Город Грехов

2031 год

Раз. Сторибрук вдыхал воздух, а выдыхал табачный дым и автомобильные выхлопы. Два. Кровь его лилась нечистотами по улицам, сердце пульсировало тысячью разнообразных музыкальных ритмов, несущихся из любого неплотно закрытого окна. Три. Глаза его были безжалостно освещенными витринами, а зрачки – уродливыми манекенами, лишенными лиц. Четыре. Вирусы и болезни бродили по загаженным мостовым Сторибрука, нарядившись людьми, на лицах которых были белые повязки, не спасающие их друг от друга. Пять. Клекот сотен вертолетов заменял Сторибруку щебет птиц, а бормотание никому не нужных проповедников имитировало шелест листвы. Шесть. Уродливо размалеванные проститутки заглядывали в окна медленно едущих машин и называли свою цену. Кого-то пускали в салон, кто-то оставался ждать свою удачу дальше. Семь. Сторибрук был Городом Семи Грехов, в изобилии пасущихся внутри его темноты, щедро разбавленной светом прожекторов и реклам. Тьма окутывала его днем и ночью, не желая выпускать из объятий, которые были слишком крепки для того, чтобы вырваться самостоятельно. Возле казино, приманивающего жертв хорошо продуманными обещаниями, остановился потрепанный временем желтый автомобиль. Раньше такие машинки называли "жуками", потом название стерлось. Небольших размеров, он, усилиями водителя, втиснулся между двух других машин, а парой секунд позже выпустил из себя молодую женщину. Она утвердила каблуки на дырявом асфальте, одернула короткое красное платье и, поправив светлые волосы, огляделась. Эмма Свон – так значилось в водительском удостоверении, наклеенном на стекло. Имя казалось чужим, но прошло слишком много времени для того, чтобы владелица его помнила, как зовут ее на самом деле. Да и зовут ли? «Эмма» звучало коротко и властно, «Свон» уже давно знали местные полицейские. Эмма Свон – совесть Города Грехов, забытая, как и все добродетели, но не утратившая силу. Раньше эту незавидную должность занимал Арчи «Сверчок» Хоппер, но его убрали за излишне рьяное шуршание рядом с теми, кто любил тишину. Эмма подобных ошибок не допускала, ее работа была быстрой, чистой и незаметной. Такой, какой она и должна была быть с самого начала. Эмма остановилась у подземного перехода, с прищуром смотря на яркую неоновую вывеску, ослепляющую обилием цветов и быстро мелькающих кадров. «Арена ждет! Кто осмелится бросить Тени вызов сегодня? Делайте ваши ставки и выигрывайте время, проведенное с тем бойцом Арены, на которого вы поставили! Отдайте свои деньги две тысячи первым, дождитесь победы своего фаворита – и приз ваш!» Эмма усмехнулась, поглядывая на часы, установленные на крыше дома напротив. Еще много времени до назначенной встречи, некуда спешить. Можно попытаться придумать, почему надо быть именно две тысячи первым - что за странное число? Сторибрук высасывал у своих жителей последнюю кровь, как изголодавшийся упырь, а те и рады были отдать все, что имели. Пресыщенные люди искали новых развлечений, и только одно вот уже много лет подряд заставляло их визжать от восторга. Арена. Эмма открыла свою сумочку, идеально сочетающуюся с платьем и туфлями, немного порылась в ней, достала тонкую пластинку фруктовой жвачки и закинула в рот. В ярких бликах неона было незаметно, как тускло поблескивает внутри сумочки пистолет. Арена появилась из ниоткуда. Однажды вечером город на мгновение прикрыл глаза-ставни, а утром Арена уже красовалась в самом центре его, приковывая взоры. Она не была яркой, она не была разноцветной: стальная гладкая пирамида выше самого высокого здания в Сторибруке. Затем она поднялась в воздух, зависнув над городом. Эмма размеренно жевала жвачку, глядя на самое прибыльное и хорошо охраняемое здание Сторибрука. Жители долго гадали, откуда же взялась Арена. Слухи ходили самые разнообразные, от магии до инопланетян. Разгадка так и не была дана, впрочем, мало кто требовал озвучить ее: как только начались бои, горожане и думать забыли, что когда-то существовали без Арены. Арена стала вторым домом, самым посещаемым местом. И самым кровавым. Сторибрук всегда славился большим процентом преступлений. Больше, чем где бы то ни было, здесь любили обманывать, воровать и убивать. Иногда казалось, все это происходит из-за вечного сумрака, в котором прекрасно делаются вещи, в светлое время выглядящие ужасными. Но откуда взяться свету там, где темнота чувствует себя полновластной хозяйкой? Власти давно махнули на Сторибрук рукой, позволяя плыть по красному течению самостоятельно. Одно время в городе царствовала смертная казнь, однако после того, как палач был задушен в собственной постели, ее вновь упразднили. И разрешили носить оружие. Всем. Поначалу. Но волна бессмысленных убийств, резво прокатившаяся по улицам, показала, что население Сторибрука не готово к такой свободе и вряд ли когда-то будет. Полностью вернуть проданное оружие, разумеется, не удалось. Эмма выдула из жвачки большой пузырь и лопнула его, с удовольствием ощущая, как вязкая масса оседает на языке. Задумчиво коснулась золотого кольца, висящего на цепочке на шее. Арена забрала себе основной процент убийств, замаскировав их под так называемые гладиаторские бои, хотя все это лишь издали напоминало римские забавы. Самые жестокие преступники города предпочли песок Арены мрачным улицам Сторибрука: на нем они могли получить гораздо больше славы. Поначалу им на съедение бросали горожан, пойманных на уклонении от уплаты налогов. В конце концов, налоги стали платить все и исправно, а убийцы принялись выходить в боях друг против друга. Город мог сказать спасибо Арене: она почти под корень вырезала все поколение маньяков, взращенное в темноте 21-го века. Теперь уже в битвах принимали участие только тренированные бойцы, за очень редким исключением, а смертность в Сторибруке снизилась на 50 процентов: пойманных убийц бросали на песок Арены, откуда деваться им было некуда. Нынешние преступники предпочитали заниматься воровством, по крайней мере, это приносило прибыль. Правда, в Сторибруке находились и те, кто выходил на Арену по доброй воле. Ради славы или жалких денег – не столь важно. Арена процветала. Не было в Сторибруке другого такого заведения, которое бы столь исправно посещалось почти всеми горожанами без исключения. Арена стала новой церковью, а происходящее на ней – новой религией, и люди с удовольствие окунулись в нее с головой. Новый бог с темными глазами и красными губами, открывающий ворота Арены для свершения жертвоприношений, милостиво разрешал присмотреться к своему величию. Мольбы и чаяния теперь возлагались не на того грустного еврея, что столь долго провисел на кресте, а на вполне определенных людей, получающих в награду то, что приносилось горожанами добровольно. Никто не вымогал деньги. Никто не требовал посещать Арену. Но игнорирование ее стало дурным тоном. Эмма дожевала жвачку и поискала глазами урну. Урны, конечно же, не было, стоило ли утруждаться. Эмма сплюнула себе под ноги, пару секунд полюбовалась на усеянный чужими плевками и жвачками асфальт и решительно двинулась вниз по ступенькам, намереваясь перейти на другую сторону улицы. Дом, интересующий ее, находился именно там. В переходе, таком же мрачном и загаженном, как и все вокруг, стоял одинокий юный скрипач, извлекающий из своего инструмента невообразимо чудесные звуки. Давно забывшие, как звучит чистая музыка, горожане спешили мимо. Кто-то морщился, ускоряя шаг, кто-то наоборот замедлялся на мгновение, кто-то не снимал наушников, но все они старательно делали вид, что музыка не трогает их сердца. А может быть, она действительно их не трогала: безумные ритмы звучали теперь из каждой дыры, Сторибрук привык к однообразному фону и не обращал на него внимание. Эмма остановилась ровно напротив музыканта и долго смотрела на его лицо с прикрытыми глазами. Губы двигались в такт музыке, словно скрипач еще пытался петь, но не смел делать это громко, боясь перебить мелодию. Когда стихли последние аккорды, когда юноша медленно открыл глаза и опустил руку со смычком, тогда и только тогда Эмма достала из сумочки смятую купюру и бросила ее в почти пустую шляпу у ног скрипача. Глаза юноши вспыхнули яркой радостью. Он чуть поклонился, не сводя с Эммы восхищенного взгляда. - Ваше платье, - смущенно сказал он вместо «спасибо», - оно восхитительно. Вы актриса? Эмма посмотрела на его грязный поношенный пиджак и вспомнила сотни и тысячи таких же пиджаков, виденных ею. Чистая одежда теперь была роскошью, как и прачечные: далеко не у всех было достаточно денег, чтобы купить новое или постирать старое. - Отчасти, - улыбнулась Эмма, подступая поближе к юноше и подальше от спешащих за ее спиной людей. – Оно тебе нравится? Скрипач кивнул. Эмма пожала плечами. - Тогда я буду надевать его всякий раз, как стану проходить здесь, - все еще улыбаясь, пообещала она. – Как тебя зовут? Эмме совершенно не нужно было знать его имя, но она хотела немного скоротать оставшееся до встречи время. К ее удивлению, скрипач покачал головой. - Вы узнаете его вечером, - сказал он, и еще больше восторга наполнило его голос. Эмма недоуменно повела плечом. - Почему веч… - начала она и тут заметила плакат за спиной юноши. Сердце упало в унынии. Скрипач засмеялся. - Вы же придете посмотреть на бой? – его глаза сверкали, и Эмме моментально стало жаль наивного мальчика, думающего, что он получит немного славы. Или же причина его решения была иной? Что бы там ею ни являлось, оправдание сложно найти. Только профессионалы зарабатывают деньги на боях, все остальные - свежее мясо для вечно голодного города. - Я приду посмотреть на твою смерть, - мягко сказала Эмма, не сводя взгляда с плаката и того, кто был на нем изображен. Слова ее были жестоки, но справедливы: нетренированному человеку невозможно выжить, оказавшись на Арене. Это ее закон. Сзади прошел кто-то, источающий удушливый аромат духов, модных в этом сезоне. Скрипач засмеялся снова. - Жеребьевка еще не состоялась, откуда вы знаете, к кому я попаду? Он, видимо, уже свое отбоялся, потому что на лице у него не было ни единого проблеска страха. Только вера в то, что он поступает правильно. Эмма все же посмотрела на него. И достала из сумочки еще пару купюр. - Купи себе новую одежду, чтобы было в чем выйти на песок, - устало сказала она, жалея всех детей, которым еще только предстояло пасть жертвами на Арене. Бои почти никогда не были честными. Исход их был предрешен заранее. Эмме не нужно было знать, в пару к кому встанет этот мальчик: к тому ли, чье лицо красуется на плакате, или же к кому-то еще. Бойцы Арены не выпускают свои жертвы живыми, это принцип игр: выиграй или умри. Что сможет противопоставить им этот юный скрипач? Свою музыку? Многие считали, что правительству следует запретить непрофессиональным бойцам выходить на песок, но правительство – и Эмма знала это совершенно точно – не имело абсолютно никакого влияния на тех, кто управлял Ареной. Правительство было таким же зрителем, как и все остальные. А если проводить бои между профессионалами, то скоро их не останется, на кого народ будет приходить смотреть? На скрипача и его инструмент? Людей завораживала чужая смерть, а профессиональные убийцы умели преподнести ее красиво. - Пожелайте мне удачи, - попросил юноша, и Эмма улыбнулась ему. - Она на твоей стороне. Я поставлю на тебя. Эмма врала и знала это: лишь пару минут назад она собиралась любоваться на чужую смерть. Знал это и скрипач, но оба они кивнули друг другу так, словно в воздухе витала истина. Уходя от мальчика, принявшегося собирать свои вещи, Эмма думала о том, что не понимает таких людей. Сторибрук не идеален, но его всегда можно покинуть. В мире полно места и возможностей, есть ли смысл заканчивать свою жизнь на грязном песке, вымоченном в чужой крови? Эмма не видела в этом крайней необходимости. И осуждала скрипача, уверенная, что всегда есть выход. Он просто обязан быть.