***
Только в доме Аморетти Гажил понял, насколько были правы все опрошенные. И пьяница Ромбо, и истеричные Грета с Милой, несостоявшиеся актрисы, и тихий, похожий на забитого дурачка, музыкант по фамилии Баумгертен. «Вы понимаете, совершенно ничего подозрительного! Молодежь между собой не знакомая и знакомиться не спешила, все опасаются, что это соседу достанется больше внимания. А потом гостей приглашают выступить со своими вещами. Никто, ясное дело, не хочет быть первым, первых не запоминают. Тогда кто-то из мэтров, посмеиваясь и подшучивая, выходит «на разогрев», и официанты разносят напитки. С бокалом вина или рюмкой коньяку все сразу делается совсем не страшно. В зале места мэтров освещены чуть тусклее, чем сцена, а кресла для новичков в тени. И ты видишь, как тебе аплодируют великие артисты. Головокружительно! А потом сама Амалия Солони говорит «Это было божественно!» и целует в щеку. Представляете? Сама Амалия!» Глаза худого горбоносого парня, встретившего их в обнимку со скрипкой, влажно блестели, когда он рассказывал о встрече со своей теперь уже почти бывшей супругой, знаменитой виолончелисткой. Потом он покачал головой: «И так отвратительно, так пошло!.. Зачем ей это? Она ведь уже старая, совсем-совсем старая!». На прощание скрипач спросил, не хотят ли они послушать его последнюю мелодию. Скрипка уверенно легла на плечо и заголосила жуткими душераздирающими звуками, которые могли бы родиться разве что от связи больного зуба и ржавой пилы. Они с Мелкой решили тогда, что этот малый тоже здорово подсел на какое-то «успокоительное», ведь нельзя же в самом так дико надругаться над ушами слушателей и искать славы? Сегодня, вечером понедельника, когда они с Леви, принаряженные и с пригласительными билетами, вошли в дом мецената, Гажил смог разглядеть ту истину, о которой помалкивали все опрошенные. Здесь все были невероятными бездарями! Но мэтры в самом деле хлопали им: визгливым певичкам с провинциальными романсами, лет десять как устаревшими, поэтам, виртуозно рифмующим «любовь-морковь», прозаикам, под чей бубнеж можно было заснуть быстрее, чем те дочитают первую страницу своих нетленок. Агенты разделились еще на подходе к особняку, чтобы не привлекать лишнего внимания, и Гажил быстро затесался в толпу чахлых уродцев с футлярами для гитар, мандолин и скрипок. Белый концертный рояль, похожий на трехногого горбатого буйвола, уже ревел под пальцами неизвестной пианистки, словно ведомый на кастрацию. Железный Убийца Драконов вдруг подумал, что не такой уж он и железный. Гажил цапнул с подноса пробегавшего разносчика два бокала сразу и выпил залпом, не разобрав даже вкуса.***
Леви старалась не обращать внимания на выступающих, она присматривалась к почетным гостям. Их теперь было поменьше, история со скандальными разводами не прошла даром, но явилось и несколько фигурантов из протоколов Грегора. Амалия Солони, сплошь в черных шелках и перьях, была словно бы в трауре, и скорбно глядела на новых скрипачей и пианистов. По стилю исполнения, надо полагать, эти юноши напоминали ей беглого муженька. Волшебница, пристроившись в неудобном и темном углу, откуда был виден скорее затылок очередного дарования на сцене, следила за лицами мэтров. У кого промелькнет возмущение, кто брезгливо поморщится под завывания «таланта»? Но все сидели с умиленными лицами добрых дедушек и бабушек на концерте в детском саду и кивали ободряюще. Неужели, все они здесь собрались на «смотрины»? — Ужасно, не правда ли, юная леди? — раздался вдруг над ухом шелестящий смешок. Поблескивая золотым пенсне, на Леви глядел Пауль Гук, глава книгопечатного предприятия «Руна Фиора». — Увы, это вовсе не шлак искусства, как вы могли подумать. Это та самая руда, из которой выплавляются нынче все «золотые» и «серебряные» голоса, лепятся лица года и так далее. Грамотная реклама, влиятельные спонсоры — и вот вам новая зведа-однодневка. Это только бизнес, юная леди. Пауль, позвольте представиться! Леви чуть покраснела и тоже назвала свое имя. Господин Гук, книги чьих типографий наполняли ее собственную библиотеку, вовсе не производил впечатления развратного старикашки. Это был высокий седой мужчина, похожий на Дон Кихота, только из нашего времени и немного циника. Больше никаких тазов на голове, и острое слово вместо пики. — Вы еще не пробовали здешнего игристого медового? Позвольте угостить, на трезвую голову слушать их все равно невозможно, — усмехнулся Гук, подзывая официанта с напитками. Леви уже подозревала, что неизвестное зелье было подмешано в угощение, и если бы ее новый знакомый предложил какой-то эксклюзивный коктейль или сам выбрал другой напиток, был бы повод насторожиться. Но фужеры со знаменитым вином Лаванды разносились здесь для всех одинаковые, а лить неведомое приворотное средство в целую бочку вина… Это казалось чистым абсурдом! А вино было и в самом деле недурным.***
На сцене Гажил был уже весел и свиреп. Плевался в зрителей аккордами, рвал струны, ритмом глушил все собравшихся. И этих глухих тетерь на диванах, и толпу криворуких калек на заднем плане. Ему было почти смешно, когда какая-то калоша в синем бархате бросила розу к его ногам и принялась рассыпать воздушные поцелуи, пачкая свои перчатки помадой. Мелкая хлопала от души, что было гораздо приятнее. И тогда Гажил решился на одну балладу, которая на его взгляд была слишком хороша для собравшейся здесь плесени и швали. Гитара брызнула насмешливым хохотком проигрыша и артист, прикрыв глаза, начал глуховато и четко: Когда я выучил все буквы И начал говорить, меня послушав, Ты крикнула: «Да это же Записки сумасшедшего, Я их уже читала, это скучно!»…* А вот когда раздались финальные аплодисменты, Леви в зале уже не было. Гажил не дослушал их, сунув гитару кому-то на сохранение, и двинулся искать напарницу.***
В коридоре его вел нюх, след Мелкой не успел остыть, и Гажил столкнулся с ней на длинной садовой террасе. — Ты куда подевалась? Я уже решил, что тебя успели не только подпоить, но и замуж взять пару раз! — Не говори ерунды. Я, знаешь, с кем познакомилась? Сам Пауль Гук, книгопечатник! И он пообещал мне новую книгу по магической дешифровке с автографом автора! Я и не знала, что она уже вышла. — А где этот «сам»? Дай хоть гляну, что за хрен, — нахмурился Гажил. Что-то в поведении Мелкой его настораживало. — Вот еще! Мы же с тобой не знакомы, ты забыл? Скройся, не ломай мне интересное знакомство, — замахала на него Леви. — Не раньше, чем он покажется из-за угла. Вокруг фонаря под навесом кружили майские жуки, стучались в стекло с ореховым треском. Леви зябко обхватила себя за голые плечи, сердито хмыкнула и отвернулась. Прошла минута-другая, Гук все не показывался. — Странно, где он так долго? — Печатает. Хорош мерзнуть, пойдем обратно в зал, он тебя и там найдет, если надо. — Да, пожалуй… Ай! — Леви резко передернула плечами и уставилась на товарища с ужасом. — Мне под платье, кажется, жук свалился… Ай, он царапается! Он на спине у меня, Гажил, вытащи!.. — О, черт!.. Нафиг ты так его затянула?! У меня рука не пролазит… — Да там не шнуровка, там молния сбоку… Мама, он дальше полез!.. Борьба с платьем, с жуком и с какими-то кружевными лоскутками, в которых тот запутался, затягивалась. Появление «самого Пауля Гука» Леви пропустила, а тот, взглянув мельком на занятую парочку под фонарем, со злой досадой стиснул зубы, прошептал под нос нечто непечатное и тихо исчез. Гажил слышал шаги за спиной, но не счел нужным оборачиваться на них. В этой суетливой возне, в случайных касаниях к голой коже и щекотных прикосновениях шелковистых локонов, уложенных в прическу, были свои пьянящие чары. Он чувствовал себя хмельным и неловким, но растягивал эту неловкость уже почти нарочно, с дурацкой ухмылкой поддатого гуляки, который, ища уборную, случайно вломился в спальню к хозяйской дочке. Стыдясь сам себя, он все же взглянул в лицо Мелкой, пытаясь угадать, получит ли по морде прямо сейчас, или чуть позже. И замер, ошеломленный увиденным. Леви, полуприкрыв глаза, и не думала его отталкивать. С жарким румянцем на щеках, с какой-то странной улыбкой она потянулась навстречу Гажилу, даря легкий поцелуй, а обещая что-то куда большее. Парень почувствовал, что голову его повело, и руки сами сжали тонкую талию под полурасстегнутым корсетом. — Ты… Постой, погоди… Он не помнил вкуса того первого их поцелуя, который случился в черной воде Рыбьей Морды, тогда было не до поцелуев, а после оставалось только воображать, строить нереальные планы на продолжение и кусать себе локти. Сейчас же творилось что-то непонятное, незапланированное, но однозначно приятное. В голове разливалась восхитительная пустота, руки и губы жадно прижимали гибкое тело такой желанной, такой покорной… Пальцы скользнули под подол, двинулись вверх по бедру, шалея от безнаказанности, поддели кружевную резинку куцего бельишка. И тут его словно током шарахнуло, озарило простой догадкой. Это и есть то самое чертово зелье, или заклинание, или черт его матерь знает что, но не то, на что он, кретин, успел раскатать губу! И если они с Леви сейчас пойдут дальше, зайдут за точку невозвращения, то она ему никогда не простит, а сам он будет таким же похотливым козлом, что и все эти старые пердуны, покупающие молодое мясо на своей «Ярмарке талантов». Черт!.. Провалитесь вы все со своими зельями, чтоб вам подавиться! Уже зная, что стоит за внезапным подарком судьбы, чувствуя себя паскудным вором, перехватившим чужой хабар, Гажил напоследок хватал горячие поцелуи, считая про себя секунды.***
Вторник они встретили в лаборатории отдела магической полиции, где эксперт лягушачьей наружности выкачал из агентов по полпинты крови на анализы. Леви была какая-то заторможенная и бледная, словно траванулась снотворным. Ей эксперт предложил таблетку универсального антидота, и тогда девушку просто сморил сон. Гажил стоически вытерпел беседу с местным начальством, нацарапал скупой отчет о проведенной вылазке и отпросился отсыпаться до вечера. К четвергу в лаборатории было готово заключение экспертизы. Зелье в самом деле было подмешано в спиртные напитки, и действие его запускалось при выбросе в кровь определенных гормонов, сопутствующих романтическим приключениям жертв. — То есть, понимаешь?.. Первый же поцелуй срабатывал как искра на порох! Это как же надо было рассчитать нервную реакцию, чтобы подобрать такой состав, — со смесью негодования и восхищения говорила Леви, вчитываясь в малопонятные формулы и таблицы. Волшебница так и не узнала, как закончился тот вечер, Гажил сдержанно пояснил, что она стала вести себя нехарактерно, и он сразу же забрал ее с приема. Сейчас он мрачно глядел на шахматную доску, где Барсова ладья коварно стояла в засаде, и не знал, что ответить. В открытое окно номера ветер нес медовый запах цветущих деревьев и лаванды, а Железного Убийцу Драконов от него чуть ли не тошнило. Зелье в вине не взяло Гажила, его организм, закаленный драконьей магией, переваривал и не такое. Но чувство неведомой отравы все не покидало, разъедало где-то глубоко внутри. — Скорее бы в Эру. У меня эта Лаванда уже навязла в зубах, — проворчал он наконец и сам подставился под шах и мат. Иксид поглядел на партнера задумчиво, будто знал, в чем дело, но ничего не сказал и принялся собирать фигуры.