I wish you would just be real with me.

Потому что я жажду твоей любви

I lust for "after" No disaster can touch Touch us anymore Poets of the Fall – Carnival of rust Я лишь жду "после", Когда никакое несчастье не сможет коснуться Коснуться нас больше Poets of the Fall - Карнавал тлена

…Ночью ко мне приходил Шерлок. Опять. Приходил, обнимал меня, прижимал к себе и шептал, тихо шептал, что всё будет хорошо. Что мы справимся. Что он справится, что скоро всё закончится, что никто больше не сможет обидеть меня, потому что он рядом. Он рядом, он никуда больше не уйдёт… Шерлок врал. И его руки, и его голос, и взгляд, и губы – всё было ложью. Только это и помогало мне видеть разницу между Шерлоком-из-моих-снов и реальным Шерлоком Холмсом. Последний не лгал мне ни разу. Он вполне откровенно выразил своё безразлично-презрительное первое впечатление, затем пользовался мной в своих целях, абсолютно не скрывая этого… Всё наше общение зависело от того, на какую сторону упадёт подкинутая им монетка в следующий раз. Аверс или реверс. Нужна - не нужна. Нужна – я приду к тебе, и ты будешь моей. Не нужна – мне важна моя работа. Хоть ты в истерике бейся, я ухожу. Но я вернусь, потому что почувствую, что нужна… И выброшу тебя, подкинув монетку в последний раз. Ты не имеешь права голоса. Решаю я. «Тише, тише… Тебе плохо, и я тебе нужен. Теперь всё в порядке, всё будет хорошо…» «Нет! Прекрати, Мери, не отвлекай меня, мне нужно подумать!» «Мери… Иди ко мне» «Твоё время вышло» Джон видел, как умирают люди. Кто-то не может смириться, уходит с трудом, бьётся в агонии… другие принимают происходящее, покидают мир спокойно, только отчаянная тоска в смотрящих в пустоту глазах выдаёт, что им тоже тяжело. Джон видел, как люди выживают. Уже почти нет надежды, он, как врач, понимает, что это конец, что ничего уже нельзя сделать… Но сердце после секундной заминки вновь начинает биться. Кто-то смог победить смерть. Но Джон никогда не видел настолько тихую, практически незаметную, растянутую во времени отчаянную борьбу за жизнь… Лицо Шерлока абсолютно спокойно. Привычная расслабленная поза – локти на подлокотниках кресла, сложенные кончики пальцев касаются губ, дыхание ровное, глаза полуприкрыты… Он в своих Чертогах. Но он не решает очередную головоломку, не ищет очередной гениальный ответ, нет. Он ищет забвения. Джон словно видит – Холмс идёт вперёд, глядя строго перед собой, всё дальше, проходит мимо гигантских стеллажей, где в образцовом порядке хранится всё то, что он считает полезным… Холодный рациональный свет, молчаливое бездушие знаний и чёткий силуэт человека, который отчаянно хочет, но не может уйти сам от себя. Чертоги разума, созданные рациональным и гениальным мозгом Шерлока Холмса, всё же скользят между слоями сознания и подсознания легче и увереннее, чем их создатель. Проход между стеллажами резко виляет в сторону, и внезапно в конце этого импровизированного коридора становится видна тоненькая девичья фигурка… Джон слышит, как сердце детектива спотыкается, а затем начинает биться часто и больно, видит, как под прикрытыми веками зрачки Шерлока мгновенно заполняют всю радужку, как светлая ткань рубашки на груди темнеет, по ней расползается багровое пятно, детектив истекает кровью… Но стоит моргнуть – и наваждение исчезает. Холмс всё так же сидит в кресле, погруженный в себя. Глаза закрыты. Рубашка девственно чиста. Доктор Ватсон не может, не хочет понимать, почему он видит так. Почему периодически он словно может заглянуть вглубь, будто бы за фальшивым зеркалом загорается лампа, и можно видеть потайную комнату за ним… Но это бывает не так уж и часто. Короткие острые вспышки… А вообще, всё выглядит благополучно. Пугающе хорошо. Никакой апатии, никакого оцепенения… Шерлок нормально ест. Не так, как раньше, но всё же торопливо проглатывает что-то из приготовленного миссис Хадсон, не отрывая взгляда от монитора ноутбука или распечатки какого-нибудь документа. Шерлок спит адекватно своей норме – уходит в свою комнату, иногда отключается прямо в гостиной… А затем снова бесконечно мерит комнату шагами, напряжённо застывает в кресле или лихорадочно срывается с места, пропадая в сырых сентябрьских туманах… Джона он с собой не зовёт. Правда, Шерлок много курит – по утрам, когда Ватсон спускается в гостиную, там густым туманом висит сигаретный дым, сквозь который с трудом угадывается неподвижный силуэт в кресле, - но это такая малость, такая мелочь по сравнению с последними событиями. И Шерлок успешен как никогда. Он работает. Работает. Никаких перерывов между расследованиями, дела раскрываются одно за одним, они появляются словно из воздуха. Частные клиенты, Скотланд-Ярд… Детектив сосредоточен на работе, полностью сосредоточен. Крайне целеустремлён – равнодушно отказывается от любого упоминания о его участии в расследованиях в прессе, презрительно и устало кривит губы в ответ на все благодарности и молча уходит, чтобы уже через час напасть на новый след… Это хорошо. Работа – это лучшее для Холмса, его стихия, его страсть, Шерлок в деле – привычно и правильно. Кажется, та пустота, что пожирала Шерлока, что властвовала в серых глазах так долго, исчезла, уступила место холодному блеску азарта, острой решимости… И только в редкие моменты – когда Холмс не замечал, что Джон входил в комнату, или после раскрытия очередного дела, буквально на несколько секунд… Джон видел эту пустоту, притаившуюся в прозрачной льдистой глубине. Она никуда не исчезла. Она скрылась, просочилась внутрь, проникла так глубоко, что перестала быть видна, глубже, к сердцу… Но у детектива есть цель. То, что не даст пустоте поглотить его. То, ради чего он будет жить, то, в чём видит смысл. Однако и в этом есть повод для тревоги. Что будет, когда цель будет достигнута? Она будет достигнута, это же Шерлок, он всегда добивается своего… Он не остановится ни перед чем. И почему-то страшно подумать, какую цену он готов заплатить за победу… - Морсон-Морсон-Морсон… - бормочет Мориарти, и я невольно заслушиваюсь – мне нравится это мурлыкание, этот мягкий голос… А ещё больше нравится то, что он говорит: - Он добрался до Морсона, добрался быстрее, чем я ожидал. Надо отвлечь нашего мальчика, иначе он может испортить нашу игру, а мы же не хотим этого, да?.. Или, через пару дней: - Нет, нет, дьявол!! Я уничтожу его, я выпотрошу его щенка-Ватсона! – внезапный крик в ответ на пришедшее смс. Я вздрагиваю, душу мгновенно сковывает хрусткий иней ужаса перед безумным криминальным гением… А затем наблюдаю, как резко успокоившийся Джим с застывшей кривой ухмылкой набирает кому-то сообщение, и чувствую, что мои губы неожиданно тоже изгибает что-то, похожее на улыбку. Я прячу её, опуская голову, я не хочу, я боюсь, что он увидит, что меня радуют его проблемы… Странно ощущать улыбку на губах. Непривычно. Но мне нравится… А ещё дня через три я слушаю холодный и деловой пересказ о сорванной операции в Лондонской клиринговой палате, результаты нескольких месяцев работы пошли под откос: - …Но знаешь, хорошо, что мой верный Кёрби успел уйти. Малыш многое мог бы рассказать, сцапай они его, крысёныш… Больше никому ничего не расскажет. Мориарти усмехается, поднимая на меня глаза, и я улыбаюсь ему в ответ. Да, я могу позволить себе эту низкую, мелочную радость раба, забитого слуги, который злобно усмехается, видя, как оступается и падает в грязь его господин. Да, меня радуют его неудачи. Да, я больше не прячу свою улыбку. Он уничтожит тебя. Пусть он больше не мой Шерлок Холмс, пусть не ради меня, но он уничтожит тебя. И тогда я буду смеяться. Теперь те отрывки разговоров, что я слышу на работе, каждый новостной выпуск, который включает Джим, – словно результаты очередного круга покерного турнира: Тройка против двух пар – известного адвоката застрелили прямо в его кабинете. Убийца до сих пор не найден. Стрит против каре – раскрыта отмывающая деньги криминальная сеть, несколько лет работавшая в Нэшнл Вестминстере, одном из крупнейших коммерческих банков. Фулл-хаус против тройки – инкассаторская машина похищена во вторник утром. Вечером того же дня она найдена в одном из переулков центра Лондона – инкассаторы расстреляны, деньги не тронуты. Странное дело остаётся нераскрытым. Каре против стрит-флэша – сорвано покушение на Джеймса ВанДорта, главного судью Олд-Бейли, предполагается, что оно было связано с громким разбирательством по делу Фрэнка Энтса. Повысим ставки? Начнём новый круг? Кажется, кто-то собирает роял… Ты не забыл, кто из нас двоих король, милый?..