Под властью кинжала

Белль бесцельно брела в поле, среди высоких золотистых трав, и тихонько напевала пастушескую песенку своим мелодичным голосом. Весенний ветерок шевелил тонкие стебельки, достававшие ей до колена, словно пытаясь привлечь внимание красавицы, и своим бодрящим дуновением касался светло-голубого платья, которое доходило до ее обнаженных лодыжек. Он же игриво трепал густые каштановые волосы, в то время как солнце касалось лица девушки теплыми лучами, а воздух дарил свою свежесть. Теплая влажная почва под босыми ногами была мягче роскошнейших ковров, и Белль бесцельно бродила по еще не распаханной земле. Будь это год тому назад, подданные королевства засеяли бы поле отборными злаками, но тогда еще не пришли огры — жаждущие крови чудовища в доспехах и с шипастыми дубинами в руках, разрушившие мир и благополучие в стране. Легкий ветерок унес прочь последние звуки пастушеской песенки, и тут же меланхоличный вздох сорвался с губ Белль. Улыбка исчезла, уступив место нахмуренным бровям и сосредоточенному выражению лица. С начала войны столько всего произошло, пока армии сражались друг с другом, что девушка сомневалась, сможет ли она когда-нибудь еще чувствовать себя счастливой. Люди, которых она считала своими друзьями, либо погибли на войне, либо были на фронте, либо показали свою истинную сущность, спешно упаковав вещи и бросив свою страну на произвол судьбы. Отогнав унылые размышления о потерянном домашнем очаге и погибших друзьях, Белль бросила спокойный взгляд на небольшой домик, стоявший на краю просторного поля. Теперь она жила здесь — в этом старомодном, но милом строении из серого камня, которое предоставила ей вдова человека, погибшего в первом сражении с дикарями-ограми. Вне себя от ужаса и горя, женщина покинула свой дом, поклявшись никогда не возвращаться. Дрожь пробежала по телу Белль, когда она припомнила трагическую сцену прощания с покойным — его привезли вместе с другими убитыми, чтобы вдова могла опознать своего мужа. Плача и в исступлении вырывая на себе волосы, вдова кричала, что, по слухам, земли королевы Регины защищены лучше, чем убогие деревушки ее родины — покрытого лесами, небольшого государства. И даже самый жалкий городишко смотрится центром оживленной культурной жизни рядом с самым большим из городов в королевстве Мориса. Вдова потрясала кулаком в адрес тучного, усталого монарха, и поклялась присягнуть той правительнице, которая этого достойна. Когда женщину увели, Белль неохотно согласилась с тем, что, возможно, это было правдой. Однако она сама оставила родной очаг и семью, и вместо этого переехала в чистенький домик, который находился вдалеке от любопытных глаз и от тех, кто жаждал жить в благополучных городах — больших или не очень. Ухоженные голубые и темно-фиолетовые цветы, полные весенних соков жизни, окаймляли домик, а большие любопытные пчелы и бабочки, утолив свою жажду нектаром, лениво, в свое удовольствие роились вокруг. Кроме домика, здесь стоял маленький красный курятник и пристройка-хлев, где уютно пощипывала сено и мычала единственная толстая корова. Отсылая Белль из дома, отец просил у нее прощения за то, что вынужден отправить ее в эту жалкую, недостойную принцессы лачугу, но Белль не имела ничего против того, чтобы сбежать из роскошной обстановки королевского дворца. В отличие от дворян и утонченных леди, готовых рухнуть в обморок при одной мысли о таком убогом существовании, Белль всей душой полюбила маленький чистенький домик. Втайне она предпочла бы эту хибарку из серого камня любому замку. Война подбиралась все ближе к столице, вот почему папа послал Белль сюда, в безопасное место. Авонлия, главный город королевства, пала под натиском орудийных башен дикарей-огров, и монарх хотел, чтобы его дочь находилась подальше от ужасного кровопролития. Не обратив внимания на протесты Белль, отец и будущий жених отправили девушку вместе со старой служанкой в этот домик, чтобы огры, победив в войне, не добрались до Белль и не убили ее, или не сотворили с ней что-нибудь еще более ужасное. Разумеется, это был акт благородства, как прекрасно понимала Белль, но она не была хрупким, нежным цветочком. Она смогла бы постоять за себя при помощи небольшого или даже боевого кинжала. По части ума принцесса могла бы посоперничать с мужчинами, и пару раз — без ведома отца — она придумала хитрые тактические ходы, которые помогли выиграть решающие сражения. Как же Белль хотелось оказаться полезной! Но мужчины королевства — многие из них — считали, что место женщины не на поле битвы или на военном совете, где разворачивают старые карты и обсуждают тактическую борьбу. Женщина должна быть подальше от гущи событий и заламывать руки в тоске. Осознание собственной беспомощности было невыносимо - все, что женщине остается, это растить наследника и выглядеть красивой в мирные времена, и в глубине души Белль поднимался гнев при мысли об этом. Однако, невзирая на свое возмущение, она была вынуждена согласиться с решением отца — принимая во внимание его здоровье. Он пытался нанять войска, и не стоило добавлять к его заботам еще и мелкие стычки с упрямой дочерью. Отец умолял ее уехать в память о покойной матери Белль, которая горевала бы, погибни принцесса в расцвете лет, и этого оказалось достаточно, чтобы сломить ее сопротивление. — Леди Белль! — Сара, полная служанка преклонных лет, присматривавшая за Белль, окликнула ту из уютного домика. Добрый голос служанки вспугнул мысли Белль, и она с улыбкой повернула голову. Сара Поттс была ярким примером любимой и любящей служанки. Светло-голубая матерчатая шапочка прикрывала массу вьющихся волос, наполовину серебристых, наполовину золотых, как мед. C годами Сара несколько располнела, но была столь же вынослива, как ломовая лошадь, и могла бы трудиться без жалоб от восхода до захода солнца. Вокруг глаз у нее было немало морщинок, но больше от смеха, чем от усталости и забот, а щеки с ямочками украшал богатый румянец. Казалось, будто Сара постоянно работает — и веселится. Всю жизнь она прислуживала королевской семье и больше всего на свете любила свою работу. Сара стала Белль, как мать, после того, как еще маленьким ребенком принцесса лишилась своей родной матери. Темно-голубое платье Сары, облегавшее ее полную фигуру, свесилось вниз, когда та поудобнее перехватила небольшую плетеную корзинку, которую сжимала в руке. Сара широко улыбнулась, глядя, как приближается к ней ее подопечная своей обычной походкой — словно листик, колеблемый ветром. Служанка всегда гордилась тем, что растила принцессу, и не упускала случая упомянуть данный факт — и возможно, в этом было что-то от тщеславия. — Послушайте, — довольным тоном начала Сара, когда Белль прислонилась к чистому белому забору, отделявшему поле от лужайки. Расправив платье пухлыми пальцами, она продолжала в своей обычной рассудительной манере: — Я запрягла Филиппа, и мы отправляемся в город. Через неделю я вернусь, купив побольше продуктов. Тут улыбка Сары исчезла, а глаза настороженно - но, тем не менее, не потеряв выражения благожелательности — сузились. Слишком хорошо она знала озорной, любопытный характер Белль, так же как и то, что принцесса постоянно витала в облаках. — И я надеюсь, что вы не будете ходить в лес до тех пор, пока не понадобится убегать от огров. Достаточно и поля. Белль тяжело вздохнула, предчувствуя, как это будет скучно. — Обещаю, моя дорогая Сара, — сказав это, она нежно потрепала стареющую женщину по обветренной щеке. Довольная Сара испустила легкий милый смешок, напомнив Белль счастливую беззаботную птичку, и присела перед наследницей короны в легком реверансе. — Теперь вы связаны словом, леди Белль, и не попадете ни в какие неприятности, — она предостерегающе помахала пальцем перед носом у Белль и добавила: — Вы больше не неуклюжая девчонка, которая вечно ищет маленьких приключений, таскает со стола фруктовые пирожные к чаю и забирается во все уютные и укромные уголки, какие только найдет, чтобы там читать весь день. Вы красивая молодая женщина, и я хочу, чтобы вы больше не озорничали. — К сожалению, этого я обещать не могу, милая Сара, — светлые глаза Белль смеялись, пока она потихоньку колупала заборчик ногтем — в основном для того, чтобы рассердить служанку. Затем она обняла Сару за плечи и повела к телеге и запряженному в нее клайдесдельскому тяжеловозу, который нетерпеливо скреб копытом землю и встряхивал гривой. — Я провожу тебя до конца дороги. Когда Сара и ее лошадь скрылись, превратившись в далекое пятно в облаке серой пыли, красавица вздохнула еще раз. Сияющая улыбка пропала, словно эта пыль унесла ее с собой, как лучик света. Уперев руки в бока, девушка одиноко разглядывала следы грязи на земле, как будто это были линии ее сердца. Даже у Сары больше возможностей для приключений и новых событий, чем у нее самой. Безжалостное воображение подсказывало, что наверняка кто-нибудь встретится милой старой служанке во время ее поездки — к примеру, разбойники, сбежавшие феодалы, вассалы, паломники, дезертиры. А она, Белль, чуть ли не вынуждена сидеть взаперти в заброшенном местечке, пока на свете ее ждет так много интересного! Почему все считают ее хрупкой неженкой, которой не подобает искать приключений? Отца даже путешествие в это потаенное убежище и то обеспокоило! Плечи Белль угрюмо опустились, когда она повернулась, чтобы направиться обратно в домик, как подобает послушной королевской дочери. Зная Сару, она предположила, что завтрак из грибов, хлеба и сыра уже готов, и на столе наверняка лежит записка с подробным описанием того, каким образом они появились в домике, как будто Белль не занималась домашним хозяйством сама. Она работала больше Сары, доила единственную корову, которая у них была, собирала яйца в курятнике, копалась в саду и делала множество других вещей, чтобы помочь старой служанке. Кроме того, работать ей было приятно. Белль больше нравилось быть полезной, чем иметь кучу прислужниц, которые могут подать тебе то и принести это. Она все еще непроизвольно хмурилась, припоминая, как Сара по мере возможностей уклоняется от ее помощи. Не принято, чтобы благородная леди занималась тем же, что и люди незнатного происхождения. По крайней мере, почти брюзгливо подумала Белль, работа, которой занимается простой люд, это лучше, чем сидеть вообще без дела! Конечно, если бы все было по указке Сары Поттс, Белль целыми днями рассиживала бы в тени домика в своем лучшем платье, ожидая, пока прискачет сэр Гастон и объявит, что огры отступили, и можно, наконец, планировать их свадьбу! Вот она, жизнь принцессы, которую отослали, мысленно сплюнула Белль. Ей ничего нельзя делать, и никаких новых событий не предвидится! Окончательно разозлившись, девушка как следует топнула ногой об землю. Ее босую ступню мгновенно пронзила боль, словно там было что-то твердое, и Белль взвыла. Схватившись за ногу, она упала на землю, отчасти желая, чтобы этот шум не донесло порывом ветра до ушей Сары — та тут же прискакала бы обратно и отложила поездку на несколько дней, чтобы присмотреть за своей подопечной. Нога чудовищно пульсировала, как будто изнутри по ней стучали молотком. Бросив взгляд на поврежденную ступню, Белль готова была побиться об заклад, что к утру там появится синяк, и Сара, если случайно его увидит, уверится, что Белль нарушила свое обещание. Вроде бы ничего не сломано, но от осознания этого настроение Белль не улучшилось. Она задумалась о том, не ударилась ли о край какого-то камня, и сердито, но в то же время с любопытством, принялась исследовать землю, ожидая обнаружить круглый камень. Вместо этого пальцы Белль нащупали нечто твердое и тяжелое, но никак не похожее на то, что она думала найти. Не обращая внимания на пульсирующую боль в ноге, не заботясь о том, что она пачкает платье, девушка встала на колени и принялась копать землю руками, пока не наткнулась на грязный, старый деревянный ящичек. — Что это за… — начала было Белль. Ящичек был черный, как почва, и напоминал о каком-нибудь древнем артефакте. Грязь въелась во все его трещины и щели вместе с землей. Найденный предмет то ли когда-то был забыт каким-то путешественником на дороге, то ли его здесь закопал ребенок, чтобы сохранить свои маленькие сокровища в целости. Выглядел он совершенно обыкновенным, и все же что-то насторожило красавицу, пока она отскребала с него лишнюю грязь. Дерево прогнило и, по-видимому, его уже давно должна была выкопать или разрушить чья-нибудь соха. Низкий раскат грома заставил красавицу резко вскинуть голову — на горизонте появилось скопление серых туч. Не раздумывая более, Белль схватила ящичек, и, бережно прижимая его к груди, поспешила в домик, прихрамывая. Некая доля радости закралась в ее ум — у нее появилось нечто свое, пусть даже это лишь на один вечер. Дождь еще только начинал осторожно постукивать в окно, когда Белль села и поставила ящичек перед собой. Быстро позавтракав, проверив, в порядке ли куры и заперта ли корова в хлеву — при этом Белль еле шла, прихрамывая на одну ногу — девушка вернулась домой, надела чистое платье и слегка помазала мазью свою поврежденную ногу, чтобы унять боль. Теперь, в безопасности, завершив все свои домашние обязанности, красавица с удовольствием вслушивалась в то, как гроза разворачивается во всей своей красе за окнами, в то время как ее собственное внимание приковал к себе таинственный ящичек. Он и в самом деле выглядел так, как будто кто-то подарил его ребенку. На нем даже не было замочка. — Может быть, это какая-то хитрость, — пробормотала Белль себе под нос — дурная привычка, приобретенная по причине постоянно обуревавших ее мыслей и кипучести воображения. — Какой-нибудь пират спрятал свои сокровища. Или в ящичке лежит книга заклинаний, принадлежавшая давно умершему волшебнику, — она в задумчивости похлопывала кончиком пальца по подбородку. Конечно, все это только мечты. Вряд ли «эта странная девушка Белль» смогла бы найти нечто столь значительное в реальности. Но почему бы и не помечтать немного? Глубоко вздохнув, красавица решилась. Сверкавшие в небе серебристые молнии и раскаты грома усилили ее волнение, пока она открывала ящичек. Изнутри поднялся затхлый, тошнотворный запах, словно в подтверждение его старости. Поначалу девушке показалось, что в пламени свечей блеснуло золото, но затем ее плечи уныло опустились. Хлам. Детский хлам. Несколько кругленьких камешков, сморщенные листья, сломанная игрушка, перо ястреба и гниющая соломенная кукла с навеки застывшей улыбкой — вот что лежало в ящичке. Сокровища маленького ребенка. У Белль невольно вырвался разочарованный вздох. Все еще держа руку под подбородком, она чувствовала себя обманутой. — Ты всегда была глупой, Белль, — упрекнула она себя — как можно было даже помыслить о том, чтобы в этом ящичке лежало нечто волшебное и могущественное! Возможно, ее отец и сэр Гастон были правы — ее любовь к книгам закончилась тем, что она превратилась в женщину, чья голова забита ненужными сведениями и несбыточными мечтами. В расстройстве оттолкнув от себя ящичек, Белль даже не заметила, в какой опасной близости от края стола он находился. Как итог, прежде чем Белль успела удержать ящичек от падения, он обрушился вниз, и все детские сокровища кучей вывалились на пол. Белль вздохнула — привычка, от которой она мысленно приказала себе отучиться — и встала, чтобы положить весь хлам обратно в ящичек. Но тут пламя свечей бросило отблеск на нечто металлическое, лежавшее под перевернутым ящичком. Стоя на коленях, Белль не обращала внимания на детские вещички, разбросанные на полу, и даже на то, как дождь усердно барабанит по крыше устойчивого каменного строения. При падении от ящичка отломился тонкий кусок дерева и теперь валялся в общей куче хлама. — Фальшивое дно? — громко, вслух, произнесла Белль. Поставив ящичек перед собой, она обнаружила лишь тонкую полоску стали, завернутую в добротный кусок голубой атласной ткани. Торчавший наружу кончик лезвия весело поблескивал в мерцающем пламени свечей. Любопытство Белль разгорелось еще больше оттого, что металл нисколько не потускнел. Что же это за кинжал, который, находясь под сырой землей и в деревянном ящичке, не заржавел и даже не потускнел? Взвешивая оружие в руке, Белль нашла, что оно гораздо легче, чем любой иной кинжал, попадавшийся ей прежде — даже тот, что она носила под платьем, и то был тяжелее. Зачарованно и даже чуточку торжественно Белль освободила кинжал из атласной ткани, и та забыто упала на пол. В руках девушки находился крис — волнистое лезвие было безупречно, рукоятка обтянута простой черной кожей. Единственным, что придавало загадочность этому прекрасному лезвию, было имя, начертанное - нет, даже выжженное — на клинке. Оно походило на клеймо, которое ставят на мелкий и крупный рогатый скот. Пристально вглядываясь в буквы при слабеющем свете, красавица растерянно прочитала имя — шепотом: — Рум… Румп… Румпель… Румпельштильцхен?.. В одно мгновение беспорядочно мигавшее пламя свечей погасло. В воздухе не осталось даже серого облачка дыма. Постукивавший по крыше дождь прекратился, хотя тучи так и оставались висеть в небе. Пораженная красавица почувствовала, как тепло уступило место пронизывающему холоду, и создалось впечатление, будто сами стихии в панике отступили перед чем-то ужасным, оставив все остальное на произвол судьбы. Присутствие чего-то недоброго появилось в доме — заползло, как черный туман. На глазах у Белль, как порождение ее объятого ужасом разума, прямо перед ней заклубились фиолетовые волны, подобно испарениям ядовитого болота, прежде чем исчезнуть, как дым. Открытые, но до того надежно укрепленные ставни дико загромыхали, как под порывами несуществующего ветра. А затем все стихло. На какое-то время, когда дождь вновь начал стучать по крыше, показалось, что все, как обычно, однако Белль тут же осознала, что в комнате, кроме нее, есть что-то… или кто-то. Она не видела, но ощущала это, и слышала за своей спиной ровное и еле слышное дыхание. Волоски на руках Белль поднялись дыбом, по спине пробежала дрожь. В ушах пульсировала кровь, сердце бешено колотилось. Изо всех сил стискивая в руках кинжал с кожаной рукояткой, храбрая красавица сглотнула и одним движением поднялась на ноги. Крепко держа оружие, слыша, как сердце стучит у нее в груди, как барабан, она приготовилась ударить кинжалом существо, проникнувшее в дом. Глубоко вздохнув, Белль взяла себя в руки и повернулась. Никого не было. В сером полумраке, которым теперь наполнился домик, никто не встретил взгляда Белль. Возможно, у нее просто разыгралось воображение, да и гроза… На мгновение красавица облегченно вздохнула, а затем опустила взгляд на захламленный пол. Крик ужаса чуть не сорвался с ее губ, когда у своих ног девушка увидела… нечто худое, гибкое, одетое в кожу, стоящее на четвереньках. Завеса спутанных, грязных, длинных коричневых волос скрывала лицо. Белль хотела закричать, но ни один звук не мог вырваться из ее сдавленного страхом горла. Время тянулось долго и мучительно, пока красавица не могла говорить;, а пока оба только дышали — Белль в ужасе, существо в изнеможении или ярости, а возможно, испытывая и то, и другое. После целой, казалось, вечности существо заговорило — низким, на первый взгляд почтительным, но предательски вибрирующим тоном: — Вы звали, госпожа, — прошипело оно, и не было сомнения, что за его словами кроется сильный гнев. Даже в полумраке можно было заметить, как когти на его пальцах царапают пол, оставляя на холодном камне следы. — Я… звала? — с трудом проговорила Белль, больше удивленная тем, что это существо с всклокоченной головой умеет разговаривать, чем самим фактом. Было очевидно, что оно пытается встать, но пока что оставалось на месте, словно прикованное к полу и к теням на нем, и спутанные коричневые волосы по-прежнему скрывали лицо. Кажется, существо что-то прорычало, но Белль не была в этом уверена, у нее по-прежнему не было слов для каких-либо описаний его присутствия здесь. — Мое имя на кинжале, госпожа. Вы вызвали меня, и ваш раб явился. Ум красавицы лихорадочно заработал — имена, вызвать… — Я не понимаю, — она пристальнее вгляделась в темноту, скрывавшую существо. — Кто вы? Не могли бы вы, пожалуйста, выйти на свет? Собеседник мгновенно вскочил на ноги. Высоким он не был, но страх заполонил Белль изнутри. Один решительный, широкий шаг — и он стоял в слабом свете, струившемся из окна. Его темно-серая, как пепел, кожа блестела золотом при освещении угасающего дня, а глаза были совершенно черны — без зрачков и радужек. Белль захлебнулась отчаянным криком ужаса и отпрянула назад, уперлась в холодную стену домика спиной — словно пойманная в ловушку крыса перед ненасытным хищником. Она стискивала кинжал изо всех сил, сознавая, что только он может хоть как-то ее защитить. Ее волосы мятежно рассыпались по лицу, но глядя на существо, стоявшее перед ней, Белль этого не чувствовала. Он яростно смотрел на нее, так твердо стиснув челюсти, как будто не желал говорить вовсе. Но против воли он все же разомкнул губы: — Мое имя Румпельштильцхен. Темный. Его лицо скривилось от отвращения, будто он попробовал что-то ядовитое и пытался выплюнуть: — И теперь я ваш раб.