Сила двух начал

По пустынным коридорам Хогвартса почти бесшумно шел мужчина в обычной чёрной мантии волшебника. Он знал, что все ученики сейчас в своих гостиных, и был удивлён, когда услышал чей-то негромкий голос позади: — Вы – новый учитель? Мужчина обернулся, и увидел девочку лет одиннадцати, с интересом выглядывающую из-за колонны. Любопытные серые глаза, длинные темно–каштановые волосы почти до пояса, подвязанные ленточкой, немного выдающиеся вперед скулы, мягкие черты лица – в общем, довольно миловидное личико. Сложно было сказать, к какому факультету она относится – на ней вместо формы была простая юбка и кофта сдержанных тонов. Юная ученица оценивающе взглянула на мага, уделив большое внимание его лицу. — Вы носите маску, или специально сделали себе красные глаза и змеиное лицо? На мой взгляд, выглядит не очень красиво. — Зато отпугивает маленьких девочек,— мужчина подошел к девочке и поинтересовался,— устрашающе, не так ли? Прости, не знаю твоего имени… — Мэри Моран,— представилась юная волшебница, затем добавила,— вообще-то ни капельки не страшно. Маг фыркнул, будто раздосадованный словами Мэри. — А почему вы не назовете свое имя?— девочке, похоже, понравилось разговаривать с незнакомым магом. — Вряд ли ты осмелишься говорить со мной и дальше, если узнаешь, кто я,— мрачно произнес мужчина. — Так вы учитель, или нет? — Нет, не учитель. Здешний директор, видишь ли, не желает видеть меня в качестве преподавателя защиты от Темных сил. А почему ты не в своей спальне? Уже довольно поздно. — Не ваше дело. Раз вы не учитель, я могу перед вами не отчитываться,— довольно дерзко сказала Мэри, продолжая в упор глядеть на мага. Тот усмехнулся, словно одобряя смелость девочки, но тут же спрятал улыбку. — Ладно. Не хочешь говорить – не говори. Мне пора, да и тебе не стоит задерживаться здесь надолго. И он без дальнейших слов направился к лестницам. Мэри следила за ним, пока тот не скрылся за углом, затем тоже покинула этот коридор, направляясь в гостиную Гриффиндора. Едва она переступила порог гостиной, как к ней сразу же бросились два мальчика. — Ну что так долго? — Мы уже начали волноваться! — Думали, что Слизнорт тебя уже не выпустит из своего кабинета! -Тише, тише, не то всех перебудите!— зашикала на друзей Мэри. И едва мальчики замолчали, спросила, сделав таинственное лицо,— угадайте, кого я только что встретила? В ответ ей последовали различные предположения, ни одно из которых не было близко к истине. Мэри выдержала долгую паузу, чем ещё сильнее раззадорила друзей, затем разъяснила: — Волан-де-Морта! Черноволосый мальчик восхищенно присвистнул, второй, полноватый, потрясенно протянул: — Заливаешь! — Нет, Тэдди, это правда,— девочка наслаждалась, глядя на вытянутые лица мальчишек. Придя в себя от такой ошеломительной новости, те забросали Мэри вопросами: — Так это правда, то, что о нём говорят? — Интересно, что ему здесь понадобилось? — Ты просто видела его или говорила с ним? — Он не пытался причинить тебе вред? — Хватит, хватит! Если хотите что-то спросить, то давайте по очереди!— Мэри была ошеломлена столь большим интересом своих друзей по поводу её встречи с Волан-де-Мортом,— и вообще, что мы стоим посреди гостиной, будто воры какие? Ребята присели в уютные кресла у камина и выжидательно уставились на расположившуюся перед ними Мэри. Прежде чем заговорить, девочка на мгновение закрыла глаза, вспоминая мельчайшие детали встречи с Волан-де-Мортом, затем неторопливо начала: — Я встретила его на восьмом этаже, вначале своим глазам не поверив. — У него действительно ужасное лицо?— полюбопытствовал черноволосый мальчик. Мэри кивнула. — На самом деле немного пугает, вначале. Но когда он спросил у меня, испугалась ли я, я ответила, что нет. — Солгала?— поднял брови Тэдди. Мэри презрительно фыркнула в ответ. — Разумеется, нет. Он шел, по-видимому, от кабинета директора, и не в самом лучшем расположении духа. Во всяком случае, он торопился, поэтому долгой беседы не получилось. Я только узнала, что он хотел устроиться на должность преподавателя защиты от Темных сил, но Дамблдор его не взял. — Еще бы директор его принял,— фыркнул Брэдли,— я слышал, что он… Почти до самого утра друзья обсуждали появление Волан-де-Морта в Хогвартсе и гадали, появится ли он вновь. А о том, что неплохо было бы и поспать, вспомнили лишь под утро … Впоследствии, за последующие 5 лет учебы в школе ни она, ни кто-либо из её знакомых темного мага не видел. К тому же свободного времени для бесцельных прогулок с каждым годом становилось все меньше – приближались СОВ. Друзья Мэри недоумевали, почему это вдруг юная волшебница перестала придумывать различные каверзы учителям, что было для нее чем-то вроде хобби предыдущие пять лет, в то время как преподаватели, наконец, вздохнули свободно. Благодаря своему таланту в области нескольких подряд предметов, Мэри до сих пор не исключили, и, раньше такая бойкая и жизнерадостная, теперь, накануне экзаменов, она впала в глубочайшую депрессию, причину которой никто не знал, и большинство времени её нельзя было найти нигде. Со временем Брэдли и Тэдди привыкли к частым отлучкам подруги, хоть и не оставляли попытки узнать, где она пропадает. А между тем, Мэри скрывалась ото всех в недавно обнаруженной ею комнате. Это была Выручай-комната, являющаяся Мэри всякий раз в виде небольшой комнатки без какой-либо мебели, с одним большим, на всю стену, окном из разноцветных стеклышек, складывающихся в причудливые узоры. Когда девочка приходила сюда, то взбиралась на широкий подоконник с ногами и смотрела на двор через окно. Когда светило солнце, его лучи, падая на окно, освещали разноцветные узоры, и те, играя всеми красками, представляли различные картины – то цветущий сад, то дремучий лес, в зависимости от того, под каким углом смотреть. В дождливые же дни картины эти теряли яркость и были по-осеннему серыми. В один из майских дней Мэри пришла в Выручай-комнату чтобы, как обычно, побыть в одиночестве. На этот раз за окном шел дождь, так что краски разноцветных стеклышек потускнели и показывали только одну картину – хмурый осенний лес, теряющий последние листья под пологом дождя и ветра. Глядя на эту унылую картину, Мэри чувствовала необъяснимую тоску, но тосковала она не по лету, а, скорее, по настоящему дому, которого лишилась семь лет назад. С восьми лет Мэри была сиротой и жила в доме своих родителей с бабушкой. Отец Мэри погиб, когда ей было четыре года, и с того времени девочку воспитывала мать. Хелен была неизлечимо больна – болезнь ее проявлялась внезапно и кончалась только тогда, когда больной принимал специфическое зелье, действующее только во время приступа. Пить его до проявления болезни было абсолютно бесполезно. Именно поэтому эта болезнь была так опасна – если больной не успевал принять противоядие в течение 7-8 минут, то погибал в страшных муках. Мэри знала все это не понаслышке – она видела смерть своей матери, в тот день, когда она не успела принять противоядие. Тогда же, в 8 лет, после осмотра целителей из святого Мунго, девочка узнала, что болезнь Хелен передалась и ей. С того дня ее жизнь стала настоящим кошмаром – постоянное ожидание первого приступа, который мог стать и последним, обращение к знатокам зельеварения – противоядие, что спасало от приступа, хранилось не больше месяца. До 11 лет её воспитанием занималась бабушка, пока не пришло письмо из «Хогвартса». Разумеется, по прибытии в школу Мэри побывала у директора Альбуса Дамблдора. Тот, выслушав ее проблему, успокоил юную волшебницу, сказав, что профессора зельеварения Горация Слизнорта не затруднит сварить ей противоядие. С тех пор каждый месяц девочка приходила в кабинет зельевара за свежей порцией зелья. Друзья знали, что на тумбочке Мэри постоянно должно находиться противоядие, но от какой именно болезни, им было неизвестно. То название, которое девочке сообщили врачи, им ничего не говорило, а описывать симптомы было выше сил Мэри. Так что и Тэдди и Брэдли, видя, что Мэри всякий раз отказывается отвечать, в конце концов, прекратили расспросы. В середине третьего курса, за два дня до Пасхальных каникул, умерла бабушка Мэри. Девочку чудом не отдали в сиротский приют: знакомый ее матери, Анри Лаэрти, стал ее опекуном, изредка захаживая в гости (он был чиновником министерства, и за всю жизнь Мэри видела его не больше пяти раз – настолько ее опекун был занят). За последующие два года болезнь Мэри не проявилась. Девочка продолжала менять испортившееся зелье на новое каждый месяц, и сожалела только о том, что у нее нет таланта зельевара. Громкий раскат грома отвлек Мэри от невеселых мыслей – мелкий дождь перешел в грозу. В тесной комнатке стало темно, и девочка решила, что пора вернуться в гостиную. Едва различив очертания двери, она направилась к выходу, но, сделав шаг, запнулась обо что-то и упала на пол, больно ударившись головой и потеряв сознание. Когда Мэри пришла в себя, то едва смогла увидеть в темноте свои руки. Поднявшись на ноги, она с силой потерла виски – голова раскалывалась от удара о пол. Машинально повернувшись к окну, девочка потрясенно застыла на месте – слева от окна вместо стены теперь было отверстие наподобие оконного проема, из которого пробивался мягкий свет. Прищурив глаза, Мэри с любопытством заглянула в образовавшееся отверстие – за ним оказалась комнатка в два раза меньше, чем та, в которой она была только что. Внимание девочки привлекла ниша, от которой исходил тот самый, сияющий, голубоватый свет. Подойдя поближе, Мэри увидела лежащую в нише вещь – это был изящный, тонкой работы медальон на цепочке из белого металла, на лицевой стороне которого переплетались различной формы знаки и символы из сверкающих разноцветных камней, складываясь в причудливый узор. У Мэри захватило дух от благоговения и восхищения, которые вызывала эта необычная вещь. Девочке казалось, стоит протянуть руку, и видение исчезнет. Но нет – прикоснувшись к медальону, девочка ощутила, что он вполне материален и при этом источает приятное тепло. Не сдержав изумленный возглас – свечение исчезло, стоило волшебнице прикоснуться к медальону – Мэри, немного поколебавшись, взяла находку в руки. Медальон оказался на удивление тяжелым, что никак не сочеталось с его размерами. Девочка повернула его обратной стороной в надежде обнаружить там какую-нибудь надпись, например, имя изготовителя, но там было пусто, зато имелось небольшое углубление – видимо, медальон мог открываться и, вполне возможно, содержал в себе что-то ценное. Мэри попыталась открыть его, но у нее ничего не вышло. Внезапно тишину нарушил звон – Мэри в испуге обернулась, но спустя секунду поняла, что это разбилась ваза, стоящая неподалеку от входа в комнату. Испустив вздох облегчения, она решила, что ей нужно вернуться в свою спальню – неизвестно, сколько она здесь провалялась без сознания. Чисто машинально надев медальон, Мэри подошла к двери комнаты и прислушалась к звукам, доносившимся снаружи – все было тихо. И все же из-за предосторожности она сначала слегка приоткрыла дверь, чтобы проверить, нет ли кого в коридоре, и только удостоверившись в этом, вышла из комнаты, постаравшись не скрипнуть дверью. Не встретив никого по дороге, Мэри чуть ли не бегом добралась до гостиной Гриффиндора. Полная Дама, портрет у входа в гостиную, пропустила ее только тогда, когда высказала все, что думает по поводу непослушных детей и ночных прогулок. Наконец, назвав пароль в двадцать первый раз, девочке удалось войти в гостиную, а ей вслед все неслись нравоучения Полной Дамы. Опустившись в кресло чтобы отдышаться, Мэри вспомнила о медальоне – она весь путь бежала с ним на шее и даже не почувствовала какую-либо тяжесть. Впрочем, она слишком устала, чтобы всерьез задуматься над этим и уснула прямо в кресле, перед догорающим камином. На следующий день она, к своему собственному удивлению, проснулась довольно-таки рано, к тому же в прекрасном расположении духа. Брэдли и Тэдди, увидев ее в таком состоянии, очень удивились – за последний месяц она ни разу не улыбнулась, а тут сияла так, словно произошло что-то необыкновенно радостное. — Мы тебя вчера так и не дождались,— осторожно начал Брэдли, садясь вместе с Тэдди рядом с волшебницей,— хотели поговорить с тобой о… — О моем нынешнем состоянии?— спросила Мэри со смехом, продолжая удивлять мальчишек,— как вы видите, сегодня я чувствую себя просто отлично. — Да, перемена довольно приятная, но уж очень внезапная. Было бы неплохо узнать, что, или кто, вытащил тебя из хандры? — Мысль о грядущих экзаменах,— попыталась отшутиться девочка. Ее друзья недоверчиво переглянулись, и вдруг весело рассмеялись. Мэри охотно к ним присоединилась, глядя на друзей с радостью. — Как же мы рады, что ты, наконец, стала сама собой, Мэри!— смахнув слезы радости, восклицал Тэдди,— и нам абсолютно не важно, почему так произошло, ты можешь не говорить нам об этом, если не хочешь. Мэри продолжала счастливо улыбаться, думая, что ей очень повезло с друзьями – они никогда не надоедали ей дотошными вопросами, отлично зная, что если она не захочет, то ни за что не расскажет им то, что у нее на душе. Зато потом, когда все проходило, она сама, рассказывая, смеялась над своими страхами. Вот и теперь они не вдавались в детали, чтобы не испортить настроение ни себе, ни ей. Так что с этого дня, когда Мэри словно ожила, школу снова потрясли ее многочисленные проделки и проказы, ставшие еще изощреннее, и выполняемые при участии не только Брэдли и Тэдди, как это было раньше, но еще и почти дюжины их однокурсников — гриффиндорцев. Вспомогательные материалы, купленные в «Зонко», приводили к непредсказуемым последствиям, ввергая в шок учителей и прочих учеников. При всем при этом никто из них не мог доказать, что это сделала группа гриффидорцев — пятикурсников во главе с зачинщицей безобразия Мэри. Впрочем, чем ближе надвигались экзамены, тем реже происходили подобные проделки. Да и сама Мэри уже не могла чаще одного раза в неделю отвлечься от подготовки к «СОВ». На собеседовании по профориентации Мэри решила готовиться в отдел «Международного сотрудничества», в Министерство Магии. Для этого ей требовалось сдать с высшим баллом историю магии, магловедение, заклинания, трансфигурацию и защиту от Темных сил. Задачка для нее была непростая, тем более что историю магии девочка терпеть не могла. Но так как никакая другая специальность ее не привлекла, Мэри решила, в конце концов, что ей по силам выучить нелюбимый предмет и засела за конспекты, в то время как у учителей появилась возможность отдохнуть от издевательств Мэри, и они успешно ею пользовались, загружая юную волшебницу по-максимуму. За все это время Мэри не рассказала друзьям о ее находке в Выручай-комнате, ведь они о существовании комнаты-то не подозревали, гадая, где подруга скрывалась, и, изредка пронзали Мэри испытывающими взглядами, которыми все и ограничивалось – прямых вопросов от них не было. Она и сама нечасто вспоминала о медальоне, хотя, не снимая, носила его. Иногда она пыталась его открыть, каждый раз терпя неудачу, но чаще всего просто любовалась причудливым узором, сложенным из довольно-таки крошечных драгоценных камней, которые переливались, играя разными цветами, даже в сумерках, напоминая Мэри о разноцветных стеклышках в окне Выручай-комнаты. Юной волшебнице почему-то казалось, что этот медальон ждал именно ее, и теперь словно олицетворял собой часть ее, Мэри, души, даря ей спокойствие в минуты опасности, и страх, часто испытываемый ею в ходе очередной каверзы, становился азартом и предвкушением удачи. На следующий день после сдачи последнего экзамена (магловедения), произошло то, чего Мэри боялась больше всего – первый приступ. Он настиг волшебницу в гостиной, впервые поразив ее сердце незнакомой доселе острой болью, и Мэри даже не смогла подняться, чтобы найти эликсир. Если бы не подоспевшие вовремя друзья, принесшие спасительный пузырек, ей бы не удалось остановить приступ прежде, чем он перетек в более тяжелую стадию. Мэри со страхом думала, что же было бы с ней, если бы она была в момент приступа одна, а так же о том, что придется брать новую палочку (ее палочка сломалась, когда на нее в спешке кто-то наступил). Перед приступом Брэдли пригласил ее к себе в гости на летние каникулы, и Мэри уже хотела согласиться, но теперь.… До этого она не так серьезно относилась к своей болезни, но после приступа волшебница поняла, что теперь будет вынуждена носить с собой эликсир и со страхом ждать следующее проявление болезни. Какой уж тут отдых? Впрочем, голос разума быстро удалось заглушить – глядя на умоляющее лицо Брэдли, Мэри просто не смогла сказать «нет» на его приглашение погостить у него этим летом. В результате, это лето стало гораздо веселее предыдущих двух – Мэри гостила у Брэдли целый месяц, появившись в доме друга немногим позже Тэдди. После писем с оценками за «СОВ» главной темой их разговоров стало обсуждение будущей карьеры. «Смогу ли я продолжить занятия по выбранным предметам для подготовки к «ЖАБА» с оценками «удовлетворительно» и «выше ожидаемого», или этого будет мало?» – такие вопросы терзали Брэдли. Мэри, получившую даже по истории магии «выше ожидаемого», не говоря уж о других предметах, интересовало только одно – сможет ли она сдать так же и «ЖАБА»? А Тэдди, учившийся всегда лучше своих однокурсников, был самым спокойным среди них, и прилагал усилия для того, чтобы убедить Брэдли в необоснованности его тревог. Мэри, между тем, начала замечать, что присутствие Тэдди словно мешает Брэдли – тот бросал на друга косые, неприязненные взгляды, правда, только тогда, когда Тэдди этого не видел. На Мэри же он смотрел совсем по-другому – каким-то странным, огненным взглядом, почувствовав который волшебница спешила отвернуться, интуитивно прекрасно понимая его смысл. Поэтому, едва Тэдди засобирался домой, она решила тоже уехать. — Ты ведь совершенно одинока в своем доме,— говорил Брэдли,— почему же ты хочешь уехать сейчас, когда до нового учебного года ещё целый месяц? Мэри, уже всё твердо решившая, выслушивала, наверное, десятую попытку Брэдли отговорить её от отъезда. Разговор происходил накануне отъезда, но Тэдди в нем не участвовал – упаковывал вещи. — Я говорила тебе раз сто, что мне нужно посетить Слизнорта, добыть у него противоядие. Неужели у тебя настолько плохая память? — Зелье – просто отговорка. Чтобы забрать его нужно не больше дня,— сказал Брэдли недовольно,— после этого можно сразу… — Да, конечно, вернуться сюда, чтобы довести твоих родителей и сестру до белого каления,— резко перебила его Мэри,— они и так на меня недружелюбно косятся. — Да брось, просто им не нравится, что я все время провожу с тобой и Тэдди. — И они отлично понимают, что когда Тэдди уедет, все твое время будет посвящено мне. — Ты ведь моя гостья… — Конечно, но я не хочу быть причиной ваших ссор,— твердо произнесла Мэри, ставя точку в разговоре. Брэдли только было открыл рот, чтобы сказать еще что-то, но смолчал — в комнату вошел Тэдди. — Наверное, ты останешься здесь еще на какое-то время?— спросил он у Мэри. Та отрицательно покачала головой. — Я еду завтра, вместе с тобой. Как и запланировали – сразу после завтрака. Поняв, что он тут ничего не изменит, Брэдли в порыве чувств вылетел из комнаты, чуть не снеся попавшееся по дороге кресло. Тэдди и Мэри обменялись понимающими взглядами – они предполагали, что так и будет. Поэтому, благоразумно рассудив, что Брэдли может помешать им уехать, они решили выйти из дома чуть раньше. — Такое ощущение, что вы сбегаете отсюда,— проницательно заметила Гермеза, мать Брэдли. Мэри и Тэдди, столкнувшиеся с ней на повороте коридора, начали отговариваться срочностью, но, видя, что оправдания этой строгой волшебнице не нужны, умолкли. — Я надеюсь, что Брэдли не последует за вами, когда узнает, что вы ушли,— сейчас Гермеза обращалась только к Мэри. — Не думаю – я сказала ему, что сейчас он должен быть с семьей, и уверена, что он меня понял правильно,— сказала Мэри спокойно, — но даже если это случится, я позабочусь о том, чтобы он вернулся сюда. Взгляд Гермезы, которым она сверлила Мэри, стал более мягким. — Ну что ж, тогда – удачи вам обоим,— сказала она на прощание, после чего удалилась. А Мэри и Тэдди поспешили к входной двери. Уже в автобусе «Ночной рыцарь» Мэри подумала о том, что поступает как вор, стащивший исподтишка последнюю ценность у неимущего человека, но эти мысли были быстротечнее, чем мысль о том, что у нее до сих пор нет волшебной палочки – ее старая палочка сломалась во время приступа. Поэтому-то она и решила, еще пару дней назад, что ей стоит сначала съездить в Косую Аллею, заодно можно приобрести необходимые школьные принадлежности (к тому же, если Брэдли и захочет найти ее, то не сможет – в ее доме никого не будет). Попрощавшись с Тэдди, Мэри вышла из автобуса возле кабачка «Дырявый котел», и, глядя на уезжающий автобус «Ночной рыцарь» пожалела, что не может остаться там, и ехать вместе со своим лучшим другом. Утреннее небо было еще по-ночному темным, но с каждой минутой все быстрее светлело. Задумавшись, Мэри все стояла и смотрела на разгорающуюся зарю, и ей казалось, что время вокруг нее остановилось и все, что ей оставалось – смотреть, как восходит солнце. Из задумчивости ее вывел сердитый голос незнакомого колдуна, направляющегося в паб и требующего освободить дорогу. Следующие несколько дней Мэри провела в Косой Аллее, приходя в свою комнату в « Дырявом котле» только ночевать. Палочка, которую она приобрела, показала себя довольно-таки неплохо на первом осмотре в магазине волшебных палочек, но использовать ее вне стен Хогвартса Мэри все еще воспрещалось. Но, несмотря на это, девушка была рада самому наличию палочки – теперь она не была беззащитной и в случае чего могла за себя постоять. Через пять дней после приезда в «Дырявый котел» Мэри получила письмо со списками учебников и сразу же приобрела необходимую литературу, после чего немедленно уехала, направляясь к Горацию Слизнорту – пополнять запас необходимого ей зелья. Так что у себя дома Мэри появилась только спустя неделю после отъезда из дома Брэдли. Остаток каникул прошел, как всегда, очень скучно – от нечего делать Мэри брала новенькие учебники, но проходило несколько минут, и учебник тут же летел в сторону – изучение школьной литературы не было ее любимым делом. Так что девушка целыми днями гуляла по окрестностям своей деревеньки, рощам и лесу, расположенным неподалеку от ее дома. Мэри находила знакомые тропы под сенью густых крон деревьев и бродила по ним, чаще всего бездумно. Иногда она мечтала о том, чтобы побывать в каких-нибудь других странах, посмотреть тамошние красоты, запечатлеть в памяти восход солнца где-нибудь на берегу моря – быть может, там оно всходит по-другому? Но для этого ей нужно было хотя бы научиться трансгрессировать, а это, насколько было известно Мэри, дело непростое. Долгими летними вечерами Мэри, сидя у пышущего огнем камина, снова и снова пытаясь открыть медальон. Ей было совершенно ясно, что открыть его — проще простого, и постепенно она пришла к выводу, что медальон не хочет открывать свои тайны просто потому, что еще не время. Незаметно, чередой теплых дней, прошел август, и наступил сентябрь. И вот, в первый день осени, Мэри стояла на платформе 9 ¾, выглядывая среди клубов пара знакомые силуэты. Со всех сторон раздавались приветственные восклицания, напутствия родителей смешивались с уханьем сов. Среди всей этой какофонии Мэри едва различила свое имя, прозвучавшее позади нее. Обернувшись, она тут же узнала в стоящем напротив юноше Тэдди, чье круглое лицо было озарено счастливой улыбкой. — Привет, Мэри! – повторил он, чуть не сбитый ринувшейся в его объятия девушкой,— ну, как ты? Вопрос прозвучал с долей озабоченности, но Мэри, будто не заметив этого, беспечно махнула рукой, говоря, что «все чудесно». Тэдди счел за лучшее промолчать, помогая девушке затащить ее чемодан в готовящийся вот-вот тронуться поезд. Свободное купе нашлось почти сразу, на удивление. Пока они размещали чемоданы на багажной полке, поезд тронулся, постепенно ускоряясь. Вскоре вокзал Кингс-Кросс уплыл в сторону, уступая место мелькающим по обе стороны от железнодорожного полотна деревьям. Какое-то время Мэри и Тэдди просто смотрели в окно, наслаждаясь мыслью, что они снова едут в такую родную для них школу. Из соседних купе до них доносился говор других учеников, смешиваясь со стуком колес поезда. — Странно как-то, что мы не встретили Брэдли, да?– заговорила Мэри, глядя на Тэдди — отметила, что тот за лето стал еще выше.— Такое ощущение, что он решил вообще в Хогвартс не приезжать. — Ничего странного, он ведь староста, вот и сидит сейчас в специальном купе для старост,— пояснил Тэдди холодно. — Староста?— удивилась Мэри,— но ведь на нашем факультете ты староста! Тэдди усмехнулся странной, кривой усмешкой, словно прятал выбитый зуб. — Я был старостой,— ответил он с нажимом на второе слово,— помнишь тот случай перед экзаменом зельеварения? Когда мы с тобой притащили нюхлеров в кабинет Слизнорта? — Так, что, после этого тебя… — Да, лишили значка и полномочий старосты. Я не стал рассказывать, потому что если бы ты из-за этого высунулась, тебя бы точно исключили. Слова Тэдди, по сути дела правильные, пришлись Мэри не по душе. — Ну и поделом, зато все вздохнули бы с облегчением,— сказала она задиристо,— это ведь я подбила тебя на ту шутку! — Да брось ты,— беспечно махнул рукой Тэдди,— знаешь, как меня достали все эти обязанности! Пусть теперь Брэдли помучается! — А откуда ты знаешь, что он стал старостой? — Из его письма, он мне его примерно недели две назад прислал, — осторожно сообщил Тэдди, наблюдая за реакцией подруги. Мэри в ответ ничего не сказала, но глаза ее злобно сузились, становясь похожи на щелки. В голове ее уже роились бессчетные ругательства и кары на голову Брэдли, но она остановила возникающий в груди гнев мыслью, что ей, в принципе, все равно, и снова переключила свое внимание на Тэдди, что все это время что-то говорил ей. — Ты что, заснула?— недовольно повторил парень,— не взяла палочку или просто не хочешь ее показывать? — Прости, я задумалась. Конечно, я взяла палочку. Вот, смотри. По-моему, она — чудо!— сказала Мэри воодушевленно, извлекая свою волшебную палочку из кармана джинсов. Это была достаточно длинная и гибкая, темно-коричневого цвета, в общем, довольно обычная волшебная палочка. Но Тэдди так поразил тот факт, что Мэри, не имея возможности использовать ее, говорит о своей новой палочке с такой любовью, что он тоже улыбнулся, разделяя точку зрения своей подруги. — Очень хорошая. Из… — Ивы, а внутри — сердечная жила дракона,— закончила Мэри за Тэдди,— я так быстро к ней привязалась! — Надеюсь, она будет тебе прекрасной помощницей,— сказал Тэдди от всей души, отдавая палочку подруге. Некоторое время Мэри любовалась палочкой, бережно держа ее в пальцах, а Тэдди достал из чемодана одну из новеньких книг и углубился в чтение. До приезда тележки со сладостями Мэри успела обсудить с Тэдди шансы команды Гриффиндора на победу в квиддиче в этом году. В прошлом они чуть было не победили, но слизеринцы опередили их на два десятка очков. В конце финального матча все болельщики представляли собой кучу малу, в попытках доказать друг другу какой факультет лучше наставили друг другу синяков и шишек. В результате исход матча это не решило, а кубок школы получили когтевранцы, впервые за много лет вырвавшиеся вперед (за счет вычтенных двух сотен очков у гриффиндорцев и слизеринцев). Накупив всякой всячины у волшебницы, возившей тележку со сладостями по вагонам, Тэдди и Мэри продолжили поливать грязью слизеринцев по отдельности и вместе взятых. При звуке открывающейся двери они замолчали, недоуменно оглянувшись на вошедшего в их купе юношу. — Привет!— сказал Брэдли чуть смущенно,— как каникулы? Мэри немедленно отвернулась к окну, сделав вид, будто красивее лесного пейзажа для нее сейчас нет ничего. Тэдди не последовал примеру подруги, вполне дружелюбно поздоровавшись с Брэдли. А тот, нервно покосившись на Мэри, осторожно опустился на сиденье рядом с ней, при этом вид был у него как у человека, севшего рядом с драконом. — Ну и как там, в купе для старост? Наверное, лучше, чем здесь? – язвительно спросила Мэри у Брэдли, не поворачивая головы,— я абсолютно уверена, что так и есть, и мне очень интересно узнать, почему ты предпочел то купе нашему. — Глупый вопрос, Мэри. Неужели ты могла подумать, что я променяю вас на старост с остальных факультетов?— возмутился Брэдли, переводя взгляд с Мэри на Тэдди, словно ища у друга поддержки,— вы ведь мои лучшие друзья! — Неужели? Какие высокие и одновременно пустые слова! Ложь по сравнению с ними – правда! — Я не лгу! У меня нет никого дороже вас двоих! Взъярившись, Мэри, наконец, повернулась к Брэдли лицом, угрожающе сверкая глазами. — Нас двоих? Да ну? А знаешь ли ты, Брэдли, кто такие друзья? — Мэри, угомонись!— попытался урезонить девушку Тэдди, но та не обратила на него никакого внимания, продолжая в том же духе: — Друзья – это люди, у которых нет друг от друга никаких секретов, тайн и недомолвок! Друзья не дают повода сомневаться друг в друге, они выше лжи! А те, кто прикрываются подобными словами, не доказывая их на деле – подлецы и лицемеры! Как и ты! — Разве у меня были когда-то секреты от вас? Это ты все время что-то недоговариваешь, словно тебе известно что-то потенциально опасное для ушей остальных!— крикнул Брэдли в запале, мгновенно поднимаясь на ноги. Злобно оскалившись, Мэри тоже вскочила, выхватывая свою волшебную палочку. — Эй, ребята, прекратите!— вмешался Тэдди, становясь между спорщиками, занесшими палочки для яростной атаки,— вы сейчас друг друга поубиваете! — Если так действительно произойдет – ничуть не пожалею! Тэдди мгновенно понял, что Мэри не шутит – на ее лице застыла маска лютой злобы. И он сделал единственное, что сейчас имело смысл – опустил между спорщиками щитовые чары, предусмотрительно отскочив в сторону. — Проклятье!— выдохнули Брэдли и Мэри в один голос, натолкнувшись на неожиданную преграду и отлетая в разные углы купе. Тэдди, довольно хмыкнув, опустился на сиденье. -Теперь вы можете высказать друг другу в лицо все свои мысли и предположения, это лучше, чем впустую махать волшебными палочками,— сказал он, убирая свою волшебную палочку в карман. Брэдли и Мэри, все еще тяжело дышащие, но уже гораздо более спокойные, тоже сели, пронзая друг друга неприязненными взглядами. — Итак, ты,— начал Тэдди, указывая на Мэри,— сочла предательством со стороны Брэдли то, что он сообщил о своем назначении старостой только мне. — По-другому и не скажешь!— воскликнула Мэри, прищурив глаза. — Но, думаю, такой «подлый» поступок меркнет перед поистине предательским с твоей стороны, Мэри, совершенным этим летом, примерно месяц назад,— заявил Тэдди обличающе,— хотя, это не только твоя вина – я поддержал тебя тогда.... Разоблаченная, девушка жарко покраснела, опуская взгляд в пол. Зато у Брэдли вид был победный. — Это уж точно. Сбежать из моего дома посреди ночи, ничего не сказав мне, не попрощавшись – после этого слова о дружбе, сказанные тобой только что – ложь и фальшь от начала до конца. Разгневанная столь грубым обращением, Мэри тут же вскинулась: — Можно подумать, если бы я предупредила тебя о том, что уезжаю, ты бы отпустил меня! — Конечно, отпустил бы. Я уважаю твою волю, Мэри. Уважал… Брэдли пронзил девушку взглядом, ясно говорившем о глубоком разочаровании и презрении. Тэдди, видя, как далеко зашло выяснение отношений, попытался вмешаться, но Мэри остановила его движением руки. — Значит, после моего ужасного поступка ты не хочешь знать меня?— спросила она тихо, пристально глядя в глаза Брэдли,— я бы поверила в это, если бы ты не сказал, что у тебя нет никого дороже нас двоих. На лице Брэдли отразилось мучение, он словно разрывался на две части. — Я солгал,— сказал он, не глядя на Мэри. Она в ответ лишь покачала головой, снова опуская взгляд. — Это сейчас ты лжешь, Брэдли. Лжешь потому, что не хочешь снова подпускать меня слишком близко к себе. Ведь если я предала тебя один раз, значит, это может повториться снова. Брэдли снова поднял взгляд на девушку, его лицо тоже раскраснелось. — Так ты говоришь это, потому, что… — Я лишь высказала твои мысли, Брэдли. Выбор за тобой. Голос Мэри звучал спокойно, но было видно, что ей сейчас не все равно, что именно ей скажет Брэдли. А Брэдли молчал, пытаясь разобраться в себе, в своих чувствах к Мэри. Тишина, как натянутая струна, была напряженной; взгляды Тэдди и Мэри прикованы к Брэдли. — Хорошо. Ты можешь поклясться мне, Мэри, что подобного никогда больше не случится?— заговорил Брэдли, наконец,— если нет, нам придется просто… — Я согласна,— сказала Мэри чересчур поспешно, вызвав недоумение на лицах друзей,— я клянусь всем дорогим, что у меня есть, что никогда больше не поступлю подобным образом. Брэдли больше минуты сверлил Мэри пристальным взглядом, который девушка выдержала, не мигая. — Хорошо,— сказал он снова,— я верю и принимаю твою клятву. И помни, чем ты поклялась. Тэдди, наконец, убрал щитовые чары, видя, что перемирие достигнуто. — Теперь, когда ссора улажена, мне бы хотелось поговорить о том, что ты до сих пор скрывала от нас, Мэри. Брэдли был прав – ты не рассказала нам, куда пропадала до экзаменов, и почему твоя хандра прекратилась столь внезапно. Мэри перевела взгляд от Тэдди к Брэдли — лица обоих выражали сильнейшее любопытство. Мгновенно решившись, она сняла медальон с шеи и показала его друзьям, положив на раскрытую ладонь. Тонкий узор засверкал в лучах света, заставив юношей восхищенно вздохнуть. — Какая красота!— восхитились они в один голос, как только дар речи вернулся к ним,— откуда эта изящная вещь у тебя? Поставшись ничего не упустить и в как можно точнее передать свои чувства в ту памятную ночь, Мэри рассказала друзьям, лица которых приобретали все более и более удивленное выражение, где и как она нашла медальон. — При этом у меня было довольно странное ощущение,— сказала она в конце,— будто этот медальон ждал именно меня и выбрал такой момент, когда мне больше всего требовалась его помощь. Тэдди и Брэдли обменялись удивленными взглядами, словно спрашивая друг друга, верить или нет рассказу Мэри. — А почему ты не рассказала о своей находке раньше?— спросил Брэдли, недоумевая. — Я была уверена, что вы просто поднимете меня на смех,— ответила Мэри таким тоном, словно это было само собой разумеющимся,— скажете, что я стянула медальон у кого-то или что мой рассказ – выдумка от начала до конца. — Чтобы выдумать такое, нужна поистине богатая фантазия, граничащая с сумасшествием. Но ты, Мэри, вовсе не помешанная, к тому же медальон доказывает правдивость твоего рассказа. После этих слов, сказанных Тэдди, Мэри ощутила, как легко ей стало. Все трое некоторое время сидели в молчании, любуясь ярчайшими красками, вспыхивающими на гранях камней медальона. Затем Брэдли снова заговорил, обращаясь к Мэри, с заметной неохотой отводя взгляд от медальона: — А ты не пробовала открыть его? Мне кажется, что он может хранить в себе что-то ценное. — Я пыталась, но не смогла сделать это. Наверное, он просто… — Не хочет, чтобы его открывали?— продолжил Брэдли чуть презрительно,— если так, то откуда ты, Мэри, можешь знать, что он хочет быть у тебя? Может, у него просто нет другого выхода? Ведь, не имея рук, ног, и рта, нельзя выразить свое несогласие. Мгновенно вспыхнув, Мэри спрятала медальон, зажав его в кулаке. — Я была права, когда не хотела говорить о медальоне,— прошипела она, еле сдерживая злобу, снова поднимающуюся в ней,— я знала, что ты, Брэдли, сочтешь меня воровкой. К твоему сведению, этот медальон сообщает мне свои желания так, как может сделать это только он – посредством чувств. — Наверное, это увлекательно – разговаривать с медальоном, а, Мэри? Ослепительная вспышка света осветила купе; Брэдли со всей силой вжала в стену невиданная сила, стремясь уничтожить. — Мэри!— раздался крик ужаса, одновременно купе содрогнулось так, что все трое попадали на пол. Тэдди, тут же вскочив, кинулся к Брэдли, который мог только сдавленно хрипеть от пережитого испуга. Мэри наблюдала за попытками Тэдди привести в чувство друга со странным чувством нереальности происходящего. Потом она поймала себя на мысли, что страдания Брэдли не приносят ей угрызения совести и что, пожалуй, она наслаждается ими. — Он же просто пошутил, а ты… чуть не убила его! С каких это пор ты начала решать споры с помощью силы? Укор в голосе Тэдди, его непонимающий взгляд мгновенно привел Мэри в чувство, но злость не прошла. — Зато теперь он знает, когда и на какие темы со мной шутить не следует,— сказала она довольно жестко,— и к чему в противном случае это может привести. Тэдди посмотрел на нее так, что Мэри стало не по себе от этого его нового взгляда. Такой взгляд появляется у человека, который, приручая львенка, привык видеть перед собой маленького, пушистого котенка. Но, когда, в конце из миленького зверька вырастает дикий, опасный зверь, то, наконец, понимает, кого он приручил себе на беду. — Я ошибался, когда думал, что знаю тебя, Мэри. Ну что ж, по крайней мере, теперь мы оба знаем, кто ты на самом деле. Мэри вдруг показалось, что с ней сейчас разговаривает кто-то совершенно чужой ей; взгляд девушки стал непонимающе — растерянным, кающимся. Осторожно присев на сиденье, где полулежал Брэдли, постепенно приходящий в себя, она спросила дрожащим голосом: — Ну, как он, Тэдди? Юноша ничего не сказал в ответ, ограничившись коротким жестом, говорившим: «мол, сама видишь». Еще несколько минут он приводил Брэдли в сознание, пока тот, наконец, не очнулся. Его ошеломленный взгляд блуждал по купе, пока не остановился на Мэри, при этом зрачки юноши мгновенно расширились. Девушка ясно ощутила волну страха, подобную цунами, которая прокатилась мимо, исчезнув без возврата. — Брэдли, ты в порядке?— спросила она взволнованно. — Да,— едва прохрипел несчастный, по-прежнему не сводя ошеломленного взгляда с Мэри. — Я думаю, что тебе, Мэри, лучше выйти ненадолго, дать прийти ему в себя,— сказал Тэдди командным тоном,— заодно и свою горячую голову остудишь. Девушка мгновенно подчинилась, прекрасно понимая, что Тэдди прав. Выходя из купе, Мэри как можно тише притворила дверь за собой, и остановилась у открытого окна. Так она и стояла минут 10-15, вдыхая прохладный вечерний воздух, и чувствуя, что злость уходит без возврата. Наконец, покалывание в ладони возвестило ее, что медальон все еще зажат в кулаке, судорожно сжатом. Раскрыв ладонь, Мэри внимательно всмотрелась в тонкий узор, стараясь разобраться в себе. Стоило ли так реагировать на безобидную шутку Брэдли, стремящегося как можно сильнее досадить ей? В общем-то, его можно понять – он так и не простил ее за тайный побег из его дома. Но мстить так мерзко, называя ее сумасшедшей, к тому же упоминать при этом медальон… Неужели ее лучший друг так сильно изменился за такое короткое время? Его алчный взгляд, которым он сверлил медальон — неужели он попытается отобрать медальон у нее? Мэри гневно встряхнула головой, отгоняя снова подкатывающую злость. Затем решительным движением надела медальон на шею, надеясь, что он принесет ей спокойствие. Дверь за ее спиной шумно открылась, заставив Мэри стремительно обернуться. В дверях купе стоял Тэдди, жестом разрешая ей снова войти. Брэдли уже не лежал, а сидел, но лицо его было по-прежнему бледное, как мел. И выражение ужаса, появившееся несколько минут назад, тоже не уходило, придавая Брэдли вид загнанного в угол человека. Мэри села на сиденье напротив него и сказала, придав своему голосу максимальную мягкость: — Знаешь, Брэдли, ни один из нас не был искренен, когда говорил о дружбе. Видимо, она сохраняется только до серьезных неприятностей, после чего идет испытание на верность. Мы с тобой его не прошли. Мы знаем о дружбе только на словах, которыми и привыкли заменять свои собственные чувства, и которыми прикрываем свои поступки, какими бы они ни были. Мы с тобой знакомы уже пять лет, но только сегодня узнали, да и то, далеко не до конца, что собой представляет каждый из нас. Мы могли убить друг друга только из-за оскорбленного чувства собственного достоинства, в тщетной попытке доказать собственную правоту. И то, что Тэдди остановил нас, не позволив совершить ужасную ошибку, показывает, что он-то, как раз, настоящий друг нам обоим. Нам с тобой стоит поучиться у него, ведь я ни разу не слышала от него ни одного грубого слова. Мэри с величайшей теплотой и нежностью посмотрела на Тэдди, что был несколько смущен ее словами, но одновременно и тронут. — Так что давай мы с тобой, Брэдли, не будем держать друг на друга зла, иначе… станем злейшими врагами, а мне бы этого не хотелось, поверь,— закончила Мэри, снова оставляя право выбора за Брэдли. Кивок юноши ощутимо снял царившее в купе напряжение. Все трое обменялись неуверенными улыбками и, неожиданно для себя рассмеялись в голос. Они смеялись до тех пор, пока могли, пока покалывание в боку не возвестило, что смех – хорошо, но только понемногу. Лишь тогда они, вытирая выступившие на глазах слезы, смогли принять более серьезные выражения лиц, позволяя себе, то и дело, мимолетную, тут же гаснущую, улыбку. Теперь, когда каждый из сидящих в этом купе снова испытывал симпатию к остальным, все сразу пришло в норму. Сразу стало тепло и легко на душе, и разговор, ставший снова непринужденным, не прекращался до приезда поезда на конечную станцию. Мэри как всегда шутила по поводу загадочных лошадей, которых она одна из них троих могла видеть; все трое с жадностью набросились на праздничный ужин после сортировки, а, позже, разомлев, устало дошли до своих спален. На следующий день, как всегда, начались обычные заботы, связанные с началом нового учебного года. После завтрака всем шестикурсникам очень долго раздавали индивидуальные расписания, в связи с тем, что сначала профессор Макгоногалл должна была убедиться, что каждый из ее подопечных получил достаточно высокие оценки, чтобы продолжать обучение выбранным предметам. Брэдли, так же как и Мэри, решивший пойти в Министерство Магии, все-таки получил разрешение изучать предметы, знание которых требовалось министерским работникам в отделе « Международного сотрудничества», после чего они пошли на первую пару истории магии. Желающих изучать этот предмет в этом семестре было не так уж и много – около двух дюжин человек, со всех четырех факультетов. Сидя в непривычно пустом классе и слушая, как всегда, монотонную речь профессора Биннса, Мэри снова, уже не в первый раз, усомнилась, правильный ли выбор она сделала. Брэдли, сидящий рядом с ней, похоже, вкладывал все свои силы для того, чтобы не заснуть. Тэдди было гораздо легче – он единственный, порой, сохранял бодрствующий вид, ухитряясь записывать все. В этот день у них было еще две пары – трансфигурация и магловедение, после обеда. После ужина все трое – Брэдли, Тэдди и Мэри расположились в уютных креслах общей гостиной, обсуждая прошедший день. Мэри и Брэдли общались друг с другом так же, как и всегда, даже, возможно, еще лучше. Разумеется, они не забыли происшедшего в поезде, но сильно на этом не зацикливались, и усиленно делали вид, что вчерашнего инцидента не было. Лежа ночью в своей постели, Мэри впервые подумала о том, что найденный ею медальон может принести не только счастье, но и горе. Разумеется, снова ссориться с Брэдли ей вовсе не хотелось, поэтому ей нужно будет постараться, чтобы медальон, по возможности, не мозолил глаза Брэдли. Хотя тот, увидев медальон, и не предпринял попытки отобрать его у Мэри, она прекрасно помнила выражение лица юноши – смесь алчности и зависти, так удивившие ее. На следующий день, сразу после занятий, Мэри, как всегда, отправилась к Слизнорту за очередной порцией зелья. Профессор встретил ее не очень радушно, но, тем не менее, противоядие было приготовлено, и он отдал его Мэри. — Столько хлопот с этим зельем,— сетовал Слизнорт,— вы могли бы научиться варить его сами, ведь не думаете же, что я буду готовить его вам вечно? — Сейчас же начну практиковаться, профессор,— клятвенно заверила Слизнорта Мэри,— но представляю, сколько ингредиентов зря переведу, прежде чем добьюсь успеха. Профессор Слизнорт покачал головой, не найдя достойного ответа – да и что тут скажешь? А Мэри, улыбнувшись, удалилась, зажав в кулаке столь ценное для нее зелье. Следующие несколько недель, что были очень похожи друг на друга, прошли очень быстро для Мэри. Ей худо-бедно удавалось справляться с тем количеством домашних заданий, что задавали учителя. Теперь она не спрашивала совета у Тэдди – справлялась сама, и еще помогала Брэдли, у которого были еще, к тому же, тренировки по квиддичу – он был загонщиком в команде Гриффиндора. Довольно быстро наступил ноябрь, который принес легкие морозы и победу гриффиндорцам в первом матче с когтевранцами. Победители праздновали так бурно, долго и весело, словно уже выиграли кубок. Даже профессор Макгоногалл, попытавшаяся угомонить празднующих, потерпела поражение – заставить всех уйти спать она смогла только после часа уговоров и угроз. Всем гриффиндорцам тогда показалось, что вычет 100 очков у Гриффиндора — простой блеф, но утром, перед завтраком, они имели несчастье убедиться, что их декан не бросает слов на ветер. Вернуть так глупо потерянные очки удалось только спустя неделю, в результате множества усилий, потраченных гриффиндорцами со всех семи курсов. Брэдли и Тэдди же, к своему собственному изумлению, стали свидетелями серьезной перемены в Мэри – она мало того, что трудилась больше всех остальных на занятиях, что было совсем ей не свойственно, но и оставила свои шалости и проказы в адрес преподавателей и других, не слишком любимых ею учеников. За довольно короткое время она превратилась из бесшабашной сорвиголовы в одну из самых примерных учениц, став серьезной и целеустремленной. Теперь большую часть времени Мэри проводила за книгами, к которым раньше даже не притрагивалась, словно говоря всем, что и она тоже может быть способна не только на проказы, но и на впитывание всего заданного им материала. И это самое «впитывание» получалось у нее неплохо. Теперь все преподаватели без исключения не могли нахвалиться на Мэри – им такая перемена в ней была, разумеется, только на руку. Так она подала пример и своим друзьям — глядя на нее, и Брэдли начал учится намного старательней, а Тэдди просто продолжал держать марку. После рождественских каникул всех шестикурсников обрадовало объявление, говорящее о начале уроков трансгрессии, которое они обсуждали днями напролет. Мэри с нетерпением ожидала этих уроков – научиться трансгрессировать было ее мечтой, так же, как и у Брэдли. А вот Тэдди отнесся к этому совершенно равнодушно – он не принимал участие в таких разговорах, считая, что трансгрессия ему ни к чему. Но, тем не менее, он, соблазненный рассказами тех, у кого родственники никак не могли обойтись без трансгрессии, тоже записался на курсы. В самый первый урок трансгрессии Мэри, так же, как и ее однокурсники, была поражена тем, что смогла трансгрессировать при первой же попытке. Инструктор, наблюдавший эту сцену, пришел в полный восторг от способностей Мэри и незамедлительно поинтересовался, пробовала ли она трансгрессировать ранее, и не было ли в ее роду таких же талантов, как она. Услышав категорическое «нет» он не огорчился, а, напротив, еще больше обрадовался. Под конец урока, после того, как Мэри раз за разом идеально трансгрессировала, инструктор весь лучился восторгом, говоря, что редко встречал подобный талант. По его мнению, Мэри даже экзамен не был нужен – ведь она трансгрессировала как мастер своего дела. В конце концов, инструктор пришел к выводу, что в качестве исключения Мэри сможет пройти экзамен по трансгрессии на следующей неделе, и если сдаст его с успехом, то будет трансгрессировать уже свободно. И она его сдала – без особых усилий, играючи, словно была старше своих однокурсников года на два. После этого по всему Хогвартсу до конца семестра ходили разнообразные слухи об удивительных способностях Мэри к трансгрессии – все удивлялись, каким образом и с помощью чего волшебница сдала экзамен раньше срока. Впрочем, Мэри особо на подобные разговоры внимания не обращала – для нее было важнее то, что ее друзья хуже к ней после этого относиться не стали. Наверное, только они трое – Мэри, Брэдли, и Тэдди догадывались, что без медальона здесь не обошлось. Проходили дни, пролетали месяцы – наступил конец еще одного учебного года, для Мэри и ее однокурсников – шестого. Он ознаменовался сразу несколькими событиями: Гриффиндор наконец-то победил остальные факультеты, прежде всего, Слизерин, в квиддич; Мэри и ее друзья благополучно сдали все экзамены для перехода на седьмой курс, и произошло самое главное для Мэри, то, к чему она стремилась весь год – медальон, найденный ею в Выручай-комнате, наконец, открылся. Правда, к большому разочарованию Мэри, внутри него не нашлось ничего интересного — только сложенный в несколько раз лист пергамента. О своем открытии она предпочла умолчать, справедливо рассудив, что в этом нет ничего сенсационного. Разумеется, она проверила найденный пергамент на наличие секретных записей, но тщетно: ни одно из известных ей заклинаний не подействовало, и пергамент оставался по-прежнему идеально чистым. Как-то в порыве раздражения Мэри чуть не порвала пергамент, столь стойко хранивший свои тайны, но вовремя остыла, представив, что там написано нечто ценное, что, возможно, ей прочитать до времени, нельзя. Впрочем, сильно она из-за этого не огорчалась – медальон и так очень сильно помогал ей, частенько поднимая настроение. Седьмой курс пролетел, как одно мгновение. В памяти Мэри осталась только долгая и упорная подготовка к «ЖАБА». Теперь Мэри точно определилась, кем же ей работать в дальнейшем. Так как трансгрессировать у нее получалось непревзойденно, она решила сдавать те предметы, что нужны были для работы в отделе Магических Происшествий и Катастроф, то есть почти те же, что она сдавала на пятом курсе. Брэдли все так же хотел пойти работать в Министерство, в отдел Международного сотрудничества. А Тэдди решил устроиться в больницу святого Мунго – он с самого детства мечтал стать целителем. И все их замыслы не остались мечтами – по крайней мере, полученные ими на экзамене оценки не препятствовали претворению их стремлений в жизнь. Мэри без особых хлопот устроилась в тот отдел Министерства, в который хотела. В это время Тэдди с Брэдли ушли в кругосветное путешествие, которое было традиционным для юных волшебников, только что закончивших обучение в какой-либо школе чародейства. Разумеется, они звали с собой и Мэри, но той помешала отправиться с ними ее болезнь.