Я, Тайлер (I'm Jack's Tyler)

У-у-утро… В сраку, блять, ёбанное утро. Оказывается, солнце сполна воспользовалось моей отключкой, раскалив мне висок до температуры кипения и заслепив левый глаз. Но я какое-то время просто лежу как лежал, наблюдая правым глазом за плавающими перед взглядом "мушками" и тихо охреневая от боли в горле. Аж пока первая попытка пошевелиться не заставляет меня придушенно взвыть и охренеть ещё больше: шея затекла намертво, до хруста. - Блядство… – собственный голос похож на наждак, которым возят в горле. Утвердившись со второй попытки в относительно сидячем положении, я.. Мать твою! Что за?.. Вокруг бомжатня, на мне ни клочка одежды, весь в синяках, а рядом… Бля. Точно. Прокручивая в голове происходивший вчера пиздец, я не без опаски – ты жив вообще? – протягиваю руку и тормошу тебя за плечо – вроде, ещё тёплый. - Джек?.. Да, не очень заметно, что кто-то здесь страдает бессонницей. Единственные признаки сознания от дрыхнущей с приоткрытым ртом тушки – это сонный скрип и попытка закопаться ещё глубже в драное комканое одеяло. - Хрен с тобой… Стаскиваю с раздолбанной койки свои ноющие кости и, пытаясь мотанием головы разогнать темноту перед глазами, волокусь к двери. Это же надо – спросонья не узнать собственную комнату… И сдуру затрахать подельника до полусмерти. Грёбаный мир не только идёт ко дну, но ещё и свихнулся ко всем чертям, и я в его составе… Вполсилы толкаю локтем прикрытую дверь – и, хватанув взглядом темноту, вдруг застываю на пороге. [Твоя чёрная рубашка с нелепо поднятым воротником сливается с полумраком коридора. Зато бледная физиономия видна отлично, как и виновато-брезгливое смущение на ней. Учитывая всё, что здесь только что творилось… "Что ты делаешь?" "Ложусь спать", – самое дурацкое из возможных оправданий для подслушивания под дверью, выданное скромным голоском пай-мальчика. Я – само гостеприимство: "Хочешь её дотрахать?" – небрежно указываю через плечо рукой в жёлтой хозяйственной перчатке – это единственное, что на мне сейчас надето. "Не-ет… Нет, спасибо", – как будто я тебе дерьма предложил пожевать, а ты слишком меня уважаешь, чтоб послать нахуй. За моей спиной – грохот: Марла ёбнулась с кровати, не иначе. Иногда она неуклюжа настолько, что это бесит. "А я нашла сигарету! – пьяно-игривый хриплый голос – кажется, она считает это сексуальным. Оборачиваюсь на секунду – а тебя уже нет. – С кем ты говоришь?" "Заткнись".] Осоловело моргаю. Перед глазами, успевшими привыкнуть к темноте, – только обветшалые обои на противоположной стене коридора. А вот, кстати, мои шмотки. На полу по дороге к ванной… "Что-то не сходится", – назойливо стучит в мозгу, пока я собираю их едва гнущимися из-за распухших костяшек пальцами. В этом воспоминании… Что-то не так. [Оборачиваюсь на секунду – а тебя уже нет]. Ты не мог скрыться из виду так быстро. Нет, ерунда, мог… Нырнуть в соседнюю дверь, например. Что же тогда?.. Оставшиеся комнаты на третьем этаже не представляют собой ничего интересного: всё те же кустарные цеха, колл-центр, картотека, что и этажом ниже, только не загаженные наркоманами. В небольшой каморке, оборудованной под кухню (электроплитка, чайник, посуда) я пытаюсь отыскать, что бы сожрать, но нахожу только остатки зелёного чая; заливаю кипятком и оставляю – я-то подобную дрянь не пью, а тебе наверняка пригодится: здоровый образ жизни нынче популярен среди издыхающих от уныния пленников "успешности". Поразительно, откуда в подсобке "обезьянок" зелёный чай… Курили они его, что ли? Топаю с этими мыслями вниз по лестнице – и вдруг меня озаряет… Вот же оно! Обезьянки! Когда я трахал Марлу, ещё не было никаких обезьянок! ["С кем ты говоришь?"] Вот что не сходится! Марла не могла не знать, что в доме живём только мы с тобой. Она частенько переругивалась с тобой на кухне. Какие тогда вариа… а-аБЛЯ!.. Стремительный провал – аж зубы клацнули – и я с треском теряю в росте метра полтора! Цепляюсь за ступеньки, судорожно растопырив руки – где-то внизу, под моими дрыгающимися в пустоте ногами, с грохотом осыпаются обломки досок – мать твою! Чёртова ж гнилая лестница!.. Только сейчас до сознания доходит боль в ободранных боках и локтях – и мысленный отголосок мерзкого хруста, с которым сломаются мои ноги, провались я сквозь этаж, на ступеньки внизу. Щепки, впившиеся в рёбра, ломаются при каждом вдохе, заставляя с каждым выдохом сползать всё ниже… И в напряжённой тишине, едва переводя дыхание, я слышу: на первом этаже кто-то панически ломанулся к выходу. Вчерашние торчки! Всё-таки пришли проведать разгромленный притон… Это может означать для нас неприятности, но мне пока малость не до того. Дождавшись, пока шум стихнет, нашариваю опору покрепче и осторожно пытаюсь подтянуться. Гнилые доски податливо хрустят под руками; приходится ухватиться за резную стойку перил и замереть в хрупком равновесии. Да что ж за херня-то! Оно здесь всё нахрен прогнило! Дальше по коридору, на третьем этаже, слышится скрип двери и неуверенные шаги: выперся-таки из спальни, офисный планктон! От нелепости ситуации меня разбирает смех: ты ковыляешь к ванной, наверняка проклиная на все лады вчерашние чокнутые приключения на свой зад, а твой воображаемый друг сейчас вполне реально провалится сквозь землю, как ты и желал. Интересно, ты спустишься удовлетворить любопытство и подивиться собственной фантазии, так правдоподобно покалечившей мою воображаемую тушку? Или рванёшь отсюда что есть сил, едва почуяв свободу? Стойка в моих руках отвратно хрустит: вспарывая полированную резьбу, из неё медленно выворачивается гвоздь. Цап!.. – непровалившейся части Тайлера хватает ровно на то, чтоб уцепиться за основание перил кончиками пальцев. Только не крошись, не крошись! Ну же, мать твою… Аррр!.. На то, чтоб подтянуть и выволочь свою тушу из ощетиненной щепками дыры, у меня уходит около двух минут. Но заебался я при этом на целый день вперёд! Глубоко символично, если задуматься… Прогнившие остатки роскоши, не отпускающие нас; чтоб выбраться, надо ободраться и попотеть, но если сдашься, провалишься, то станешь ни на что не годен. Задумавшись о подобной ерунде, сталкиваюсь с тобой в дверях в ванную – ты неловко протискиваешься мимо, отводя взгляд. Похож на затрёпанного до полусмерти тощего кота, растерявшего всякое доверие к людям. Неудобно вчера вышло, согласен… Но ты понадобишься мне ещё для нескольких дел, а значит, придётся поладить! Хм, может, если не замечать, что ты дуешься, ты перестанешь?.. Когда я, вымытый и довольный, захожу в "кухню", ты тянешь из кружки витаминно-антиоксидантное горькое пойло – с таким мстительным видом, будто опустошаешь последнюю во всём доме бутылку выпивки, причём мною лично для себя любимого купленную. Аж смех разбирает! - О, как чудесно! Ты нашёл чай, который я заварил специально для тебя! – провозглашаю оптимистично и торжественно. В ответ на уничтожающий взгляд беззаботно лохмачу рукой свои мокрые волосы, осыпая брызгами кухонную каморку и тебя в её составе: остудись! Не сказав ни слова, ты, болезненно поморщившись, встаешь и уходишь. Вместе с кружкой. Понравилась зелёная чухня, значит? Через десяток секунд из спальни доносится мягкий стук рухнувшего на кровать тела. Чёрт, надеюсь, ты не засрал там всё грёбаным пойлом?! *** - Ээээй!.. Белый воротничок, мать твою! Вставай, пора выдвигаться! Я-то думал, тебе хватило времени отлежаться, пока я, выбравшись по запасной лестнице, исследовал окрестности! Твой "воображаемый друг" успел обшарить все пристройки, найти в сарае ботинок с пятью сотнями баксов в подошве, раздобыть еду, показать троице торчков, чья здесь теперь территория, – а ты как валялся, так и валяешься. Похоже, ещё и в отключке: даже не дёрнулся на мой голос. Прогоняю мысленную картинку того, как шмякнется, бухнув головой об пол, твоя бессознательная тушка, если её стянуть с кровати. И не нахожу ничего лучше, чем навалиться сверху, выбив болезненный стон; встряхиваю тебя за плечи: - Хватит деградировать. Идём! Вроде проснулся, даже глазами захлопал. Такой помятый и несчастный, будто и не спал. Вот только… Этот жалобный сдавленный звук, а ещё твоё тепло и сонная податливость – беззащитный чёртов ушлёпок! – действуют на меня малость не так, как предполагалось… В ответ на горячий выдох возле уха – твой полубессознательный скрип, похожий на мурк. Неосознанная попытка напрячь мышцы – просто мелкая дрожь вжатого в кровать тела… Блять, вот только захотеть офисного планктона в кельвин-кляйновских труселях мне не хватало! - Ну, хватит! – сообщаю, высвободив твою хрустнувшую рёбрами тушку. – Я сказал – встать. Ты бормочешь невнятные протесты – почти умоляюще – но бестолку. Ухватив за ногу, я в мгновение ока стаскиваю тебя на пол. - Одевайся! У нас на очереди каморка киномеханика! Шипишь, потирая ушибленное бедро; сонно щуришься в ярком свете из окна. - Шёл бы ты сам, куда тебе надо… Как-нибудь… без меня… – твоему голосу катастрофически не хватает твёрдости, так что я даже не расцениваю это как попытку сопротивления. Рассиживание чистой задницей на грязном полу, видимо, не входит в Программу Забастовки Джека, и ты порывисто поднимаешься – шатнувшись при этом так, что я спешу усадить тебя на кровать. Но гравитация меня опережает: едва нагнувшись, я получаю мощный удар твоей мордой по лбу. - Блять, Джек! Что за херня?.. Вид у тебя сонный и обалдевший; из свежеразбитой губы тонкой струйкой сочится кровь. - Иди нахер, Тайлер, дай поспать… Не надо было вставать так резко, – поясняешь почти виновато, пытаясь проморгаться. Со вздохом усаживаюсь рядом: возня с полуживым от лени офисным страдальцем утомляет покруче любой драки. - Поверить не могу… Ты разбил об меня морду, идиот, – бормочу, укладывая тебя на спину, пока ты сам собой не уложился лишь бы как, по пути наименьшего сопротивления. Кажется, кое-кто решил отоспаться за все годы своей бессонницы. Ну, или просто заполучил моими стараниями тяжёлую черепно-мозговую травму и постепенно утрачивает сознание на веки вечные. Это, конечно, вряд ли, головой я тебя ни обо что не бил, но всё-таки… всё-таки… *** Когда я открываю глаза, солнца за окном уже нет, и день клонится к вечеру. Когда я, чёрт возьми, успел улечься? Какого хрена вырубился?.. Да ещё и собственнически уложив руку на ближайший тёплый объект. Снотворный, мать твою, клерк… Ты хоть не сдох за это время?! Ещё чего, сопишь, как ни в чём не бывало. Перепачканный в собственной крови и с виду совершенно счастливый. Впервые вижу твою улыбку, если не считать.. [Ровный гул турбин самолёта и глянцевая инструкция безопасности в моих руках. Спокойные, как у индийских коров, лица гибнущих пассажиров на картинках. "Тайлер, вы… самый интересный из моих одноразовых друзей".] - Точка отсчёта вселенной… – бормочешь сквозь сон, весь светясь. – Ноль ноль ноль ноль… - Джек. Э-э-эй, Джек! Ты о чём это? - А-а?.. – подхватываешься с обалделым видом. – Ничего… Ничего. Какое-то время тебя будто бы клинит между реальностью и сном. А потом удивление окончательно уходит с потрёпанной физиономии, оставляя привычную терпеливую настороженность. И ты вдруг подмечаешь, глядя в сторону (видимо, на остатках сонной откровенности): - Знаешь, ты первый, кто называет меня Джеком. - Заметь, ты не сказал ни "меня не зовут Джек", ни того имени, которое тебе дали родители, – ухмыляюсь. Ты молчишь. Ты всегда молчал, когда надо было назвать своё имя. Как будто у тебя его нет вовсе. Теперь есть. - И я, знаешь ли, не собираюсь спрашивать. Потому что ты прав, я считаю. Я считаю, что имена, даваемые нам при рождении, не значат для нас ровным счетом ничего и никак не могут нас характеризовать. Были бы они хотя бы уникальными! Ты слушаешь, прикрыв глаза. Весь внимание. Ты всегда любил слушать меня. И, кажется, уже не дуешься: день, потраченный на сон, компенсировал в твоих глазах все мои преступления как против джечьей тушки, так и против джечьей личности. - Я считаю, что родители выбирают имя, которое если и несёт какой-то смысл, то только для них, да и то не всегда. И дают его не человеку, а личинке, которая, может быть, станет человеком через десяток-другой лет. Какое отношение этот потенциально человек, не умеющий мыслить, имеет к твоей теперешней личности? Никакого, я считаю. Молчишь, только уголок рта чуть приподнялся: похоже, ты действительно рад меня послушать. Или просто доволен, что я не тяну тебя снова за ногу из тёплой кровати… - А сам-то ты кем себя полагаешь, интересно? - Ленивым Умиротворением Джека… – бормочешь, подложив руки под затылок. Кажется, будь твоя воля – ты и жил бы на кровати. Затащил бы сюда еду и питался, осыпая всё крошками. Притащил бы телевизор поближе и зомбировал свои мозги, не отрывая зад от мягкого матраса. Похоже, что кое-кто слишком расслабился рядом с «деятельным торговцем мылом» – твои слова, между прочим. - Так, Патологическая Праздность Джека. У тебя десять минут, чтоб поесть и одеться, – сообщаю, втащив с пола на кровать принесенный ещё утром пакет с едой. – И убрать хлам. Вернусь – всё, что валяется на кровати, выброшу в окно нахрен.