Я - Захария Комсток

Те, кому есть на что надеяться и нечего терять — самые опасные люди на свете. Эдмунд Берк Like my father, I could see all that would be, might be, and must not be. Elizabeth, 1983 1 — Как ваше имя, сэр? — Захария Хейл Комсток. Я не могу назвать себя праведником. Я никогда им не был. Но сейчас я хочу быть просто хорошим парнем. Законопослушным американским гражданином, порядочным христианином, преданным мужем и отцом. Сегодня я взял кредит на содержание будущего ребёнка. Также я приобрёл по дешёвке новый костюм-тройку — немного поношенный, но главное, что сидит хорошо. Зарплаты консульского атташе едва хватает, чтобы покрыть имеющиеся долги, но я уверенно иду на повышение, и если всё пойдёт гладко, то уже к концу года я стану вице-консулом. А там, кто знает, может, в будущем займу кресло генерального консула США. А сейчас я счастлив, впервые за долгое время я по-настоящему счастлив. Аннабель, скорее всего, даже не представляет, насколько сильно помогает мне. До того, как я её встретил, у меня в жизни были лишь три вещи: работа, церковь и редкие встречи с Лютесами, которые большую часть времени — очень, очень занятые люди. Я просто был… Существовал. А Аннабель дала мне цель: сейчас я как никогда понимаю, что главное для меня — это моя семья. Я знаю многих людей, которым семейная жизнь в тягость. Но после всего, что мне довелось пережить, для меня счастье уже просто быть примерным отцом и мужем, а когда я стану постарше — посадить на колени внуков. Первая беременность не проходит легко, но сейчас, на исходе седьмого месяца, Анна словно другой человек. Она полна жизни, она в ожидании этого момента. Уверен, будет хорошей матерью. 2 Если у нас будет мальчик — назовём его Джек, а если девочка — Элизабет И всё-таки, похоже, будет девочка. Аннабель как врач в этом более чем уверена, да и её коллеги тоже склоняются к этому варианту. По мере того, как дата рождения ребёнка приближается, я всё время думаю о том, как я буду воспитывать своё дитя и что я после себя ей оставлю. Конечно же, в первую очередь я сделаю всё, чтобы вырастить из неё достойного, порядочного человека, и, естественно, постараюсь убедить принять крещение. Я не буду слишком настойчив, всё-таки в баптизме человек принимает крещение добровольно, но я убеждён, что моральный долг всякого верующего родителя — сделать всё, чтобы приблизить своего ребёнка к Богу. А во-вторых, я сделаю всё возможное, чтобы ей никогда не пришлось увидеть всей той крови, боли и ненависти, что пришлось повидать мне. Теперь я ясно вижу, что Бог даёт нам шанс… Элизабет — мой шанс. Было время, когда я падал во тьму; я сделал многое, о чём жалею. Но я нашёл в себе силы подняться, и теперь мой долг — привести моё дитя к свету, не дав повторить своих ошибок. 3 Если бы я не верил в Бога — я бы уверовал в Лютесов С Робертом Лютесом я познакомился два года назад, вскоре после крещения. Оказалось, что мы вместе служили в седьмой кавалерии, и мне довелось пару раз прикрывать его в бою. Мне было шестнадцать, а он старше на пять лет. Его сестра-близнец Розалинда находилась там вместе с ним, они работали полковыми медиками и попутно собирали материал для, как они это сами назвали, экспериментов в области «медицинской физики». Очень быстро выяснилось, что, несмотря на нашу разницу мировоззрений, мы одинаково презираем это бессмысленное кровопролитие и одинаково ненавидим полковника Корнелиуса Слейта, который требовал от нас участвовать в этом со всем энтузиазмом. Мы быстро сблизились. В родной город я возвращаться не собирался. Мне всё там было отвратительно. После крещения он стал для меня частью той грязной, неправедной жизни, которая привела меня к Вундед-Ни. А ещё на мне была Медаль Почёта. Я знал, что меня в родном городе будут чествовать. А меньше всего на свете я хотел, чтобы меня чествовали за то, что я сотворил. Лютесы поняли это… И приютили меня. Я отправился с ними в Нью-Йорк, они дали мне крышу над головой, пока я не нашёл в новом городе работу и жильё. С тех пор мы друзья. Не знаю, что так неожиданно свело нас. Казалось бы, мы совершенно разные люди, смотрящие на мир по-разному. Для общества они просто пара чудаков, говорящих с забавным акцентом, в шерстяных свитерах и нелепых округлых очках. Они практически всё время проводят вдвоём и неохотно идут на контакт с новыми людьми. Но в них есть что-то особенное, я чувствую это. Роберт и Розалинда, будучи убеждёнными атеистами, честнее и добрее многих верующих. Думаю, у нашего союза есть некая общая цель, просто мы сами её ещё не поняли. 4 Точка опоры Сегодня мы обедали у Лютесов. Говорили о разном: о ребёнке, о работе, о планах на неделю. В какой-то момент мы завели разговор о квантовой физике. Лютесы считают, что за этой наукой будущее и в ХХ веке она достигнет высот, о которых человек нынешний не способен даже помыслить. Но пока что не все это осознают, примером чего, как они убеждены, является их проект «летучего атома». — Национальная академия наук отказала нам в гранте на исследования… — Обосновав это тем, что идея «летучего атома» противоречит всем существующим законам физики… — И мы, соответственно, предлагаем невозможное… — А значит, сами мы — либо безумцы… — Либо шарлатаны. О Лютесах можно говорить разное, но за те годы, что я их знаю, я с уверенностью могу сказать одно: они не шарлатаны. Безумцы — может быть, но точно не шарлатаны. А ещё я знаю, что Лютесов ждёт большое будущее. Роберт и Розалинда — люди исключительного терпения и упорства; всё, что они начинают, они доводят до конца. Такие люди переворачивают мир, стоит им только дать точку опоры. Эти «эксперты» из Академии сами не понимают, что теряют. Идеи Луи Пастера тоже далеко не сразу признали. 5 Тебе просто не повезло — Зак, я знаю, что мы договорились не рассказывать о том, что было с нами до того, как мы встретились, и нас обоих это устроило. Но теперь я поняла, что хочу, чтобы ты знал мою историю. Ты мой муж, и если я не могу довериться тебе, то кому? Возможно, тебе приходилось слышать про семейство Уотсон из Теннеси. Мой отец, Джордж Уотсон, возглавляет местное «королевство» Ку-Клукс-Клана и является одним из «драконов». Я выросла в рядах этого сообщества. — Постой, а разве ККК не развалился в 70-х? — Лишь частично, многие тогда залегли на дно и с тех пор живут небольшими, но сплоченными и… озлобленными общинами. Мой отец… Он был безумен. Я не знала своей матери, мой отец никогда не рассказывал о ней, говорил, что я ниспослана к нему самим Богом. Я была его гордостью: светлые волосы, белая кожа, голубые глаза. Он мечтал о том, что я пойду по его стопам и встану во главе общины. С самого детства меня приучали к тому, что ККК — это моя судьба. Я носила их белые балахоны, принимала участие в их ритуалах и песнопениях, читала их книги и слушала учителей. Меня учили, как обращаться с рабами: как их содержать, как с ними общаться, как распределять между ними обязанности… Как их наказывать: пользоваться оружием, куда бить… какую меру побоев может выдержать взрослый негр без вреда для работоспособности. Несколько раз у нас были… практические занятия. Мой отец не позволял мне покидать общину, он был убеждён, что внешний мир развратит меня. Несколько раз меня ловили за пределами нашей территории. Меня всегда наказывали, жестоко наказывали. Я не могла так жить, так не должно было продолжаться. Я сбежала, когда мне было четырнадцать. Я шла, куда глаза глядят, передвигалась в компании случайных попутчиков, стараясь сторониться деревень, городов и больших дорог. Наконец, я прибыла в Нью-Йорк. Это была холодная зима, и обувь, которую я надела при побеге, оказалась абсолютно непригодна для долгой дороги. Подошвы начали отваливаться в первые же дни. Так что, когда я приехала сюда, я была простужена, и ноги жутко болели. Я ночевала в больнице, и, так как я никого в городе не знала, я решила, что никто не будет против, если я останусь там работать. Таким образом, за пару лет я прошла путь от уборщицы до медсестры. Как мы с тобой познакомились — ты и сам помнишь. …Ты, наверно, сейчас считаешь меня… чокнутой. Дурная девка, выросшая под пристальным присмотром секты во главе с отцом-фанатиком, уверовавшим в собственную богоизбранность. Должно быть, я выгляжу глупо. — Нет. Вовсе нет, — сказал я, обняв её. — Тебе просто не повезло. На её глаза навернулись слёзы. — Я не вернусь обратно, что бы ни случилось… Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным. Ты можешь мне ничего не говорить, если не хочешь, я пойму. Я просто хотела, чтобы ты знал. — Поверь, настанет день, и я расскажу тебе всё, я обещаю. Но сейчас я не готов. — Я понимаю. Спасибо тебе. — Всё будет хорошо, Анна, — сказал я, прижимая её к себе. — Всё будет хорошо. 6 Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил — Поведай мне о своих грехах, сын мой. — Вам доводилось слышать про бой при Вундед-Ни? — Конечно. Славный день для нашей страны. — Славный? Я был там в тот день и не увидел ничего славного. Зато я видел, как наши солдаты расстреливали индейцев. Я убивал людей, святой отец… Я срезал с них скальпы. Мои руки по локоть в крови… А мне дали Медаль Почёта, назвали героем, сказали, что в тот день я покрыл себя славой. Но я не герой, я обычный убийца. Я хотел начать жизнь заново. Но я не могу забыть о том, что сделал. Я пытался, но не могу. Память — сложная штука. Прошлое всегда с нами, оно дышит нам в спину. Я почувствовал это на себе. Если хочешь что-то забыть — мало просто сделать вид, что этого не было. Нужно забыть по-настоящему. Для меня это значит, что нужно навсегда забыть о том, что в этом мире есть индейцы, ружья, ножи, свинцовые пули, что порох горит, что из людей течёт кровь… Это же невозможно. Хуже всего то, что я ничего не могу сказать своей жене. Мне не хватает смелости сказать ей правду. Как она это воспримет? Как отнесётся к убийце, что живёт с ней под одной крышей? — Сын мой, ты должен понять, что эти краснолицые язычники угрожали нашему народу. Им была неведома божья благодать, дать им бой было необходимо. Это война, сынок, на войне приходится убивать. И, что бы ты себе ни думал, ты выполнил свой долг и ты — герой. — Отец, вы не слышите, что я вам говорю?! Вы ничего не знаете, вас там не было. В той кровавой вакханалии, что там творилась, солдатам было не до геройства. Люди просто пытались уцелеть. Я был окружён, отрезан от своих. Я чувствовал себя словно загнанный зверь. Я стрелял, не целясь, бил любого, кто попадётся под руку. Я не отдавал себе отчёт в том, что я делаю. Я просто хотел выжить. В тот день я убил стольких людей, что сбился со счёта. Я до сих пор не могу сосчитать, кровь скольких индейцев у меня на руках… и сколько среди них было женщин и детей… По-вашему, это похоже на героизм? — Ты ещё слишком юн, парень. Наступит день, и ты поймёшь, что то, что ты сделал, — правильно. — Вы… вы… Идите к чёрту! Идите к чёрту, святой отец! 7 Рождение Я проснулся ранним утром. Я спал в кресле, Аннабель разместилась на софе. Участившиеся схватки вынудили нас переехать к Лютесам. Мы — типичные представители низов среднего класса, доступные людям нашего положения родильные дома больше похожи на притоны. К тому же Роберту и Розалинде Аннабель доверяет больше, чем врачу, которого увидит впервые в жизни, а значит, и я. В их знании медицины она не сомневается, как и в том, что они сделают всё, что в их силах, как и мы бы сделали для них. Иначе быть не может. Я прошёл на кухню и сделал себе кофе. В такой ранний час хорошо думается о действительно важных вещах. Аннабель решила принять баптизм и хочет, чтобы я был её крестителем. Но как я могу очищать чью-то совесть, когда моя собственная не чиста? Я собираюсь рассказать ей всё. Но только после родов, а пока ей нужен покой. А когда всё закончится, я войду в одну реку вместе с ней. Новое рождение. Мы начнём всё сначала, вместе. Может быть, тогда моя совесть наконец-то обретёт покой. Я верю, что мы с миссис Комсток заслужили немного счастья… Мои размышления прервали внезапные громкие стоны в гостиной. У Анны отошли воды. В два скачка я оказался у спальни Лютесов. Они тоже услышали шум, и буквально через минуту Анна лежала на кровати, готовая к родам. — Всё будет хорошо, Анна. Мы сделаем это! Ты, главное, смотри на меня и дыши чаще. — Обезболивающее? — спросила Розалинда. — Да... Пожалуйста... — сказала Аннабель. Тут же Роберт ввёл ей в вену дозу морфина. Роды начались очень тяжело. Ребёнок шёл медленно, словно нехотя. А в какой-то момент он вовсе перестал двигаться. Аннабель стонала от боли. — Не получается. Придётся делать кесарево… Скальпель! — Но… — Скальпель! Роберт хотел передать инструмент, но неловко обронил его, после чего я быстро поднял и неуверенно подал его. Роза наскоро обмыла скальпель в тазике с горячей водой и, натирая лезвие, вздрогнула, случайно порезав себе ладонь. Не подавая вида, что ей больно, она закончила чистить лезвие и быстро перевязала руку бинтом. — Пятнадцать минут прошло, морфий должен начать действовать. Как себя чувствуешь, Анна? — Нормально, держусь. Боль отступает… — произнесла она с натугой. — Думаю, я в норме… Затянув потуже слегка покрасневший бинт, Роза продолжила: — В пределах нормы… Ситуация сложная, и паника всё только усложнит. Я хочу, чтобы вы все были собраны. От вас потребуется полное участие. Приступим… — сказала Роза, сверкнув скальпелем. 8 Лучший из возможных миров Мы живём в лучшем из возможных миров. Всевышний совершенен и всемогущ и потому не создал бы этот мир другим. Я знаю, что это ложь, но мне очень хотелось поверить в эту ложь. Я хотел начать всё заново. Слепой оптимизм? Пусть так, это лучше, чем движение по жизни без знания пути. Лучше уверовать в ложь, чем ни во что не верить. Я так думал. А теперь Аннабель мертва. Смерть при родах: морфий вызвал аллергическую реакцию, она умерла от удушья. Ребёнок родился мёртвым. И теперь я не знаю, во что верить. Если я и готов во что-то поверить — так это в то, что на их месте должен был быть я. Анна… Элизабет… На их месте должен был быть я. Что-то пошло не так. Они не должны были умирать. Может быть, это грешно, но я не могу признать их мёртвыми… Признать, что такова Божья воля… Не могу. 9 Театр одного актёра Я — один. Я окончательно это понял во время сегодняшних похорон. Сегодня я как никогда сильно ощутил собственное одиночество. Стоя поодаль гроба, пока священник читал прощальную речь, я находился под прицелом десятков самых разных глаз. Я чувствовал себя актёром, играющим роль на одинокой сцене под светом единственного прожектора. А передо мной был огромный зрительный зал, глубокий и тёмный, как сама бездна. Затем овации в виде земли, горстями обрушивавшейся на крышку гроба. И, конечно, цветы на сцену в виде соболезнований. Я не хотел их принимать, но пришлось делать вид, что я слушаю. В конце концов, актер должен быть терпелив и относиться к почтенной публике со снисхождением. Только Лютесы молчали. Они чувствовали то же, что и я — мы понимали друг друга без слов. 10 Универсальное решение Сегодня, в первый раз после похорон, я пригласил Роберта к себе домой. Мы молчали, я налил нам по бокалу вина. Мы выпили, не чокаясь, и я начал: — Роберт, я хочу попросить тебя об одолжении. — Конечно, Зак, всё что угодно. Я дал ему пистолет. — Убей меня. …Пойми меня правильно, Роберт, я несколько раз пытался сам нажать. Честно, пытался. Но не могу. Я верующий человек, Роб, для меня самоубийство — грех, после которого моей душе не обрести покой. А я хочу к семье. Тебе проще. Ты атеист — подходишь ко всему с точки зрения науки, для тебя по ту сторону лишь пустота. Взгляни на это, как на эвтаназию. Это решение, которое принесёт нам обоим пользу. Я завещал всё своё имущество вам. Там не так много, но достаточно, у вас будут деньги на исследования. Я оставил на столе записку, в которой подробно описал своё желание расстаться с жизнью, тебя не заподозрят. А я… Что же, я никому не доверяю так, как тебе, Роберт. И даже если ты прав, и там ничего нет, я хотя бы умру без страха. Роберт посмотрел на пистолет, затем на меня и сказал: — Это не выход, Захария… Не единственный. Думаю, пришла пора рассказать тебе всё. 11 Орёл или решка? Мы пили чай дома у Лютесов. Они решили, что будет лучше, если я какое-то время поживу с ними. Первым говорить начал Роберт: — Зак, мы решили, что можем доверить тебе свою тайну. У нас только одно условие… — Всё, что будет сказано — останется между нами, — подхватила Розалинда. — Конечно, можете на меня положиться. Я всегда был с вами честен. — Хорошо, — продолжила она. — Это долгая и сложная история, поэтому начнём издалека. Окружающие нас вещи — не то, чем они кажутся. Есть огромная разница между тем, что мы видим, и тем, что есть на самом деле. При всей разнице взглядов это одно из тех немногих положений, что в равной степени разделяют как люди науки, так и религии. Что, по-твоему, оно значит? — Что всякое явление и всё сущее в этом мире имеет куда более глубокую подоплёку, чем может показаться на первый взгляд. Что то, что мы привыкли принимать за чистую монету, на поверку может оказаться ошибочным, ложным. И ещё это положение утверждает невозможность объективного восприятия, поскольку человек видит неполную картину мира, — ответил я. — А что есть объективность, Зак? — обратился ко мне Роб, достав из кармана серебряную монету. — Орёл или решка? — Орёл. Монета взлетела в воздух и, несколько раз перевернувшись в высшей точке, полетела вниз. Роберт резко поймал монету и сжал её в кулаке. — Орёл или решка? — повторил он. — Я не вижу… дай взглянуть… — Орёл… — …Или решка? — Я не вижу, как я могу сказать?! — Я почувствовал в себе нарастающее возмущение. — То есть ты признаёшь, что до тех пор, пока ты не наблюдаешь исхода, оба из них одинаково возможны, верно? — Э… да. — Вот именно! Одна ситуация — два возможных исхода, каждый из которых объективно имеет равное право на существование. Одна монета — две разные перспективы, которые вместе образуют единое целое. Следовательно, возможность — это такая же часть нашего мира, как и действительность. Он звонко хлопнул монетой об стол. Орёл. — Но это же не так, — отрезал я. — Возможность существует лишь в теории. Действительность — это то, что есть на самом деле. — А что, если то, что мы привыкли называть «действительностью» — на самом деле не более чем лишь одна из возможностей, маленький кусочек другой огромной картины? — предположила Роза. — «Вещи — не то, чем они кажутся». Что, если существуют другие реальности, для которых наши «возможности» — это действительность? Что, если существует параллельный мир, где выпала «решка»? Мир, где Юг победил Север? Мир, где Колумб не открыл Америку? Где твоя собственная судьба сложилась по-другому? Множество миров — таких разных и одинаковых. И все эти миры — часть единого великого целого. Часть Его «высшего плана», если тебе так удобнее. — Допустим, что параллельные реальности существуют и не являются плодом фантазии эскапистов и неудачников. Но что с того? Мы живём в этом мире и вынуждены принимать его, какой он есть, со всеми его недостатками. — Просто мы привыкли видеть себя одними во Вселенной. В конце концов, «Бог создал человека по своему образу и подобию», — с иронией произнёс Роб. — Было время, когда люди верили, что Земля — центр Вселенной и Солнце вращается вокруг Земли. Люди видели вычисления, доказательства, факты — всё это было у них перед глазами. Но, тем не менее, они упорно отказывались принять то, что Земля — не более чем небесное тело в бесконечно огромном океане звёзд. Величайшим умам в истории потребовались десятилетия, чтобы убедить человечество в своей правоте. — Так что есть параллельные миры, если не те же самые звёзды на небе? И что, если я скажу, что мы наладили контакт между мирами и нашли способ проводить между ними «мосты», открывая двери к новым реальностям? — продолжила Роза. Тут я пришёл в ступор. Я прекрасно знал, что Лютесы слов на ветер не бросают и шутить они не привыкли. Да и по их лицам было понятно, что они не шутят. — Предположим… Предположим, что вы сделали это. Что вам удалось нарушить все существующие законы физики и открыть проход в другую реальность. Но зачем? Что заставило вас пойти на это? — Во-первых, — начал Роберт, — в наших исследованиях нет ничего, что бы противоречило законам физики. Просто очень многое из того, чего мы достигли в ходе совместной работы, современной наукой ещё не открыто и не задокументировано. Нам самим довелось изучить лишь малую часть того, с чем мы столкнулись. — Во-вторых... — продолжила Роза. — Мы намерены рассказать тебе правду о том, как мы пришли к открытию, как мы сами его называем, «Переменного вычислителя» и что нас подтолкнуло к подобному. И мы надеемся, что всё сказанное сейчас останется между нами тремя… 12 Одно и то же — Ты знаешь, что я и Роберт с детства выбрали для себя физическую науку. Мы изучали труды величайших физиков истории, постигали то, что большинство людей попросту не замечают. Там, где остальные видели просто свет, движение, тепло, — мы видели законы Ньютона, Джоуля, Араго. Человеческое восприятие ограничено: ни одно из наших чувств не расскажет нам о мире во всей его сложности и полноте. И лишь человеческий разум способен раздвигать границы восприятия. Наша карьера в физике — это движение поверх барьеров. Мы разгадывали задачи квантовой физики — от простого к сложному. Мы брали проблему и искали решение, вгрызаясь в задачу с упорством гончих псов. Решение некоторых отнимало дни, месяцы и даже годы, но мы не пасовали перед трудностями — мы их ценили, они толкали нас вперёд. — И как далеко вы зашли? — Очень далеко. В своих исследованиях мы углублялись всё сильнее, разбирая мир на составные части, элементы, числа, и в какой-то момент мы обнаружили, что даже атом — не конечная точка. В современной физике атом принято считать неделимым, но это ошибка. Атом также состоит из частей: электроны, протоны, струны… С атомом можно взаимодействовать, изменяя его состояние. Всё началось с простого эксперимента. Изменить физические свойства атома, введя в нетипичное для него состояние. Подробности не так интересны, главное — результат. Результаты были… неожиданными. Я обнаружила, что атом оказался «подвешен» между двумя параллельными мирами — нашим и альтернативным. И кто-то на той стороне одновременно со мной проводил тот же самый эксперимент в тот же самый момент. — То есть вы хотите сказать, что есть миры, являющиеся зеркальным отражением нашего? — Примерно так и есть. В одном случае из ста, но есть. Мы научились общаться с своим братом из параллельной действительности, используя атом как телеграф. Изменяя его состояние, мы переписывались по принципу азбуки Морзе. Это невероятно медленный процесс, зато теперь мы могли перешептываться сквозь стену. Мы начали работать вместе. Теперь, когда существование параллельных реальностей — неопровержимый факт, нам нужно было провести между мирами мост. Потребовались годы работы, нами было истрачено всё состояние нашей семьи, мы проводили аферы, обманывали кредиторов, но мы всё-таки сделали это. Мы построили «Переменный вычислитель». Так я впервые встретила Роберта… — Я, похоже, уже вообще ничего не понимаю… Что значит, вы впервые встретились? — неуверенно спросил я приглушённым голосом, близким к шёпоту. — Это, пожалуй, самая странная часть нашей истории, — продолжил за Розу Роб. — Но тебе не привыкать, что мы вообще странные люди, верно? Постарайся понять: мы с Розой — не совсем брат и сестра… Мы из разных миров. Объясню: изначально мы существовали отдельно — каждый в своей действительности. У нас обоих были однополые близнецы. Но произошёл несчастный случай, и наши половины погибли под колёсами одного и того же экипажа. У меня погиб брат, у Розы — сестра. С тех пор мы чувствовали себя… дефектными. Как будто от нас отрезали часть тела. Но, встретившись, мы нашли в друг друге то, что безнадёжно пытались отыскать в своём окружении. Мы — части одного целого. Брат и сестра Лютес. — И вы полагаете… что это достойная замена? — С практической точки зрения мы близнецы. Мы из одной утробы, пусть и в разных мирах. У нас общий жизненный путь, общие мысли и идеи. В конце концов, нас разделяет всего одна хромосома. С точки зрения «духовной» всё сложнее, естественно. Конечно, ни я, ни Роза никогда не забудем, что стало с нашими братом и сестрой. Но если бы мы с ней не встретились, наши судьбы, вероятнее всего, сложились бы гораздо, гораздо хуже. И это не предположение, мы это точно знаем. — Я думаю, я могу принять это… Постараюсь, по крайней мере… Но я до сих пор не понимаю. Почему? Зачем вы рассказываете мне это? — В тот день при Вундед-Ни… Ты не просто меня прикрывал. Я хорошо запомнил тот день. Ты не просто друг для меня, ты спас мне жизнь тогда, я в долгу перед тобой, Зак. И тем больнее мне наблюдать за тем, как тебе больно, как ты готов расстаться со своей собственной жизнью. Я хочу помочь тебе. Я хочу дать тебе возможность увидеть Анну вновь. Я хочу, чтобы ты знал, что есть мир, где она жива… — Роберт, подумай сам… О чём ты говоришь?! — я всем телом чувствовал, что готов разрыдаться. — Мои жена и дочь мертвы, я был на их похоронах! Я предал их тела земле… Зачем? Зачем ты тешишь меня пустой надеждой… Зачем распаляешь мою рану? Зачем? Что я тебе сделал?! Рыдания уже было бесполезно сдерживать. Я сдался. Больше всего мне хотелось убежать. Куда угодно — хоть под землю закопаться. Лишь бы не видеть этот поганый мир, что с такой лёгкостью отобрал у меня то, что было смыслом моей жизни. 13 Она хотела что-то сказать Той ночью я видел сон. В нём не было ничего — лишь пустота и тьма. Я ничего не видел во тьме. Я пытался разглядеть, но в итоге я был как слепой. Я пытался двигаться на ощупь, но рукам не за что было ухватиться. Я слышал голос. Её голос — голос Анны. Она хотела что-то сказать, но не могла подобрать слов и тихо плакала из-за этого. Я хотел отыскать её, обнять, утешить, но не мог её найти. Её голос словно бы звучал в воздухе вокруг меня, а может быть, и прямо в моей голове. Пытаясь подобрать слова, она что-то тихонько бормотала. Слов было не разобрать, как бы я ни напрягал слух. Её бормотание звучало как шелест ветра, как странная, ни на что не похожая песня. Затем всё стихло — началась немая пауза, по ощущениям длившаяся десять секунд. Десять долгих, напряжённых, как натянутая струна, секунд. Наконец она произнесла слова, похожие даже не на фразу, а на обрывок некой фразы, часть некой большей речи. — Смогли вы убедить меня… Что я жива… Но теперь… Эти слова были похожи на плач. Они прозвучали тихо, немного испуганно, но в то же время с надрывом, от которого сжалось сердце. Я почувствовал в себе странную смесь стыда, сочувствия и тоски. Я ещё никогда не ощущал себя таким маленьким, таким беспомощным… Проснувшись, я чувствовал себя раздавленным. Не было сил даже на слёзы. Я просто хотел быть с ней. Господи, я бы не задумываясь отдал всё, что у меня есть, лишь бы ещё раз её обнять. Лишь бы вновь её увидеть и заглянуть ей в глаза… Хотя бы на минуту… Музыка: Beatles — Help Alan Price — Lucky Man Beach Boys — God Only Knows Will The Circle Be Unbroken Vol.2／Nitty Gritty Dirt Band／Johnny Cash／Ricky Skaggs