Искажение

Где-то во Франции. Утро выдалось на редкость приятным, таким приятным, что даже мизантроп-Керкленд довольно жмурился, уткнувшись в подушку и пряча лицо от теплых солнечных лучиков, пытающихся обласкать бледную кожу, а то и оставить парочку веснушек на память. Веснушки Артур не любил и видеть на своем лице не желал, а потому завернулся в одеяло поплотнее. Было жарко, но англичанин стоически терпел, ибо сил подняться с постели и задернуть шторы не было. Чуть повозившись, он все-таки решил выползти на кухню, уж слишком аппетитный запах свежесваренного кофе и булочек с корицей пробудили зверский голод, поборовший даже несвойственную в общем-то Керкленду лень. Одеваться тоже было лень, а халат как назло куда-то подевался, так что англичанин, ничтоже сумняшеся, стянул с постели простыню, завернулся в нее на манер тоги, и, пошатываясь, пошлепал босыми ногами на кухню. А на пороге остановился, дабы полюбоваться, как один гиперактивный француз, словно трудолюбивая пчелка, кружит у плиты. Все-таки есть три вещи, на которые можно смотреть вечно: на огонь, воду и как кто-то другой работает. - О! Артур, ты проснулся, малыш, - защебетал Бонфуа, буквально расточая во все стороны лучи любви. Аж в глазах зарябило. Тридцатипятилетний "малыш" задумчиво поскреб золотистую щетину и решил, что сегодня у него хорошее настроение, а значит можно немного приглушить уровень сарказма и насладиться новоприобретенным семейным счастьем. Счастье, погремев посудой, поставило перед ним блюдечко с оладушками, щедро политыми кленовым сиропом (племянник из Канады презентовал). Артур не привык отдыхать. Не привык к тому, что о нем кто-то заботится, а потому в душе недоверчиво скреблись кошки, напоминая, мол, не расслабляйся, парень. Но Франциск, словно почувствовав, что недоверчивой натуре его возлюбленного срочно нужен отвлекающий фактор, увеличил громкость маленького кухонного телевизора и принялся параллельно болтать с удвоенной скоростью. - А ты знаешь, Арти, Мэтью пригласил нас погостить в Канаду... - ... а сейчас последние новости. По неустановленным причинам произошел крупный пожар в психиатрической клинике для особо опасных преступников, есть жертвы, помимо нескольких больных погиб штатный психиатр, Оливер Суитт[1]... Нежно-голубая чашечка звякнула и чуть не поцеловалась с полом, но Бонфуа вовремя успел подхватить ее. Руки его чуть дрожали. - Ох! Оливер... А ведь я знал его... как ужасно! - Франциск чуть передернул плечами и опустил взгляд на несчастную чашку. Артур нахмурился. Ему не нравилось, когда француз грустил без причины. И с причиной тоже. "В конце концов, это моя привилегия - портить ему настроение!" - Так, все. Выключай эту бурду, мне на работе хватает подобных сюжетов, - недовольно сказал Керкленд и, тут же решительно поднявшись, поцеловал Франциска в уголок рта. Бонфуа, щелкнув пультом и отложив его в сторону, обнял Артура за пояс, в который раз поражаясь его обманчивой хрупкости. Очень обманчивой, потому как именно в этот момент Артур сжал объятья, и ребра предупреждающе хрустнули. - Как скажешь, mon cher. Ты не мог бы пожалеть мои несчастные ребра? Они мне еще нужны, знаешь ли, - в притворном возмущении воскликнул француз, но в глазах искрились смешинки. Тревожные мысли тут же сделали ручкой. - Это все сила твоей гребаной романтики, - буркнул Артур и отстранился, возвращаясь к оладьям. *** 2 года спустя. Крым. - Ва-а-ань. - ... - Ну, Вань... Гилберд должен поплавать! - Я сплю. И вообще, тебе не кажется, что ты староват для воображаемых друзей. Тем более в виде надувных уточек? - Уже нет! И чем тебе моя птичка не угодила? - Гилберт с боевым кличем, достойным предводителя индейцев, сдернул одеяло. Иван недовольно засопел и завернулся в простыню, став похожим на большущую гусеницу. По правде, это была самая очаровательная гусеница, которую Гилберт видел в своей жизни. - Эй, ты уже неделю в постели валяешься. Мы сюда отдыхать приехали, а не бока отлеживать! Не дождавшись реакции, немец, недолго думая, стянул и простыню, открывая взору встрепанного раскрасневшегося Брагинского в одних пижамных штанах. Мысли тут же предательски вильнули куда-то в не совсем приличные дебри, но Байлшмидт стойко заставил себя не думать о всяких пошлостях. Не думать, ну же! У Ивана как-то лихорадочно блестели глаза, а дыхание было тяжелым и прерывистым, как после пробежки. Или от возбуждения. Странно. Тут Гилберт с тревогой припомнил, что в последнее время его писатель какой-то сам не свой. Не спит нормально, ворочается, а на все вопросы молчит как партизан. "Вот ты, Байлшмидт, молодец, мог бы и повнимательнее быть!" - со стыдом подумал Гилберт. - Вань, у тебя опять это... видения всякие? Александр? - осторожно осведомился альбинос. Ответом ему был тяжелый взгляд и неожиданно страдальческий стон. - Ты чего, Вань? - почти испуганно спросил Гилберт, прикидывая, где ему искать этого маньяческого козла, дабы набить морду. То, что скорее всего морду набьют ему, Байлшмидт предпочел проигнорировать. - Опять расчлененка? - Да если бы, - буркнул Брагинский, нервно пытаясь притянуть к себе простынь. - Я, конечно, рад за него, но меня уже достал этот канал для взрослых в моей голове... - А? Тут Брагинский замер, а потом нехорошо так улыбнулся. У Байлшмидта аж по спине холодок прошел - опять эта аура! - Иди-ка сюда, Гил... - З-зачем? - немец аккуратно крабиком попятился к выходу. - Демографию поправлять будем. Я сейчас ему покажу, что тоже умею порнуху снимать... В общем, на море они так и не пошли. Надувная уточка Гилберта сиротливо лежала рядом с Ваниным краном. *** Где-то в Америке. Александр проснулся от ощущения чужого тепла под боком. Ощущение непривычное, чужеродное, но не сказать чтобы неприятное. Даже, наверно, наоборот. С бесшумной грацией дикого зверя он стремительно перевернулся, подмяв под себя нежданного соседа по кровати. Николай смотрел на него своими серо-голубыми глазами с безмятежностью, достойной камикадзе. Александр про себя присвистнул, когда он спал, даже Стив к нему не лез от греха подальше. - А я ведь мог и убить тебя, - заметил Брагинский, вглядываясь в эти холодные глаза, пытаясь разглядеть хоть искорку страха. Ничего. Абсолютная пустота. Вернее нет, чувства были, но какие-то странные. Идентифицировать их Саша не рискнул, все же знатоком человеческих душ он точно не был. - Ну, не убил же, - все так же спокойно заметил Арловский. - Что это тебе в голову пришло? Решил мою реакцию проверить? - усмехнулся Александр, пряча за насмешкой замешательство. То, что Коля - парень себе на уме, он понял еще с их знакомства. Адекватных у них в компании не водилось в принципе. Да и Оливер абы кого не выберет. - Свою и твою, - отозвался Арловский, а потом неожиданно потянулся к его лицу и очертил скулу, убрал русую прядь за ухо. Это ввело Брагинского в состояние, близкое к ступору. Инстинкты кричали и понукали схватить наглеца за горло, он не любил прикосновений (Ваня не в счет), но Саша силой заставил себя не дергаться. - Знаешь, это как гладить тигра. Потрясающее чувство, - неожиданно шепотом сказал Николай и улыбнулся той своей странной, почти мечтательной улыбкой. - Можно?.. Он неловко ткнулся ему носом куда-то в ключицу, вдыхая едкий запах пороха, сигарет и свежескошенной травы. Ну, с табаком и порохом все понятно, но трава? Откуда?.. Арловский судорожно вздохнул. Вот ведь везет ему как утопленнику. И откуда на его голову взялись эти Брагинские, что один, что другой. Прощай крыша. Снова. - Я не умею любить, - хрипло пробормотал Александр в светлую макушку. Волосы Николая отливали серебром. Красиво. - Нормально, как у людей принято. - Я тоже, - все так же шепотом признался Николай и потянул Александра на себя, чувствуя всем телом приятную тяжесть. Ближе, еще ближе к нему... И с удовольствием закрыл глаза, ощущая сухие обветренные губы, касающиеся в почти целомудренном поцелуе шрама, оставшегося от пулевого ранения. Того самого. *** Еще спустя полгода. Где-то в Мексике. Жара стояла несусветная. Но молодому человеку с книгой, сидящему на веранде, это явно не мешало. Он спокойно устроился на коробках с вещами и, смакуя мохито, любовался алым закатом. Все-таки в постоянных переездах есть свои плюсы. Особенно если ты в международном розыске. "А жизнь-то налаживается... " - подумал Джеймс, с почти отческой нежностью слушая звон бьющейся посуды (Оливер с Андре опять скандалили с явным взаимным удовольствием) и звуки стрельбы и чего-то подозрительно напоминавшего рычание (Никки и Алекс, еще одна взрывная парочка, чтоб их). "А у меня только брат-дебил", - печально вздохнул Джеймс и снова открыл томик Достоевского "Преступление и наказание". *** Все еще Крым. То же время. - Ва-а-ань. Что ты делаешь? - Пишу новую книгу. - Опять детектив? - Детективное порно с элементами мара ... ээ .. мистики. - И как называется? - "Искажение". Happy End or not?