Искажение образа

Регина не звонит Эмме. Регина не пишет Эмме смс. Иногда Эмма думает, что Регина не умеет пользоваться мобильным телефоном. Впрочем, Эмма тоже не делает для Регины ни первого, ни второго, а с мобильником вполне ладит. Генри утаскивает Эмму гулять и говорит ей, что Регина злится. Мальчишка с восторгом рассказывает о том, что что-то выводит Злую Королеву из себя. "Или кто-то", - многозначительно добавляет он и смотрит на Эмму. Эмме все равно. Она смотрит в сторону, на идущую по улице женщину по имени Мэри Маргарет, с которой познакомилась недавно. Что-то волнует Эмму в ней. Но что - никак не понять. Генри шепотом говорит Эмме, что Мэри Маргарет - Белоснежка. И добавляет, что она - ее мать. Эмма качает головой: фантазии мальчишки заходят все дальше. Они гуляют еще какое-то время, а затем у Эммы звонит телефон. Она еще не посмотрела на дисплей, а уже знает, кто это. - Веди его домой, - резко бросает в трубку Регина и отключается. Эмма улыбается и подмигивает Генри. - Кажется, - говорит она, - твоя мама злится на меня. Мальчишка заливисто хохочет, а Эмма нащупывает кое-что в кармане куртки. Кое-что важное. Регина встречает их у порога. Она бледная, но выглядит решительно. Рядом с ней стоит меланхолично жующая жвачку Руби. - Ты посидишь сегодня с ней, - быстро говорит Регина, даже не глядя на Эмму. Генри хмурится, однако не возражает. Поминутно оглядываясь, он уходит с Руби. Эмма провожает его взглядом, оборачивается и замечает, что Регины на крыльце уже нет, а дверь призывно приоткрыта. Эмма просачивается внутрь и останавливается сразу за порогом. Щелкает замок. Стоящая у дивана Регина вздрагивает. - Ты должна уехать, - без предисловий говорит она. Так вот зачем выставили мальчишку. Чтобы поговорить. Как скучно. Расчет был совсем на другое. Эмма вскидывает брови. - Уехать, - повторяет она. - Это еще зачем? Ей кажется, что все идет так, как должно идти. Разумеется, она никуда не уедет. Как бы сильно ее ни просили. - Уезжай, - повторяет Регина. - То, что между нами... это ненормально. Она плотно сжимает губы после сказанных слов и отводит глаза. Эмма взрывается смехом. Вот оно что. Добропорядочная мать Генри по имени Регина Миллс, имеющая в этом городе всех, кого захочет, считает ненормальным секс между женщинами? Долго же она признавалась себе в этом. - Абсолютно, - легко соглашается Эмма и подходит ближе. И добавляет почти без паузы: - Скажи, что хочешь меня. Регина снова вздрагивает. Она мало похожа на ту женщину, что сопровождала Эмму в первые дни ее путешествия по Сторибруку. Эмма знает, что приложила к этому руку. И ее вполне устраивает результат. Регина пятится, когда Эмма принимается наступать. - Не подходи! - голос ее срывается. Эмма останавливается. - Ладно, - послушно соглашается она. - Тогда скажи, что не хочешь меня. И я уйду. Это как механизм внутри нее. Тот, что срабатывает на определенные слова, на определенные действия. Словно кто-то запрограммировал ее поступать так, как Эмма обычно поступает. Регина закрывает лицо руками. - Прочь! - она думает, вероятно, что кричит, но голос ее тих и едва слышен. Эмма знает, что равнодушие обычно действует замечательно. А равнодушие, подкрепленное силой, еще лучше. Эмма сильная. И Регина сильная. Но тогда кто-то из них должен стать слабее. Регина не выдержала. И слабость теперь заставляет ее говорить то, что она говорит. Эмма не хочет быть нежной. Эмма не хочет быть мягкой. Эмма хочет, чтобы ее просили. Чтобы после она могла попросить о том, о чем мечтает сама. Регина все же сдается. Она выдыхает требуемое, и Эмма в тот же миг оказывается подле нее. Куртка летит прочь красным всплеском, серые глаза Эммы блестят желтыми крапинками, черные волосы Регины расплескиваются по полу, когда Эмма опрокидывает Регину навзничь, коленом раздвигая ей ноги. Не требуется никаких прелюдий: Регина ждала Эмму так сильно, что ладонь становится мокрой даже через брюки. Эмма стаскивает их вместе с нижним бельем, и Регина остается лежать в белой блузке. Она раскидывает ноги еще шире, когда Эмма заполняет ее собой. Всего лишь пальцы - а сколько эмоций: Эмма чувствует внутреннюю дрожь, что сотрясает Регину. Так считает ли она неправильным секс между женщинами или секс конкретно между ними? Движениями бедер Регина требует ускорить темп, но Эмма никуда не спешит. Большим пальцем она обводит то, что так и не научился ласкать Грэм, и дрожь, пробивающая Регину, становится сильнее. - Поцелуй меня, - просит Регина, и Эмма с легким сердцем выполняет просьбу. Губы Регины теплые и слишком нежные. Эмма целует их, а затем спускается поцелуем вниз, тревожа языком ключицу. Регина сжимает ее руку, выгибая спину, и Эмма возобновляет круговые движения большого пальца. Ей не нравится так. Она чувствует себя суррогатом мужчины, а это вовсе не та роль, что способствует продлению приятного занятия. Регина разочарованно стонет, когда Эмма осторожно вытягивает пальцы, но тут же стон становится торжествующим, когда Эмма прижимается губами к влажной поверхности бедра. Регина не сладкая и не соленая. У нее нет вкуса, и Эмма вряд ли сожалеет об этом. Она подкладывает ладони под спину Регине и сползает ими чуть ниже, надавливая, сминая, царапая. Язык выписывает фантастические фигуры, то проваливаясь внутрь, то обволакивая теплом набухший бугорок, и Регина, извиваясь, стремительно падает в ту пропасть, куда так старательно вела ее Эмма. Эмма накрывает губами пульсирующую плоть и ни о чем не думает, кроме той влаги, что пачкает подбородок. Механизм внутри нее отсчитывает минуты. Эмма думает, что Регина захочет полежать, но ошибается: Регина выкатывается из-под Эммы, находит свое белье и брюки и одевается. Молча. Затем, садясь более менее прямо, спрашивает, сверля Эмму взглядом: - Зачем ты отдала его? Генри. Конечно, после секса надо поговорить о мальчишке. - Я не отдавала его. У меня его отобрали, - поправляет Эмма Регину, и та удивленно замирает. - Мне сказали иное, - бормочет она. Эмма спокойно пожимает плечами. - Тебе солгали, - уверенно говорит она. В ее глазах – желтые крапинки. Регина растеряна. Эмма же изучает ее, и взгляд ее цепок. Потрескивают дрова в камине. - Значит, ты не отдала бы его? – уточняет Регина. Эмма улыбается ей, немного снисходительно. - Нет, - коротко отзывается она. Регина теряется еще больше. К такому она явно себя не готовила. Эмма продолжает смотреть на нее, и тогда Регина говорит: - Что я могу сделать для тебя? Она не уточняет, в какой области, но Эмма прекрасно понимает. И улыбается. Остались считанные секунды. - Ударь меня, - говорит Эмма, и Регина удивленно вскидывает голову. - Что... - начинает было она и замолкает. Снова пощечина - никакой оригинальности. Эмма чуть не опрокидывается на бок, хотя удар не такой уж и сильный. Сердце замирает на мгновение, затем принимается стучать в ускоренном ритме. Но недолго. Дождавшись, когда оно успокоится, Эмма встает и идет за своей курткой. Надевает ее, игнорируя удивленный взгляд Регины. - Ты же прекрасно помнишь, - лениво говорит Эмма, доставая из кармана что-то белое, - что я предупреждала тебя не поднимать на меня руку. Она не нападает первой. Никогда. - Ты попросила, - медленно отвечает Регина, не делая попыток встать. И хорошо. Пусть сидит. Эмма разворачивает то, что достала, и принимается натягивать на руки. Это хирургические перчатки. Чтобы не оставлять отпечатков. А ее куртка - красного цвета. Чтобы не было видно крови. Сложно не догадаться. Теперь уж точно. Эмма широко улыбается, видя, как стремительно белеет лицо Регины. Она знает, что в этот момент стоит готовиться к прыжку. И верно. Регина срывается с места и пытается бежать, но дьявол внутри Эммы учит ее не только терпению, он учит ее предугадывать то, что случится. Регина несется к двери - Эмма уже стоит там, и в правой руке ее, опущенной книзу, поблескивает нож. Короткое движение - и Регина кричит от боли, пытаясь зажать порез на левом плече. - Тсссс, - Эмма прижимает палец к губам. - Мы же не хотим, чтобы нам помешали? Регина пятится. По пальцам руки, прижатой к плечу, сочится кровь. Эмма смотрит на нее и непроизвольно облизывает губы. - Ты убила их, - говорит внезапно Регина. - Грэма и Сидни. Эмма чуть кланяется. - Никаких мужчин для тебя, кроме Генри, - серьезно говорит она. - Они отнимали у тебя слишком много сил и времени. - Дура, - цедит Регина. - Я не спала с Сидни. Он был жалок. Она все отходит и отходит назад, но за спиной - только стена. Эмма видит это и улыбается, хотя в сердце копится досада. - Значит, я ошиблась, - соглашается она. - И все же он пытался рассказать мне гадости про тебя. Регина молчит, а до стены остается совсем чуть-чуть. Эмма крадется следом. Она возбуждена и не скрывает этого. Кровь отмечает их путь. Эмма разбила зеркало в квартире Сидни, когда поняла, что не захватила свой нож. Осколки легли в руку идеально и столь же идеально расположились в глазницах. Эмма помнила, как тяжело ей было тащить Сидни, но, когда она засунула его в машину, дело пошло быстрее. И пион... Она не любит пионы. Она вообще не любит цветы. Регина вжимается в стенку и замирает. На лбу у нее быстро-быстро подрагивает венка. Эмма улыбается, приближаясь к ней. Грэм смутил ее немного. Она не обнаружила в его груди сердца. Совсем ничего, и долго искала его вокруг, пока не подумала, что раздавила. Это было нелепое объяснение, но всяко лучше того, чтобы признать Грэма исключительно бессердечным. Эмма снова облизывает губы. Они раскопали ее прошлое, Грэм и Сидни. Много грязных вещей, о которых им знать не следовало. Они не просили - они требовали, чтобы их убили. И Эмма не могла им отказать. Регина вытягивается по струнке, когда Эмма прижимает кончик ножа к ее шее, а затем медленно ведет острием по ложбинке между вздымающихся грудей Регины, попутно срезая пуговицы. Надавливает чуть посильнее, выпуская на волю каплю крови и слабый стон. Но Регина молчит. Ей пришлось опустить руку, прекратить зажимать плечо, и белая блузка все сильнее окрашивается красным. На лице Регины - невесть откуда и для чего взявшаяся решимость. Она решила не издавать ни звука? Вместо нее стонет Эмма. Она облизывает губы, а затем склоняется и касается языком груди Регины. И вот тут появляется вкус. Совершенно не такой, как у всех остальных. Кровь Регины отдает железом. Кровь Регины взрывается на языке огненным цветком. Кровь Регины позволяет сполна прочувствовать власть. Эмма высасывает кровь, будто вампир, и это возбуждает ее сильнее воспоминаний о том, как она была внутри Регины. Что вообще может сравниться с этим? Эмма настолько поглощена своим занятием, что не успевает среагировать, когда рука Регины насквозь пробивает грудную клетку, сжимаясь пальцами вокруг застывшего сердца. Мгновенная вспышка дичайшей боли, растворяющей тело - а затем ничего. Только безмерная легкость и желание смеяться. Эмма смотрит в глаза Регины, которая не может вырвать ей сердце, и смеется потому, что поняла, отчего внутри Грэма была пустота. Она смеется оттого, что магия, о которой твердил Генри, действительно существует, и если она такая вся, то это восхитительно! А еще Эмма смеется потому, что нож теперь погружен в живот Регины по самую рукоять, и Эмма медленно проворачивает его, жадно глотая ту боль и страх, что искажают лицо Регины. - О, ты могла бы оставить ее там навсегда, - бормочет Эмма, когда ослабевшая рука Регины выскальзывает из ее груди. Нет ни боли, ни дискомфорта, только сильнейшее разочарование. От этого Эмма всем своим весом налегает на нож, словно пытается всунуть его в Регину полностью. - Ты знаешь, - доверительно шепчет Эмма Регине, следя за тем, как дрожат веки, пытаясь не опуститься и не прикрыть темные глаза, - я ведь действительно не отдавала его. Я убила его отца. А потом его отобрали, потому что я убийца. Смешно, правда? Я же не собиралась убивать и его тоже. Регина не смеется вместе с Эммой. Она редко дышит и все пытается сползти по стенке, но Эмма не дает ей это сделать. Напротив: она оттаскивает Регину от стены и заставляет пройти на середину гостиной, где медленно кружит ее в последнем танце и целует губы, пачкая их почти застывшей кровью. Голова Регины тяжело опускается Эмме на плечо, и Эмма улыбается. "Она должна быть наказана!" Должна. Быть. Наказана. Единственно верные слова. Во взгляде Эммы - немного безумия. Во взгляде Эммы - чуть больше веселья. Во взгляде Эммы - в основном уверенность в собственной правоте. И немного желтизны. Как золото на сером камне глаз.