Запахи звёздной пыли. Том 1

Около недели назад Геля рассказала им про царманский Новый год. Его, оказывается, царманцы отмечают не потому, что он совпадает с годовщиной какого-нибудь важного для них события, а просто в честь того, что Царман сделал очередной оборот вокруг Цеща: именно так они отсчитывают свои годы, а не по движениям звёзд, как на всех цивилизованных планетах. - Это как день рождения, только всеобщий, - рассказывала Геля взахлёб. – Все к этому очень долго готовятся, ищут друг другу подарки и готовят много-много еды. И ещё украшают всё, гирлянды развешивают… ну, гирлянды – это такие длинные штуки для красоты, они ещё светятся иногда. А если пушистые – то это мишура. И обязательно ставят ёлку! Ёлка – это такое дерево, у которого листья не опадают к зиме, как у всех остальных деревьев. Потому что это не листья, а хвоя. Хвоя – это… ну… ну колючее такое, короче, и пушистое, так что ёлка тоже пушистая, как мишура. Хотите, я вам покажу? Обещанная ёлка в соседней комнате ожиданий не оправдала. «Пушистой» её, во всяком случае, едва ли кто-то мог бы назвать. Была она головатой, довольно уродливой и явно искусственной. Больше всего она напоминала не дерево, а какое-то чудовищное многолапое насекомое, хищно растопырившее все свои конечности и усохшее прямо в процессе растопыривания. Ещё это чудовище было не только многолапое, но и многоглазое: поблёскивали среди торчащих лап алые шары, и блестели от света на их гладких боках узкие блики-зрачки. На чудовище висели непонятные маленькие фигурки, вроде очень уродливых детских игрушек, и мишура. Вот мишура не разочаровала и была точно такой, как её описывала Геля, то есть длинной, пушистой и разноцветной. - Э… - растерянно выдавила из себя Цейса при виде столь величественного зрелища. – Необычно… выглядит… - Какое же это дерево? – влез бестактный Сарк и ткнул ёлку так, что она покачнулась. «Сарк!» - с укором сказала Цейса, и одновременно с этим раздалось Шессино: «Уши оторву!» - Она вообще ненастоящая, ты сама не видишь? - Она искусственная, такие тоже бывают. Некоторым лес рубить жалко. А у некоторых денег нет. – Больше Геля ничего не прибавила, но Цейса, как, наверное, и все остальные, сумела догадаться, к какой из этих двух категорий относится Гелина семья. – У нас зато веточки еловые есть! Для запаха и для настроения. – И притащила с другого конца комнаты прозрачный сосуд, из которого торчали штуки явно растительного происхождения. Вот они и в самом деле напоминали чьи-то пушистые лапы. – Вы их понюхайте! Или, а, вы не можете, вы же в скафандрах… - Нет, почему, мы и через них различаем запахи, если они сильные, - Цейса наклонилась к сосуду и вежливо обнюхала ёлкины лапки. Пахло свежо и остро: так пахнет царманская атмосфера после особо обильных осадков. – Хороший запах. Вкусный. - Ну вот, живая такая же, только вся в таких веточках и целиком так пахнет. И украшения на ней всякие должны быть, видите? – Геля махнула рукой в сторону покосившейся ёлки. – Маленькие ещё вокруг неё хороводы водят, ну это как вы на дне рождения видели. И по телевизору показывают разные фильмы новогодние, мультики, концерты… - Что такое «мультики», никто не знал, и Геля пообещала, что когда-нибудь покажет. – Их всей семьёй смотрят, и отмечают тоже всей семьёй. А потом, когда поздно становится, дети идут спать, а взрослые дальше сидят. – Тут Геля завистливо вздохнула. Царманские праздники и прочие традиции сами по себе Цейсе были не очень-то интересны, но вот слова о том, что царманский Новый год – семейный праздник, её зацепили. Что, если им всем собраться в этот день и попробовать его отпраздновать? Так, как это делают царманцы? Это же такой хороший повод, чтобы все, пусть и на один день, объединились и, может, стали чуть-чуть дружней… Склайз и Сарк согласились сразу, Тэшлин немного помялся. Смущало его, она понимала, не слово «праздник», а слово «царманский». - Слово, начинающееся с «цар», вообще не будем упоминать, - пообещала она. – То есть я не буду. То есть… ну… постараюсь. Тэшлин слабо улыбнулся в ответ и сказал, что ничего не имеет против. Труднее всего, как Цейса и ожидала, было уговорить Шессу. Тот единственный царманский праздник, который ей довелось увидеть, до сих пор не изгладился у неё из памяти. О том, чтобы устроить у них на ракете нечто подобное, она и слышать не хотела. - Ну Шу, - упрашивала Цейса, - всё пройдёт славно, ты сама увидишь! Совсем не так, как было у царманцев. Мы будем кушать, веселиться, разговаривать о всяком… - Очень весело, - хмыкнула Шесса. – Будем жрать и базарить? Ну и чем это тогда будет отличаться от нашего обычного завтрака? - Душевностью, - Цейса даже не раздумывала над ответом. Шесса ещё раз хмыкнула, но согласие своё всё-таки дала. Цейса заранее объявила всем, что по случаю праздника никто не будет работать. Этому все очень обрадовались, кроме, опять-таки, Шессы – снова они теряют время зря, а надо наоборот работать в двойном размере, чтобы поскорее свалить отсюда… И ещё Цейса предупредила всех заранее, что каждый должен будет попросить у родителей прислать что-нибудь к столу. - Наша ничего не пришлёт, - был уверен Сарк. – Она никогда ничего не присылает, только шнурки и пасту зубную. Пасту вам принесу к столу. - Ничего, я сама поговорю с вашей мамой, - пообещала Цейса. – И всё она вам пришлёт, вот увидишь! – У матери Шессы и Сарка был тяжёлый характер, это знали все, но Цейса была знакома с ней столько же, сколько с самой Шессой, и поэтому знала ещё и что в глубине души Кшарна Шелби была всё-таки мягче, чем кажется. Ненамного – но мягче. Вопрос с долей Шессы и Сарка таким образом был улажен, и Цейса знала, что папа тоже с радостью пришлёт ей всё, что она только не попросит – за исключением росширада, конечно. Тэшлин с несколько кислой улыбкой заверил, что отец и мать не обеднеют, если пришлют пару коробок долго хранящейся продукции тершских ресторанов. Склайз тоже обещал, что его родители с величайшим удовольствием разделят свои скромные припасы с товарищами сына. С ними всё понятно, а вот что насчёт этой? Вообще-то Цейсе ни капельки не хотелось приглашать эту на их праздник – она же всё испортит, как всегда… Но они только что обсуждали все приготовления у неё на глазах, и не пригласить её теперь было нельзя. Кто-то, может, и поступил бы так, но не Цейса. - Э… Нарц… - нерешительно начала она. Эта медленно повернулась к ней, вцепилась в лицо немигающим взглядом. – То есть Тсейра… Я знаю, у твоей мамы нет денег… ну, то есть, я имею в виду – достаточно денег, чтобы посылать тебе что-то такое… но ты всё равно приходи, если хочешь! Мы тебе будем рады, - Цейсе было почти физически неприятно это говорить, такая это была неправда, но это было нужно. Так полагается. Так говорят воспитанные люди. Эта молчала. Откажись, взмолилась про себя Цейса, пожалуйста, ты же гордая, откажись… Возмутись, скажи, что не желаешь есть за чужой счёт, что ты не нищая, что вообще аристократка… Ты нам совсем не нужна, ты только будешь мешать, и ты сама так нас всех ненавидишь! Пожалуйста. - Но если ты откажешься, то мы тебя поймём, ничего страшного, - не в силах удержаться, поспешно вставила она, и это была большая ошибка. Губы этой дёрнулись в злобной усмешке: она явно поняла, что на празднике её видеть не хотят, а раз не хотят, значит, непременно нужно явиться. - Нет-нет, Тсейра, подумай, не стоит отказываться, - Склайз заговорил раньше, чем эта успела что-либо сказать. – Нам будет так тебя недоставать, ты же знаешь. И не беспокойся, пожалуйста, что ты нас объешь, таких вещей не стоит стесняться. Каждый из нас мог бы оказаться в подобных обстоятельствах, ведь так? И каждый из нас, я уверен, будет только рад тебе помочь – и я, и Шесса, и все остальные… Мама тоже наверняка с удовольствием пошлёт что-нибудь специально для тебя. Не думай только, что это её стеснит, она давно уже занимается благотворительностью… Усмешка стёрлась с лица этой, в глубоко запавших глазах застыла тусклая ненависть. - Подавись своей благотворительностью, Цервиш, - бросила она и направилась к выходу. Спина у неё была прямая, тоже будто застывшая, и даже ноги, казалось, вдруг перестали гнуться. - Молчал бы уж, - в голосе Тэшлина даже сквозь его вечный вальяжно-скучающий тон явно слышался упрёк. – Ты же знаешь, какая она гордая. Не понимаю, зачем вот так тыкать носом… - Да, теперь я вижу, что виноват, - признал Склайз со смущённым смешком. – Что же поделать, не все из нас так умны, как ты. Цейса тоже удивилась сперва, отчего это Склайз, всегда такой деликатный и внимательный ко всем, даже к этой, не догадался сам, что так говорить не стоит. Но он успокаивающе полуулыбнулся ей, и Цейса догадалась – он этого и добивался. Наверное, он заметил, как Цейсе не хочется, чтобы эта тоже присутствовала на празднике, и потому отбил у неё это желание, и не сказал притом ни одного дурного слова… Цейса чувствовала разом и благодарность, и вину. Эту жалеть нечего – пусть получает по заслугам за свой мерзкий характер! – но Склайзу, должно быть, было так неприятно её обижать… Праздничное настроение захлестнуло Цейсу с головой, едва она в назначенный день спустилась в главный салон – прежде всего, наверное, из-за того, что узенький стол, не в пример всем прочим дням, ломился от еды. Она сходу могла определить, что от кого – вот эти красиво упакованные блюда в форменных ресторанных коробках прислали родители Тэшлина, а домашняя еда в типовых контейнерах явно от родителей Склайза… А это что за горка из давно надоевших противных консервов «Радость космотуриста»? Кто вообще додумался украсить ими праздничный стол? - Мама прислала, - хмуро сообщил Сарк, наткнувшись на её взгляд, и крутанул одну из банок пальцем. – Мы всегда ели дома эти консервы. Точно такие же. Весь шкаф ими забит. И вот она отрывает от сердца эти пять банок и посылает нам… Какая щедрость с её стороны. - Успокойся и ешь, - отрезала Шесса. Вид у неё тоже был не особенно праздничный. – И будь благодарен, что нам прислали хотя бы что-то. Сам знаешь, это редкий случай. - Да, уж куда реже, - пробормотал Сарк, наваливая себе на тарелку всё подряд – изысканные рулетики из варшайрянских корешков, зажаристую отбивную из поширя, форстские конфеты, слепленные при помощи сладкой слюны местных животных – ойров… Даже росширад отправился в ту же кучу, а куча между тем всё росла и росла, и аппетитные по отдельности продукты на глазах превращались в месиво наподобие того, каким пичкают сурчиков на второразрядных сурчикофермах. Вынести такого издевательства над продуктами Цейса не могла. - Сарк, ну что ты делаешь! - упрекнула она его как можно более дружелюбным тоном. За время работы с ним она успела усвоить, что командовать им, кричать на него, поучать свысока не стоит – обидится… впрочем, Сарк мог обидеться на что угодно. – Эти блюда едят по отдельности, смакуют, наслаждаются вкусом. Они не сочетаются друг с другом, понимаешь? И уж тем более их не смешивают в одной тарелке… Подумай, может, лучше было бы их есть не так, как ты сейчас это делаешь? - Без тебя разберусь, - огрызнулся Сарк и немедленно отправил полную ложку получившейся каши себе в рот. Цейсу от вида этого даже замутило немножко – пришлось срочно утешиться двойной порцией росширада. - Так, - вмешалась Шесса, - во-первых, как ты разговариваешь с Цейсой? Во-вторых, куда это ты столько понабрал? Не лопнешь? - А я хочу побольше съесть, - нехотя пояснил Сарк. - Почему это ещё? - Да чтоб вам поменьше досталось! – и он резко придвинул к себе тарелку, будто показывая этим, что разговор закончен. Еду он запихивал в себя быстро и нервно, глотал, почти не жуя – смотреть страшно. Как только не давится? - А ты не маловат ли ещё, чтобы грубить старшим? – Эти слова Тэшлина заставили Сарка ненадолго оторваться от тарелки – но только для того, чтобы окинуть его оценивающим взглядом. - Забавно слышать это от тебя. По лицу Тэшлина, не терпевшего ни малейших намёков на свой рост, пробежала тень. Губы чуть дёрнулись, вздрогнул подбородок – но он справился с собой и почти сразу принял свой обычный невозмутимый вид. - Так, - Шесса подскочила, точно пружиной подброшенная. – Всё! Лопнуло моё терпение! Ты думаешь, ты имеешь право разговаривать вот так со всеми, а? Сейчас же вон из-за стола! - Ещё чего! – Сарк тоже вскочил, весь дрожа от злости. Он даже попробовал швырнуть в Шессу ложкой – когда это он успел, вроде руки у него всё время были сжаты в кулаки… Ложка была испепелена ещё на подлёте. – Прекрати корчить из себя маму! Ты не мама! И… и вообще! – он громко всхлипнул, будто подавившись словами. – Думал, хоть здесь от неё отдохну, так нет же – и тут лезут! - Веди себя нормально, и никто не будет лезть, - отбрила его Шесса. – И что за слова такие – «лезут»! Это ты ко всем лезешь, путаешься тут под ногами… Задолбал уже! В общем, я считаю до пяти, и если ты после этого не выметешься отсюда… - Ребята, - Цейса сначала тоже хотела вскочить из-за стола, но сдержалась, только крепче вцепилась в кружку. – Давайте не будем сейчас ссориться, всё-таки у нас праздник… Сарк, ты извини меня, ладно? Можешь есть что захочешь, я не буду больше лезть не в своё дело. – Не совсем искреннее извинение – Цейса всё-таки была права, а Сарку лучше было бы прислушаться. Только он на это, кажется, неспособен. Но надо же как-то его утихомирить… Сарк недоумённо захлопал огромными глазами. По-видимому, он не привык не только извиняться сам, но и к тому, чтобы извинялись перед ним. Ещё бы, госпожа Шелби от излишней мягкости не страдает… Цейсе показалось даже на секунду, что он сейчас скажет: «Спасибо», но он, конечно, ничего такого не сказал. Просто медленно, неуклюже опустился на своё место и продолжил жевать. - Извиняться ещё перед ним, - буркнула Шесса, но всё-таки тоже села. - Давайте проводим этот год, - продолжала Цейса, окрылённая успехом, - так, как это делают царманцы, ну, помните, нам Геля рассказывала? Давайте вспомним, что у нас за это время произошло хорошего! Я начну, да? Гробовое молчание в салоне и приглашающий кивок Склайза подсказали ей, что да, начнёт она. - Прежде всего… - Цейса прокашлялась, очень стараясь этим скрыть свою неуверенность. О чём говорить, она представляла слабо. – Прежде всего, мы очень много узнали нового за эти тридцать недель. Например, что такое времена года, и что бывают разные месяцы, и что на Цармане неделя из семи дней, а день из двадцати четырёх часов, а час… - Ой, да хватит, - Шесса закатила глаза. – Что за повторение пройденного? Мы же, слава революции, не в классе. - Ну, в этот праздник же и положено вспоминать всё, что было в прошлом году, - Цейса обиделась слегка, но про царманское времяизмерение говорить всё-таки перестала: это и её на деле интересовало не слишком. - А самое главное событие, которое с нами случилось в этом году… - Мы застряли на тупом Цармане безо всякой возможности выбраться, - нарочито жизнерадостным тоном подсказала Шесса. - Мы встретили Гелю, - поправила её Цейса. – Ничего важнее с нами случиться не могло, правда? Мы узнали, как царманцы выглядят, как живут. Мы поняли, что с ними тоже можно общаться и что некоторые наши представления были немножко неправильные. И ещё, познакомившись с ней, мы поняли, как важно быть ответственными, научились прислушиваться друг к другу… Её перебило громкое фырканье Шессы. - Да ладно. Поняли, научились!.. Особенно вот Нарц поняла и научилась, да-да… Да и мы все… Ничему мы не научились. И царманке ничем не помогли – она ж сама нас отшила, неужто не помнишь? И сведений она нам даёт недостаточно. – Она немного помолчала. – Но с тем, что это самое важное событие, я, в принципе, согласна. А вообще, - добавила она уже громче, с вызовом, призванным скрыть то, что она почти расчувствовалась, - паршивый был год, а следующий будет ещё хуже. - Нет, так не пойдёт, - Цейса замотала головой так, что разлохматилась чёлка. Она так непразднично говорит… Этого стоило ожидать, но настроение всё равно портилось. – Давайте что-нибудь позитивное скажем, радостное. О том, чем нам запомнился год и всё такое… В смысле, хорошим. Шесса опять закатила глаза. Наверняка она вставила бы что-то ещё более едкое, но тут, к счастью, на помощь пришёл Склайз. - Понимаю, что мои слова, возможно, прозвучат несколько странно, но всё же не могу не сказать, что самое хорошее, что случилось со мной за этот год – оказаться здесь, с вами. – Шесса чуть не поперхнулась, Тэшлин покосился на него с опасливым сочувствием, как на тяжелобольного, так что Склайз вынужден был развить свою мысль. – Я искренне полагаю, что мы все под мудрым руководством господина Хашера, - на этом месте Шесса снова фыркнула, да и Тэшлин слабо усмехнулся, - делаем очень важное, необычайно полезное для развития тершской и галактической науки дело. Здесь я чувствую себя на своём месте, и к тому же нельзя отрицать, в какой прекрасной компании я нахожусь… - Он, улыбаясь, полуобернулся к Шессе. Та глядела на Тэшлина. - Моё самое лучшее впечатление, - перебил его Сарк, хотя Склайз явно намеревался сказать что-то ещё, - то, что про меня в газете напечатали. Ну, то есть, про всех, но про меня особенно. Помните, как там было сказано – «необыкновенно одарённый»… Ну и в целом я согласен, что тут паршиво, но всё-таки лучше, чем там. Здесь я, то есть мы, по крайней мере знаменитые и делаем что-то, у чего есть смысл. И мама только по расписанию. - Что касается меня, - равнодушно заметил Тэшлин, - то могу сказать, что самое хорошее, что могло случиться со мной в этом году – остаться в живых. Поскольку так оно и вышло, я доволен и в следующие годы планирую продолжать в том же духе. – Шесса захихикала, Склайз тоже вежливо рассмеялся. - Ладно, - вставила она неожиданно серьёзным тоном, - раз все говорят, то и я скажу. Мне здесь не нравится, я этого не скрывала никогда. И я хочу домой. Но то, что мы здесь делаем настоящее дело – это всё-таки правда. И то, что здесь спокойнее в каком-то смысле и можно отдохнуть от мамы и всяких типов – тоже. Ну, и, конечно, я ужасно довольна, что пока жива. – Они с Тэшлином одновременно ухмыльнулись. – И насчёт царманки… По меркам семилетнего ребёнка из неразвитой цивилизации она не дура, и она правда пытается нам помогать. Нам так невероятно повезло с тем, что мы её встретили, что я всё это время только и думаю о том, что это не может быть простым совпадением… Дальше этого мысль, правда, пока не зашла. В общем. Выпьем за Царман. За царманку. И за нас. Как это делают они, если я правильно помню. - Да-да, - вспомнила Цейса, - и ещё они стукаются своими сосудами друг об друга… ну, об другие сосуды, в смысле… Мы тоже будем так делать? Или лучше всё-таки не надо, мало ли что… Вместо ответа Шесса схватила кружку и изо всех сил вдарилась её боком в кружку Цейсы, расплескивая кипяток. Горячие капли долетали до стола и затвердевали на нём, превращались в лёд. Цейса хотела было ответить ей тем же, но Шесса уже, отвернувшись, проделывала то же самое с кружками Склайза и Тэшлина. Последним на очереди оставался Сарк, но тот, неожиданно для неё, врезался в её кружку первым. Напирал он так сильно, точно хотел выбить кружку у неё из рук, но Шесса через пару секунд оправилась и совершенно по-пошириному так боднула кружку Сарка, что у того чуть весь кипяток не расплескался. Сарк в ответ ударил ещё раз, и между ними завязалась ожесточённая дуэль на кружках. Оба атаковали друг друга с настолько серьёзными физиономиями, что, глядя на это, Цейса не могла удержаться от смеха. - Отобьёте стенки, - заметил Тэшлин, наблюдавший за этим необычным боем без малейшего интереса. - Не беспокойся, Тэш, это очень хорошие кружки. Их хоть об пол бей, ничего не будет, - пояснила Шесса, не отвлекаясь от своего крайне важного дела. - Об мою голову ты проверяла, а не об пол, - Сарк снова с наслаждением врезался своей кружкой в сестрину. - Я много обо что проверяла, - метким ударом Шесса выбила наконец кружку у него из рук, и она полетела на пол, разбрызгивая кипяток – Цейса едва успела увернуться. – А мне даже нравится этот царманский обычай, прикиньте? Он… забавный. - Это я тебе поддался просто! – Сарк нырнул на пол в поисках своей кружки. Кипяток в ней уже застыл – видимо, придётся нагревать заново. – Требую реванша! Сейчас! Немедленно! - Может, займёмся чем-нибудь не таким агрессивным? – робко вмешалась Цейса. – Например… например, танцы! Геля же говорила, помните, что в Новый год царманцы берутся за руки, ходят вокруг этого… дерева… - А ты видишь где-то дерево? – Шесса демонстративно огляделась. – Лично я – нет. - Можно и без дерева, - не сдавалась Цейса. – Можно просто так, про это Геля тоже ведь говорила! Просто двигаешься себе… под музыку… Руками двигаешь там, ногами. И так далее. - А у нас есть музыка? – Шесса снова завертела головой по сторонам. – Что-то не замечала. Да и что, в конце концов, есть музыка, как не мещанское порождение варшайрянской… - Музыку я могу обеспечить, - неожиданно предложил Тэшлин. – Я играю на ражаншане, с детства. Родители заставили выучиться, - он издал короткий сухой смешок. – Говорили, что это к лицу благовоспитанному юноше. Так что могу сыграть что угодно, обращайтесь. - О! – воодушевилась Цейса. – А можешь сыграть «Моё сердце ищет любви»? Или «Разбитый тобой»? Или «Мы встретились на Шурге»? - Что угодно, кроме эстрадных шлягеров. - Ух ты! – у Шессы аж глаза загорелись без всяких суперсил, едва она перевела взгляд на изящно позеленевшее лицо Тэшлина. – Так ты играешь, Тэш, а мы и не знали! Я музыку терпеть не могу и не понимаю, но если играть будешь ты, - тут она сама отчаянно позеленела, - то… то я послушаю немножко. А ведь она до сих пор влюблена в него. А он замечает это, он же заметил ещё тогда, и ему, кажется, неловко и даже несколько тягостно. Но ему, может быть, вообще со всеми неловко и тягостно, он же такой утончённый, настолько их всех умней… - То есть у вас нет предпочтений, да? – и прозвучало это как «ну конечно, что вы понимаете в музыке». – Тогда выберу на свой вкус, - и прозвучало это как «благо он у меня есть». – Подождите немного, - и прозвучало это как «вам всё равно нечем будет заняться, если я не начну». - Тэшлин играет… - мечтательно повторила Шесса, когда он исчез за дверью. – С ума сойти! Наверно, он ещё и поёт? - Поёт-поёт, - подтвердила Цейса. – Он восемь лет пел в школьном хоре. – Об этом она знала ещё до того, как они с Тэшлином начали общаться. У Цейсы миллион друзей и приятелей числился в школьном хоре, и она то и дело бегала к ним на репетиции - сплетничать, секретничать и прогуливать уроки. Шесса присвистнула. - Ничего себе. Вот это я понимаю – парень крут! Восемь лет! Обалдеть можно! - Мне тоже доводилось как-то петь в нашем хоре, - вставил Склайз. – Не так долго, как Тэшлин, разумеется… Я слишком рано вынужден был оставить его и переключиться на другие дела. Но с девяти до двенадцати лет я там состоял, и едва ли я смогу вспомнить более приятное время. - Так-так, подожди, где ты там пел? – Тэшлин уже вернулся в сопровождении круглой штуки с дыркой посередине. Внутри дырки были натянуты тонкие нити. – И где стоял? В смысле, где было твоё место в хоре? - Восемнадцатый ряд, крайний справа, - с любезной улыбкой подсказал ему Склайз. - А, вот как, - Тэшлин махнул рукой. – Тогда неудивительно, что я тебя не помню. Я же был солист, в первом ряду, и назад особо не оборачивался. - Зато я тебя превосходно помню, - улыбка Склайза раздвинулась чуть дальше. – Правда, мне было трудновато тебя разглядеть из своего восемнадцатого ряда, но пел ты прекрасно. Я помню даже, как господин Шрутер о тебе отзывался. О, он был в полном восторге! Говорил: «Только подумайте, какая редкость – чтобы в вот такусеньком теле…» - Я и сам помню, что мне говорил господин Шрутер, - Тэшлин позеленел и изо всех сил прятал взгляд. Неужели Склайз, такой тактичный и очень умный вдобавок, не мог понять, что любой намёк на низкий рост задевает Тэшлина так, как ничто в мире? Или это он опять нарочно? Но… но почему? Неужели обиделся, что Тэшлин его не запомнил, когда они детьми пели в хоре? Всё это было так странно и до такой степени не вязалось с тем Склайзом, каким его знала Цейса… Или Склайза она до сих пор знала столь же мало, что и Тэшлина до полёта на Царман? В животе отчего-то сделалось очень пусто, и Цейса постаралась отвлечь себя росширадом. – Так мне начинать или нет? Все закричали, что начинать, конечно, и Тэшлин начал. Цейса не разбиралась в таких вещах, но странная штука с дыркой посередине, казалось, ожила в его руках. Будто это не он перебирает пальцами все эти тонкие нити, а она поёт – своим, пусть и нечеловеческим голосом. И это был грустный голос дикого животного, которого другие дикие животные раздирают на части, долго и мучительно. Ражаншан стонал, плакал и начал наконец захлёбываться собственными звуками, точно в агонии. - Ну, завыло… - поморщился Сарк, накладывая себе вторую порцию каши из всего. - Это… не совсем музыка для танцев, - осмелилась заметить Цейса, когда звуки кончины ненадолго прервались. - А вы правда собираетесь танцевать? – Тэшлин приподнял одну бровь. – Действительно? Я имею в виду… вы умеете? - Папа немножко учил меня… - Не умею танцевать и не вижу в этом смысла, - заявила Шесса, - но… но если ты меня поучишь, то я согласна, так и быть. - Если я буду танцевать, - хмыкнул Тэшлин, немного отстраняясь и снова берясь за ражаншан, - то где же вы возьмёте музыку? - Был бы счастлив оказать свою скромную помощь и сыграть вместо тебя, если хочешь, - незамедлительно отозвался Склайз. Так он, оказывается, и играть умеет? Что он пел в хоре – это она знала давно, но вот игра на ражаншане… Не самое типичное умение для коренного. Тэшлина, кажется, тоже это удивило. Он медленно, как бы нехотя перевёл взгляд с Шессы на Склайза и недоумённо моргнул. - Ты и на ражаншане играешь? Где научился? - Ходил на факультатив, - пояснил Склайз. – Не очень долго, около четырёх лет. Пришлось, к сожалению, бросить это занятие в прошлом году, потому сыграю, вне всяких сомнений, далеко не на твоём виртуозном уровне. Но я буду стараться изо всех сил. Тэшлин с лёгким вздохом передал ему инструмент. - Ну ладно уж, попробуй. Тогда мне придётся танцевать? Люблю танцы, но обычно приходится заниматься ими в куда менее приятной компании. Ну, знаете, всякие знаменитости, чиновники, богема… - Склайз рассмеялся, но Цейса знала, что Тэшлин и не думал шутить. Ему и впрямь были глубоко неприятны посетители родительского салона, вся эта элита и сливки общества. Цейса не совсем понимала, почему – среди них же тоже наверняка должно быть много хороших, милых, интересных людей. - Ну так что? – он опять обернулся к Шессе. – По правилам ты должна сейчас подойти ко мне и пригласить на танец. - Тупые варшайрянские традиции. Дичь, - фыркнула Шесса, но к Тэшлину всё-таки подошла. Быстро и безо всяких церемоний тряхнула головой, что должно было, видимо, заменить поклон. – Приглашаю. Пошли. - Нет-нет, не так. Шаркни ногой с подскоком, поклонись мне примерно до уровня талии и протяни руку, - нарочито занудным, учительским тоном поправил её Тэшлин. - Чепуха какая, - пробормотала Шесса, беспрекословно исполняя всё это, не исключая и невероятный кульбит с расшаркиванием и подпрыгиванием. – Просто бред. - А теперь говори: «О, если бы вы только могли привнести в мою жизнь немного очарования, соизволив согласиться на тур…» - О, революция! – простонала Шесса, закатывая глаза, и дёрнула Тэшлина за руку. – Да пошли уже! - Сама просила научить, - бесстрастно заметил Тэшлин и, полуобернувшись, кивнул в сторону Склайза. – Знаешь первую сонату Ойери? Ну да, я специально выбрал что попроще… Давай. Новая мелодия оказалась куда живей и веселей, словно специально была написана для подпрыгиванья и расшаркиванья, поэтому Цейсе понравилась куда больше предыдущей. И это всё, что она была способна сказать - в технике она была ничего не понимала, опыт по игре определить не могла. Эстет Тэшлин, наверное, будет недоволен, но ей вот очень нравилось. Но пока он ничего об игре Склайза не говорил, потому что был занят – показывал Шессе классический варшайрянский танец, который знала даже Цейса. Она-то ему училась ещё в детстве, но вот Шессе, выросшей в совершенно других условиях, в атмосфере ненависти ко всему варшайрянскому, явно сейчас приходилось туго. - В танце вести должна ты, - терпеливо объяснял Тэшлин. – Положи мне руку на талию… ниже… нет, не так низко… вот сюда, да. Левая нога идёт вперёд, правой ты всё время подскакиваешь. Не на всю ногу, не как на ВСП! Носок должен почти касаться бедра! Легко идти надо, плавно, как будто сам воздух перемещает тебя… ну вот, уже почти приемлемо. И ты должна стоять вполоборота ко мне – вот так, да. Разворачиваемся. Теперь всё то же самое, только в другую сторону… Шесса зеленела, отчаянно путалась в поворотах и ногах, то и дело натыкалась на стол, стулья и углы каюты, но не сводила с Тэшлина восторженного взгляда. Тот, кажется, тоже глядел на неё почти без раздражения… Мелодия всё лилась и лилась, и Цейса порадовалась за них, что они могут влиться в ритм, войти в него, как в воду. Ей тоже ужасно хотелось потанцевать – неважно с кем, пусть даже и с Сарком. - Не хочешь? – она пододвинулась к нему чуть ближе. – Я могу тебя научить. Это весело, пойдём! Сарк лениво поднял на неё глаза. - Ты тоже будешь подскакивать и шаркать ногой? Цейса без малейших затруднений подскочила и шаркнула, даже поклонилась слегка. - Стандартную формулу приглашения не помню, извини. Надо будет у Тэшлина спросить потом… Ну как? - Это выглядит ужас как глупо, - заявил Сарк, отсмеявшись. – Бывают же какие-нибудь другие танцы? Наша царманка говорила вроде, что никто никаких правил не заучивает, все просто руками-ногами под музыку машут… Ну вот, мы тоже ведь можем так. У нас царманский праздник или какой? - Давай! - не то чтобы Цейсе была так важна эта царманская специфика, а уж Сарку тем более: не хочет заморачиваться, вот и всё. Но всё равно почему бы и не попробовать? Это тоже должно быть весело! Цейса едва не ойкнула от того, как резко он вцепился ей в запястье. Движения у него все тоже были нервные, неровные. Больше всего его танец напоминал дёрганья паралитика, у которого то руку заломит, то ногу. А ещё эти руки и ноги периодически утыкались в неё… - Я хорошо танцую, да? – с упоением уточнил Сарк. Цейса устало подтвердила – да, хорошо. – А Шесса вот - плохо! – и снова заскакал вдвое радостней прежнего. - Не так уж безнадёжно, - оценил Тэшлин игру Склайза, когда первая соната Ойери прозвучала уже в пятый раз. – Конечно, нехватка практики ощущается, и техника не совсем хорошо поставлена, но я ожидал меньшего. - О, я чрезвычайно благодарен, - Склайз слегка поклонился, не поднимаясь. - Разумеется, твоего уровня я едва ли смог бы достичь… - Да, рад, что ты это понимаешь, - кивнул Тэшлин. – Пальцы у тебя толстоваты. С такими пальцами… - он запнулся, - ну, в общем, ражаншан создавался не для тех, у кого такие пальцы. Я не о примеси говорю, - спохватился он, - то есть не только о ней. Некоторые коренные, наверное, тоже могут… - О да, я понимаю. Я прекрасно тебя понимаю. Примерно из этих соображений я и бросил игру на ражаншане год назад, - Склайз с ещё одним лёгким поклоном передал инструмент владельцу. – Помнится, мне тогда тоже намекнули, что это занятие не для меня… Понимаю тебя – ты предпочёл бы сыграть сам? Всецело уважаю твоё желание. - Нет, вообще-то я собирался… - начал было Тэшлин, но Склайз уже неспешно направлялся к Шессе. - Может, теперь ты научишь меня? Я наблюдал за вами краем глаза, и у тебя восхитительно получается. - Не верю, что ты, со своей любовью ко всякой красивой бессмысленной чуши, не умеешь танцевать, - хмыкнула Шесса, но руку ему всё-таки протянула. – Вообще я не то чтобы против, хотя мне и не нравится. Всё равно же делать нечего. Только скакать перед тобой не собираюсь, и не надейся! Тэшлин, по виду окончательно смирившийся с тем, что играть придётся ему, невесело трунькнул. Сарк с недовольством покосился в их сторону и дёрнул Цейсу за руку. - А мы будем танцевать? Будем же, да? - Конечно-конечно, будем, - успокоила его Цейса. – Только, может, лучше поодиночке? Геля же говорила, что царманцы чаще всего танцуют так. Просто понимаешь, у нас с тобой настолько не совпадает темп… - Ну и ладно, - тут же передумал Сарк, - не хочешь – ну и не надо. – Хотя Цейса вообще-то не говорила, что не хочет танцевать. Потому что она хотела. Просто не с Сарком. – Давай… давай знаешь что… - Он ненадолго задумался. – Давай пойдём поищем эту, как её… ёлку, во! А потом подожжём её и будем вокруг носиться. – И, не дожидаясь ответа, помчался к двери. - Не забудь про скафандр! Сарк хлопнул себя по лбу и развернулся в обратную сторону – к лестнице. Цейса, понимая, что спорить бесполезно и одного его отпустить тоже никак нельзя, двинулась за ним. Снаружи, в кои-то веки, даже не было жарко. Всё покрывали какие-то белые, необыкновенно густые атмосферные осадки… Снег, вспомнила она. Геля говорила, что это называется снег. Снег выпадает во время года, которое называется зима. Сейчас зима. А ещё на Цармане зимой бывает лёд. Цейса повертела головой в поисках льда, но кругом не было ничего, кроме толщи снега. И небо было тёмное-тёмное, почти как на Терше – только в нём совсем не было видно звёзд. Интересно, как там сейчас на Терше? Как ребята из Школы? Как папа?.. - Так, ты там ёлку ищешь или нет? – нетерпеливый окрик Сарка выдернул её из размышлений о доме. – Я тут всё уже обсмотрел, пошли за угол! – Снова не дожидаясь ответа, он деловито направился к краю здания. - Нет-нет, подожди! – Цейса кинулась за ним, схватила за плечо. – Давай не будем сейчас ходить туда одни, хорошо? Мы ведь никого не предупредили, если что-то с нами случится, кто знает, когда они спохватятся… И почему ты вообще решил, что мы найдём здесь это… дерево? Оно же тут не растёт вроде как. - Ну, царманцы же их откуда-то берут, - пожал плечами тот. – И отцепись ты уже! Ненавижу, когда меня трогают… О, смотри, я же говорил, что найдём! Вон плетутся какие-то, тащат карликовую ёлку. Ну или недоразвитую. Видишь? Цейса видела. Одна из дверей в здании приоткрылась, из неё друг за другом вышли четверо. Один, самый крепкий, то и дело размахивал руками и что-то злобно выкрикивал. Самый высокий, казалось, спал на ходу. Ещё один, в странной обуви в виде копыт, изрыгал изо рта дым. Последний царманец, выглядящий совсем субтильно на фоне этих троих, прижимал к груди несколько веточек дерева, которые им тоже недавно показывала Геля. Цейса вспомнила, как они пахнут – острой, чужеродной свежестью. - Это не недоразвитая, - тихонько пояснила она, - это ветки от неё, мы их видели, помнишь? Ты же их не собираешься отбирать, нет ведь? - А почему бы не отобрать? – Сарк моргнул, не отрывая взгляд от четверых царманцев и их веток. – Они ж всё равно нас не увидят. Налетел ветер, унёс… Неизвестно, успела бы Цейса ему объяснить, что это не очень хорошая идея, но, к счастью, им снова повезло – крупный царманец вырвал ветки из рук другого и швырнул в снег. Невысокий царманец с сожалением вздохнул, потянул к ним руки, но первый потащил его за собой. По пути он, несколько смягчив свой грубый голос, что-то ему выговаривал. - Ага! – обрадовался Сарк, когда вся четвёрка скрылась за углом. – Видела? Для нас оставили! – Он побежал подбирать ветки, Цейса запрокинула голову в небо. Тёмное, длинное. Не такое же, как на Терше – чужое, неуловимо другое. Суровое, непраздничное, недоброе небо. А где-то там, в его глубинах, вращается Терш вокруг Цеща, и ребята болтают без неё на репетициях хора, и папа ждёт, скорей бы прошли пять лет, и не спит по ночам… Ничего, подумала Цейса, изо всех сил стараясь улыбаться небу. Ничего. Она обязательно справится. Осталось всего каких-то четыре с половиной года, пустяки. Сарк, уже с ветками в руках, плюхнулся в снег и тоже задрал голову. - Мокрая ерундовина, - пожаловался он, и Цейса не сразу даже сообразила, что речь о снеге. – Почему он мокрый, если холодный? И почему холодный, если мокрый? Ответа на этот вопрос у Цейсы не было. - Надо спросить у Гели, наверное? - Да нет, на самом деле наплевать, - Сарк лёг, перекатился с боку на бок. Ох, а это вообще безопасно для скафандра? Вдруг испортится? И почему Сарк не может стоять спокойно, как все нормальные люди… - Я просто говорю, что в голову взбредёт, чтоб не приходили неправильные мысли. - Э… ну хорошо, - что за неправильные мысли такие, Цейса не представляла, а расспрашивать его тоже было не очень-то интересно. – Нам пора уже, как ты думаешь? Нас потеряли там, наверное, а ёлка у нас уже есть… Сарк слабо мотнул головой, не торопясь вставать. - Я не очень хочу возвращаться… туда… Давай пока тут. - Но почему? – Цейса надеялась, что её голос звучит достаточно жалобно для того, чтобы даже он проникся. Здесь так скучно и одиноко, а там – танцы, веселье, друзья, много-много еды… Так чего же ради им торчать тут? Наказание какое-то, а не напарник! - Не знаю. Я очень, очень устал… Он, кажется, собирался сказать ещё что-то, но вдруг воздух вокруг взорвался самым страшным звуком из всех, что Цейсе приходилось слышать в жизни, и что-то цветное, ослепляюще-яркое распороло темноту неба. Над ними замельтешили невесть откуда взявшиеся всполохи алого, зелёного, жёлтого, и что-то гремело и гремело с каждой вспышкой. И кричали царманцы – много царманцев, царманцы на улице, царманцы из окон. Они кричали одно и то же, то вроде какие-то слова, а то просто: «У-у-у-у!» - невнятный вой, который вряд ли мог быть словом. Небо, казалось, кричало вместе с ними. Ещё отчётливо завоняло палёным. Цейса, к стыду своему, тоже не смогла сдержать крика – как же хорошо, что за громоподобными голосищами царманцев никто не мог её услышать, даже Сарк. Потом, зажав рот, она некоторое время стояла в ступоре, но вспомнила наконец, что положено делать в таких случаях, и упала животом в снег. - Перевернись, - шепнула она Сарку, но никаких звуков, которые подтвердили бы, что он послушался, не заметила. Зато услышала, как он дрожит и как тихонько всхлипывает. - Это война у них, да? – пробормотал он. - Не знаю… - но было похоже на то. Этого Цейса, конечно, добавлять не стала. – Революция, Сарк, очень надеюсь, что нет. Только ты, пожалуйста, перевернись и не вставай, пока я тебе не скажу, что можно, хорошо? В ответ раздалось маловнятное барахтанье. - Не могу, - сообщил Сарк после барахтанья. - Что? Это вырвалось у Цейсы в порыве отчаяния, но Сарк этого не понял и решил, что она задала вопрос, на который требуется его ответ. - Ни то, ни то. Ну, в смысле, ни перевернуться, ни встать не могу. Тут конструкция какая-то дурацкая… Его переделать нужно. Я потом нашему Хашеру про это всё расскажу. А то что за безобразие – человек из-за скафандра погибает! Он, казалось, уже совершенно оправился и рассуждал теперь с большим удовольствием, как следует усовершенствовать скафандр и какой создатель скафандра дурак, что до этого не додумался. Цейса его не слушала – к тому же его голос то и дело заглушали новые залпы и царманский ор. Пожалуйста, думала она, крепко зажмурив глаза, пусть всё это кончится, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Воздух затих. Царманцы всё ещё, правда, галдели. Цейса приоткрыла один глаз и убедилась – цветные брызги тают в небе. Тут же, правда, раздались новые залпы – но куда более тихие, видно, вдалеке. Убитых и раненых вокруг не было видно совсем – все царманцы вокруг были целы, невредимы и даже… счастливы? Что-то здесь не состыковывалось. - Вспомнила! – её осенило, когда она вытягивала из снега всё ещё что-то бубнящего Сарка. – Помнишь, Геля рассказывала нам, что царманцы ещё на Новый год ходят на улицу бросать в воздух какие-то штуки, от которых по небу разлетаются разноцветные огоньки? Вот! Видимо, это оно и было. - Я думал, они как-то более мирно это делают - ну, подбросил царманец эту штуку, тут же поймал, а вокруг огоньки рассыпались… А так грохотать зачем? Вот они придурки! – Убедившись, что он может стоять сам, Сарк немедленно оттолкнул от себя Цейсину руку. – Я же говорил, я не терплю, когда меня трогают! Нечего трогать! В главном салоне их глазам открылась удивительная картина – Шесса сидела на столе, хохотала и болтала ногами, Склайз сдавленно смеялся, стоя за её спиной, а Тэшлин, который взгромоздился для чего-то ногами на стул, вдохновенно декламировал кодекс первых лет борьбы с варшайрянским гнётом. - Да тут Склайз вспомнил ещё одну штуку, которую рассказывала ваша царманка, - пояснила Шесса, наткнувшись на их удивлённые взгляды. – Что царманские дети в этот день становятся на стульчик и рассказывают стихи какому-то деду. Правда, деда у нас нет и стихов мы не знаем, так что я немного усовершенствовала правила. - Я-то стихи знаю, - счёл нужным вставить Тэшлин, неловко и медленно слезая со стула, - но это, конечно, будет сложновато для вас… Кто следующий? Цервиш, ты? - Нет уж! – Сарк запрыгал на месте и замахал руками изо всех сил. – Я следующий, я! Я вам «Войну с царманцами» со стула перескажу! Все серии! Ну, вкратце, конечно… Тэшлин с Шессой почти синхронно вздохнули и закатили глаза. Но всё-таки она, поразмыслив немного, скомандовала: - Ну, ладно-ладно, только в честь праздника… Залезай! Но учти – пять серий. Пять. Не пятьдесят и не пятьсот. Сарк воодушевлённо полез, притом настолько воодушевлённо, что оказался в итоге на столе вместо стула. Но такие частности его не смущали, и потому он, откашлявшись, начал: - Так вот, был один корабль, который послали однажды на Царман. И они не знали, что им придётся воевать. Воевать… - он выдержал долгую зловещую паузу, - с царманцами. - Кто – они? – скучающе уточнил Тэшлин. - Царманцы! - Нет же, - Тэшлин страдальчески наморщил лоб, - я имел в виду – те «они», которые не знали… Ты же только что говорил. - Экипаж, - сообщил Сарк. – Они – это экипаж! Экипаж корабля. Я вам сейчас всех перечислю! Всех членов! Так вот, слушайте – члены! Во-первых, конечно же, Торц Щорж – его из пробирки вывели, чтобы он был идеальный… Цейса смотрела на его огромные, сияющие от счастья глаза, на то, как хихикает то и дело такой тихий и скромный обычно Склайз, как Тэшлин хоть и хмурится, и морщится, а всё-таки слушает Сарка и вполне охотно участвует в беседе, как в кои-то веки расслаблена Шесса, как она то и дело подталкивает и подначивает по-дружески всех троих… Как же хорошо, подумала она вдруг и тут же сама удивилась – по-настоящему хорошо ей на Цармане не было никогда. Да, папа там, на Терше, и все его родственники тоже, и ребята из Школы, и самый лучший учитель господин Фохриш… Зато здесь другие люди, которых она любит и с которыми тоже так хорошо, так уютно можно проводить время – Шесса, и Склайз, и Тэшлин, и даже Сарк… … и эта. Цейса даже вздрогнула от неожиданности, когда вспомнила об её существовании. О том, что она – эта злобная, бессердечная, невыносимая Нарц, – сидит сейчас одна, пока все радуются и веселятся. И она знает, что они радуются и веселятся. Знает, что им хорошо. И знает, почему хорошо. Потому что её нет с ними. Машинально, едва отдавая себе отчёт в том, что делает, Цейса стащила со стола длинную отбивную, пару варшайрянских пирожных и, поколебавшись немного, даже полпорции росширада. Завернув все эти сокровища в салфеточку, она выскользнула, никем, кажется, не замеченная, из салона и двинулась на четвёртый этаж. Постучаться оказалось самым сложным, но Цейса смогла в конце концов пересилить себя и пару раз робко толкнула дверь мягким кулачком. За дверью не раздалось ни звука. - Пожалуйста, открой, - Цейса одновременно надеялась и на то, что её не услышат, и на то, что услышат. – Это я, Цейса. Мне очень жаль, что тебя сегодня нет с нами. Правда очень жаль. Слушай, ты, конечно, не скидывалась на стол, но мы ничего… то есть, понятно же, что у всех, ну… разные обстоятельства… финансовые… Дверь по-прежнему молчала. - Ты слышишь меня? Или, может, ты спишь? Неважно, - Цейса вовремя сообразила, что если Нарц сейчас спит, то в любом случае не сможет ответить. – В общем, если слышишь, то знай, что даже если ты не придёшь, я была бы рада видеть тебя на празднике. Вот. И ещё кое-что, - спохватилась она, подкладывая салфеточку под порог, - я тебе принесла кое-что, это всё от наших родителей, то есть, получается, и от нас тоже… Всё очень вкусное, ты поешь обязательно! Так что, даже если ты не спустишься к нам, у тебя тут будет свой, маленький праздник… За дверью раздалось несколько осторожных шагов и хриплый, едва слышный вздох. Потом всё стихло. «Возьмёт», - решила Цейса и двинулась вниз. Когда она уже спустилась на пролёт ниже, к двери в пустующую каюту Шессы, то уловила слухом, что дверная ручка наверху тихо, но отчётливо скрипнула. Цейса приподнялась на пару ступенек выше, изо всех делая вид, что просто ещё не успела спуститься, и как раз успела увидеть узенькую щёлку между дверью и лестницей. Сейчас, подумала она с нетерпением, сейчас из этой щёлки неуверенно высунется рука и ухватится за… Из щёлки высунулась нога. Тощая нога в тяжёлом форменном ботинке. Этот тяжёлый ботинок ощупал воздух вокруг себя, ничего не нашёл, двинулся дальше и напоролся наконец на салфеточку. А напоровшись, с яростью сдавил – и давил, и давил, бешено и ритмично, пока от вкусностей не осталась малосъедобная каша вроде той, какую сегодня намешал себе Сарк. - Убери за собой мусор, толстуха, - и ботинок снова исчез за дверью. Цейса стояла некоторое время, не совсем понимая, что случилось, а потом отстранённо подумала, что ей срочно нужно в душ. Переодевалась – скажет она потом внизу. Она всё это время переодевалась.