Я ставлю на тебя

      Академия Магноштадта, благодаря магическому щиту, всё-таки практически не пострадала в ходе страшного боя, что было на руку всем его участникам, пожелавшим восстановить силы, прежде чем возвратиться в свои страны и подготовиться к предстоящему собранию, на котором решится, что ждёт их всех в будущем. Территория академии была объявлена оплотом перемирия, точнее, так должно было быть. Конечно, никто и не собирался устраивать покушение, например, на правителя Синдрии или кого-то из военноначальников Коу, но борьба всё равно велась на другом, более высоком уровне. Вовремя сказанные слова, завуалированная угроза или обещание — и всё решалось без радикальных мер в подготовке к важному событию.       Ну а кто-то вёл борьбу с самим собой, с собственными чувствами.       Коэн уже в который раз прокручивал в голове события двухдневной давности, когда общий враг был уничтожен, и он с Синбадом застыли друг напротив друга на расстоянии десяти метров, окружённый каждый своей верной свитой. Изобразить для благодарных зрителей вражду — да это было легче лёгкого, хотя больше всего Коэну в тот момент хотелось не просто рассматривать Синбада деланно безразличным взглядом, а при всех подойти, поставить рывком его перед собой на колени, стереть из золотистых глаз усмешку и вызов, говорящий «А что ты сделаешь сейчас?». Покорить его — теперь этого хотелось ещё больше, чем десять лет назад. Детский каприз привлечь внимание интересного человека превратился в желание сломать его полностью, забрав у него всё и награждая за покорность своей благосклонностью. Это желание было настолько сильным, что Коэн ощущал, как по позвоночнику пробегают мурашки, стоит ему представить всё это. Эти мурашки — как знак несомненной победы, ведь Рен Коэн всегда получает то, что хочет. Покорение всего мира без Синбада, без этой новой дорогой игрушки, будет неполным, а, значит, теперь у Повелителя Семи Морей не должно быть другой судьбы, как стать ещё одной его наградой.       — Мой господин сейчас отдыхает.       Коэн внимательно оглядел безэмоционального фаналиса, преградившего ему путь в покои, в которых, как он знал, расположился Синбад. Типичный представитель своего племени: высокий, с ярко-красными волосами и пирсингом под нижней губой. Но вряд ли он настолько обычен, наверняка в нём есть что-то ещё.       — Твой господин не настолько устал, чтобы отказаться от разговора. Тем более со мной.       — Разговаривать на серьёзные темы в спальне — плохая привычка, Вам не кажется?       Коэн усмехнулся про себя — а вот и обнаружилась необычность в этой живой статуе, которая, оказывается, умеет ударять словами не слабее, чем сильными мускулистыми ногами.       — Довольно, Масрур, — твёрдый приказ вышедшего из комнаты Синбада помешал Коэну поставить напомнить фаналису о его месте.       — Но, Син... — Масрур хотел было что-то возразить, но Синбад хватило лишь сделать лёгкий кивок головой, чтобы он замолчал, подчиняясь этому безмолвному приказу.       Коэн сделал вид, что этот парень ему абсолютно не интересен, когда проследовал вслед за Синбадом в его комнату. Хотя на самом деле ему хотелось превратить в пустое место этого фаналиса, назвавшего того, кто уже почти принадлежит ему, таким доверительным «Син».       — Даже не знаю, чем обязан такому визиту, — Синбад повернулся к нему, как только Коэн вошёл в комнату вслед за ним, закрывая за собой дверь. — Признаюсь честно, говорить о будущем наших стран я бы предпочёл в более официальной обстановке.       Коэн, демонстративно поворачивая ручку двери, чтобы запереть её, и тем самым показывая, что разговор будет не просто светской беседой, встретил его взгляд. Вновь вызов, вновь усмешка, только теперь вопрос другой — «Неужели ты думаешь, что всё как тогда?».       — Думаю, твоя свита была бы против этого — увы, на этот раз я хотел обсудить то, что ты неплохо целуешься. Увы, при нашей прошлой встречи сказать это не успел — ты слишком быстро сбежал, — если Синбад и хотел продолжить играть в незнакомцев, то Коэн разрушил эти планы.       — Неужели ты думаешь, что мои подданные об этом не знают? Они часто сопровождают меня в мой любимый бордель, — дал отпор Синбад.       — А может, ты просто показал им свои умения на деле? — усмехнулся Коэн. — Не думаю, что ошибусь, если скажу, что хвалёный Повелитель Семи Морей на самом деле та ещё шлюха. Шлюха Семи Морей — ведь неплохо звучит, как думаешь?       — Ну я ни под кого не ложусь, так что думаю, звание Ловеласа Семи Морей мне подходит больше, — Синбада всё-таки неприятно резанули слова Коэна, хоть он этого никак не показал внешне.       — А я имел в виду не только шлюху в этом смысле. Моральная шлюха — вот это тебе пойдёт больше. Фальшивая улыбка, фальшивые обещания — как раз то, что ты любишь делать, — Коэн сделал шаг к нему навстречу, наслаждаясь тем, как в глазах Синбада промелькнул тревожный блеск.       — Дай угадаю: пришёл взять пару уроков? — Синбад умел язвить не хуже него самого.       Видя, как его будущая игрушка, сама того не замечая, подчиняется его правилам, Коэн помедлил с ответом, чтобы насладиться захватившим Синбада ожиданием.       — Пришёл завладеть тобой.       Синбад был готов к такому ответу. Готов с того самого момента, когда Коэн вошёл в его комнату, даже не стараясь скрыть желание, которое словно окутывало его. Это желание передалось и ему самому, почти сразу же. Ведь тогда, десять лет назад, он желал этого человека, неважно, что тот был капризным мальчишкой. Так что не удивительно, что став теперь соблазнительным мужчиной, Коэн стал даже более желанным. Но это не значит, что он готов позволить ему...       — Завладеть, значит, — протянул Синбад. — Думаешь, это так легко?       Но Коэн не стал отвечать на этот вопрос. Сделав ещё один шаг, он схватил Синбада за ворот и жадно впился в его губы довольно грубым поцелуем. Другой рукой он уже успел сдёрнуть ленту, стягивающую длинные волосы, и не преминул больно потянуть за них, отчего Синбад ударил одной рукой в его грудь. Но Коэна это не остановило. Он переместил руку с ворота на его горло, немного сжал пальцы на напрягшейся шее, между тем до крови прикусив Синбаду нижнюю губу. Немного отстранившись, он сжал пальцы сильнее, наблюдая, как у мужчины расширились зрачки.       — Буду рад, если ты будешь сопротивляться. Так будет даже интереснее, — он проследил, как Синбад слизнул кровь с губы. — Вижу, не только мне нравится, что я тебя ломаю так. Ты прямо и просишь, чтобы я поцеловал тебя так ещё раз, чтобы я взял тебя жёстко.       Синбад пришёл в себя только тогда, когда Коэн, толкнув его на кровать, принялся стягивать с себя свои многочисленные одежды. Но наваждение всё равно не отпускало, и вряд ли бы Синбад внятно ответил, почему он сам разоблачался вслед за ним, действительно желая почувствовать эту жестокость ещё раз.       Но отрезвление всё равно пришло.       — На живот, — приказал Коэн, одним коленом упираясь в кровать и успевая отклониться от удара в челюсть, когда Синбад замахнулся в ответ на его слова кулаком, после отталкивая в плечо.       — Я тебе сказал, что я не шлюха. Признаюсь, я хочу тебя, — Синбад горько усмехнулся, — но не настолько, чтоб позволить себе унижаться.       Коэн на несколько секунд замер. И когда Синбад уже было поверил, что его слова приняли во внимание, его запястья тут же грубо схватили, прижимая их к шёлковой простыни над его головой.       — Соглашусь, так будет даже лучше, — Коэн навис над ним. — Хочу видеть твоё лицо в тот момент, когда ты поймёшь, что принадлежишь мне.       Синбад попытался дёрнуться, отвернуться, но Коэн ему этого не позволил, вновь вовлекая в поцелуй, не уступавший первому. И, что-то простанывая в тот момент, когда Коэн, оторвавшись от его губ, больно укусил его в шею, с которой ещё не сошли следы его пальцев, Синбад понял, что всё-таки Коэн прав: ему действительно нравится всё это, несмотря на то, что одновременный липкий страх захватил его. Страх именно того, что он подчинится. Именно этот страх не позволял ему отвечать ласками на эту грубость, превратить всё это во что-то более приятное, чем просто жёсткий секс. Этот страх оказался слишком коварным, победившим его. И когда Коэн принялся грубовато растягивать его смоченными лишь слюной пальцами, Синбад только прикрыл глаза, не делая больше попытки оттолкнуть его. Просто безразличие, просто желание, чтобы всё это закончилось как можно скорее — тогда можно будет и скорее об этом забыть.       Но всё-таки от сдавленного крика он сдержаться не смог — Коэн вошёл в него резко, и боль от этого проникновения оказалась сильнее возбуждения, которое он всё равно испытывал.       — Посмотри на меня, — почему-то тихие слова Коэна прозвучали внезапно громко, и Синбад, ожидавший лишь того, что его лишь грубо будут вбивать толчками в кровать, до боли разводя в стороны колени, замешкался, разрываясь между желанием выполнить этот тихий приказ или так остаться безразличной шлюхой, которую из него всё-таки смогли сделать.       — Ну же, открой глаза, — голос Коэна прозвучал неожиданно ласково, и Синбад, чувствуя осторожное прикосновение ладони к своей щеке, всё-таки не сдержался.       Коэн не понимал, зачем он всё это делает. Ведь оставалось совсем чуть-чуть — получить удовольствие от этой чужой боли, самолично сломать свою игрушку, чтобы потом налаживать её по своему усмотрению. Но, несмотря на то, что безумно хотелось толкаться в это тело, принимавшее его, он замер, вглядываясь в золотистые глаза, пытаясь рассмотреть в них ещё что-то, кроме боли.       Согнув одну руку в локте и пристраивая её у головы Синбада, он наклонился к нему, мягко касаясь его искусанных губ своими. Первый толчок был таким же осторожным, как этот поцелуй и неожиданно ласковое прикосновение ладони к горячей кожи груди. Синбад, издав какой-то сдавленный всхлип, порывисто обхватил его одной рукой за шею, прижимая к себе. Это казалось Коэну странным — толкаться в него в каком-то рваном ритме, но в то же время медленно, почти что невинно и трогательно целоваться. Своеобразный контраст боли и ласки, который пришёлся по душе им обоим.И когда, кончая, Коэн смог различить в стоне Синбада, самом громком, своё имя, он долго ещё не мог заставить себя перестать быть именно ласковым, бережно водя ладонью по его лопаткам и мягко целуя в шею. ***       — Кто мы друг другу?       Голос Синбада звучал надтреснуто и устало. Лежа на боку, он едва сдерживал себя от того, чтобы не прижаться спиной к груди Коэна, который невесомо водил ладонью по его пояснице.       — Противники, любовники, — Коэн немного задумался. — Ну и ты просто принадлежишь мне.       — А ты мне? — Синбад знал, что задаёт глупые вопросы, но почему-то не мог удержаться от них.       — Я не думал об этом, — как-то рассеянно ответил Коэн, перемещая ладонь к нему на грудь и всё-таки вынуждая прижаться к себе.       Синбад резко развернулся лицом к нему и тут же проклял себя за такое решение, чуть не взвывая от боли в пояснице.       — Если уж ты так желаешь, чтобы я тебе принадлежал, то тогда пообещай мне, что бороться за власть в конце будем только ты и я, — рявкнул он.       — Неужели ставишь на то, что с остальными я разделаюсь до этого?       — Да.       — Не думай, что я буду заниматься этим в одиночку. На тебя я тоже ставлю в этой игре, которую кто-то придумал обозвать политикой.       — Значит, мы ещё и партнёры, выигрывающие друг от друга, — Синбад, нажав ладонью ему на плечо, заставил Коэна повернуться на спину, а сам устроился у него на груди.       — Надеюсь, ты не будешь бездельничать до будущего собрания? А то будет неинтересно, — Коэн зарылся пальцами в его волосы.       — Не волнуйся, я уже сделал парочку ходов.       И снова Коэн не удержался от того, чтобы не вовлечь Синбада в ещё один медленно-робкий поцелуй, от которого можно было сойти с ума не меньше, чем от грубых ласк.