Я, Тайлер (I'm Jack's Tyler)

- Я буду трахать тебя вместо Марлы, – хриплю, ощерясь; взгляд – как у последнего психа. – Пока не сдохнешь… – заключаю почти нежно. И припечатав ладонь на яркие напухшие следы от ремня, веду ею вниз: моё! - Пока не сдохну! – чокнуто-мечтательно повторяешь ты. Подрагиваешь под моей рукой… Все мышцы напряжены, ёрзаешь то в такт моим движениям, то быстрее, беспорядочно, места себе не находишь, отчаянно нетерпеливо постанывая… Забывшись, снова тянешь руку – резко вывернув, вбиваю её в пол. Я тебя здесь не для того разложил! На отчаянно-блаженной физиономии – ни толики боли; приподнимаешься, приоткрыв губы – ёбаный псих, ты за это за всё ещё и поцеловать меня хочешь?! Наваливаюсь всем весом, едва удерживая себя от неистовых вколачивающих рывков; под животом – твой горячий каменный стояк, под грудью – мокро и липко от крови. Захватываю губами твои губы, жадно и упоённо; мне в рот пробивается твой приглушенный отчаянный стон. Нееет, не надо, зачем ты меня так обсасываешь, я не так хочу кончить, не прямо сейчас… С усилием оторвавшись, распрямляюсь; блаженно жмурюсь, как кот, в предвкушении, сжимая кулак… - Сейчас, – сообщаю тебе с улыбкой – и бью. Удар в корпус – резкий и неожиданный – вминает тебя в пол; глухо охнув, ты сжимаешься – охрененно, горячо, крепко! И в голове у меня взрывается яркая вспышка, прошив всё тело! Да-а-а-а!.. Мой вскрик – глубокий, рычащий [тебе же приятнее слышать его так, чем из-за двери?!] – перекрывает твои стоны. Заходясь от удовольствия, продолжаю вколачиваться в тебя уже по инерции, изливаясь внутрь. Охеренно, горячо, да, ДА!.. Ты хрипло взвываешь моё имя и вцепляешься что есть сил – боль пробивается даже сквозь кайф. Тело колотится, напряжено до предела, выгибается, и… - Тайлер! Та-а-айлер, говнюк ублюдочный!!! …и секунд десять подряд мне кажется, что тебе в самом деле приходит пиздец! Только когда твои судорожные попытки сделать вдох (выгнувшись, запрокинув голову, крупно дрожа) переходят в беспомощно-упоённые стоны, я выдыхаю и замечаю наконец, что ты обкончал меня до самой шеи. - Бля. Бля… Джек. Перевожу дыхание, тяжело опёршись на твою тщедушную избитую тушку. Во всём теле приятно отдаются пробегающие по тебе волны дрожи. В башке – блаженная пустота… Охуенный, шика-а-аррный блядский поганец!.. Идеально отзывчивый и виктимный… Мой кайф от твоих реакций – едва ли не сильнее, чем от физических ощущений. Такое не могло исчезнуть из памяти с концами. Но мне не вспоминается, хоть убей! - Мы же часто это делали? – спрашиваю полуутвердительно, освобождаясь от твоих слабо вцепившихся рук. Надо в душ! Ты смотришь на меня снизу вверх, хватая воздух; глаза полуприкрыты, как будто вот-вот вырубишься. И отзываешься хрипло: - Ни разу. *** Твою мать, да как же так-то?! Не сказать, чтоб меня мучила совесть, или предрассудки, или ещё какая глупость, но.. взять и нисхрена отыметь (на полу, избив до кровавых соплей) своего единственного вроде как друга, вообразив, что такое у нас уже не раз бывало, – это, как минимум, жёсткий идиотизм. Но ты и сам хорош: грязно материшься, провоцируешь на насилие, наслаждаешься жёстким сексом и побоями – и при этом тянешься за поцелуями, как влюблённая девчонка… Я не думал добиться такого эффекта, освобождая тебя от всей этой обывательской хрени, но блять! Результат впечатляет. Я не собираюсь, конечно, сводить свою личную жизнь к однополому сексу, но с тобой это определённо стоит повторить… [Так вкусно, как ты, не реагировала даже истошно визжащая во время секса Марла] К тому же, у произошедшего есть несомненный плюс: теперь ты уж точно никуда не свалишь. Не свалишь… Самодовольно ухмыляюсь, омывая струями из душа твои царапины поверх моих крепких мышц… Грохот! Мать твою! Ёбнулся, идиот! Ни на минуту, блять, оставить нельзя!! Весь мокрый, обернув вокруг пояса полотенце, иду на выручку объекту своих похотливых мыслей. - Ну что, прогулялся? – весело скалюсь, убедившись, что ты, икеевский придурок, не сломал себе шею. – На руках тебя, что ли, в ванную тащить? - Нет, спасибо, я вроде как не прекрасная принцесса, – ты демонстрируешь несчастную язвительность в том количестве, которое можно впихнуть в настолько слабый голос. – Дойду сам… В качестве доказательства ты поднимаешься по стенке, делаешь пару шагов – и валишься обратно. - Кажется, именно это называется "заебать"… – подмечаешь монотонно. – В прямом смысле слова. - Прекрасная не прекрасная, но гордая – пиздец! – продолжаю зубоскалить, подхватив заваливающееся набок тело. Всё-таки знатно я тебя избил, не было бы сломано чего… – А ну пойдём! – забрасываю худую, свисающую как плеть руку себе на плечо и почти приподнимаю тебя над полом, второй рукой приобняв за бок. – И не смотри так, это реально легче, чем волочить по полу! И тяжело шагая к ванной, размышляю о том, что Марлу я на руки ни разу не брал. Хотя весит она едва ли больше пятидесяти килограмм… *** Ну вот мы и на месте: отвалившаяся плитка, ржавые трубы, расшатанные текущие краны и прочая моя домашняя постапокалиптика… - Прижмись ближе! Не пролезем в дверь, – доверительно рокочу тебе на ухо самым низким и бархатным из своего диапазона голосов. Ты безмолвно подтягиваешься вплотную ко мне – твоя тёплая тщедушная тушка даже приятна – да так и остаёшься. Перетаскиваю тебя через бестолково высокий порожек, отпинываю отбитый кусок плитки из-под ног – не грохнуться бы, поскользнувшись! – хорошо, тут хоть шприцы не валяются, как в засранном санузле на первом этаже… "Вот уж да, самое место и время заснуть!" – думаю я, стоя посреди постапокалиптической ванной с повисшим на мне "икеевским парнем". А что ещё думать, если ты прижался так, что дух перехватило, и затих минут этак на пару? Я только собираюсь деликатно кашлянуть (не ронять же тебя, избитого до мяса бедолагу, в выщербленную ледяную ванну, хоть это и было бы вполне в моём духе), когда ты вдруг, встрепенувшись, сообщаешь, что мы пришли. И требуешь отпустить. И удивляешься моему смеху… - Ахахаха, да без проблем! Установив тебя, небоеспособное недоразумение, на дно ванны, заботливо освобождаю твою тушку от драных остатков рубашки. - Так-то лучше! - Тайлер, – смотришь серьёзно и сосредоточенно – и сообщаешь, лучшего времени не найдя: – Ты мне всю задницу разнёс в клочья. Наверное, ты хотел, чтоб я застыдился, раскаялся или что-то вроде, ну или хоть ухмыляться чтоб перестал… Но от твоих слов, плюс интонация, плюс выражение лица – меня пробивает на очередной приступ хохота. - И что ты предлагаешь? – осведомляюсь весело, без тени сомнения забираясь к тебе в ванну (на ходу скинув полотенце): я-то не домылся ещё, и не волнует! – Намекаешь мне, что терять больше нечего? У тебя сил даже на подобие испуга не остаётся. Вместо того, чтоб попытаться оттолкнуть меня – хоть как-то выразить нежелание продолжать калечаще-близкое общение – ты неловко кладёшь руку мне на плечо. Длинные худые пальцы (на среднем – мозоль от ручки или карандаша) скользят вдоль собственноручно оставленных царапин. С чем-то вроде благосклонного любопытства наблюдаю за твоими действиями. Ну-у-у, что за нежности, хватит уже! Сам весь в кровище, а всё мусолишь мою драную шкуру; она давно отмылась… - Не волнуйся, планктонина! Сейчас ополоснёмся и досмотрим этаж… – поясняю как можно добродушнее, направляя на тебя душ. Третий этаж – опасная тема: а ну как снова двинешься рассудком и набросишься с кулаками?.. Но тебе не до того: видимо, решил, что сделал абсолютно всё возможное, чтоб отвлечь меня от воспоминаний, хранящихся за зелёной обшарпанной дверью… Ну или просто сил больше нет трепыхаться. Кровь под левой ключицей подсохла и не смывается; помогаю рукой, и ты расслабленно прикрываешь вычерненные синяками глаза. Твои руки, видимо, сейчас ни на что не годятся – так и будешь стоять столбом, свесив их вдоль тела, пока не заснёшь опять. Так что делать нечего, и я продолжаю оттирать от твоей несчастной тушки следы наших развлечений разной давности: кровь, пот, беловатые скользкие потёки… От моих манипуляций тебя заметно качает; приходится пристроить душ на крючок вверху и придержать тебя за спину, пока не опрокинулся. Тощий, такой тощий… Между моих ладоней – глухой перестук и слабые вдохи. Сжать чуть сильнее – хрусть – и нет Джека. Жизнь в руках… Эта мысль занимает меня на несколько секунд, заставляя несильно стиснуть тебя вместо того, чтоб отмывать. Пока движения грудной клетки, пытающиеся раздвинуть мне ладони, не становятся совсем короткими и судорожными, а в отсутствующем выражении замученной физиономии проскальзывает тревога. - Слабо же ты дышишь, – подмечаю с ухмылкой, успокаивающе огладив вдоль тела – сгоняя вместе с рыжеватой водой остатки грязи. Так, и с шеи тоже… Она ещё уязвимее, чем выступающие рёбра: горячие жилки, хрупкие хрящи гортани; стираю засохшие потёки крови и спускаюсь к ключицам. По тебе пробегается волна дрожи, когда я задеваю здесь… и здесь. И дыхание сбивается, будто тебя всё ещё тиснут, не давая вдохнуть… Не сказать, чтобы я увлёкся процессом, или что-то вроде – но провожу ладонью по рубцам от ударов ещё раз и ещё, нарочно задевая "кнопки управления Джеком" – твёрдые, напряжённые. Хриплый скулящий стон – одно удовольствие! - Больно, Джеки? – шепчу на ухо; ржавая вода из душа наверху падает и на меня, заставляя жмуриться. – Ведь поэтому ты так дёргаешься?.. В качестве ответа ты безо всякого предупреждения, будто разом лишившись костей, обмякаешь в моих руках и начинаешь сползать на дно ванны. - Твою мать! Ты на ногах не стоишь, – раздражённо констатирую очевидное, кое-как успев сцапать неожиданно тяжёлую бессознательную тушку. Включаю воду похолоднее и безжалостно направляю душ в перепачканную размытыми кровавыми потёками физиономию. - Мне не нравится, как ты отрубаешься! – за недовольством пытаюсь скрыть тревогу. Какого чёрта, я же вроде не так уж тебя бил! И крови не так много… - Да я в норме! – слабо ухмыляешься, пытаясь проморгаться. – Наверное, надо поспать… *** - Блять, Джек. Если до завтра не научишься нормально ходить – притащу тебе инвалидную коляску. Недвижимость… офисная… Двуспальная кровать в моей комнате безбожно продавлена. Из матраса прямо под драную простынь выпирают пружины. [Её звали Марла Сингер. Она повсюду в этой спальне. Повсюду] Хорошо, что ты снова вырубился. Ты не зря пытался меня сюда не пустить. Я похож на психа сейчас. Воспоминания. [Она была эмоциональна, как вздорный подросток, и капризна, как самая отвратительная кошка. Она сожрала километры моих нервных волокон и не меньше галлона спермы] Иллюзия счастья пополам с битым стеклом. [Ей всегда было мало. Она орала, как сумасшедшая – и во время секса, и при малейшем недовольстве. Она обожала меня, когда я засаживал ей до упора ("Да, глубже, сильнее, ДА!!!"), и ненавидела всё остальное время. Она не могла спать рядом со мной, не любила объятия "Ты отвратительно горячий и мокрый. Всё, отодвинься. Ради господа, Тайлер, заткнись! Меня сейчас вырвет от твоего голоса".] Разочарование, досада. ЗАВИСИМОСТЬ. [Я, кажется, был в восторге от неё первое время. Ты её ненавидел. Или любил. Но ревновал так уж точно – непонятно, кого из нас. Под конец ночи она требовала трахать её кулаком. Под конец же нашего фехтования эгоизмов я бился о стены и выл. "Ты чёртов больной тиран! Из тебя прёт только ненависть и тьма…"] Страх. СТРАХ. [Она жмётся к дальнему краю кровати. "Не смей подходить! Не трогай меня!" Под конец нас держал только страх. Она боялась, что я убью её за ещё одно оскорбление или попытку уйти. И я бы убил. Если бы только не боялся, что сдохну от боли, когда она перестанет мне принадлежать. Но я не сдох] - Я не сдох, – сообщаю тебе полушёпотом, с больной ухмылкой. Улёгся зачем-то рядом. – А ты? Молчишь, не сопишь, будто и вправду сдох. И спрашиваешь вдруг пофигистичным тоном: - Тебе хоть понравилось? Эмм, не понял вопрос… А, вот ты о чём. - Ну… Секс – всегда здорово! - Хорошо, – бормочешь под нос так же безразлично и добавляешь тише: – Блядская харя…