Город на границе

– Добрый день, доктор. МакКой оглянулся на посетителя и удивленно присвистнул. Первый офицер не частый гость лазарета. – Что-то случилось? – спросил МакКой. – Как вы себя чувствуете? – Превосходно, доктор, почему вы спрашиваете? – Ну, я же доктор… и если вы пришли сюда, в мою смену, возможно, что-то не в порядке со здоровьем. – Ваше предположение ошибочно, я отлично себя чувствую. – Угу, понятно… ну, и тогда… чем могу помочь? – Помочь? МакКой закатил глаза. – Спок, ну перестаньте строить из себя дурачка, то есть идеального вулканца, вы прекрасно понимаете все, что я говорю. Что не так? Кирк? Спок окинул лазарет взглядом. МакКой понял намек и кивнул на дверь технику, занимавшемуся сервоприводом диагностической кровати. Когда молодой человек вышел, МакКой указал Споку на кресло. – Присаживайся, мой остроухий вулканский друг, и расскажи доброму доктору о том, что тебя тревожит. – Ваш шутливый тон неуместен, доктор. – Ну, тогда говори по существу. – Проходил ли капитан Кирк медицинское обследование после того, как мы вернулись с планеты Хранителя Вечности? – Да. Также как и я, вы и Ниота. – Я могу узнать результат? – Физически он в полном порядке, никаких остаточных следов кордразина, никаких осложнений. – Он не в порядке, доктор, – сказал вулканец. Его слова прозвучали веско, и МакКой вздохнул. – Я знаю, Спок. Но это… это другое. Он тоскует по своей жене, это так понятно… – И еще он злится на вас, верно? – С чего ты взял? – Вы не обедаете больше вместе, я не видел вас на мостике в последнее время ни разу, я бы даже сказал, что вы подчеркнуто не общаетесь. И это очень меня беспокоит. – Почему же? – Доктор, ваша взаимная эмоциональная привязанность очень важна для капитана. Вы поссорились? – Он догадался о том, что я сделал, – сказал МакКой. – Это было не трудно, но я все же думал, что у меня будет фора, что он поймет позже, когда боль утраты станет глуше… МакКой встал со своего кресла. Непривычно было разговаривать о подобном со Споком. Хотя, если вулканцы могут считывать эмоции… Этих самых эмоций на корабле в последнее время было слишком много. Доктор машинально потер щеку. Боль от удара давно прошла, и следа не осталось, но как забыть горестный шепот друга: «Зачем ты так с ней? Зачем?», и его молчание в ответ. – Спок… – МакКой вздохнул. – Я не психиатр, я простой сельский доктор, я не могу даже понять, что чувствую сам по этому поводу, но я знаю, что Джим справится. Нужно время, только оно стирает и память, и боль. То, что кажется невыносимым сегодня, завтра становится выносимым, а спустя пару недель на смену горечи приходит смирение… Хотя Джим не из тех, кто принимает то, что преподносит ему судьба, без возражений. Я сделал как раз то, что он просил меня не делать. Он сказал, что разберется сам, и он начал уже, отказался от сделки с Ричардсоном… ну, я же рассказывал. И тут все это случилось. Я решил за него, и он считает, это потому, что я засомневался в его способности сделать необходимое… и это верно, я сомневался, потому что знаю, как больно терять любимых… Но я сделал это по другой причине… я хотел избавить его от боли. В уравнении Эдит или Джим, решая, кому причинить боль, я выбрал Эдит. Потому что это Джим мой друг, а не она. МакКой замолчал, сжав кулаки. Спок почувствовал, что человек вновь переживает события недавнего прошлого, и пожалел о том, что всколыхнул эту волну. С другой стороны, состояние его… их капитана – первоочередная забота для них обоих. – И что вы теперь будете делать? – спросил Спок. – Не знаю. – Может быть, мне следует поговорить с Джеймсом Кирком? – О чем? Бог с вами, Спок, не лезьте к нему с этим, сейчас он… хм… – замялся МакКой. – И все же, доктор, ваш совет был бы бесценен, вы знаете капитана лучше всех. Обещаю, что я не использую ваши слова во вред… – Да нет же, Спок…. О, мой Бог, конечно, вы не используете, но… есть вещи, о которых люди стыдятся говорить, что ли… или стыдятся показаться слабыми… неспособными сделать что-то… Вы знаете о таких эмоциях? – Разумеется, доктор, – быстро ответил Спок. МакКой сверкнул на него глазами. Слишком быстрый ответ. Слишком… Черт, у него возникло ощущение, что он идет по болоту, нащупывая тропу шестом… и любая ошибка чревата… в данном случае непоправимо испорченными отношениями. Особенно если вспомнить все его подозрения в адрес первого офицера, о которых он не сказал бы вслух даже под угрозой расстрела… нет, под угрозой он, пожалуй, сказал бы, но не по доброй воле – это точно… о чем он вообще думает, почему так скачут мысли? Вулканец терпеливо ждал, пытаясь не свихнуться в ощущаемом им хаосе чужих эмоций. – Спок, вы должны понять. Я не знаю вас… так, как мог бы узнать, или должен был… Вы интересный чело… в смысле интересная личность, безусловно, великолепный офицер и так далее, но близко я вас не знаю, чтобы понимать, чего именно вы ждете от меня… и что можно сказать, а что нет, и какими словами… Это не должно обижать вас… – Обида – совершенно нелогичная эмоция, доктор, – ответил Спок. – Она подразумевает негативную реакцию индивидуума на ожидаемые им же события или факты, и только. – Да… вы правы, – сказал МакКой и подумал: «Кто-то должен сделать первый шаг». – Ладно… Спок… я… Окей. Я имел в виду, что Джим сейчас находится в очень уязвимом эмоциональном состоянии, которое скрывает, поскольку он не может позволить себе показать слабость, чтобы кто-то засомневался в его способностях лидера, способностях справиться с любой ситуацией, и с личной тоже. И любое вмешательство, ваше или мое, по любому поводу – совершенно неуместно в данном случае, это было бы… проявлением неуважения, что ли… А я уже один раз сделал это на правах друга и… вы видите, чем это закончилось, но я думаю, что все образуется как-то само собой. – Само собой? – Ну, да… Я не могу заявиться к нему в каюту или позвать на обед – это будет неправильно… сейчас неправильно, он извинился за то, что ударил меня, но не простил, и сейчас навязывать общение… Ну, я не знаю, как вам это объяснить… Это можно только почувствовать, что да, вот пришло время или подходящий момент… – А вы не думаете о том, что, возможно, он не хочет общаться не потому, что сердится на вас, а потому, что чувствует вину за свое поведение? – Вину? Ну… – МакКой потер щеку. – Да, в общем-то… не знаю, думаешь? Леонарда удивило то, что Спок понял все его смутные ощущения, с трудом воплощаемые в слова, и выдал вполне здравую мысль. – Как бы ни был возмущен капитан тем, что вы сделали, он не должен был позволять себе физическое воздействие. Это неприемлемо. – Спок… Хм, иногда бывают моменты… впрочем, вы и сами это знаете. Спок был застигнут замечанием врасплох. – Забыли? – Нет. Скорее, сознательно вычеркнул из памяти… – он помолчал немного, затем сказал: – Я думаю, что вы лишаете себя приятного общения по причине неверной интерпретации вербальных или невербальных сигналов. – Ты так уверенно говоришь… Спок позволил себе сделать вполне человеческий жест – завести глаза. – Что? Ты имеешь в виду… Ну, я и идиот… ты же можешь… – В связи с тем, что мы с капитаном совсем недавно вступали в майнд-мелд, я могу понимать его эмоции, и, когда вы попадаете в поле его зрения, они довольно отчетливы… В них нет гнева или обиды. МакКой поднял на вулканца глаза. Похоже, не он один сделал первый шаг. Возможно, зря МакКой напомнил Споку тот злосчастный эпизод, когда вулканец ответил ударом на словесное оскорбление, да, да, целенаправленное и жестокое, но тем не менее… Помимо воли Леонард почувствовал, как его заполняет волна признательности за эти последние слова, снимающие тяжесть с души и открывающие вполне определенную перспективу на примирение. – Спок… вам бы, ну, чуть-чуть быть более открытым, и цены бы вам не было… – Да, Ниота Ухура говорит о том же. Но я таков, каков есть, доктор. Нелогично менять свое поведение для того, чтобы отношение ко мне изменилось. «Почему же нелогично? Мы все только это и делаем – представляем себя в лучшем свете, чтобы найти любимых, друзей, снискать расположение начальства или показать врагам, что нас лучше не трогать», – подумал МакКой. Они помолчали. – Ну, а вы сами как? Как, говорите, дела с Ухурой? Все в порядке? – Да, вполне. У нас все хорошо… И вы правы, люди очень не любят, когда кто-то решает за них… Я учту эту ошибку. Честность и открытость – прочный базис любых отношений. МакКой вздохнул. – Спок, если позволите… раз уж пошел такой разговор… – Леонард сел в свое кресло. – Продолжайте, доктор. В другое время МакКой не посчитал бы эти слова разрешением продолжить, очень уж отстраненный взгляд и нейтральный тон были у его собеседника, но теперь доктор понимал, что Спок говорит именно то, что говорит. Он хочет, чтобы доктор высказал свое мнение. Дает разрешение на это. – Спок… и опять же об отношениях землян и вулканцев к отдельным моментам… У нас считается недопустимым давать советы и оценивать чужие отношения иначе как в ответ на просьбу или… по праву более старшего, что ли… И то только если очевидно, что совершается фатальная ошибка… когда риск обиды за вмешательство существенно ниже потенциальной пользы… Только поэтому я и скажу то, что скажу… – Леонард чуть не повторил привычную фразу: «Только не обижайтесь, но…», однако удержался и продолжил: – Скажу, как действительно более старший… и имеющий довольно большой и, увы, не всегда удачный опыт. Тем не менее… вы, в данном вопросе, об открытости, правы лишь отчасти. Кое-какие дела, личные и очень личные – лучше выносить за скобки. Пара… по крайней мере, земная, не должна сливаться в одно существо. Это союз… равнозначных личностей, и то, что вы не решились делиться с Ниотой какими-то своими личными мыслями и переживаниями – это нормально. Не ваша вина, что она реагировала слишком бурно, опыт и терпение в установлении границ – вот мой рецепт, – закончил МакКой. – Она говорила мне, что обсуждала с вами майнд-мелд и то, как ее расстраивало то, что я не отказывался делать это… тогда. Вспоминая все о той же угрозе расстрела, МакКой подумал о том, что он бы сам не стал ничего подобного рассказывать никому, уж без согласия Ухуры точно, и то, что Спок вот так говорит с ним… это было… как ощущение дара – хрустально чистого, невесомого, хрупкого дара – абсолютного доверия. В этом был весь Спок. Все или ничего, нет полутонов, правда или ложь, и последствия неважны. Вулканский максимализм во всей своей красе, или… просто юношеский? Даже Джим, с его закидонами, и тот знает о жизни больше, чем… это дитя погибшей планеты. Все становилось слишком личным, сложным и ответственным. – М… Спок, это… еще более табуированная тема, то, что остается в стенах спальни… – Я знаю, доктор, – прервал его Спок. – Я имел в виду другое. Теперь он встал и прошелся по лазарету. – Прошу извинить, что дал повод думать… – Все нормально, Спок. Забудьте. Вулканец склонил голову. – Я лишь хотел сказать, что мне совершенно нечем гордиться в этой миссии. Но я заверяю вас, что с моей стороны не была умысла провалить ее. Я думал об этом, да, признаюсь, но… – Вы имели и имеете право думать о чем угодно, Спок. – Ниота тоже так сказала. Только дела имеют значение. – Мудрая девочка. Все, что терзало вас… Я понимаю. Если вам будет легче, то я скажу, что у меня были подозрения… кое-какие, или, точнее сказать, сомнения. Именно поэтому тогда я не стал советоваться с вами, согласитесь, намного проще было показать Эдит ваши уши, чем трясти оборудованием и одеждой. – Вы правы, – ответил вулканец. МакКой взглянул на него, ожидая продолжения, но Спок молчал, и продолжил доктор: – Все меркнет по сравнению с трагедией, что выпала вашему народу, Спок. И Ниота это прекрасно понимает. И Джим. Сейчас все в прошлом, и нелогично испытывать сожаления по поводу того, что уже произошло. Не пилите опилки, Спок. Первый офицер склонил голову. – Благодарю за беседу, доктор. Мне пора. – Конечно, Спок, – отозвался МакКой, чувствуя, что разговор измотал его не меньше, чем полостная операция. «И я очень надеюсь, решение будет в пользу Вулкана», – подумал МакКой про себя, глядя, как за первым офицером закрывается дверь. Беседа с доктором сместила шкалу эмоционального баланса Спока с отметки «хуже некуда» до «можно терпеть, если постараться». Спок не мог не признать, что образные выражения, которыми злоупотреблял Леонард МакКой, иногда бывали очень точными. Бессмысленно пилить то, что уже перепилено, это так, зато есть много других деревьев в лесу, которых еще не касалась пила его вулканского разума. Одним из таких не распиленных стволов было молчание как Совета Федерации, так и Командного центра Вулкана по поводу рапорта, поданного им две недели назад. Казалось бы, все более чем очевидно, и есть реальный шанс изменить историю, восстановить планету, но… ответа не было. Спок задавал себе вопрос за вопросом – он был неубедителен с научной точки зрения? Он не вызвал доверия из-за своего происхождения? Есть какой-то иной план? Решение не принято по неизвестным ему причинам? Другого способа узнать это, кроме как поговорить с капитаном, не было. Джим положил падд на стол, поднял глаза на стоявшего рядом первого офицера. – Они откажут, – сказал Кирк. – Совет Федерации откажет. – Откуда вы можете это знать? – Это уже обсуждалось, в другом аспекте, но обсуждалось. Вердикт – невозможно просчитать все вероятности, и на такое глобальное изменение… мы не имеем права. Мне жаль, – в голосе Кирка была усталость. В другое время Спок бы не стал продолжать разговор, но МакКой говорил, что Кирк не хочет, чтобы кто-то делал скидку на его эмоциональное состояние. И, в общем-то, был прав, настроение офицера в любом случае не должно влиять на решения и действия, относящиеся к таким важным вещам. И Спок сказал: – А Нерон имел право уничтожить мою планету? – Разумеется, нет. Спок, ты же знаешь… если бы было можно – мы все бы отдали, чтобы этого не случилось. Но это случилось, и… – А если бы речь шла о Земле? Какое решение Совет Федерации принял бы тогда? – Спок, я понимаю, что ты чувствуешь… – Сомневаюсь. – Что конкретно ты предлагаешь? Убить Нерона? – Если не будет другого выхода, то – да. Кирк запустил руку в волосы, потом потер лицо ладонями. Спок чувствовал, что в нем начинает зарождаться какой-то темный вихрь, неприятие его слов, это было тревожно, но вулканец должен был прояснить ситуацию, чтобы знать, один он на этой войне или нет. – Я на твоей стороне… – сказал Кирк, словно отвечая на незаданный вопрос, – но… но как? Убьем Нерона, когда он еще в подгузниках ползает? Хороший метод. Стопроцентная гарантия! – Джим… если ты не в состоянии говорить со мной сейчас… – Я в состоянии! – заорал Кирк. – Со мной все в порядке! Все просто супер! Отстаньте вы все от меня, наконец, твою мать, сколько можно! – Определенно, я лучше зайду позже, – Спок повернулся к двери капитанской каюты. – Нет! Стой! Кирк схватил Спока за рукав. – Извини. Серьезно… Извини! – Мы действительно можем поговорить позже. – Нет… Нет. Сядь сюда. Кирк почти толкнул Спока к креслу, а сам начал мерить шагами каюту. Пары минут хватило, для того чтобы Джим взял себя в руки. – Я тоже думал об этом. Но их решение неудивительно. Если мы убираем Нерона… убиваем его, так вот, вопрос КОГДА? Мы не можем убить его раньше, чем он уничтожит… – Кирк запнулся, но продолжил, – уничтожит «Кельвин». Иначе наша вселенная или реальность тоже будет другой. Это при условии, если тот год, когда погиб «Кельвин», был первым выбросом из его мира в наш. Вероятность того, что это не так – есть… Ты не знаешь… Они пригласили старика.. ну, тебя, того, из другой реальности, и он сказал, что его мир не единственный, и наш не единственный, что он точно знает, что есть еще одно отражение – темная вселенная, где нет Федерации, а есть Терранская империя, и что лучше бы он никогда не знал о ней. Его друг, в смысле, тот, другой, который я, рассказывал, что это ужасное место… и если есть уже три реальности, то почему не быть четырем или пяти или… и физики сходят с ума, просчитывая вероятности… поэтому сейчас ответ – нет. – Сейчас нет, – повторил Спок. – Но ответ «да» – будет? – Я не знаю. – Но есть много вариантов, Джим. – Да, – отозвался Кирк. – Есть. Я читал твой рапорт. Но последствия непредсказуемы. И это единственное, что их интересует. – А ты что думаешь? – Я? Ну… я бы попробовал… Хуже Вулкану уже не сделать, а в то, что изменится мир, я как-то не верю, ну даже и изменится, что с того? Пусть будет еще одна реальность, где будем все мы и ваш Вулкан. Чем плохо? Но есть теория мульти-пространств и если просчитывать соотношение между их количеством и задействованной энергией, то… – Спасение одного мира может вызвать гибель другого, – закончил Спок. – Но это теория. – Теория, – подтвердил Кирк. – Но ты знаешь, я не хочу, чтобы нас обвинили в том, что мы разрушили чей-то мир… – Но это – только теория! – Ну что ты от меня хочешь? Я же говорю – я бы попробовал. И заметь, это решение Совета, но не Центрального командования Вулкана. Улавливаешь, о чем я? – Мой отец сообщил мне, что большинство склоняется к мысли о том, что это неосуществимо. Я же думаю по-другому. Кирк помолчал немного. – Надо дождаться их решения. Если ваши мудрецы решат это сделать – я пойду с тобой. Устраивает тебя такой ответ? – Нет. – Хочешь, чтобы мы прямо сейчас вдвоем махнули на планету Хранителя, а с нее на Ромул? А как же твоя любовь к правилам и все такое? Ты же понимаешь, что за такие шутки нас распнут. И потом, вмешательство во временную линию не может быть бесконтрольным, и я не удивлюсь, если нас остановит какая-то внешняя сила. Спок… Спок, нужно подождать, взвесить все еще раз. – Хочешь сказать, что у меня нет выбора? – Очевидно, нет. Туманное обещание, призрачная возможность… Хорошо, он подождет окончательного решения Центрального командования, хотя, чем дольше они медлят, тем меньше шансов на успех… и никто не помешает ему моделировать ситуацию самому. Жаль только, что данных о Нероне крайне мало, но если задействовать связи его отца с Ромуланским консульством, или действительно обратиться к Споку из другой Вселенной… Ведь существует некая последовательность действий, однозначно приводящая к тому, что Нерону не удастся уничтожить Вулкан. Возможно, он сможет достучаться до Нерона, если поговорит с ним не после четвертьвекового ожидания, а до того, как случится трагедия, убедит его защитить свою жену, раз уж он не в состоянии пережить именно ее гибель, да и почему нельзя предупредить всех ромуланцев о предстоящем… Старейшины просто перестраховываются, и Джим верно сказал – хуже уже не сделать. Молодой вулканец чувствовал, как оживает в его сердце надежда. Кто знает, может быть, именно ему суждено вырвать свой мир из небытия? Ведь пока мы живы, всегда есть надежда, это самое нелогичное чувство. Кирк поймал себя на том, что стоит и смотрит на дверь, закрывшуюся за Споком, уже минуты три. Ступор. Он снова потер лицо руками, но желанная бодрость не приходила. Сил не было, словно его высосали в ноль какие-то неведомые энергетические вампиры. Он даже и не помнил, когда так себя чувствовал… хотя был один миг, тогда, когда Маркус приказал расстрелять корабль – так же заныло в груди и пересохло в глотке, казалось, ничего ужаснее этого нет. Оказалось, есть. То же чувство, но растянутое на часы, дни и недели. Сейчас он уже более или менее походил на человека – был в состоянии ходить, говорить, что-то делать, командовать, даже улыбаться строго выверенной улыбкой и в конкретных целях – ободрить, поощрить, это его работа – управляться с людьми. Жаль только, что никто не может подсказать, как ему управиться с собой, как вынуть ледяной кол из сердца, что застрял там, как избавиться от снов. И был еще один момент… В тот первый вечер, когда они вернулись, когда наконец-то его оставили в покое, когда двери его каюты закрылись, а он повалился на кровать без сил и мыслей, когда все, что ему хотелось – чтобы все прекратилось, чтобы перестало так болеть сердце… Он долго лежал, глядя невидящими глазами в потолок, пытаясь осознать то, что случилось, как-то принять это, и понимал, что не может. Сейчас не может. Да, он знал, что справится, но позже, сейчас же… он даже думать не мог о том, кто и что сделал… Что ему понадобилось в сейфе? Какие-то коды активации программ научного отдела… он даже и не помнил сейчас, что… он взял коды, и рука зацепилась за плоский контейнер. И ведь он достал его. Просто посмотреть. Открыл… зная, что никогда не сделает это. Ведь не сделает же? Цилиндрики посверкивали холодным блеском, было забавно достать один, второй, покатать по столу, представить, просто представить, как сталь ввинчивается в кожу, чтобы начать дарить спасительные иллюзии. Звездная пыль. Он читал об этой штуке… Кстати говоря, приказ о смертной казни отменили… заменив немедленным списанием с корабля и пожизненной реабилитационной клиникой, зря они только спорили по этому поводу, все было зря… подсуетились правозащитники, доказали то, что и так было всем очевидно. Это потом он проанализировал события и понял, кто и как приложил руку к их возвращению. Боунз и не отпирался, и не оправдывался, ничего не говорил… говорил он, Джим, нет, орал – он много чего ему наговорил, из того, чего не стоило бы. Боунз посчитал, что он не способен справиться с эмоциями… а он смог бы, да, и объяснил бы все Эдит… Попрощался бы, а не так, чтобы – раз, и ты выкинут из ее жизни навечно, без шанса увидеть, что-то сказать, попросить прощения… Да, он извинился перед Боунзом за свою хамскую выходку и за хук в челюсть… Как ему удалось сунуть контейнер на место в сейф? Кто его знает. Наверное, потому что не хотел, чтобы стало лучше. Если он забудет эту боль, Эдит, ее голос, смех, руки, ее страстность – то предаст ее. Предаст во второй раз. А так, пока ему невыносимо больно, и желание увидеть Эдит, прикоснуться к ней выматывает всю душу – есть какая-то иллюзия справедливости. А может быть ему не хотелось, чтобы ее жертва была напрасной? Кирк потряс головой, отгоняя воспоминания. Вздохнул, уселся за стол, прикидывая, стоит или нет еще разок посмотреть на контейнер… помечтать о том, как было бы чудесно увидеть Эдит, обнять ее, поговорить, спросить, как там Джес, как вообще она теперь там одна… что с Ричардсоном, да и вообще… Это желание властно и беспощадно накатывало на него каждый вечер, Джим не знал, как с ним бороться, но контейнер он доставал раза три, не больше. Но сегодня как-то особенно ломало. «Отлично поболтаешь с подсознанием, ты, тупой идиот!» «Пошел ты». «Сам иди». «Нормально. Я уже беседую сам с собой. Что дальше?» «Ты знаешь. Ты об этом и говорил ей». Джим закусил губу. Он действительно знал… Знал, но было неловко, даже страшно… вдруг не сработает, вдруг все, что он получит в ответ – холодный взгляд равнодушных глаз? Но ему нужна помощь. Соблазн слишком велик, и риск становится неприемлем… а Боунз… всегда его понимал, он не будет издеваться, и уж точно никому не растреплет, что капитан отдал ему на хранение пару цилиндриков Звездной пыли… боясь не устоять. Он встал и вдруг замер, вспомнив, что Боунз и сам может пожелать того же, что и он, – увидеть потерянную жену, дочь… Его друг редко говорил об этом, но Джим знал, что иногда накрывает и его. Как он его теперь понимал! И тут он с этим дерьмом, друг, называется…. Ладно… Джим достал из сейфа контейнер, потом фазер. Конечно, сейчас заорет тревога, но плевать… Кирк нажал на спуск, испаряя коварного врага. Ну да, так и есть… – Отбой, отбой, ничего не случилось, случайный выстрел и совсем не в себя, Ниота, ты спятила, что ли, как тебе такое в голову пришло? Он что, сопливая институтка, чтобы стреляться? – Может человек пострелять из фазера в собственной каюте? Кто сказал, что нельзя? Ну, дневник свой школьный сжег. Устраивает вас такая версия? Не устраивает? А должна бы. Все, все свободны… Боунз… ты тоже… ты-то чего сюда прибежал? Нет, не пойду я в лазарет, чего ради? Ромуланский эль? Откуда он у тебя? Ну, слышал про эту штуку… и что ты предлагаешь? Ну, ладно… А где он у тебя? В личном сейфе? Сколько интересного лежит по сейфам, вот и у меня тоже лежало кое-что… Конец.