Home

Three Days Grace - Home Мы уже практически оделись, когда в раздевалку приковылял Хаус, одарил меня яростным взглядом, прорычал: "Ты, в мой кабинет, сейчас же" и скрылся, оставив нас в замешательстве. То есть, конечно, в замешательстве перебывали Тауб, Форман и Тринадцатая, но только не я. Я прекрасно понимал, с чем связано это любезное приглашение. Кивнув коллегам, я сбросил песочного цвета пальто и прошел там, где недавно шел Хаус. Ощущение, что плиточный пол до сих пор горит от охватившей его ярости. Мне почти видится, как голубые глаза становятся темно-серыми, а морщины на его лице врезаются в кожу еще глубже, будто по ним прошлись скальпелем. Я добираюсь до кабинета Хауса сравнительно быстро, учитывая что везде стоит кромешная тьма. Даже уборщицы уже ушли, только нас этот монстр медицины заставляет переделывать тучу ненужных дел, потому что не хочет оставаться один на один со своими мыслями. Но вот монстр он, или спаситель? Я явно не первый, кто ломает голову над этим вопросом. И уж точно не последний. Кто ты? Кто ты, человек-сарказм, человек-ненависть, человек-одиночество? Кто ты, гений-мизантроп, и почему ты занимаешь мои мысли? Стучу в стеклянную дверь, хотя ты уже испепеляешь меня своим взглядом, человек-лазер. Я буду предельно вежлив с тобой, заставляя ломать голову над причиной этой вежливости до тех пор, пока пена не появится на губах. Я стучу настойчиво, но не удостаиваюсь даже кивка, поэтому вхожу просто так. Теперь я стою напротив тебя, засунув руки в карманы джинс, пытаясь выдержать пристальный взгляд. Так и есть, твои глаза цвета мрачного неба. Мрачные, как и твоя душа. Ты источаешь яд, Грегори Хаус. Яд, который не скроют ни твое обаяние, ни знаменитые шуточки. Только не от меня. И твоя щетина, она как колючая проволока, которой ты отгородился от остальных людей. Уверен, она царапает лица проституток при поцелуе, если ты их вообще целуешь. Стул скрипит, когда ты отодвигаешь его, поднимаясь. Я вижу, как ты хватаешься за ногу, но, проследив за моим взглядом, тут же отдергиваешь руку. Не хочешь казаться слабым, понятно. А ты знаешь, что слабость свойственна людям, Хаус? Ты знаешь это? Медленно, слишком медленно, пересекаешь комнату, направляясь ко мне. Медленно, но с такой жесткой уверенностью, с какой идут вооруженные до зубов солдаты на битву с заведомо слабым противником. Знал бы ты, как это выглядит. Торжественно до ужаса. Прекрасно и пугающе одновременно. Это вызывает множество мыслей, но время для размышлений истекло, ведь ты уже стоишь на расстоянии столь незначительном, что я могу разглядеть темную нитку на твоей рубашке. Вот только нитка это, или волос? - Зачем ты делаешь это, Чейз? - от твоего, с сильными нотками металла, голоса наэлектризованное пространство вокруг нас исходит током, грозя вот-вот разорваться. Я почти слышу этот треск. Тзз-тз. Тзз. - Делаю что? - Вернусь-ка я к своей любимой манере делать вид что совершенно не понимаю, о чем идет речь. - Хватит. Довольно. Ты выкидываешь из окон мою еду, доносишь на меня Кадди, но это уже чересчур. Какого хрена ты испортил мое пианино? Какое пианино? Ах, пианино, у которого я вырвал практически все клавиши, а на оставшихся написал: "Сыграй мне" ? Я, кстати, чуть палец не вывихнул. - О чем ты? - Давай, помоги воздуху вокруг нас разлететься мелкими осколками, ты же хочешь этого. Покажи мне свои эмоции. Вместо этого ты грубо хватаешь меня за галстук и тянешь к окну. Там, у стены, в тени книжных полок, одиноко прислонившись к небольшому журнальному столику, стоит синтезатор. - "Сыграй мне", - вслух читаю я. Сыграй мне, Грег. Сыграй мне хоть что-нибудь. Только перестань играть со мной. - Я жду объяснений. - С чего ты взял, что это был я? - Как же темно в этом кабинете! Бросаю взгляд на электронные часы, горевшие красными цифрами на столике. 3:57. Великолепно, я сегодня высплюсь на славу. 3:59, а ты все еще молчишь. Молчишь и смотришь мне в глаза, будто силясь прочесть мысли. Но тебе не удастся, ведь я так сильно хочу узнать твои, но не могу. Сильнее моего ты желать не можешь. - Только ты постоянно чего-то добиваешься от меня, Роберт. Роберт. Мои мысли уносятся так далеко, что ты точно их не достанешь. Добиваюсь? Что ты несешь, сукин ты сын? Что ты несешь?.. - Не делай из меня идиота. Твой взгляд влюбленной семиклассницы разглядела бы даже твоя жена, если бы сама не смотрела на тебя так же. Вот теперь небо должно рухнуть на землю. Но почему я все еще здесь, в полутьме, с человеком, которого я ненавижу больше всего в жизни? Ненавижу так, что до крови сбиваю костяшки пальцев, ломая очередную его вещь. Прикусываю до боли язык, чтобы не закричать от бессилия перед этой невероятной тоской. Я так долго ненавидел тебя, Грег Хаус, что начал задумываться: почему? Я так долго тебя ненавидел, что, кажется, полюбил. Хорошо, что сейчас темно и ты не видишь моих покрасневших щек. - Посмотри на меня. Не буду. Слабость - удел человеческий, а мне нравится быть человеком, пусть и слабаком. - Посмотри на меня, Чейз. - Этот голос уже не полон обжигающей ярости, он мягкий, но настойчивый. Разве такое сочетание возможно? - Смотри на меня, - ты поддеваешь мой подбородок двумя пальцами, жесткими и теплыми. Поддеваешь, желая поднять его. Когда тебе это удается, я зажмуриваюсь. Не буду смотреть на тебя. Ни за что на свете. - Роберт, - глаза моментально распахиваются, забыв обещание, которое я дал себе секунду назад. - Господи, Чейз, ты такой придурок, - и с этими словами узкие губы впиваются в мой рот. Хаус целует грубо, жадно, притянув к себе руками мою голову. Его язык скользит по моему, пробираясь так глубоко, что меня пробивает дрожь. Его зубы терзают мои губы, прокусывая, совершенно не жалея нежную кожу. Я обнимаю его, прижимая к себе, мечтая, чтобы эта долгожданная пытка, приносившая столько наслаждения, никогда не кончалась. Никогда прошло слишком быстро, слишком. Теперь ты гладишь меня по волосам и спине, мягко отстраняя от себя. - Иди домой, Чейз, - я готов поклясться, что слышу в этом голосе боль. - Чтобы быть одному? - Как будто в моем голосе этой боли меньше. - Не мели чепухи, тебя ждет жена. - Не мели чепухи, - повторяю я. - Не мели чепухи, Хаус, - я плачу? Это действительно неожиданно, для тебя, я вижу, тоже. Время с 4:12 до 4:15 тянется мучительно долго. Только тишина больше не звенит, тишина тоже ушла домой. Время - вот что действительно больно. Даже если это лишь три минуты. Когда от этих ста восьмидесяти секунд зависит твоя дальнейшая жизнь, тогда время причиняет боль. Года не ранят так, как минуты. Года не длятся столько, сколько длятся несколько секунд. Ты мечтаешь услышать ответ, но еще больше хочешь заткнуть уши, лишь бы никогда его не знать. Никогда, оно кончается так быстро. - Идем домой, Чейз.