Искажение образа

Эмма сидит в своей машине и гладит пальцами руль. Игра вышла долгой, но Эмма сделала так, чтобы Регина получила удовольствие перед смертью. Это было по-честному. Потому что Регина тоже пыталась играть по правилам Эммы. За исключением Сидни, которого Эмма щедро простила ей. Эмма знает, что Регина останется в ее памяти. Такая магия не проходит даром, а между ними однозначно что-то возникло. Если бы не просьба Генри... И то, что она не сумела вырвать сердце, тоже не может ничего не значить. Генри называет Эмму Спасителем – что же, уже троих она спасла от проклятия, сожравшего Сторибрук. Мальчишка сидит рядом, и его молчание слишком подавленное. Эмма сама забрала его от Руби и по пути рассказала, что все кончено. Он бился в недоверчивых рыданиях, а потом притих. Эмма действительно убила его отца. Нил - так звали ту сволочь, что сначала уговорил Эмму украсть часы, а потом выдал ее полиции со всеми потрохами. Она убежала из полицейской машины лишь затем, чтобы прикончить мерзавца до того, как ее кинут в тюрьму. Как сладко было перерезать ему шею и смотреть на белеющее лицо предателя! К воровству ей добавили убийство, когда поймали, а ловили ее долго, она успела обзавестись приличным животом. В тюрьме ее уговаривали сделать аборт, но единственное, чего Эмме хотелось - это родить и посмотреть на ребенка. Она молила Бога, чтобы малыш не оказался похож на папочку. Ей не дали на него взглянуть. Вкололи снотворное и увезли прочь. После Эмма пыталась оперировать тем, что она не подписывала согласие на лишение материнских прав, но гробовое молчание адвоката говорило за него: несложно подделать бумаги при желании. Она честно отсидела половину своего срока, который скостили по амнистии для тех, кто находился в тюрьме первый раз. В тюрьме - первый, да. Но кто сказал, что Нил был первым? Она просто дала себя поймать. Глаза Эммы блестят, когда она думает о том, сколько крови на ее руках. Это все еще возбуждающе. Генри вдруг дергает дверцу машины, но она закрыта. Кто же будет держать ее открытой в таких ситуациях? - Ты никуда не пойдешь, - спокойно говорит Эмма, и от этого спокойствия Генри съеживается. Кажется, он начинает понимать, что к чему. Может быть, этому пониманию способствует нож, который Эмма так и не оттерла от крови Регины. Сейчас он лежит на заднем сиденье, и Эмма кожей чувствует, как Генри хочет его схватить. А еще она знает, что ее сын не убийца. И теперь он будет жить вместе с ней. - Я быстрее, - предупреждает Эмма просто так, на всякий случай. По ее губам бродит ухмылка, и Генри, видя это, снова принимается плакать. - Не плачь, пацан, - жестко и весело говорит Эмма. – Ты же хотел, чтобы она умерла. У нее невинный взгляд и довольный вид. Она подмигивает плачущему Генри и коротко смеется, ища в кармане ключи зажигания. Эмма не чувствует жалости. Она не разделяет внезапную тоску Генри. Ей было сказано, что Регина – зло, а зло надо уничтожать. Всеми силами. Генри сам настоял на том, чтобы она приехала сюда. Какой с нее спрос? Она выполнила желание, будто гребаный джинн, мать его! Если он хочет мучиться – пусть, с нее не убудет. Эмма перегибается к бардачку и достает оттуда сигареты. Щелкает зажигалкой, закуривает и, прищурившись, смотрит на улицу, провожая долгим взглядом неспешно идущую по своим делам Мэри Маргарет. Теперь можно курить. - Эй, - толкает Эмма под руку шмыгающего носом Генри. – Ты что там говорил? Это Белоснежка? После истории с Региной она начинает верить окончательно. Генри присматривается и кивает, затем снова забивается в угол и принимается ковырять обшивку салона. Эмма не глядит на него, рассеянно прикусывая сигаретный фильтр. Родители бросили ее. И она вынуждена была все это время ютиться в приютах, пока они жили в тепле и достатке. Так дела не делаются. Эмма щелчком выбрасывает недокуренную сигарету в приоткрытое окно и велит Генри: - Сиди здесь, я скоро. Ей все равно, услышал он ее или нет. Она просто знает, что он никуда не денется: Регина все еще лежит на полу своей непомерно большой гостиной, и кровь наверняка застыла под ней некрасивым узором. Пройдет время, пока ее обнаружат. Время, которое предоставит возможность бросить этот опостылевший город ко всем чертям. Эмма выходит из машины, расправляет плечи, хрустит пальцами и громко зовет: - Мэри Маргарет! Мэри Маргарет останавливается, недоуменно оборачиваясь. Детали неважны, главное - результат. Эмма нацепляет свою самую лучшую улыбку и делает пару шагов вперед. - Не хочешь чего-нибудь выпить, Мэри Маргарет? В кармане у Эммы – острая бритва. На руках Мэри Маргарет – тонкие вены. Улыбка ничего не стоит, улыбка – лишь верхушка айсберга. Нетающего и огромного. Сердце у Эммы – такой же лед, с каждым годом намерзающий все больше и больше. А иногда во снах она видит расплавленное золото, льющееся ей под кожу. И тогда она просыпается со вкусом крови во рту. Эмма всегда была такой. Она не помнит, чтобы когда-то видела мир полноцветным. Она не представляет, что вокруг есть еще что-то, кроме золотого, красного, черного и серого. Эти цвета управляют ее жизнью Эти цвета управляют чужой смертью. Эмма не знает, что в ней такое яростное. Эмма знает лишь, что это помогает ей выжить. И это знание сегодня ей пригодится вновь. Мэри Маргарет не подозревает, как грубы могут быть руки Эммы. Потому что родители не должны бросать своих детей. «И только смерть разлучит вас…»