«Добейся успеха – пройдут обиды». М. Е. Литвак
Тик-так… Тик-так… Тик-так… Стрелки часов двигаются слишком медленно, настолько, что порой кажется, что время – это что-то невообразимо бесконечное. Последние минуты перед переменой – словно пытка – двигались с особенно медленной скоростью. В кабинете душно, скучно, непривычно; даже лопасти вентилятора, что рассекают, словно ножницами, пыльный воздух, не спасают. Настенные часы дразнили учеников средней школы: тикающие звуки слишком сильно давили на подсознание. Молодые люди с надеждой смотрели на пейзаж, простирающийся за окном: ноябрь в этом году в Манхеттене был особенно прекрасным; пожухлые листья укрывали своим медным ковром истоптанную дорожку, деревья стояли голые, а первый снег, который выпал на той неделе, слегка разукрасил крыши зданий в белоснежный цвет. Красиво, ярко, необычно… Такая смена шла определённо на пользу городу. Ученики, словно маленькие дети, прильнули к окну, а от их горячего дыхания на стекле оставались запотевшие узоры. Тик-так… Тик-так… Последние минуты – последняя пытка. По всему кабинету слышны недовольные стоны и всхлипы: все хотят уже поскорее выйти из стен этого здания, а после - вдохнуть в лёгкие свежий воздух, который пахнет сыростью и выхлопными трубами автомобилей. Но… Время не щадило их. Две минуты… Все задержали дыхание и внимательно смотрели на стрелки часов, которые вот-вот достигнут финишной прямой. Осталось совсем немного. Совсем чуть-чуть… Одна минута… Ожидание, словно сталь, накалялось до критической температуры – вот-вот прозвенит звонок – сигнал к «освобождению». И вот долгожданный звук… «Динь-Динь-Динь». Все с таким рвением, с таким желанием и яркостью в глазах начинают собирать всё, что лежит на парте и попадается под руку: своё или чужое – неважно, главное, что с завтрашнего дня дополнительные воскресные занятия прекращают свою работу – учитель, преподававший курс биологии, уходит в отставку. Для кого-то это - радостное событие, но есть единицы, которые будут скучать по лекциям старого морщинистого сухонького старика в круглых очках с гладкой сверкающей лысиной. Мужчина, закрыв учебник по арахнологии, взглянул на свои учеников, которых он помнит ещё с тех лет, как только они впервые сюда зашли и сели за парты; из птенчиков они уже превратились в гордых птиц – настало время выпустить их из гнезда и отправить лететь в длинный путь под названием «Жизнь». Он провожал взглядами студентов, надеясь, что хоть кто-то подойдёт к нему и скажет пару слов на прощание, но… Время сейчас другое – люди сейчас другие; ученики проходят мимо, щемятся в дверь – хотят поскорее выйти на улицу. Старик вздыхает и улыбается: всё-таки того времени не вернуть, но нельзя жить прошлым. Всё меняется: время, люди, чувства, мир… Однако на этом свете есть ещё те, что способны изменить что-то самой простой ненавязчивой улыбкой. - Мистер Николсон, - к нему подбегает его лучший ученик – Майлз Моралес – афроамериканец, который совсем недавно перевёлся на этот факультет, но уже показывал такие необычные результаты в учёбе, - очень жаль, что мы с Вами расстаёмся. Мне бы хотелось… Старик остановил его жестом. - Не стоит лишних слов, мальчик мой, - слегка улыбнулся учитель, встав со своего места. – В жизни нужны перемены. И Вам, и мне. Когда меня тут не будет, всем определённо станет легче. Мой курс вы прошли и всё сдали на отлично. Надеюсь, мистер Моралес, Вы не забыли, что сегодня от нашего учебного заведения отходит автобус, который повезёт Вас и ещё некоторых наших учеников в новый лабораторный центр? - Да, - кивнул юноша, - две крупные компании «LexCorp» и «OsCorp» объединились, чтобы создать нечто грандиозное. Этот центр – будущее нашей страны! – вдохновенно вещал студент, эмоционально жестикулируя руками. – Наверно, каждый туда желает попасть. А сегодня… - Сегодня величайший день в Вашей истории, мистер Моралес, - Николсон похлопал парня по плечу – Майлз улыбнулся. – Вам выпала яркая возможность продемонстрировать свои умения и, возможно, устроиться там стажёром. Не опаздывайте, мистер Моралес, автобус отправляется через пару минут. - Как?! Уже?! Парень уже хотел было схватиться за голову, но вовремя вспомнил, что держит тяжёлые учебники. Афроамериканец, будто ошпаренный, выскочил за дверь кабинета, оставив своего учителя наедине со своими мыслями. Николсон был уверен, что его ученика ждёт прекрасное будущее, в котором Майлз преуспеет. Однако судьба предопределила всё совершенно иначе…***
Майлз выбежал на улицу, и в его нос ударил запах выхлопных труб автомобиля – аромат, по которому Моралес за такое небольшое количество единиц пребывания в школе успел соскучиться. Парень, поправив сползшую лямку сумки, стал искать на парковке автобус, который должен их отвести на экскурсию в новый научный центр. Жёлтый школьный автобус стоял на остановке, раскрыв двери и впуская любопытных учеников внутрь, но те не хотели вновь оказываться в душной тюрьме без единой капли воздуха. Те, кто так хотел попасть на экскурсию, сейчас сидели на старой лавочке и кормили подлетевших голубей хлебом, который захватили с собой из столовой. Птицы, довольно курлыкая, жадно глотали крошки, требуя ещё и ещё вкусной пищи. Майлз, увидев там своего друга Ганке, подбежал к нему, распугав голубей, которые тут же разлетелись в разные стороны. - Эй, Ганке, - запыхавшись, Майлз поприветствовал своего лучшего друга и присел рядом, - здорова. Слушай, а почему автобус так и не отправляется? Ведь скоро уже время подходит! А я… - Моралес, - театрально закатил глаза азиат, выкидывая оставшиеся крошки от хлебобулочного изделия на потрескавшийся асфальт, - ты мне всех голубей распугал! Сдалась тебе эта экскурсия! На свете есть множество других приятных вещей. - Например? - Ну, я не знаю… Допустим, играть в приставку! - Ничего ты не понимаешь, - улыбнулся Моралес, похлопав друга по плечу. Ганке Ли был, пожалуй, единственным настоящим другом Моралеса, который не бросал его даже тогда, когда тому требовалась помощь. Возможно, у них разные увлечения, разные взгляды на жизнь, разные ценности, но при всём при этом они остаются верными друзьями ещё со школьных времён. Майлз до сих пор вспоминает, как познакомился с пухленьким низкорослым мальчишкой, который очень любил играть на переменах в карманную приставку. Эта история не похожа на типичный шаблон: нет, Ганке Ли не обижали ученики постарше, но мальчик всегда находился в тени – у него не было друзей, которые бы разделяли его увлечения. Скажем, Майлз Моралес не был уж таким фанатом компьютерных игр, но и настоящих друзей, с которыми он везде ходил и всё обследовал – не было. И как-то две души стали потихонечку общаться, проводить время в гостях друг у друга, веселиться… И это переросло в крепкую дружбу, которую ни камнем не сломить, ни водой обмыть. - И всё-таки что тебе сдалось в этой экскурсии? – Ганке, прикусив язык, заострил своё внимание на экране игровой приставки, не обращая внимания на афроамериканца. – Вот ты поедешь туда, посмотришь на этих законсервированных… - Заспиртованных, - поправил его Моралес. - Неважно, - отмахнулся азиат. – Разве тебе приятно смотреть на все эти старые и дряхлые органы в баночках?! Смотреть на них противно, а трогать… Брр! И подавно! Разве тебе это нужно?! Друг мой, - наконец, Ганке соизволил отстраниться от любимой игры и обратить своё внимание на друга, - оно тебе точно нужно?! Почему сразу становиться учёным, а не каким-нибудь, например, спортсменом? Или звездой! Думаю, что из тебя вышел бы неплохой танцор. Как Майкл Джексон! Там-тарам-тарам… Ауч!!! Ганке начал пританцовывать известную песню короля поп-музыки, что выглядело крайне забавным. Моралес улыбнулся краешками губ, пытаясь сдержать порыв смеха, так как тот лишь усиливался; но вскоре время их времяпрепровождения подошло к концу – водитель школьного автобуса наконец вернулся, и теперь настало время вспомнить всё то, что учили они на курсах по биологии. Майлз вскочил со скамьи и, поправив сползшую лямку сумки с плеча, быстро побежал в открытый проход жёлтого школьного автобуса Black Bird Conventional, который ждал своих постояльцев. Моментально ученики Brooklyn Visions Academy ринулись внутрь, пытаясь быстрее сесть на свои места, желательно у окна, чтобы во время, хоть и короткой поездки, но наблюдать за красотами Манхеттена. Моралес успел заскочить внутрь вовремя: как раз возле окна перед выходом было свободное место; присев туда, он стал смотреть через стекло на двор любимой школы-академии, которую он, увы, уже совсем скоро закончит – время не стоит на месте. Прильнув к стеклу, словно маленький ребёнок, Майлз вглядывался в пейзаж своего второго дома, будто бы видел его впервые. Такое тёплое, родное место эта академия, будет нелегко с ней расставаться и вступать уже во взрослую жизнь, но птенец обязан вылететь из гнезда и парить к горизонту. Водитель автобуса, игнорируя крики взбудораженных учеников, поправил свою фирменную фуражку и немного подправил зеркало заднего вида, ещё раз пересчитав всех подростков. Мужчина, взяв аккуратно микрофон, поднёс его ко рту и начал говорить: - Внимание: во время поездки строго запрещается покидать места и бегать по салону автобуса. Надеюсь, что поездка окажется для вас приятным сюрпризом. Мы отправляемся! Конечно, поначалу было не очень комфортно, ведь громкий звук из колонок сильно резанул по ушам, слегка оглушив учеников Академии. Однако уже спустя несколько секунд неприятный эффект в виде жужжания в голове прошёл, и теперь все наслаждались поездкой в научный центр. А из колонок автобуса доносилась знакомая песня группы Rednex – «Cotton Eye Joe»…***
Здание-филиал «LexOsCorp» - это объединение двух акул бизнеса по разработке не только оружия нового поколения, но и всего того, что необходимо в повседневной жизни: от создания мягких игрушек и газированных напитков до пошивки одежды и выявления новых формул для каких-то медикаментов. Америка стала процветать после того, как генеральный директор «OsCorp» - Норман Осборн – подписал контракт на сотрудничество с Лексом Лютером – человеком, который уже в следующем году собирался баллотироваться на пост президента, – слишком много денег и жажда власти всегда могут придвинуть главную мечту ближе. Сейчас неизвестно, чем занимались акулы бизнеса и фондовой биржи: по одним данным - занимались благотворительностью и помогали уже давно известным голодающим детям в Африке (на этом, собственно, обычно и строится начальная стадия мировой известности), а по другим – мистер Осборн и мистер Лютер пытались сотрудничать с другими странами и просто привлечь их на сторону американцев, сделав союзниками; конечно, не все соглашались на эту сделку, но гипноз прекрасно влиял на мировых лидеров. Научный центр располагался в правом крыле многоэтажной высотки и был больше похож на отдельный комплекс, который никак не связан с другими сферами работы, происходящими в этом здании. Однако сама конструкция построения нового престижного комплекса была необычной: оно имело форму пчелиного улья, а основание уходило глубоко под землю, почти на два с половиной километра – именно здесь находятся основные исследовательские лаборатории, вход в которые строго запрещён. И неизвестно, чем там занимаются сотрудники на самом деле, однако пресса и те, кто стоял во главе корпорации, утверждали, что всё делают во благо людей и только лишь для этого. Но не все верили. Почему-то у многих людей в душе был повод сомневаться в значимости данных слов. Школьный автобус припарковался возле главного входа, а когда открылись двери, то все ученики академии тут же ринулись на улицу, чтобы не только глотнуть свежего воздуха, но и утолить жажду любознательности. Майлз вышел последним и тут же начал осматривать красивейшее здание, слегка приоткрыв рот: от этого центра просто чувствовалась вся мощь и сила науки. Моралес улыбнулся и, в очередной раз поправив сползшую лямку на ремне сумки, подтянул её и отправился прямиком внутрь, чтобы не пропустить занимательную экскурсию. За стеклянными вращающимися дверями простирался другой мир, на который хотелось взглянуть хоть одним глазком; Майлз, дождавшись, когда проход откроется, быстро проскочил внутрь здания, где его уже ожидали все ученики. Когда молодой человек смог как-то пробиться сквозь толпу и выйти вперёд, то начал вновь осматриваться, боясь даже лишний раз дыхнуть: здание просто поражало своей величественной красотой; внутри оно было намного больше, чем снаружи. Огромная система эскалаторов, лифтов и других способов попасть в различные части научного центра; почти на каждом углу стоит охрана, которая даже на пару минут не может сесть и отдохнуть; и украшено тут всё настолько прекрасно, что невозможно оторвать взгляда – центр зачаровывал своей величественной красотой. К группе учеников, наконец, подошла молодая девушка в белом халате, держащая в руках огромное количество папок, а вместе с ней прибыл ещё один мужчина, который также был одет в медицинский халат. Они быстро посчитали находившихся учеников, а после прокашлялись, пытаясь обратить внимание на себя – это сделать удалось: все подростки, словно послушные маленькие дети, в момент замолчали и стали слушать слова экскурсоводов, которыми на деле являлись сотрудники данного учреждения. - Здравствуйте, - поздоровалась девушка с короткими волосами цвета молочного шоколада и такого же цвета глазами, - меня зовут доктор Эшли Кафка. Это моя правая рука – ассистент-доктор Алистер Смайт. Молодой человек коротко кивнул, а девушка продолжила: - А я очень рада видеть здесь всех вас. Прошу, пройдёмте. И убедительная просьба: во время экскурсии никуда не разбегайтесь. Итак, прошу пройти за мной… Девушка и её ассистент поднялись по широкой лестнице, возле которой стояли оранжевые фарфоровые горшки с цветущими орхидеями – ещё один элемент декора, за который уцепился глаз. Учёные что-то говорили, рассказывали, жестикулируя и пытаясь привлечь любознательных студентов, которые просто смотрели на красоты здания. Как только все они оказались на втором этаже, то тут же начали идти по левому крылу коридора, ведь в правом на данный момент кипит работа. Однако почему-то Майлз, вместо того, чтобы слушать лекции доктора Кафка, заинтересовался одной дверью, с надписью «Don’t Enter», из которой совсем недавно вышел странный человек в скафандре. Это заинтересовало Моралеса, и он, предварительно осмотревшись, обнаружил, что никакой охраны нет: мужчины в форме лишь ходили туда-сюда, скучая, а некоторые пытались подкатить к новым сотрудницам, пытаясь тех пригласить на свидание; к тому же молодой человек отбился от основной группы, а попадаться на глаза людям в форме, к тому же вооружённым, - не очень хотелось. Моралес проскочил внутрь, быстро закрывая за собой дверь. Он надеялся, что всё пройдёт тихо и бесшумно. Внутри, к его удивлению, было прохладно, и находиться здесь в не зимней тёплой одежде было дискомфортно: кожа покрылась мурашками, а частые вздохи образовывали в воздухе клубы полупрозрачного дыма. Услышав топот, Майлз успел вовремя спрятаться за шкафом, к тому же в тёмном углу помещения его навряд ли смогли бы засечь – ещё один плюс чёрной кожи. Как только голоса стихли, а ученых и след простыл, то Моралес, выйдя из своего временного убежища, стал медленно идти вперёд, чувствуя, что скоро превратится в ледышку, – нужно отсюда выбираться. Однако вместо того, чтобы следовать назад, молодого человека тянуло вперёд, ведь там, в самом центре этого странного помещения есть что-то такое невообразимое и загадочное, о чём никто не знает совершенно. Дилемма, но ответ приходит слишком быстро и неожиданно: ученик академии слишком любит совать нос в чужие дела, и сейчас – не исключение. Моралес медленно стал идти вперёд, потирая руки и дыша на них, – пытался согреться. Впереди – железная дверь с магнитным замком, которая почему-то была открыта: этот факт не смутил Моралеса, и он прошёл внутрь, совершенно ничего не подозревая. Однако камеры наблюдения всё это время фиксировали каждый ход, каждое движение ученика, запоминая всё, при этом так хитро сверкая мигающей красной лампочкой. Майлз оказался в округлом помещении, где находились стеллажи с аквариумами, в которых разводили различные виды членистоногих. Парень чувствовал себя тут, словно в вакууме: вокруг одни пронумерованные стеклянные кубы, где кипела жизнь существ, которых большинство ненавидело из-за своей мерзости. Моралес остановился возле одной полки, на которой находился запотевший аквариум с тремя пауками, на брюшке которых были светло-красные пятна, расположившиеся в виде цифр. И числа на них в виде клейма поставлены эти: «41», «42», «43». Парень приподнимает герметичную крышку и берёт одного из членистоногих в руки, внимательно осматривая его: на вид – обычный непримечательный паук чёрного цвета, который смотрел на мальчика-гиганта своими маленькими глазами-бусинками. Майлз никогда не испытывал к такому виду животного мира особую симпатию, но отчего-то существо, на теле которого алыми пятнышками было нарисовано число «42» привлекло молодого человека. Однако что-то пошло не так… Тяжёлый топот эхом разносился по коридору, дойдя до слухового аппарата мальчика. Майлз быстро сообразил, что к чему – сюда возвращаются учёные. Парень попытался сунуть чёрную вдову обратно внутрь аквариума, но обнаружил, что членистоногое уже исчезло с руки. Моралес запаниковал и попытался найти паука, но нужно было уходить, иначе потом будут слишком большие проблемы, последствия которых неизвестны. Парень стал медленно идти к выходу, постоянно прячась и озираясь; охрана давно заподозрила что-то неладное в этом секторе, но почему-то нарушителя не удалось найти. Майлз прижимался спиной к стене, стараясь медленно дышать – не может себя выдать. На глаза совсем скоро попадается железная дверь с магнитным замком, а там до выхода совсем недалеко. Дождавшись определённого момента, Моралес, выкинув ненужные мысли из головы и сжав кулаки, быстро выбежал из лаборатории, вновь оказавшись в коридоре центрального зала. Парень вздохнул и стал медленно идти, как он думал, в ту сторону, где сейчас находились его одноклассники. К удивлению Моралеса, они уже стояли около выхода.***
- …Думаю, на этом можно закончить. Надеюсь, что Вам понравился краткий экскурс по всему центру. Хотелось бы увидеть Вас вновь. Наши двери всегда открыты, - закончила свою речь доктор Кафка и улыбнулась. Ученики академии похлопали ей; они получили огромное впечатление от этой экскурсии и смогли узнать много нового. Пока водитель, который только что подошёл, считал всех поголовно, к Ганке сзади подкрался запыхавшийся Моралес – будто бы пробежал стокилометровый кросс. Азиат, повернувшись, удивился, видя своего знакомого в таком виде. Он даже боялся поинтересоваться, что с ним произошло, но интерес был превыше всего – поэтому вопрос был озвучен: - Где тебя носило? – шёпотом спросил у друга Ганке. – Ты ведь так мечтал об этой поездке, а на деле – всё пропустил! Было даже мне интересно, а ты!.. Майлз положил свою руку на плечо азиата и, улыбнувшись, сказал: - Ты не поверишь в то, что я тебе расскажу, друг! Это было… Неожиданно парень почувствовал на своей руке что-то неприятное, будто бы кто-то ущипнул его. Но эта странная боль, будто от укуса какого-то насекомого, сменилась ознобом; Майлз посмотрел на свою руку и увидел, что на кисти сидит чёрная вдова, на тельце которой алыми пятнышками нарисована цифра «42» - она своими зубками-крючками прокусила тёмную кожу мальчика, оставляя на ней багровый след. Укус этого паука может быть смертелен, но яд медленно распространялся по всему организму. Пока Ганке, который просто вопросительно смотрел на своего товарища, ничего не понимая, Моралес схватил паука и выкинул его куда-то в сторону, чтобы никто ничего не мог заподозрить. Голова закружилась, а лоб покрылся испариной – Майлзу становилось нехорошо. - Эй, дружище, - азиат не мог понять, что стряслось с его другом, - с тобой всё хорошо? Выглядишь ты как-то потрёпанно. - Я? – Моралес будто игнорировал своего друга, думая совершенно о каких-то посторонних вещах. – Нет, со мной всё в порядке. Ничего не думай. - Ты хотел мне кое-что рассказать. - Я? – Майлз будто сам не свой, и не только он это понимает. – С чего бы? Лучше пойдём к автобусу, а то нас там заждались. Майлз, пошатываясь, шёл прямиком к выходу, держась за голову. Ганке совершенно не понимал, что такое с его товарищем: пару часов назад тот просто светился от счастья, ведь едет на одну из самых запоминающихся экскурсий в своей жизни, а сейчас он больше походил на живого трупа: даже несмотря на тёмный оттенок кожи, юноша был бледен, волосы на голове встали дыбом, а кожа покрылась мурашками. Казалось, что Майлз увидел в реальности какую-то мерзость, выползшую с экрана телевизоров из фильма ужасов. Ганке не знал, как помочь другу, но одно он понимал прекрасно: Моралес что-то скрывал. Правда, времени на расспросы уже не было – школьный автобус должен был развести уставших за целый день учеников по домам. Многие бурно обсуждали сегодняшние впечатления от экскурсии, но не у всех были на это силы. Особенно у Моралеса, который слишком сильно хотел прибыть домой, свалиться в кровать и провалиться в объятия Морфея.***
Почти вечер; небо окрашивается в гранатовые оттенки, а солнечный диск медленно спускался за горизонт, пытаясь таким вот образом спрятаться от людских глаз. Яркие лучи большой звезды оранжевым отливом оседали на частных домах, делая их вид более сказочным. Майлз на ватных ногах поднимался по скрипучим ступенькам своего обиталища, чувствуя, что скоро вот-вот рухнет без сил. Рука хватается за дверную ручку и, сжимая её, опускает вниз, а парень проходит внутрь дома. Как только Майлз оказывается в коридоре, то ему в нос ударяет приятный запах ужина, который приготовила его мать – Рио Моралес. Женщина, услышав знакомые шаги, тут же увидела любимого и единственного сына, который решил сразу подняться наверх, а не поесть со всей семьёй. - Куда собрался? – женщина встала напротив своего сына, перегородив ему путь наверх. – А ужин? - Не сейчас, - закатил глаза Моралес. – Может, чуть позже. Женщина подошла к парню и положила ему ладонь на лоб – температура у мальчика была намного выше нормы. Видимо, простудился или же переутомился со своей учёбой. Майлз всё жизнь выбивался в отличники, поэтому очень часто перетруждал себя. - Да ты весь горишь! Бегом наверх и отдыхать! Завтра никакой школы. Уяснил? Майлзу было настолько всё равно на её слова, что он, проигнорировав их, поплёлся наверх, а после, открыв дверь, вошёл в свою комнату, в которой на данный момент царил бардак. Парень, не раздеваясь, лёг на кровать и тут же провалился в сон. Он не мог догадаться, откуда такая усталость, но в следующие пять часов его сможет разбудить разве что хоровой оркестр. Да и то, если вообще сможет…