Сборник «Осколки воспоминаний»

- Он плохо спит, - шепотом делится Прим, стоит Мелларку отойти от них на десяток шагов по дорожке, ведущей к воротам деревни победителей. Даже не переводя взгляд на сестру, Китнисс знает, что та хмурится, участливо глядя вслед Питу. - Не ты одна шумишь по ночам, - поясняет Прим. Кошмары. С каждой ночью они становятся всё сильнее, словно предчувствуя приближающиеся игры, на которых ей с Питом предстоит выполнять роль менторов, наблюдать за гибнущими земляками и практически не иметь возможности им помочь... А ведь им все ещё придется выдавать себя за безумно влюбленных, что несколько сложно, учитывая, что последний разговор, не ограничивающийся пожеланием хорошего дня, был почти два месяца назад... Она не могла вспомнить, в какой именно момент их отношения так охладели: единственным желанием Китнисс по возвращению в родной дистрикт было напрочь забыть игры. Забыть все, что с ними связано, а Мелларк был их живым напоминанием. Единственный взгляд на него заставлял воспоминания вспыхивать ещё ярче, хоть и не все они были неприятными, не каждое из них Эвердин мечтала стереть из памяти. Она наивно думала, что Пит чувствует то же самое, что он тоже хочет забыть. И, казалось, детали медленно стирались и совсем скоро кошмары должны были оставить её, прекратиться. Но это было не так - они никуда не исчезли. Каждая ночь - пробуждение, и леденящие душу крики, способные разбудить любого. Китнисс знала от Мелларка о том, что она кричит во сне. И так же знала, что он сам не кричит, лишь беспокойно поворачивается, будто бы пытаясь кого-то нащупать руками около себя. “Не кричал”, - исправляет себя Китнисс. По словам Прим, выходит, что это тоже изменилось. Бледное лицо и щека, покрытая мукой. Растрепанные пепельные волосы и кажущиеся погасшими глаза. Темно-синие круги - результат множества бессонных ночей, когда просыпаешься в холодном поту, пытаясь выровнять дыхание и дрожь. “Я не хочу забывать”, - слова, сказанные Питом в поезде настолько тихо, что можно было бы усомниться в их реальности. И Китнисс действительно думала, что они ей привиделись. Вот только когда они спали на одной кровати, охраняя сон друг друга, Пит не кричал. А она в который раз думала лишь о себе.

***

Опустевшая сумка уже не оттягивает плечо, а холодный ночной воздух касается разгоряченной кожи. Порывы ветра пытаются проникнуть под одежду и, остановившись на несколько мгновений, идущий быстрым шагом парень поправляет воротник пальто. Он тяжело вздыхает, слыша доносящийся из боковой улочки смех - беззаботный и веселый, он звонко разливается в воздухе. Сам Мелларк не смеялся так, кажется, целую вечность. И, вероятнее всего, больше никогда не будет. С тех пор как они с Китнисс вернулись из Капитолия победителями, лишь одно позволяло почувствовать себя живым. Работа. Практически ни на минуту печи в его доме не выключались, а кухня была заставлена противнями с выпечкой. Он не мог помогать нуждающимся жителям дистрикта деньгами - об этом он узнал у Хеймитча, едва сойдя на перрон. Вот только Пит не был городским пекарем, не работал больше в родительской пекарне, а значит душистый хлеб, разнообразные булочки и прочая сдоба - не более чем плоды его хобби. Плоды, которыми он волен распоряжаться как ему хочется. Братья поддержали его, время от времени помогая разносить тяжелые сумки и доставлять с приезжающего каждую неделю поезда заказанную муку. Даже мать относилась ко всему этому спокойно, ведь она понимала: те семьи, которым он помогает, никогда не покупали хлеба в пекарне её мужа. Просто не могли позволить себе купить свежий, душистый и ароматный хлеб. Благодарные и светлые улыбки на лицах детей и стоящие слезы на глазах у матерей, когда они крепко обнимали его. Вот единственное, что имело хоть какой-то смысл, позволяло почувствовать себя нужным и необходимым хоть кому-то. Ради этого стоило полночи провозиться с замесом теста, пропуская очередной кошмар, заставляющий кровь в жилах заледенеть... Незаметно для себя, Мелларк дошел до деревни победителей, окидывая дома скользящим взглядом. Колено поврежденной ноги заныло от боли из-за быстрой ходьбы, но это отступило на второй план, стоило ему увидеть включенный свет на втором этаже одного из домов. Китнисс ещё не ложилась. Вот уже два месяца, как они почти не разговаривали. Она избегала его. Пит понимал её и ни в чем не винил, ведь не любя, захотел бы он общаться с человеком, с которым связаны настолько ужасные воспоминания? Воспоминания о событиях, которые всем сердцем хотелось забыть. Он хотел бы быть ее женихом или другом, братом или просто напарником. Да хоть бы знакомым, к которому она изредка заходила на чашечку чая... Пит мог быть любым из них и был бы счастлив, позволь она ему это. Вот только Китнисс избегала его уже два месяца и ровно четыре дня. Поднимаясь на крыльцо, Мелларк отвел взгляд от светящегося прямоугольника окна. Ветер, словно почувствовав, что с минуты на минуту утратит над ним власть, усилился, взъерошивая волосы и заставляя едва заметно передернуть плечами от холода. - Пит. Только один человек ходил настолько тихо, и лишь в её устах его имя звучало как-то особенно. Обернувшись, Мелларк мгновенно нахмурился - Китнисс стояла перед ним в легком свитере, который совершенно точно не защищал от ночной прохлады. - Ты... - неуверенно начал Пит, не зная, что сказать. Он сотни раз в мыслях проигрывал их разговор, который исправил бы охладевшие отношения, и они стали друг для друга хотя бы знакомыми, интересующимися о делах и разговаривающими о погоде. Но так и не набирался смелости, чтобы начать этот разговор. Ни раньше, ни сейчас. - Ты испачкался, - неожиданно произнесла Эвердин. Это удивило Пита, возможно, даже больше, чем её внезапное появление на крыльце его дома. Она протянула руку вперед, кончиками пальцев стирая муку с его скулы. - Неужели ты не пригласишь меня даже на чашку чая? А иначе я окончательно замерзну...