглядывая чудо, посетившее обветшалый, единственный мой дом. Если я не достоин счастья — я его украду, и к черту всех. Зато я каждое утро смогу видеть, как Драко умывается, по гладкой коже стекают капли воды, попадая в ямку над ключицей. Рассматривать светлые, потемневшие от воды прядки, прилипшие к высокому лбу. Видеть Драко… живым. Его улыбку, слышать смех, замечать его смущение, и наглеть, наглеть до крайней степени. Потому что я не заслуживаю ни его самого, ни его прощения. Но  не могу отказаться. Слишком хорошо рядом с ним, слишком влечет и тянет, словно магнитом. Хочется встряхнуть его, растрепать тщательно уложенные волосы, рассмешить, разрушая выпестованный самим Малфоем миф, что он ледышка. Нет.  Он теплый. Его сердце может стучать так громко, что, кажется, я буду слышать его даже на другом конце комнаты в гуле голосов. И хочется прижаться, раствориться в его тепле, вдохнуть запах мыла, сигарет и сандала, такой терпкий, что он оседает на губах, и хочется бесконечно их облизывать, пробуя вкус Драко.  Пусть мне страшно до дрожи, что он оттолкнет и что на его лице вновь застынет маска ледяного спокойствия с мазками пренебрежения в холодных глазах. Нет! Пусть он меня хоть возненавидит вновь, как раньше, только не смотрит как на пыль. И он лгал. О боже, так старательно лгал. Только я не поверил. Слишком хорошо его знал, слишком хорошо помнил привычки, чтобы поверить фразе, брошенной пустым голосом: «Ты мне не нужен». Не нужен? Но почему тогда позволил приблизиться? Не игра, нет. Иначе не было бы холода, а лишь отвращение, презрение, ненависть. Но не каменное, непроницаемое лицо и голос под стать. Ложь! Но я всё равно боюсь, что, позволив себе лишнее, потеряю его. Страх, что я лишусь Драко, горит во мне, сжигая внутренности, придавая сил для борьбы с целым миром.  Мой боггарт. Моё украденное счастье. * * * POV Драко Я брожу по дому, скучающе скользя взглядом по стенам. Замираю у окон, выходящих на парк, и курю в ожидании, когда Поттер вернется. Вслушиваюсь в каждый шорох в доме, но лишь пикси в шторах гостиной второго этажа и Кричер отвлекают от мучительного ожидания. Слишком долго. А если Пожирателей прибыло больше? Вдруг Поттер сунулся в самое пекло, как он всегда делает? Меня сотрясает нервная дрожь. Черт бы побрал этого Перси, всю эту грязную семейку Уизли с их проблемами! Мордред, ну где же он шляется? Я слышу треск камина даже находясь в библиотеке и, кинув книгу на полку, чуть не срываюсь бегом в сторону лестницы. Но по ней уже поднимается растрепанный Поттер, и, судя по улыбке, всё в порядке. Замираю, сложив руки на груди, а он в два шага оказывается рядом, одной рукой обнимая меня за талию, другой гладя по щеке. — Я волновался за тебя. Фыркаю. — В этом доме, кроме меня, нет Пожирателей. — А вдруг ты палец порежешь, а я не смогу тебя вылечить? — Поттер слегка улыбается, взяв мою руку и поцеловав кончики пальцев. — Я тебе не принцесса, Поттер, — выплевываю, скрывая за ядом дрожь в голосе. — Я принцесса. А ты мой дракон, — он ослепляет слегка безумной улыбкой, прижимаясь ко мне и целуя в висок. Со слабым вздохом расцепляю руки, одной скольжу по груди и шее, зарываюсь пятерней в густые волосы, притягиваю Поттера к себе, прижимаюсь губами, приоткрыв рот и наклоняя голову чуть вбок. Гарри почти стонет, с жадностью отвечая на поцелуй. Сердце набатом стучит в ушах, дрожащими пальцами скольжу по горячему бархату кожи, прикусываю скользнувший в свой рот язык и жмурюсь от удовольствия. Рот Поттера пропитан клубникой и лимоном, но его вкус слаще. Каждое прикосновение сжигает изнутри. Он мягко поглаживает шею, лаская языком мое нёбо, зубы, язык. Мордред, как же я скучал по его поцелуям. Отрываюсь для глотка воздуха и шепчу: — Не мог найти лучшего времени, чтоб сходить к Уизли на обед? — Когда миссис Уизли расстроена, она начинает кормить всех с таким упорством, — извиняясь, шепчет Поттер. — Обычно при нервах поступают наоборот. — Прости, — шепчет он мне в губы, зарываясь рукой в волосы на затылке и целуя горячо и сладко, до слабости в ногах. Руки Поттера нагло соскальзывают с талии, он сжимает мою задницу, вжимаясь бедрами до мучительного стона на губах,  от невыносимо острого, почти болезненного соприкосновения налитых кровью членов сквозь ткань. Быстрые, ловкие пальцы расстёгивают пуговицы рубашки и Гарри приникает губами шее, за волосы оттягивая мою голову назад, вылизывая, прикусывая чувствительную кожу, спускаясь к ключицам, глубоко и рвано дыша, горячо выдыхая: — Драко, — его голос – кипящий мед. Жгуче, сладко.   Мордред, как же я его хочу.  Грохот двери отрывает нас друг от друга, мы ошарашенно оглядываемся в поиске источника шума. — Гарри! О Боже, Гарри, скажи мне, что ты уже дома! — запыхавшись, кричит Грейнджер. Поттер срывается вниз по лестнице, я медленно следую за ним. Уизел подозрительно молчалив, только прижимает одну руку к груди, на лице мертвенная бледность, лоб в испарине. Подрался с одним из своих братцев? Вот умора. — Что случилось? — Гарри сел на корточки перед Уизли и кинул взгляд на вжавшуюся в стену грязнокровку, задумчиво шевелящую губами. От прикосновения к плечу Уизел зашипел, дернувшись, затылком ударился о стену. Поттер отдернул руку, в ужасе уставившись на нее. По ней словно стекали чернила и капали на светлый ковер под ногами. Ну что, моей кровью этот ворс помечен, почему бы Уизли не быть следующим. Сердце пропускает удар. Это не кровь. Я оказываюсь рядом и успеваю остановить Поттера, вновь потянувшегося к рыжему: — Не прикасайся к нему. Вытяни руку, Уизли. Он смотрит на меня затравленно, Гарри лишь кивает, вставая и делая шаг в сторону Грейнджер. — Что там было? — Перси. Его квартира защищена чем-то… страшным, — Грейнджер тяжело сглотнула. — Уизли, покажи руку, или я наложу на тебя Круциатус, и ты сразу забудешь о боли в руке. Тот лишь кинул взгляд в сторону друзей, и мне не нужно было оборачиваться, чтоб увидеть их кивки. Рыжий, болезненно морщась, стянул с плеча рукав джинсовой куртки и вытянул руку ладонью вверх. Вся кожа до плеча иссиня-черная. Маленькие, похожие на многоножек, пятна черноты шевелились под кожей, перебираясь всё выше. Уизли, чуть ли не плача, прикусил губу так, что по подбородку потекла кровь. Ладонь лопнула, покрылась трещинами, открывая зловонное, загнивающее нутро. — Всё очень плохо, — констатировал я, после того как эти чернильные пятна отказались следовать за кончиком палочки. Стало только хуже – моя рука разболелась, словно Сивый вновь сломал её. — Очень обнадёживает, — съязвил Уизли лениво, откидывая голову назад.  — А какого драккла ты туда руки засовывал? Скажи еще, что не почувствовал. — Почувствовал, — кивает рыжий, прижимая руку к груди и шипя от боли. — И увидел. — Он подумал, что Перси не включил его в список людей, которых нужно остерегаться, — беспокойно сказала Грейнджер. — Значит, он вас предал. — Он не мог, — неуверенно говорит Поттер. — О, ну если так, — я оборачиваюсь, складывая руки на груди. — Его могли шантажировать, могли угрожать, могли околдовать, могли купить. Ваш Персиваль, насколько я помню, никогда не являлся образцом добродетели. — Малфой… Драко, — твердо сказала Грейнджер, с мольбой заглядывая мне в глаза, — ты же знаешь, что это.  — Да, — соглашаюсь, передергивая плечом и вскидывая бровь. — Если не отрезать руку, то проклятье дойдет до сердца. — Малфой! — почти обиженно кричит грязнокровка. — Что? Я, по-твоему, шучу? — Драко, просто скажи, что мы можем сделать, или мы отправляемся в Мунго, — Поттер явно нервничает – из их троицы обычно он пребывал в роли раненого и сейчас совершенно не понимал, что ему делать и в какую сторону кидаться.  Я вздохнул. Ну это же Поттер. Ради него придется не воспользоваться шансом урезать популяцию рыжих.  — Мне нужен оникс. — Который камень? — А ты знаком с другими вещами с этим названием? — Акцио оникс, — наугад попробовала Грейнджер и расстроенно опустила палочку, когда ничего не произошло. — Все магические камни находятся внутри предметов. Они зачарованы на то, что их невозможно призвать, — с некоторой каплей пафоса продекламировал Поттер, вызывая удивленный взгляд Грейнджер и мой тихий смешок. — Кричер! Старый домовик возник рядом и, к моему глубочайшему изумлению, низко поклонился Поттеру. — Нам нужен оникс. Возможно, какое-то украшение твоих хозяев было с этим камнем? — Кричер не разбирается в магических камнях, хозяин. — Тогда принеси мне все черные, — облегчил задачу я и направился к лестнице, бросив напоследок: — Перенесите его в гостиную. Вдруг умрет, хоть с удобством. — Драко… — осуждающе в спину, а я, плотоядно улыбнувшись, направился вниз. Мне плевать на Уизли. Я даже не дернусь в сторону комода, в котором видел целую кучу серебряных и золотых безделушек. Быть консультантом, охранником и колдомедиком для семейки Уизли? Бр-р, никогда в жизни.  Только в этот раз. * * * «Кричер — исполнительная сволочь», — думал я, рассматривая несколько брошей, сережек и ожерелий с сапфиром, шпинелью и турмалином. Благо, оникс нашелся на пыльном веере из перьев. Расколов камень на крупные куски, наугад приманиваю перчатки из драконьей кожи, но мне не сильно везет – перчатка только одна. Тяжело вздохнув и собрав в кулек из пергамента крупные осколки, я поднимаюсь в гостиную. Уизли почти визжит, позорно плачет, пока Поттер, послушавшись моего приказа, оголяет усыпанную веснушками кожу столь умело и аккуратно, что меня захлестывает ненависть. — Секо! — взмахом палочки рассекаю рукав рубашки и отодвигаю ткань в сторону, даже не скрывая от Поттера гневного взгляда. Тот вскидывает руки в защитном жесте и делает шаг назад. — Будет больно, Уизли, — говорю, сквозь перчатку щупая добравшуюся до шеи и груди черноту. Словно червяки копошатся под кожей. Трещины уже рассекают предплечье, края иссушенные, расколовшиеся. Страшно и мерзко. — Так же, как руку отрезать? — цедит он сквозь зубы, здоровой рукой вцепившись в подлокотник кресла. — Почти, — признаю спокойно, с помощью Режущего делая неглубокие разрезы на коже запястья, сгиба локтя, внутренней стороны плеча, ямки ключицы. Тяжелый запах гниения вырывается вместе со слабыми каплями крови, которые почти сразу исчезают, впитываясь в мелкие трещины. Уизли храбрится, смотря куда-то в потолок. — Не так уж и больно. — Я еще не начал. Грейнджер вскрикивает за спиной, когда первый, самый крупный осколок оказывается в ране. Уизли дергается, кричит, и Поттер, прочитав мои мысли, бросается к нам, удерживая рыжего за здоровое плечо, вдавив в кресло. Осколком раздвигаю ткани, разрезаю кожу и вены. Если там осталось хоть что-то, кроме сгнившего мяса. — Поттер, залечи. Он слушается, а я принимаюсь за следующую рану. Разворачиваю, разрываю и разрезаю, Поттер заживляет, Уизли кричит, отворачивается, вжимаясь лицом в кресло, по раскрасневшейся коже щек беспрестанно текут слезы. За спиной всхлипывает грязнокровка, а я сдергиваю с себя перчатку, вживив последний камень, и швыряю её в огонь. Она быстро подчиняется пламени, отравленная проклятьем. Кончики пальцев онемели. Отхожу от Уизли, замечая собирающихся в чернильные пятна многоножек под кожей, опутывающих камни. — Двадцать минут. Засекай, Грейнджер, если он нужен тебе живым, — устало бросаю я застывшей и тихо плачущей грязнокровке и ухожу на кухню, массируя пальцы разболевшейся руки. Я чувствовал их страх и неприятие. Их ужас, который не выплеснулся на меня только благодаря доверию Поттера. Уизли должен знать хоть что-то о магии камней, но вот Грейнджер… спорный вопрос. Хотя нельзя сказать, что она сильно удивилась.  Подношу руки под струю ледяной воды, текущей из крана, смывая брызги крови и черной субстанции. Этот Перси не такой простак, каким казался. Либо он всерьез изучал магию, запрещенную для использования много поколений назад, либо ему помогли. Почти уверен, что последнее. Боль в пальцах не проходит, и я кладу кулон с турмалином на стол. Быстрым заклинанием рассекаю оправу и откидываю ее в сторону, обрушивая на камень собственную, трансфигурированную в металлическую, ладонь. Черный, переливающийся тысячью граней камень раскололся на крупные куски, но вторым ударом я сделал их ещё меньше. Замираю, отменив заклятье на ладони, и прижимаю ее к острым осколкам. Жгучая, тянущая боль опалила чувствительную кожу, капающая кровь обагрила столешницу. Не дав себе времени на раздумья, облизываю руку так, чтобы осколки разрезали язык, и капли крови с ладони попали на губы. Дышу через нос, глотая теплую, солоноватую кровь, и шепчу: — Ауксилиум, Патрум, Суорум. — Твою мать, что с тобой? — голос грязнокровки раздается слишком близко, чтобы надеяться, что она ничего не видела. — Отвали, — глотаю осколки и кровь, морщась от боли и от холода магии, скользнувшей по телу, излечивающей видимые и невидимые раны. Отчасти я надеюсь, что шрамы на шее тоже исчезнут. Но кожа под пальцами здоровой руки такая же, испещренная кривыми рубцами. Зато онемение, перешедшее на кисть, исчезло. — Я правильно поняла, Малфой? — в Грейнджер проснулся научный интерес. Оборачиваюсь, едва удерживаясь от того, чтобы почесать ладонь, пока она стремительно заживает, втягивая черные осколки в себя. — То есть в тебя попадает камень, который разрушается только под немыслимыми нагрузками, и ты можешь его проглотить и, что самое главное, переработать? Это нарушает все законы… — Все законы чего, Грейнджер? — язвительно интересуюсь я, вскинув бровь. — Ты прости, тебе, наверное, не сказали, что вокруг нас происходит магия? Грязнокровка лишь фыркнула, сложив руки на груди и вперившись в меня тяжелым взглядом. — Ты в курсе,  что такое эти  камни, которыми я спасаю твоего Уизли? — Он не мой. — В курсе? — Нет, — она передергивает плечом. Глупая, глупая грязнокровка, прочитавшая тысячу книг. — Это глаза и кровь драконов. Не современных подобий на дракона, конечно же. Столько удивления на лице, словно я сделал сальто назад. — Ты серьезно? — Шучу, конечно, — отмахиваюсь устало. — Сколько времени прошло? — Еще три минуты, — Грейнджер сверилась с наручными часами на тонком ремешке. В доме больше нет перчаток из драконьей кожи, а я так и не придумал, чем вытащить из Уизела отравленные камни. Выдвигаю ящик с приборами, без надежды заглядывая внутрь, и нахожу серебряные щипцы для сахара. Пойдет. В конце концов, осколков турмалина хватит на нас обоих.  Проклятый Уизел даже не представляет, насколько ему повезло быть чистокровным. Иначе он уже был кучей мяса, пожираемым самой тьмой. Прохожу мимо Грейнджер, толкнув плечом, и поднимаюсь наверх, в гостиную. — Он теряет сознание, — говорит Поттер и шепчет: — Энервейт. Уизли приоткрыл глаза, с иссушенных губ слетел слабый стон, и он вновь вырубается, обмякая в кресле. — Пусть лучше так. Тошнота подкатила к горлу. Разглядываю крупные, размером с кулак, черные шевелящиеся клубки под кожей, принявшей первоначальный цвет. Сжимаю в одной руке волшебную палочку, а в другой — щипцы для сахара и чувствую себя мясником. Но это не так, Мордред, не нужно смотреть на меня так испуганно, Поттер. Я знаю, что это мерзко. Но я ведь еще не начал. Шепчу заклинание, резким движением смыкая щипцы на открывшемся клубке. Они скользят на влажном от крови камне, увитом бестелесной чернотой. Бестелесной, но чуть не сожравшей чужую плоть. Паразитирующая тьма. Кровь брызжет на руки, морщусь, вынимая первый камень и швыряя его в камин, где он сгорает, шипя. — Палите его Адским пламенем. Иначе про этот камин придется забыть, — говорю, не поворачиваясь, чтобы проверить, исполнили ли моё поручение. Только шепот заклинания и жар в бок, заставляющий выступить пот на лбу, говорят о том, что грязнокровка послушалась. Поттер стоит с палочкой наготове, но ничего не делает, не заживляет раны, потому что я не сказал это делать. На это нет времени. Рассекаю Секо кожу над клубком в сгибе локтя, прихватывая заляпанными щипцами осколок и швыряя, почти не глядя, в огонь. Боль пронзила пальцы, впилась в ногти. Встряхиваю рукой, чувствуя застывающую на коже корку крови, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения. Ну нет, ко мне вы не подберетесь, маленькие твари. Уизли задергался в кресле, пришлось сжать его запястье, вдавить в подлокотник скользкую от крови руку, разрезая плечо и вынимая камень. Боль стрельнула в локте. Заклятье Грейнджер, сжигающее в камине клубок беснующихся тварей, опалило нервы под кожей, словно ее нет.  Капелька пота скользнула со лба на нос, проложив мокрую дорожку, пощекотав кончик. Сдуваю каплю, вытаскивая самый крупный камень. Руки настолько мокрые, что я почти хватаю клубок тьмы руками, перед глазами туман. Уизли в глубоком обмороке, лицо синюшного оттенка. Делаю шаг назад, швыряя камень вместе с щипцами в камин. — Спасай, герой, — бросаю Поттеру и отворачиваюсь, быстрым взглядом скользнув по напряженному лицу Грейнджер, опускающей палочку. Шутливо отвешиваю поклон и, пытаясь не шататься на слабых ногах, почти бегом покидаю гостиную. Вот почему они делят магию на светлое и темное. Потому что такие гадости с помощью парящих бабочек и лепестков розы не удалишь. Только кровь, гной и боль. Мерзко. Мерлин мой, как это мерзко.