Колыбельная

* * * Дэйв скрежетнул зубами и бухнулся в пилотское кресло, стараясь не оглядываться на койку, где, шурша шёлком, возюкался Хаммел. Он максимально отключил подсознание и включил разум — свой и корабля, чтобы задать Сантане оптимальный курс до Нью-Вашингтона, крупнейшего мегаполиса Земли-4. Он уже забыл, когда в последний раз был в мегаполисе, и желания там быть, честно говоря, не испытывал. Кроме того, его сделка с цирцеанцами накрылась медным тазом. Ладно, пускай были потеряны нехилые бабки, но ведь в следующий раз цирцеанцы просто проигнорят все его коммерческие предложения! Воистину, Хаммел дороговато ему обходился. Но только сейчас, слыша, как он сопит и возюкается за спиной, Дэйв чувствовал, что живёт. Живёт, а не существует! Задав кораблю курс, он опустил спинку кресла пониже, откинул назад голову и попытался расслабиться, бездумно наблюдая, как в иллюминаторах медленно поворачиваются созвездия. Не тут-то было. — Спокойной ночи, — раздался из спального отсека слегка подрагивавший голос Курта. Нет, ну вы поняли?! Спокойной, бля, ночи! — Угу, — невнятно буркнул Дэйв и зажмурился. — Тебе… там, наверное, неудобно? Да когда же он угомонится, Матерь Божия?! — А ты спой мне колыбельную, — медоточивым голосом предложил Дэйв, — чтоб я быстрей заснул. В кои веки наступила тишина, прямо-таки гробовая. Но уснуть Дэйву не удавалось. Кресло буквально раскалилось под ним, и он то и дело ворочался с боку на бок, стараясь не кряхтеть и подозревая при этом, что ровно то же самое делал и Хаммел на своей — бывшей его — койке. Он вдруг спохватился, что не предложил Курту поесть, пусть даже отныне сам сел на жестокую диету. — Ты небось голодный? — наконец решился он спросить и глянул в сторону койки — неохотно и вместе с тем жадно. Какая дурь, Боже правый… Он опять вёл себя, как прыщавый сопливый подросток. Подросток-переросток. Это он-то, взрослый мужик, умевший убивать и умирать! В полумраке, воцарившемся в рубке, Дэйв видел, как блестят из-под края грубого одеяла глаза Курта — тот и вправду не спал. — Нет… — полушёпотом отозвался Курт. — А ты? Ты всё время там ворочаешься… — Он осёкся и смолк, видимо, спохватившись. — Плечо болит, — автоматически ответил Дэйв — кстати, сущую правду, и тут же спохватился сам: — Херня. Через тридцать часов будем у Земли-4. Не ссы. Он еле цедил каждое слово, страстно жалея, что вообще раскрыл рот. Хаммел наверняка поужинал на своём «Посейдоне» — какими-нибудь мурмурлетками с нежнейшим паштетом из икры перлезианских омаров. Или артишоками. Дэйв понятия не имел, что это такое, но Курт-то знал. Он всегда был чёртовым эстетом. — Что ты делал… всё это время? — продолжал любопытствовать чёртов эстет. — У тебя болит плечо… ты был ранен? Ты что, воевал? Не только эстет, но и логик, растуды его туды! — Воевал, — нехотя проронил Дэйв. — Космодесантура. Ушёл в отставку по ранению. Он неожиданно захотел рассказать Курту, что его замучили сны, в которых он вновь и вновь умирал и убивал. Во второй категории его снов фигурировал лично Курт Хаммел, но уж этого-то он тем более никак не мог ему рассказать. — Ну а ты всё это время что делал? — сухо поинтересовался Дэйв. — Звездил небось вовсю? Вот же дурацкий вопрос. Конечно, Хаммел звездил, делал карьеру, разъезжал по свету, с упоением ухаживал за своей сиятельной особой, влюблялся… что ещё? Хаммел молчал. Так и не дождавшись ответа, Дэйв окликнул снова, уже с некоторым беспокойством: — Эй… я спросил. Ты… — А ты почему до сих пор один? — перебил его Хаммел, как будто это и впрямь было ему интересно. — Ты один, я же вижу. О да, сложно было не заметить, что колымага Дэйва Карофски была рассчитана только на одну персону. На космического медведя-шатуна с бластером в косматой лапе. — Наблюдательный ты, куда деваться, — вяло огрызнулся Дэйв, устанавливая спинку кресла вертикально — всё равно сна не было и в помине. — У меня вон… Сантана есть. Цыц! — прикрикнул он, погрозив кулаком динамику, откуда донеслось довольное хихиканье, а потом сам перешёл в наступление. — Что-то и я не вижу возле тебя твоего прекрасного принца. Он-то где? Хаммел обиженно засопел, но ответить не успел. Свет в рубке сперва ярко вспыхнул и погас, оставив на сетчатке глаз радужные круги. В борт корабля ударило что-то мощное, а Сантана громко вскрикнула: — Тревога, капитан! На внешних мониторах зловещим призраком отражался невесть откуда взявшийся, охрененно здоровый и тёмный, как надгробие, корабль. Класса В-2 — боевой. Это всё, что о нём можно было сказать, ибо какие-либо опознавательные знаки на его броне отсутствовали. Пираты-наёмники, не гнушавшиеся самой грязной работы, от которой сам Дэйв всегда отказывался, хотя за неё лучше всего платили — будь то захват заложников или наёмное убийство. — С добрым утром, бля! — проорал Дэйв, кубарем выкатываясь из кресла. Бластер сам прыгнул к нему в ладонь, хотя проку в нём сейчас не было никакого. — Сантана, боеготовность первого уровня! А ты, Хаммел, лезь под койку и не питюкай! — Чего не делать? — ошарашенно переспросил Хаммел. Дэйв исчерпывающе пояснил, чего именно, и Курт заткнулся. Но тут снова ожили динамики их корабля, и это была уже не Сантана. Чёткий, чуть гнусавый голос, растягивая английский слова, монотонно и деловито произнёс: — Косморазведчик класса С-2, откройте свой шлюз и примите нашу шлюпку. — А больше ничего открыть и принять не надо? — прохрипел Дэйв и яростно закусил губу. Всем своим чутьём разведчика и бойца он понимал, что именно ему сейчас ещё предложат. Бля, ну почему, почему это хвалёное чутьё не сработало раньше?! Хотя и ежу было понятно, почему. Явление и выкрутасы Принцессы-на-горошине совершенно его дезориентировали. Значит, Хаммел действительно заполучил себе серьёзных врагов. Какой там пиар-ход! Стала бы «Эйт Старз» выслеживать Курта по всей Галактике... — Если хотите сохранить себе жизнь, поместите своего пассажира в шлюпку и отправьте к нам. В противном случае вы будете уничтожены вместе с ним. «Отлично!» — чуть было не брякнул Дэйв и осекся, сжав губы. У Хаммела наверняка было совершенно противоположное мнение на этот счёт. Ну конечно! В полутьме, которая вновь воцарилась в рубке, лицо очутившегося рядом Курта выглядело очень бледным и очень решительным. — Открывай шлюз, — распорядился он. Откуда только властность в хрустальном голосе взялась! — Открывай, и пусть они меня… забирают. — На своём корабле, — процедил Дэйв, хищно прищурившись, — распоряжаюсь я, понял? Я тебе что велел? Сидеть под койкой и не питюкать! — Щас-с-с! — прошипел Курт в ответ не хуже перлезианской кобры. И ощерился не хуже бешеного волколака с Морны-2. Дэйв даже опешил слегка. — Это моя жизнь, мои проблемы, и я не желаю, чтоб тебя убили из-за них, понял? Открывай! Так значит, за прошедшие годы Хаммел боевого задора не растерял, а наоборот, приумножил. Что ж, яйца у него были всегда, какой бы Принцессой-на-горошине он ни являлся. Дэйв не мог этого не признать. Они стояли, чуть пригнувшись, как два зверя, и мерили друг друга разъярёнными взглядами. — Косморазведчик класса С-2, откройте шлюз и примите шлюпку! — пролязгал всё тот же гнусавый голос, и Дэйв какой-то нутряной памятью вспомнил часть семейных легенд о том, как в середине прошлого века его прапрабабушка и прапрадедушка едва выжили в городе под названием Варшава на Земле-1. Кажется, то место, где их держали, называлось «гетто», и они считались там недочеловеками. Но тогда пятнадцатилетний прапрадедушка Лех Карофски поджёг боевую машину — танк — обычной стеклянной бутылкой с горючкой внутри. — Простой бутылкой… — задумчиво пробормотал Дэйв, и глаза Курта ещё сильнее расширились — очень тёмные на бледном лице. — Что такое? — запнувшись, пролепетал он, а Дэйв ощупью нашёл его пальцы — совершенно ледяные. Как же он, должно быть, боялся, этот неженка, боялся, но виду не подавал! Дэйв глубоко вздохнул и проорал, зачем-то запрокинув голову к потолку: — Хуй с вами, суки! Высылайте свою шлюпку! Он почувствовал, как Курт рядом с ним сглотнул и напрягся — почувствовал и стиснул его пальцы ещё крепче. А потом наклонился к его уху, — растрёпанные локоны Принцессы щекотнули ему нос, — и прошептал: — Ты… только делай, что я говорю. Курт скосил на него свои ошалелые глазищи и слабо кивнул. Губы его шевельнулись: — Да. Да. Несмотря ни на что, Дэйв Карофски никогда ещё за последние девять лет не был так счастлив. Бережно волоча за собой Хаммела — он просто не в силах был отпустить его руку — Дэйв рванул к отсеку с боеприпасами. Изготовить то, что он хотел, было плёвым делом, но для этого нужны были две руки, и он неохотно разжал пальцы. Но Курт даже не отошёл. Он так и продолжал стоять рядом, будто Дэйв всё ещё его держал, и тот опять со щемящей нежностью подумал, что Принцесса просто боится от него отойти. Но он пробормотал только: — Сказал — не ссы. Прорвёмся! — И скомандовал, повернувшись к динамику: — Эй, Сантана! А сбацай-ка нам рок-н-ролльчик позабойней, детка! И какой же рок-н-ролл понёсся из динамиков после радостного смешка Сантаны! Под такой выплясывали ещё в прошлом веке — может быть, даже прапрадедушка Лех, когда победил всех своих врагов… и Дэйв почувствовал, как вскипает в крови знакомый, бесшабашный и грозный, хмельной огонь. One, two, three o'clock, four o'clock rock, five, six, seven o'clock, eight o'clock rock. nine, ten, eleven o'clock, twelve o'clock rock, We're gonna rock around the clock tonight. Put your glad rags on and join me hon', We'll have some fun when the clock strikes one. We're gonna rock around the clock tonight, We're gonna rock, rock, rock, 'till broad daylight, We're gonna rock around the clock tonight… А ещё он ощутил, как на его плечо на миг легла ладонь Курта, и в полном обалдении услышал, как тот начал подпевать всё громче и громче — подпевать рвущейся со всех сторон лихой мелодии! — When the clock strikes two, three and four, If the band slows down we'll yell for more. We'll have some fun when the clock strikes one. We're gonna rock around the clock tonight, We're gonna rock, rock, rock, 'till broad daylight, We're gonna rock around the clock tonight… И слыша его голос, Дэйв понял, что незаметно для себя всё-таки умер, воспарил к небесам и находится в саду Эдема. Таща при этом за собой ящик с боеприпасами, за противоположный угол которого уцепился Курт, не переставая петь во всё горло и лыбиться во весь рот. Дэйв не стал его отпихивать. Возможно, им обоим предстояло вот-вот оказаться в самых натуральных райских кущах. Или в адском котле. Похуй где, главное, что вместе. Вместе! — When the chimes ring five, six, and seven, We'll be right in seventh heaven. We'll have some fun when the clock strikes one. We're gonna rock around the clock tonight, We're gonna rock, rock, rock, 'till broad daylight, We're gonna rock around the clock tonight… Рок гремел, гремели баллоны с горючим, перекатываясь в ящике, гремела переборка шлюзового отсека, Курт и Сантана самозабвенно горланили, заглушая этот грохот, в шлюзовом отсеке зловеще раскорячилась чужая автоматическая шлюпка, которую Дэйв вмиг до отказа набил гремучей смесью боеприпасов и прилепил напоследок на самый огромный баллон самодельный таймер. Потенциальные похитители Курта, мать их за ноги, были не только мудаками, но и идиотами. Считали они себя неуязвимыми, а его, Дэйва, трусом, или воображали, что он просто не захочет вступаться за подобранного на задворках Галактики незнакомца, Дэйв не знал и знать не желал. Пан или пропал, двум смертям не бывать, одной не миновать! — When it's eight, nine, ten, eleven too, I'll be goin' strong and so will you. We'll have some fun when the clock strikes one. We're gonna rock around the clock tonight, We're gonna rock, rock, rock, 'till broad daylight, We're gonna rock around the clock tonight… Ведя в голове обратный отсчёт, Дэйв за считанные секунды домчался до пульта управления, так и не выпустив руки запыхавшегося Курта. Глянул на него и ошалел — Хаммел смеялся. Смеялся! — When the clock stikes twelve we'll cool off then, Start rockin' 'round the clock again. We'll have some fun when the clock strikes one. We're gonna rock around the clock tonight, We're gonna rock, rock, rock, 'till broad daylight, We're gonna rock around the clock tonight! — Сантана, старт! — гаркнул Дэйв и тоже захохотал, опустив лапищу на плечо Курта и сжав изо всех сил. А тот, запалённо дыша, смотрел на Дэйва снизу вверх огромными блестящими глазами. И прежде чем оба они грохнулись на пол от толчка и, закувыркавшись, врезались в переборку, Дэйв заметил, как в иллюминаторах завертелись созвездия, а борт чужого корабля начал стремительно удаляться. Не переставая смеяться, Дэйв охнул, приняв на себя тяжесть щуплого тела Курта, оказавшегося совсем не таким уж и лёгоньким. Чёртов шёлк зашелестел под ладонями, и вся кровь махом ударила Дэйву... нет, далеко не в голову, а в совершенно противоположном направлении, отчего бедный его мозг совсем обескровился. И этим несчастным, полудохлым от напряжения мозгом Дэйв ещё сумел понять, что они всё-таки успевают… успевают… Белый свет залил всё вокруг как раз тогда, когда их губы слились в отчаянном поцелуе, и почти обезумевшему Дэйву показалось, что они оба вспыхнули от этого испепеляющего поцелуя… но нет. Это в недрах корабля явившихся за Куртом мудаков взорвалась шлюпка, ставшая летающей бомбой. — Господи Иисусе, — простонал Дэйв, отрываясь от губ Курта. — Мы всё-таки… — Целуемся? — пресерьёзно предположил Курт, облизывая эти самые губы, невыразимо сладкие — как раз такие, что помнились Дэйву. — Танцуете? — тоже предположила сверху Сантана своим певучим ехидным голоском. Дэйв зажмурился, утыкаясь лбом в горячий лоб Курта и пробормотал срывающимся шёпотом: — Мы всё-таки выжили, вот что. — И, очередным невероятным усилием воли разжав руки, обнимавшие Курта, он сипло продолжал: — Что бы мы теперь тут ни делали, пора это прекратить. Боже, он, должно быть, в самом деле просто спятил, раз говорил такое! — Ты болен, кэп? — заботливо и даже как-то встревожено поинтересовалась Сантана. — Заткнись! — проорал Дэйв, запуская в динамик первым попавшим под руку предметом — это почему-то оказался его левый башмак, хотя Дэйв понятия не имел, когда и зачем успел разуться. — Заткнись! Я не могу пользоваться тем, что… тем, что он… Тем, что он сейчас полностью в моей власти. Тем, что он благодарен мне за спасение. Тем, что ему просто некуда больше деваться. Задохнувшись, Дэйв проглотил все эти и многие другие слова, потерянно глядя в расширившиеся глаза Курта. — Да ты дрочил на него столько лет, долбоёб! — ещё громче заорала в ответ Сантана. — Я его люблю, — выдохнул Дэйв едва слышно, не отрываясь взгляда от окаменевшего лица Курта. — Я его люблю, и я… не могу. Сантана протяжно и скорбно застонала, и в динамиках раздался громкий треск, похожий на стук захлопнувшейся двери. И наступила тишина. Такая, что, кажется, стало слышно, как шуршит по обшивке корабля межзвёздная пыль — твёрдые микроскопические песчинки. В этой тишине Курт тоже еле слышно прошептал: — Говори ещё. Что такое?! Дэйв растерянно откашлялся. В глотке у него пересохло, голова кружилась так, будто по ней садануло заблудившимся метеоритом, а последние связные мысли из этой самой головы совершенно выветрились… но он всё-таки пробормотал то, о чём думал столько раз: — Я тебе не подхожу. От слова совсем. Я бывший вояка, контрабандист, неотёсанный долбоёб и убиваю людей легко… ты только что видел, как… Не перебивай! — крикнул он, судорожно дёрнувшись, когда лёгкие пальцы Курта коснулись его шеи. — И не трогай меня! Я весь в шрамах, как бешеная шелудивая псина, и разговариваю матом! Я ору по ночам, потому что мне снится, как я убиваю людей… и то, что я только что сделал, мне тоже будет сниться! Понял?! — Ты ради меня это сделал! — Голос Курта тоже дрожал и срывался. — Но мне нихера не нужно от тебя за это! — собравшись с последними силами, прохрипел Дэйв, стиснул зубы и попытался подняться. Не тут-то было — Хаммел, как уже выяснилось, далеко не лёгонький, ещё сильнее придавил его к полу, не давая шелохнуться. Да какое там придавил, он прямо-таки разлёгся на нём, требовательно пялясь своими проклятыми яркими зенками в его растерянные злые глаза, и при этом, кажется, вновь начал улыбаться, поганец! Азартно и тревожно. — Что за… — выдавил Дэйв, едва шевеля губами. И к этим губам тут же прижались тёплые губы Курта. Потрескавшиеся, с запёкшейся на них корочкой, нахальные и нежные. А, всё ясно, он, Дэйв Карофски, всё-таки валяется без сознания на полу шлюзовой камеры, пришибленный шальным метеоритом, и ему мерещится его обычная горячечная хрень. — Ты вовсе не бредишь, — хрипловато и лукаво прошептал Курт, размыкая поцелуй. Он ещё и мысли читал, оказывается! — Принцесса… — выдохнул Дэйв почти жалобно, ненавидя себя за это. — Съебись с меня, чёрт бы тебя… Прекрати! Прекрати-и, говорю… Всем своим существом он жаждал, чтобы этот невозможный, невероятный, жаркий, проклятущий сон продолжался… но он должен, должен был проснуться! Любой ценой. — Я хочу видеть эти твои шрамы, — выпалил Курт и дёрнул его за полы рубахи, которые с треском разошлись в стороны, а Дэйв едва успел ухватить его за тонкие гладкие запястья, сжать их и так замереть. Словно очнувшись, он извернулся одним гибким неуловимым движением и сам прижал Курта к полу — без пощады навалившись на него всем своим большим тяжёлым телом и продолжая неотрывно глядеть ему в лицо. — Я же сдохну потом, когда ты всё-таки уйдёшь, — произнёс Дэйв почти по слогам бесцветным ровным голосом. — Ты что, не понимаешь? Ты же всё равно уйдёшь, чтоб вызвездиться вконец, заполучить межгалактическую великую славу и лакать коктейли в Нью-Малибу, а мне останется только расхуярить свою тачку в лепёшку об какой-нибудь астероид. Так что заткнись, иди на свою койку и не смей вылезать оттуда до самого Нью-Вашингтона. Там я передам тебя службе безопасности твоей сраной «Эйт Старз»... и всё. Всё! Курт едва заметно вздрогнул под ним, часто дыша, но упрямого взгляда не отвёл. — Я никуда не уйду. — Его хрустальный голос был таким же твёрдым, как и взгляд. — Чёрта лысого ты теперь избавишься от меня, Карофски! Если я буду лакать коктейли в Нью-Малибу, то вместе с тобой! Если ты будешь хуярить свою тачку об астероид, то вместе со мной! И ничего не всё! И… и сам заткнись уже! Голос его зазвенел и окончательно сорвался. — Господи, Принцесса, да ты чего? — ошалело пробормотал Дэйв, не веря своим ушам, и чуть ослабил хватку. — Ты чего… ревёшь, что ли? Я тебе больно сделал? — Да! — заорал Курт сквозь слёзы, стискивая его шею обеими руками так, словно пытался задушить. — Ты мне сделал больно! Очень больно, ты, неотёсанный долбоёб, ты меня за кого вообще принимаешь, Карофски?! Я тебя… ненавижу! Приехали. Зачарованно глядя в гневные отчаянные глазищи Курта, переполненные слезами, Дэйв медленно протянул руку и почти невесомо коснулся его мокрой разбитой щеки тыльной стороной ладони. И когда Курт перехватил эту ладонь, стиснул и прижал к губам, Дэйв вдруг смутился так, что, кажется, запылал весь — от пяток до макушки. Девять прошедших лет куда-то исчезли, и он снова стал неуклюжим мальчишкой-переростком, не знавшим, что ему делать со своей неуклюжей злосчастной любовью к Принцессе-Хаммелу… и что делать с самим Хаммелом, он тоже, оказывается, до сих пор не знал. Вернее, знал, но не смел этого делать! Он невнятно мычал, отворачиваясь от поцелуев Курта, жмурясь и задыхаясь от яростного желания и такого же невыносимого стыда за себя, за своё громадное и грубое, некрасивое тело, которое, конечно же, оскорбит утончённый взор Принцессы и… и… Он прямо-таки взвыл, едва не врезавшись в переборку, когда маленькая рука Курта очутилась у него под ремнём джинсов, нагло там шуруя и ловко расстёгивая этот самый ремень. Взвыл и попробовал отбиться без жертв и разрушений. — Ну х-хватит! — тоже задыхаясь, свирепо пробормотал Курт. – Ты мне надоел, Карофски! — Чего, уже? — выпалил Дэйв с вымученным смешком, пытаясь освободиться из его цепких пальцев, и охнул, получив сердитый тычок под рёбра. И фыркнул, услышав совершенно непотребное ругательство, сорвавшееся с нежных — ох, каких же нежных! — уст Хаммела. — А ещё Принцесса! — укоризненно заявил он, едва переведя дыхание и обалдело пялясь снизу вверх на Курта, нахально рассевшегося у него на бёдрах. Перед глазами всё так качалось и плыло, будто бы он выпил канистру цирцеанского самогона. — Ты чего делаешь?! Охуел ты, что ли! Курт, чтоб тебя… Курт! Ку-урт… Но Хаммел был глух к его страданиям и беспощаден. Он неумолимо щекотал Дэйва до тех пор, пока тот не начал корчиться от смеха, извиваясь на полу, а прыткий бесстыдник тем временем умудрился стянуть с него не только джинсы и рубаху, но даже исподнее, оставив в одних носках. И в древних наручных часах, о да, сам при этом будучи с шеи до пят закутан в свою адову паранджу! Ну, держись, Принцесса! Дэйв вскинул руку и одним молниеносным рывком разодрал жалобно затрещавшую хламиду Курта до самого пояса. И замер. Застыл и Курт, не отрывая от него потемневшего взгляда. Его взлохмаченные волосы липли ко лбу, голая грудь ходила ходуном, он машинально облизывал распухшие губы… и был так отчаянно красив, что к горлу Дэйва вдруг подкатил комок. Словно почувствовав это, Курт наклонился, сжал обеими руками локти Дэйва и медленно провёл губами по его телу – от ямочки под горлом к левой ключице, к неровно заросшим белёсым шрамам на смуглом плече, к сердцу, неистово толкавшемуся в рёбра. Дэйв сорванно стонал, понимая, что сейчас просто умрёт, когда эти жадные и робкие губы, не пропустив ни одной отметины, располосовавшей его крепкое тело, спустились к пупку. Потому что как раз туда уже давно поднялся его член, крупно вздрагивавший и изнывавший от желания ткнуться в эти губы. Дэйв воистину мог считать себя сверхчеловеком, когда запустил пальцы в волосы Курта, услышав его протестующий всхлип, и запрокинул ему голову, чтобы заглянуть в глаза — непонимающие, затуманенные, тревожные. — Ты вправду этого хочешь, Принцесса? — сипло спросил Дэйв. — Я не ве… — Он осекся на полуслове. Улыбка Курта была и ангельской, и бесовской сразу, когда он просто опустил встрёпанную голову, легко преодолев его сопротивление, и безошибочно нашёл горячими губами всё, чего так хотел. Дэйв охнул и вновь захлебнулся долгим счастливым стоном, конвульсивно сжимая пальцы, запутавшиеся в лохмах Курта, и пытаясь последним усилием сдохшей воли всё-таки не сделать ему больно и ослабить эту хватку. А потом он наконец выпутал хохочущего и предовольного Курта из его треклятой хламиды, разлезшейся на рваные ленточки, и накинулся на него сам — тоже без всякой пощады. Как же он стремился впитать Курта глазами, губами, кожей, раствориться в нём и растворить его в себе, чтобы уже никогда не расставаться… Пусть даже он знал цену этому «никогда». Он слушал последние, жалобные и страстные стоны Курта как музыку, но когда они оба провалились в блаженный опустошительный сон, Дэйв неожиданно и в самом деле различил доносившуюся откуда-то тихую нежную мелодию. По-прежнему не разжимая рук, обнимавших Курта, он устроил его на себе поудобнее и понял, что это, наверное, и вправду рай. * * * Сантана тихонечко пела в корабельных динамиках. Она была так абсолютно и совершенно счастлива, насколько вообще мог быть счастлив бортовой компьютер косморазведчика класса С-2. Она гордилась собой, как никогда раньше. Если б не она, её капитан, этот огромный, грубый, сварливый, одинокий шатун, нипочём бы не отправился вдогонку за просвистевшей мимо спасательной шлюпкой, которая бы так и сгинула среди звёзд вместе со своим пассажиром, этим упрямым неженкой, который на поверку оказался вовсе не неженкой. Хотя будущее оставалось весьма туманным, а кэп вполне мог засунуть Сантану на постой в какой-нибудь межпланетный ангар, ей было на это плевать. Ждать она умела. Была б она живой женщиной из плоти и крови, она бы сейчас мыла посуду. Или стирала. Или ещё как-то хлопотала бы по хозяйству. В конце концов, у неё на борту сейчас безмятежно спали двое мужчин, о которых надо было как следует заботиться. Но она могла только прокладывать курс среди звёзд. И петь им колыбельную.