Нерушимая клятва
Дождь.… Плач небес? Слезы, падающие на землю? Скорбь по разрушенным судьбам? Тоска по тому, что могло бы быть? Интересно, чью же судьбу оплакивает небо на этот раз? Такое чувство, что судьбу мира… Да, такого давно не было в пригороде Лондона. Ведь совсем недавно, всего день назад, была солнечная погода, и никакого намека на дождь! А сейчас он беспощадно заливал узкие улочки, смывая на своем пути незначительные преграды. Как же расстроятся жители, когда, выйдя из дома, не заметят ровного газона и безупречных клумб! Дождь остановился так же внезапно, как и начался. Он не закончился, а именно остановился, ожидая чего-то… Мнимое затишье перед бурей. Постепенно, словно желая удостовериться, что ненастье закончилось, из домов стали выходить люди. Некоторые рассматривали остатки цветочных клумб, другие — затянутое темными тучами небо. Неуверенным шагом на порог дома номер четыре по Тисовой улице, вышел мужчина. Он был невысокого роста, с довольно тучным телосложением и с большими «моржовыми» усами. Его звали Вернон Дурсль. Он жил в этом доме со своей женой и годовалым сыном. Мужчина бросил взгляд на то, что осталось от газона и, недовольно нахмурившись, пробурчал: «Петунья будет расстроена». Вернон громко фыркнул, посмотрев на небо: «Да что же это такое? По новостям ничего не передавали! Да еще все эти происшествия! Метеоритный дождь, совы, летающие средь бела дня, странные люди в мантиях, Поттеры…». Слегка нахмурившись, мужчина развернулся к двери и уже собирался открыть ее, как заметил небольшую корзину, стоящую на краю крыльца. Сверху она была накрыта прозрачной тканью. Повинуясь любопытству, мистер Дурсль одёрнул ткань и… тотчас отвернулся от корзинки. — Петунья, — прошептал Вернон Дурсль, отчаянно пытаясь совладать с голосом. — Петунья! Сзади раздался скрип двери, и на пороге появилась Петунья Дурсль. Она была полной противоположностью мужа: среднего роста, хрупкого телосложения, с вьющимися каштановыми волосами и небесно-голубыми глазами. На руках она держала точную копию Вернона. Такое же пухлое лицо, те же карие глаза и проявившаяся уже в столь раннем возрасте любовь к еде. От матери ребенку досталась лишь маленькая родинка на щеке. — Петунья, — начал Дурсль, — они… привезли его к нам! Зрачки женщины расширились от ужаса. — Нет! Не может быть… — тихонько прошептала она, осторожно передав мужу завернутого в пеленки сына, и склонилась над корзиной. Там, закутанный в пеленки, сладко спал младенец. Мечтательная улыбка играла на бледном личике, а на лбу красовался слегка кровоточащий шрам. В маленьких пухленьких ручках он сжимал большой пергаментный конверт, исписанный изумрудными чернилами. — Нет! Нет! Этого не может быть! Я не собираюсь воспитывать ребенка этой ненормальной! — женщина отпрянула от малыша. Ребенок сладко потянулся и раскрыл крохотные изумрудные глазки. Он удивленно посмотрел на испуганного мужчину и перекошенную в злобно-презрительной гримасе женщину и улыбнулся… — Петунья, — неуверенно начал мистер Дурсль, — надо сдать его в приют. Там самое место для таких, как он! Я не собираюсь растить своего ребенка с этим... — Ты прав, Вернон. Петунья Дурсль неуверенно протянула руку к пергаменту и вытащила письмо из маленьких ручек. С опаской, разглядев конверт, она все же открыла его и начала читать:«Уважаемые миссис и мистер Дурсль, Прошу Вас приютить у себя сына Лили Поттер (Эванс)…»
Вернон Дурсль вырвал из рук письмо. — Не надо даже читать, — прошипел он. — Все равно мы сдадим его в приют. — Он смял конверт и бросил его в стоящие перед домом мусорные баки. — Дорогая, собирайся, мы поедем в полицию. — Вернон, может быть, следовало прочитать письмо? — Нет! Собирайся! Дадли оставим у Полкинсов. Пятнистая кошка спрыгнула с забора.***
Да, что ни говори, никто не может предсказать погоду. Она, как сама природа, следует своим законам, и мы лишь можем изредка прислушиваться к ним. Дождь начался вновь, но уже не с той силой. Он, подобно хищнику, притаился, наблюдая за добычей и готовясь к финальному броску. — Чем могу быть полезен? — спросил дежурный полицейский. Это был довольно высокий подтянутый мужчина средних лет. Черты лица его, казалось, были вырублены из дерева. Острые и угловатые, они как будто предостерегали остальных быть осторожными. — Нам подкинули ребенка, — сказал Вернон Дурсль, указывая на небольшую корзину в руках жены. — И мы бы хотели отдать его в приют. Полицейский удивленно вскинул брови. — Да, давненько такого не было. Сейчас или оставляют прямо в клинике, или подбрасывают к дверям приютов. — С минуту помолчав, ожидая, что Дурсли ему, что-то расскажут, полицейский сказал: — Сейчас я дам вам бумаги, которые вы обязаны заполнить. Порывшись в небольшом захламленном бумагами столе, дежурный протянул им несколько бланков. Когда документы были заполнены Дурсль, нетерпеливо протянул их полицейскому. Вопреки ожиданиям дежурный стал внимательно разглядывать бумаги. — Вам нельзя в течение месяца выезжать из города и, тем более, из страны. — Взгляд мужчины остановился на графе «Имя». Слегка улыбнувшись, полицейский с недоуменным выражением посмотрел на семейную пару. — Откуда вы узнали имя ребенка? — Хм, — опустив взгляд на пол и отчаянно пытаясь придумать отговорку, промычал Дурсль. — Его родители наши родственники, — презрительно скривившись, сказала женщина. Полицейский хмыкнул. — И что с ними случилось? — грубовато спросил он. У него в голове не укладывалась. Как можно отдать в приют родственника? — Не знаю! — нервы Петуньи стали сдавать. — Мы просто нашли его на пороге сегодня утром. Мы что, обязаны оставить его у себя? — Нет. Но разве вам не жалко отправлять родственника в приют? Петунья недовольно фыркнула. «Да, мне не жалко! Да чтобы я пожалела ребенка этой ненормальной?! Ни за что! Я помню, я все помню... Помню, как Лили получила письмо из этой школы; помню, как горды были родители. Мы ведь никогда не были богаты. И все равно они купили ей все для этой школы! А меня? А про меня они просто забывали! Я несколько лет ходила в одном и том же. И все это из-за того, что Лили надо было покупать книги и все эти ненормальные штуки. Нет. Я никогда не забуду тот день, когда Лили пришла со своим Поттером. Да родители были просто счастливы! А когда я привела к ним Вернона? Что мне потом сказала мать? Нет, я никогда не возьму к себе сына этой ненормальной!». Петунья Дурсль передернула плечами, отгоняя неприятные воспоминания. — Нет, — поджав губы, резко ответила женщина. — Его родители были бездомными алкоголиками. Я не собираюсь воспитывать такого же! Полицейский пожал плечами. Почему люди не понимают, что дети не должны отвечать за поступки родителей?.. но, к сожалению, зачастую они расплачиваются всю жизнь. Взяв корзину, мужчина, молча, понес ее в детский уголок. Но что-то заставило его обернуться. Дурсли беспечно разговаривали, а на лице миссис Дурсль застыло торжествующее выражение, как будто она сделала то, о чем давно мечтала.***
И вот он — смертельный бросок. На секунду, отпрянув назад, как зверь, стихия с неистовой силой подалась вперед. Это был уже не дождь, а настоящая буря. Может быть, даже не буря, — первозданный гнев. Да, что ни говори, сегодня человечество доказало свою беспечность. Доказало, что великие мира сего — никто, просто жалкие людишки, которые не смогли сохранить судьбу одного, которая бы спасла судьбы многих. Они еще ничего не подозревают. Однако, сегодня в мире появилась новая сила. Она присутствовала и раньше. Но какая она была? А сейчас… Выбор между Светом и Тьмой состоялся.***
— Дорогая? Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? — Вернон резко повернул руль. Из-за усилившегося ливня он чуть не пропустил съезд с автобана. На повороте машину слегка повело в сторону, и раздался неприятный звук трения шин о шершавую поверхность дороги. Женщина на пассажирском сиденье вздрогнула. — Милый? Вернон Дурсль судорожно переключал скорости одной рукой, другой же крутил руль, в попытке выровнять автомобиль. Однако машина не поддалась управлению, ее резко занесло на мокром от дождя асфальте. Поворот. Еще один… Петунья зажмурилась от страха, пытаясь убедить себя в том, что все будет в порядке, что Вернон справится с управлением, что этот проклятый дождь закончится. Поворот… Машину вынесло на встречную полосу. Капельки пота выступили на лбу крепко вцепившегося в руль мужчины. Боль в плече… Звук разбившегося стекла… Поворот. И вдруг… протяжный, будто прощальный, гудок. Петунья Дурсль посмотрела на своего мужа, а затем, словно в замедленной съемке, повернула голову в сторону лобового стекла… Ее зрачки расширились от ужаса… Прямо на них мчалась огромная красная грузовая фура. Обрывки жизни… Воспоминания… Последняя мысль, воплощенная в предсмертном крике: — Слава Богу, Дадли не… Скрежет металла… крики… паника…***
— Альбус, — в кабинет директора торопливо вошла взволнованная Минерва МакГонагалл. — Что случилось, Минерва? — спокойно спросил Дамблдор, отложив потертый фолиант. За окном раздался раскат грома, и профессор трансфигурации невольно вздрогнула. — Гарри Поттер, — тяжело дыша, сказала МакГонагалл. — Я видела, как они увезли ребенка! — О, Мерлин, ну я же все объяснил в письме. Нужно сейчас же договориться с ними, — директор поднялся. — Альбус, они погибли в автокатастрофе. Дамблдор нервно сглотнул. «Нет, только не Гарри Поттер. Том не мог умереть. Он вернется, обязательно вернется. И я ему не помеха. Нет, этого не может быть. Ведь пророчество...». — Вместе с Гарри? — Нет, его не было с ними в машине, — обречено сказала МакГонагалл, садясь в кресло. — Что нам делать, Альбус? За окном мелькнула молния. Профессор трансфигурации нервно передернула плечами. Перед глазами все еще стояла ужасная картина аварии. — Ждать. Нам остается только ждать, — раздался тихий шепот директора.***
«Темнота. Холодная и таинственная. Многие дети боятся ее. Но не я. Она стала мне другом, сроднилась со мной. Сидя долгими ночами на кровати, я представлял себе родителей, друзей, счастливое детство. Я жил грезами. Потому что в реальности у меня этого не было. Ни родителей, ни друзей, ни детства. Не редко я задавался вопросом.… Почему? Почему у одних всё, а у других ничего? Иногда нас возили на экскурсии в Лондон. Я ненавидел эти поездки. Сердце сжималось жгучей болью, когда я видел других детей. У них было всё: родители, игрушки, любовь, у них было будущее, в конце концов. А есть ли оно у меня?». — Поттер, — раздался громкий шепот воспитательницы, — Поттер, быстро вставай! Служба скоро начнется! Мальчик вздрогнул. Снова чуть свет — в церковь. Он спрыгнул с кровати, а затем, спешно натянув на себя потертые джинсы и старую футболку, подошел к воспитательнице. Цепкие пальцы старухи схватили мальчика за руку и потащили за собой. «Воспитательница. Набожная старуха. Как же она мне надоела! Она невзлюбила меня, как и все остальные. Сколько себя помню, мои сверстники меня сторонятся. Они предпочитают бить и унижать меня. Почему? Не знаю. Воспитательница же сначала просто меня игнорировала, но все изменилось после одного случая. Тогда, после отбоя другие дети стали дразнить меня. Не скажу, чтобы это меня слишком задевало, но оскорблений в адрес своих родителей я никогда не потерплю. Все остальное я помню смутно. Помню, что огонь в камине ярко полыхнул и помню перекошенное яростью лицо старухи. После этого все началось. Наказания по любому поводу и походы в церковь». Служба еще не началась, народ толпился у церкви. Воспитательница, облегченно вздохнув, уселась на скамейку. Мальчик с интересом оглядел церковь. Он ходил сюда уже три года раз в неделю, но все равно не мог не восхищаться зданием. Оно было высокое, размером с пятиэтажный дом, исполненное в готическом стиле. Башенки, огромные двери, великолепные витражи. Церковь была просто прекрасна. Раздался колокольный звон, и ворота со скрипом открылись. Служба началась.***
Удивительно, но служба закончилась довольно быстро, и Гарри побежал в библиотеку. «Библиотека. Она стала мне вторым домом, с тех пор как я научился читать. Отчасти я благодарен своим обидчикам, ведь если бы не они, я бы никогда не пришёл в библиотеку — первое время она была для меня простым убежищем. И если бы не они, я бы никогда не нашел Тома… Однажды, разыскивая очередное чтиво, я наткнулся на небольшую книжку с желтыми от времени страницами. Повинуясь любопытству, я взял ее. Какая-то приятная слабость расступилась по телу. Впрочем, это быстро закончилось. Как же я тогда удивился — все страницы были пустыми. Тогда я решил, что это просто какой-то блокнот и взял его себе, но каково было мое удивление, когда нарисованная мною картинка постепенно пропала, а на её месте появились слова. Так я и познакомился с Томом. Он стал для меня другом, и в тоже время наставником. Том несколько раз говорил, что моя судьба очень похожа на его. Так оно и было: оба сироты, обоих всю жизнь унижали, и у обоих (была или есть?) лишь одна цель в жизни — доказать свою значимость. Хотя Том говорит, что его целью было достижение власти, по мне это одно и то же. Он много мне рассказывал, многому учил. Для начала он заставил меня научиться скрывать свои эмоции. «Эмоциональный человек — глупый человек». Нередко меня отправляли в больничное крыло - уж слишком отсутствующий был у меня вид. Я часто спрашивал у Тома. Как он стал дневником. «Придет время, и ты узнаешь», — говорил он мне. И я ждал. Когда мне исполнилось десять, Том дал мне список книг, которые я должен был прочитать. И я читал. Книги. Они заменили мне родителей, друзей… да что уж там?.. к своим одиннадцати годам я предпочитал книги обществу людей. Да и нужны ли были мне друзья? Нет. «Дружба — это взаимная выгода с двух сторон». А какую выгоду мне могли принести детдомовцы? Никакой. С моральной точки зрения мы с Томом плохие. Мы хитрые, коварные, властолюбивые. Но я не верю в Добро, также как и не верю в Зло. «Добро и Зло. Свет и Тьма. Это все чушь. Чушь, придуманная людьми для достижения власти. Одни прикрываются добром, другие — злом. В конечном счете, все пользуются одними методами. Сколько раз встречались армии света и тьмы? Будто приверженцы света не убивали!? Или слуги тьмы не испытывали жалость, любовь? В конце концов, нет абсолютного зла, как и нет абсолютного добра. Вы скажете: «Нет! Добро есть добро, а зло есть зло». Скажите мне, если я убью какого-нибудь бандита, то я совершу зло? Но ведь я совершу и добро, хотя и косвенное, но добро, предотвратив его деяния. Так же и с добром: дав человеку милость, вы делаете ему добро, но из-за вашей милости на него нападут. Таким образом, вы сделали ему как добро, так и зло. Перед каждым человеком стоит выбор: Добро или Зло. Свет или Тьма. Хорошо или Плохо. Вы можете выбрать из них. Но я выбираю — Власть!». Гарри прошел между полок и, найдя свой тайник, вытащил оттуда дневник. Хранить его в общей комнате было небезопасно. Усевшись в дальний угол читального зала Гарри, достал чернила и гусиное перо. Сначала он писал ручкой, но Тому это не нравилось. — Привет, Том, — чернила впитались в лист не оставив и следа. — Привет, Гарри. Как дела? — Эта старуха опять водила меня в церковь. Когда же это кончится? — Скоро, Гарри, очень скоро. Скажи, ты прочел те книги, название которых я тебе дал? — Да, Том. Только некоторые я не нашел. — Ничего, Гарри… На минуту мальчик остановился. Что писать? Спрашивать Тома о его прошлом? Так он все равно не ответит. — Скажи мне, Гарри, ты когда-нибудь повелевал другими? Мальчик усмехнулся. — Нет. Да и кто станет меня слушать? — Запомни, Гарри: страх — главный рычаг власти. Заставь других бояться тебя, и ты получишь власть. — Как? Меня уж точно никто не будет бояться. Я слаб… — Физически — да, но духовно — ты необычайно силен. Уж поверь мне… Есть много способов обрести силу. Scientia potentia est. Знание — сила… Так обрети ее. — А с чего ты решил, что я хочу добиться власти? — Уж поверь мне… — Я хочу доказать свою значимость; доказать, что я не просто Гарри Поттер, а особенный; доказать, что у меня есть будущее, заставить пожалеть своих родственников не взявших меня… — Ты и так особенный. Но вот сможешь ли ты переступить через кого-то, чтобы добиться своей цели? Мальчик задумался. — Да. Я хочу доказать…. доказать всем. — Допустим, ты добился определенных высот, остановишься ли ты на достигнутом, или же будешь идти вперед? — Да. Я буду стремиться, буду всегда идти вперед. — Скажи, а ты хотел бы повелевать людьми, которые унижали тебя? Хотел бы, видеть их у своих ног? Унижать их? Гарри задумался. Хотел бы он? Или нет? — Запомни эти слова, Гарри: Homo homini lupus est — человек человеку волк. Если не ты, то тебя. Ну, так как? Хотел бы? Кем ты хочешь быть? Слугой или повелителем? — А сейчас кто я? Слуга? — Не побывав внизу невозможно подняться наверх. Ну? Я жду ответа. — Да… я хотел бы. — Я был прав…***
— Где ты шлялся?! — заорала воспитательница, схватив мальчика за руку. Мальчик невесело ухмыльнулся. Не стоило допоздна засиживаться в библиотеке. — Я тебя спрашиваю, где ты был? Отвечай! — она с силой тряхнула мальчика, отчего тот упал на пол. — Я был в библиотеке, — своим обычным, безразличным тоном, бросил Гарри. Воспитательница покраснела от гнева. Да как он смеет врать? — Не лги! — прошипела она. — Где ты был? Отвечай! Или всю ночь проведешь в кладовой. — Я был в библиотеке, — отчетливо проговаривая каждое слово, произнес мальчик. — Ну, что ж, сам напросился, — схватив мальчика за шиворот, она потащила его к двери в кладовую комнату. Это было единственное разрешенное настоятельницей наказание. Хотя воспитательнице и этого хватало. Дети рыдали навзрыд, просили прощения, лишь бы не провести ночь в кладовке. Темнота и одиночество. Вот чего они боялись. — Как по мне, таких как ты, надо убивать еще при рождении, — старуха с силой захлопнула дверь, отчего с потолка посыпалась штукатурка. Одиночество. Гарри тяжело вздохнул и попытался поудобнее устроиться на холодном полу. — Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю все, что угодно! — Отойди.… Отойди, глупая девчонка!.. тогда умри! Avada Kedavra!.. Прощай, Гарри Поттер. Avada Kedavra! Мальчик проснулся в холодном поту. Шрам слегка покалывало, а голова казалось ещё чуть-чуть и расколется. «Странно. Что это за сон? Он не был похож на мои обычные сны. Я как бы был в полной темноте, а откуда-то издалека доносились эти голоса. Теплый, мягкий и какой-то родной женский, и холодный слегка шипящий мужской. Странно, да еще и эти слова… Avada Kedavra. Надо спросить у Тома».***
— Том, мне сегодня приснился очень странный сон. Ты знаешь что-нибудь, о толковании снов? — Конечно, не так много, но все же знаю. Рассказывай. — Точно сон не помню…. Помню голоса. Мужской и женский. И слова "Avada Kedavra". Ты знаешь, что это означает? С минуту Гарри ждал ответа Тома. — Том, почему ты молчишь? — Это латынь, Гарри. Avada — идти, Kedavra — труп. Avada Kedavra — отправляйся к мертвым.