Победитель

Это бы­ла стран­ная ночь – аб­со­лют­но не­логич­ная, не­типич­ная, не­нор­маль­ная, ка­кая угод­но. Впро­чем – Шер­лок мыс­ленно по­жал пле­чами – ког­да ря­дом Джим, имен­но так обыч­но и бы­ва­ет: не­типич­но и не­нор­маль­но. Джи­му бы­ло хо­рошо. То есть фи­зичес­ки, на­вер­ное, пло­хо – тем­пе­рату­ра ос­та­валась вы­сокой, на лбу и вис­ках выс­ту­пила ис­па­рина, иног­да он бес­по­кой­но вздра­гивал и цеп­лялся паль­ца­ми за ру­баш­ку Шер­ло­ка. Но всё рав­но хо­рошо – ему не ос­та­вили вы­бора, за не­го всё ре­шили и, что бы ни слу­чилось пос­ле, он не не­сёт за это от­ветс­твен­ности. Всю от­ветс­твен­ность Шер­лок взял на се­бя и те­перь пы­тал­ся ре­шить, что с ней де­лать. Су­дя по все­му, иг­ры кон­чи­лись – это он хо­рошо по­нимал. Те­оре­тичес­ки, ко­неч­но, мож­но де­лать вид, что ни­чего не про­изош­ло, мож­но поп­ро­бовать сно­ва иг­рать, но… Раз­ве мож­но бить друг дру­га в пол­ную си­лу – пусть да­же хо­дами – пос­ле это­го? А иг­рать впол­си­лы – смеш­но, не­лепо и ни­кому не нуж­но. А ес­ли иг­ры уже нет, есть ли что-то за её пре­дела­ми? Как во­об­ще оп­ре­делить, где за­кан­чи­ва­ет­ся иг­рок и где на­чина­ет­ся че­ловек? По­хоже, да­же Джи­му это не под си­лу, ина­че он не до­вёл бы се­бя – вот до это­го… Сер­дце дёр­ну­лось и бо­лез­ненно сжа­лось, ког­да во­об­ра­жение в со­вер­шенно не­нуж­ных под­робнос­тях на­рисо­вало нес­коль­ко жут­ко­ватых кар­тин. Пред­ста­вить, что тво­рилось с его со­пер­ни­ком-пар­тнё­ром эти два ме­сяца, тем бо­лее с учё­том ин­форма­ции, вы­дан­ной Мо­раном, бы­ло нес­ложно. Да у Джи­ма всё на ли­це на­писа­но! И на те­ле… Хо­тя как раз об этом луч­ше не ду­мать. Глу­по, на­вер­ное, вот так ле­жать в од­ной пос­те­ли и не де­лать ни­чего – прос­то прис­лу­шивать­ся к ды­ханию, иног­да ка­сать­ся ру­ки или во­лос, ког­да Джим на­чинал бес­по­кой­но ме­тать­ся. Нор­маль­ные лю­ди в пос­те­ли спят или за­нима­ют­ся лю­бовью, а не… Как во­об­ще на­зыва­ет­ся то, что сей­час про­ис­хо­дит? Слиш­ком слож­но во всём ра­зоб­рать­ся, ес­ли зна­ния в об­ласти ро­ман­ти­чес­ких от­но­шений по­чер­пну­ты из нес­коль­ких про­читан­ных в юнос­ти сти­хов и ро­манов - и ни­какой лич­ной прак­ти­ки. Впро­чем, зна­ния не очень-то и нуж­ны, ког­да есть от­чётли­вое по­нима­ние - это всё-та­ки любовь, та са­мая. В ней нет ни­чего кра­сиво­го, лишь бо­лез­ненная за­виси­мость, от­ча­ян­ная страсть, жаж­да под­чи­нения и без­на­дёж­ное стрем­ле­ние сде­лать сво­им - лю­бым спо­собом. Да, о та­кой вряд ли на­пишут в ро­манах, но это всё рав­но она. Мыс­ли раз­бе­гались, рас­те­кались и сно­ва воз­вра­щались к Джи­му. Ес­ли бы тот с са­мого на­чала по­вёл се­бя по-дру­гому, по­лучи­лось бы у них что-ни­будь?.. Шер­лок не знал от­ве­та на этот воп­рос. За­то знал дру­гое - ес­ли бы Джим не был иг­ро­ком, у не­го бы точ­но не бы­ло ни еди­ного шан­са. А ещё по­чему-то по­дума­лось, что тог­да, в са­мом на­чале, Джим и впрямь мог ки­нуть­ся его спа­сать. И пред­ло­жить иг­ру не столь­ко для то­го, что­бы раз­ве­ять собс­твен­ную ску­ку, сколь­ко что­бы дер­жать его, Шер­ло­ка, под прис­мотром, и под прик­ры­ти­ем иг­ры вы­давать ему не­об­хо­димую для ра­боты ин­форма­цию. Это, ко­неч­но, выг­ля­дело уже не глу­постью, а фор­менным кре­тиниз­мом. Впро­чем, в Боль­шой иг­ре Джим тво­рил ров­но то же са­мое, и его ны­неш­нее по­веде­ние ма­ло чем от­ли­чалось от то­го, двух­летней дав­ности. И оно пе­рес­та­вало быть та­кой уж глу­постью, ес­ли до­пус­тить, что так на­зыва­емая «сеть Мо­ри­ар­ти» - не сов­сем то, что пред­по­лагал Май­крофт, и сов­сем не то, что с та­кой лёг­костью сли­вал Джим. Или у Джи­ма и Май­кроф­та – свои собс­твен­ные иг­ры. Пос­ледняя мысль отоз­ва­лась глу­хим не­доволь­ством, по­доз­ри­тель­но по­хожим на рев­ность. И сов­сем уж стран­ное: те ста­рые про­иг­ры­ши, они ведь не бы­ли слу­чай­ностью. То есть он дей­стви­тель­но про­иг­ры­вал Джи­му по­тому, что слиш­ком ло­гичен, ли­не­ен и, ви­димо, пред­ска­зу­ем, а Джим слиш­ком хо­рошо его знал и с лёг­костью прос­чи­тывал все хо­ды на­перёд. Но раз­ве не бы­ло че­го-то еще? Ес­ли быть с со­бой пол­ностью чес­тным, раз­ве он сам не… хо­тел про­иг­рать? Вер­нее, не так: раз­ве он не бо­ял­ся по­бедить? Оно ведь не уш­ло из па­мяти, то вос­по­мина­ние о пер­вом вы­иг­ры­ше – вот толь­ко пом­ни­лась не ра­дость по­беды, а взгляд Джи­ма – по­тух­ший, ра­зоча­рован­ный, со­вер­шенно мёр­твый. Раз­ве не ма­ячи­ло это вос­по­мина­ние где-то на гра­нице соз­на­ния, не всплы­вало в са­мый не­под­хо­дящий мо­мент, не пор­ти­ло иг­ру? Ког­да со­пер­ни­ку на­чина­ешь со­чувс­тво­вать, то не­осоз­нанно ме­ня­ешь стиль иг­ры – ду­ма­ешь доль­ше, сом­не­ва­ешь­ся боль­ше, бо­ишь­ся уда­рить слиш­ком силь­но. В ре­зуль­та­те, прав­да, про­иг­ры­ва­ешь сам, но уж луч­ше под­ста­вить собс­твен­ную спи­ну, чем опять ис­пы­тывать же­лание от­грызть се­бе ру­ки по ло­коть и зап­ре­щать се­бе это же­лание ис­пы­тывать… …Из оте­ля Шер­лок ушёл еще до рас­све­та. Он оп­ла­тил но­мер до кон­ца дня, поп­ро­сив приг­ля­деть за пос­то­яль­цем и да­же не пы­та­ясь най­ти ни­каких убе­дитель­ных оп­равда­ний то­му, по­чему он не сде­лал это­го рань­ше. Ока­зы­ва­ет­ся, иног­да это пра­виль­но: не ду­мать, а прос­то де­лать. *** В Себастьяне Моране всегда это было – поразительная, в чём-то совершенно детская способность видеть мир простым и понятным. Для него всегда всё просто: приказы надо выполнять, проблемы – решать, не можешь справиться сам – найди того, кто сможет. И даже то, что их с Шерлоком он искренне считал безнадёжным придурками и не стеснялся прямо об этом говорить, Джима не злило. И нисколько не удивило то, что Себ влез в их отношения: на своем веку тот повидал немало тех самых безнадёжных придурков и прекрасно знал, что просто так они не успокоятся. И сделал то, что считал нужным, – в меру своего разумения. Вот только главной проблемы это не решало. Шерлок всё равно уйдет. Он не трофей, его нельзя просто выиграть и оставить себе. И его не удержать – как ветер, как свет, как снежинку на ладони, как ни старайся – бесполезно. Их миры слишком похожи, и что такого нового может дать ему Джим? Вообще-то, Джим точно знал – что, но так же точно знал, что Шерлоку это не нужно. И то, что у них был секс, ситуацию не спасало. Напротив, от этого было только хуже. Потому что не надо было этого делать, просто не надо – и всё. Но Джим не смог отказаться, а потом сидел на подоконнике, потому что ноги подгибались и не держали, и хотелось закрыть лицо руками, но руки пахли Шерлоком, и везде – в голове и во всем теле – был Шерлок, и на губах был его вкус, и это было невыносимо. После он ощущался ещё долго и слишком явственно, этот вкус на губах, и никакой никотин не мог его перебить. Даже сейчас, кажется, если закрыть глаза, его можно почувствовать снова… А скоро Шерлок уйдёт. Всего несколько дней – и он вернётся на Бейкер-стрит, и попытается жить прежней жизнью – если сможет. А потом он уйдёт совсем. Просто потому, что такие живут не долго и счастливо, а коротко и ярко. И быстро сгорают, и их не удержишь и не защитишь, как ни старайся. Джиму самому прекрасно это известно – каково это, когда ты готов на всё, даже сдохнуть – только бы избежать невыносимой скуки. И да, это страшно. И особенно страшно, потому что реально. Потому что законы Игры работают, только пока в них веришь. А когда становится всё слишком взаправду, любая случайная пуля может оказаться последней. Джим зябко кутался в пальто, но не уходил с крыши. Он опять вёл себя как тот самый безнадёжный придурок, понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Уже третий день он приезжал в мансарду - ту самую, в которой когда-то был их единственный секс с Шерлоком, - и выбирался на крышу. В других районах город был суетливым и беспокойным, сиял огнями фонарей, гирляндами и рекламными призывами, шумел бесконечным потоком машин и чужими голосами, а здесь, вдали от центра, жизнь замирала. Ночью здесь было хорошо, покойно и безлюдно, и Джим проводил несколько часов под редкими городскими звёздами, просто вдыхая холодный ночной воздух и перебирая пригоршни воспоминаний. Но сегодня даже звёзд не было: небо оказалось плотно затянуто пухлыми белёсыми облаками и явно собиралось открыть зимний сезон и засыпать город первым снегом. Чужое присутствие Джим ощутил почти сразу, еще до того, как услышал звук шагов и знакомый голос: - Тебе нравятся крыши? Силуэт Шерлока вырисовывался в ночных сумерках - тёмный на тёмном. Пришёл всё-таки… Джим откликнулся: - Мне нравятся звёзды. - Вот как? - Шерлок неопределённо махнул в сторону занавешенного облаками неба. - Не очень удачное время для любования звёздами, по-моему. Какое точное наблюдение, и не поспоришь. Шерлок шагнул ближе: - Я знал, что найду тебя здесь. - Это я знал, что ты найдёшь меня здесь, - Джим бледно улыбнулся. - Пришёл попрощаться? - Не только, - Шерлок смотрел со странным выражением – не то решимости, не то беспомощности. - Я хочу понять... - Понять? И что же? - а впрочем, к чёрту всё. Джим обречённо отвёл взгляд. - Это бесполезно. Поверь, я пытался. Бесполезно. Вот так, можно разворачиваться и уходить. А можно попробовать выяснить хоть что-то - пока есть такая возможность. - Тогда ответь на один вопрос. - Да? - Ты правда думал, что я… - Шерлок помолчал секунду, собираясь с силами и пытаясь максимально точно сформулировать то, в чём пытался разобраться последние дни, - ты правда думал, что я – помешанный на игре маньяк, который даже любить не способен? Иногда честность – лучшая стратегия. И можно не дожидаться внятного ответа от Джима – у того всё на лице написано. - Ну что ж, - Шерлок смотрел в сторону, - уверен, у тебя были основания так думать. Вот только… - Я не думал, что ты не способен, - быстро проговорил Джим. – Я… - Вот только не мог бы ты, - Шерлок повысил голос и взглянул прямо в глаза, - не мог бы ты дать мне самому решать, что делать и чего хотеть? Твою паранойю и комплекс бога становится тяжело переносить! Джим дёрнулся, словно от удара. - Правда? – он тяжело перевёл дыхание. – Правда? Тогда почему ты здесь? Шерлок молчал бесконечно долго и не отводил взгляда, но, похоже, просто не знал ответа. Тишина сгущалась - напряжённая, как затишье перед бурей, почти осязаемая. - Ше-е-ерлок… - непривычно низкий голос Джима вплёлся в тишину, не разрушая её, а словно подчёркивая. - Я спрашиваю – почему ты здесь? Шерлок прикусил побелевшие губы. - Потому что я не знаю, когда увижу тебя в последний раз, - наконец выговорил он тихо и мучительно медленно, словно после долгой борьбы с собой. - Я не знаю, какой раз будет последним. Я понятия не имею, почему, но мне хочется… - Чего? - голос упал до хриплого шёпота. - Закрыть тебя где-нибудь. Желательно в комнате с мягкими стенами. Желательно связанным. - Угу, и на цепи! - Точно, и на цепи, - Шерлок будто не заметил сарказма. - Чтобы не смог никуда деться и ничего с собой сотворить! - Чтобы ждал тебя, да? Бесконечно ждал тебя в комнате с мягкими стенами?.. - Джим дёрнул ворот, задыхаясь, с трудом выталкивая из себя слова. - Я бы ждал, Шерлок. Я бы ждал тебя сколько угодно, но я тоже не знаю, какой раз будет последним. Может быть, это он и есть? Прямо сейчас. В эту секунду Шерлок уже не знал, кто из них двоих сходит с ума. В эту секунду он не замечал, что вцепился в воротник чужого пальто, так похожего на его собственное, и что воздуха катастрофически не хватает. Он просто чувствовал, что через несколько секунд грянет взрыв, после которого будет… Возможно, уже ничего не будет. Вот только красного провода нет и перерезать нечего, и потому взрыва не избежать. - Джим, ты… - Ненавижу, - голос Джима срывается, а глаза у него – слишком блестящие, как на той, другой крыше, и он смаргивает, пытаясь вернуть на лицо выражение равнодушного презрения, но получается из рук вон плохо. - Как я тебя не-на-ви-жу! И секунда до взрыва - это расстояние до губ. И плевать на то, что расстояние не измеряется в секундах. Сейчас - измеряется. И Шерлок это понимает, и не играет, преодолевая эту секунду и успевая прошептать: - Я тебя тоже… Наверное, взрыв все-таки был. Рванул беззвучно - не то прямо здесь, не то где-то в стратосфере - выжег время, пространство, уничтожил "потом" и "завтра", оставив только "здесь" и "сейчас". И губы Джима – неожиданно тёплые, сухие и податливые. Он дышит через раз и не закрывает глаз, словно боится, что, если закроет, Шерлок тут же исчезнет. А Шерлок отстраняется, медленно-медленно, и смотрит очень внимательно, и почему-то тоже очень боится - сделать что-то не так. И потому не сразу замечает, что многое изменилось. То есть самое очевидное, конечно, замечает сразу: пошёл снег. Тот невидимый и неслышимый взрыв, похоже, прожёг дыру в облаках, и теперь оттуда сыпались снежинки, запутывались в волосах, таяли на губах и скулах. А потом Шерлок осторожно протянул руку, коснулся чужой щеки. И едва не задохнулся, когда Джим чуть повернул голову и прижался губами к его ладони, всё-таки закрыв глаза. И вот такого тоже ещё не было. Джим никогда не был таким… открытым? Откровенным, беззащитным. Ни двусмысленных фраз, ни презрительных взглядов. Сейчас его защищали только пальто и щегольский костюмчик, и если Шерлок – он невольно задержал дыхание, осознавая совершенно невероятную в своей простоте мысль – если Шерлок прямо сейчас захочет оказаться в их Игре победителем – он легко может это сделать. Ведь это так просто. Достаточно отвернуться. Или рассмеяться. Или выдернуть ладонь, которую Джим прижимает к своей щеке, осторожно придерживая за запястье… Это будет нокаут – такой, от которого невозможно оправиться. Джим распахнул глаза, как будто что-то почувствовал. Смотрел невозможными своими глазищами и не отводил взгляда, а Шерлок отчаянно пытался угнаться за разбегающимися мыслями. Пока не сдался. Джим совершенно прав, это невозможно понять. Но можно хотя бы попытаться… Хотелось остановить это мгновенье. Вот именно это, в котором снова крыша, и редкие снежинки, и Джим запрокидывает лицо и непроизвольно облизывает губы, цепляется за его рукав, как утопающий за соломинку – вот глупый, до сих пор боится и не верит, а впрочем, Шерлок и сам себе не верит… А дальше всё было как в замедленном кино. Шерлок никогда не знал, что в реальной жизни это действительно может быть, что это не просто слова. Но оно было. И был Джим, который боялся даже пошевелиться - Шерлок потянулся к нему сам, медленно-медленно, и… Это так странно и ни на что не похоже – касаться своими губами чужих губ. Почему-то страшно. И легко. Слишком близко и слишком правильно – словно наконец-то исправлена давняя ошибка. А Джим вцепляется в плечи и целует мучительно нежно, признаваясь сразу во всём. И кажется, что оба падают – но не вниз, а вверх, в огромное звёздное небо. Хотя какие к чертям могут быть звёзды – снег валит так, что не видно ничего, он пытается залепить и рот, и глаза, и единственное от него спасение – зажмурить глаза и целоваться, цепляясь друг за друга, чувствовать бешеное биение сердца и знать, что сорвался и падаешь, но это уже совсем не страшно… *** - Когда ты уезжаешь? - Через два дня. Эти слова были первыми и единственными. Все другие слова, объяснения, признания казались фальшивыми и совершенно лишними. Да и о чём тут говорить? Они слишком похожи. И слишком разные. И через два дня Шерлок уезжает, и это не изменить, не отменить, как нельзя отменить восход или земное притяжение. И оба это понимают. Мерзкий страх, что он снова останется один, хотелось вырезать ножом из-под кожи. Не думать, сейчас нельзя об этом думать! Всё ещё будет – потом. А пока… Джим молчал, не в силах отстраниться и чувствуя, как чужое сердце рядом колотится точно так же, как его собственное. Хотелось сказать так много, вот только горло сдавливало и дышать было больно, и бесполезно было что-то говорить. Джим молчал. Шерлок уедет через два дня. Два дня – это сорок восемь часов, и это очень, очень мало. Но… если бы можно было его не отпускать, быть рядом эти сорок восемь часов. Делать вид, что всё хорошо. Говорить или молчать - всё равно о чём. Не жалеть о прошлом, не думать о будущем, броситься с головой в своё лимитированное счастье и иногда ловить на себе взгляд Шерлока – такой, как будто он тоже что-то недоговаривает… Если бы было можно… Мелькнувшая мысль оказывается настолько наивной, глупой и неуместной, что поневоле приковывает к себе внимание. Джим не хочет думать, не хочет просчитывать последствия, он просто хочет, чтобы Шерлок остался. И верит в свою неверную фортуну. А Шерлок почти не удивляется, когда Джим начинает хлопать себя по карманам, на секунду отворачивается, а после протягивает ему сжатые в кулаки ладони: - В какой руке? - Детские игры, - Шерлок недоумённо улыбается. – Зачем это? - Если я выиграю, ты останешься, - Джим слишком серьёзен для детского развлечения, а выражение лица совершенно не вяжется с легкомысленным тоном. – В правой? И он почти не дышит, когда Шерлок уверенно тянется к его руке и разжимает пальцы. В середине ладони тускло поблескивает пуля. Пуля. Монетки, видимо, не нашлось. - Ты проиграл, - Шерлок следит за тем, как Джим безжизненно раскрывает вторую ладонь – пустую. – Слишком легко. Неинтересно. - Это неважно, всё было по-честному, - Джим криво улыбается и смотрит куда-то в сторону. - Можешь делать что угодно – ты победитель. - Вот как? Всё-таки Джим иногда ужасно глупый – опять устроил никому не нужный спектакль, а теперь стоит, весь бледный и несчастный, выдумывает себе невесть что… Шерлок вздохнул: выяснить за два дня то, на что не хватило двух месяцев – это сложно, но выхода нет – либо сейчас, либо никогда. Может быть, что-нибудь и получится – ведь он, в конце концов, гений. - Если уж я выиграл, – Шерлок смотрит очень серьёзно и, похоже, шутить не намерен, - хочу… И че­го те­перь хо­теть? Ру­ку и сер­дце? Дол­го и счас­тли­во? Ко­фе в пос­тель и звёз­ды с не­ба?.. Смешно. Это хорошо подходит для персонажей романов, но не для них с Джимом. Они - это они, та­кие, какие есть, и вряд ли из­ме­нят­ся. Они не могут по­лучить всё, и бес­по­лез­но это­го хо­теть - или не хо­теть. Шерлок кивнул собственным мыслям и натянул перчатки на замерзшие ладони: - Идём уже, - са­мое важ­ное и са­мое труд­ное - сде­лать пер­вый шаг. - Я по­том что-ни­будь при­думаю. Раз уж я по­беди­тель… Джим вскинул засиявшие глаза и беззвучно шевельнул губами. Кажется, сказал «да».