Охотники за плотью 1-5

      В середине ночи Данте вздрогнул и проснулся. Он схватился за голову, когда перед его внутренним взором пронесся ряд вещих видений, пугающих своей реалистичностью.       — Он не мог, — тихо прошептал ворлок, проворно сгоняя остатки сна. — Марлоу! Марлоу, проснись!       Мэл, как и всегда, лежал под боком в своем животном обличье. Данте же случайно скинул личину, когда увидел, что натворил его находящийся за многие мили апрентис.       — Мэл, твою мать! — Дантаниэл раздраженно дернул огромную кошку за неподвижный хвост. Марлоу шевельнул лапой и открыл изуродованный шрамом зеленый глаз.       — Превратись в человека. Надо тебе что-то показать! — Дантаниэл сел на землю и выпрямил спину.       — Ну что еще, — рыча и грациозно зевая, Мэл соизволил принять облик парня. — Что тебе надо, пес? Ты пришел за мной сюда нарочно докучать?       — Нет, смотри!       Привычным жестом Дан отодвинул волосы и, чтобы не быть голословным, продемонстрировал создателю свой красный зрачок. В нем отразились поистине устрашающие картины. Мэл скептично выгнул бровь, увидев знакомое лицо: любимое блондинистое создание Данте значительно подросло за пару лет. Теперь мальчик спокойно швырялся магическими силами направо и налево, разбрасывая взрослых хантеров, как шахматные фигурки.       — Что я могу здесь сказать, — изрек Мэл, досмотрев до конца. — Пиздец твоему снеговичку! Он уделал самого Луция, Торквемада ему яйца отрежет, поджарит и заставит сожрать, — ворлок уныло почесал встрепанные волосы и снова сонно прикрыл глаза.       — Мэл! — тон Данте звучал напряженно и раздраженно. — И это все, что ты можешь сказать?       — А что еще? — собиравшийся отворачиваться Марлоу снова повернулся. — Он твой ребенок. Не мой. Сколько раз тебе напомнить?       — Ну ты посмотри, что он творит! Он отпустил его живым! Лучше бы он его ухайдокал и оставил тех троих! — возмущению Данте не было предела. — И вообще, откуда у него такая потрясающая мощь?       — Современное поколение, знаешь. Подростков так сложно понять, все эти прыщи, ночные поллюции, выбросы магии, — фальшивым тоном обеспокоенного педагога заметил Мэл. — Ты же не думал, что он навсегда останется глупым полипом? Его силы растут. Талисман ты ему дал. Научил его всему. Радуйся на свою голову, — голос Марлоу звучал глухо, потому что Мэл снова предпринял попытку завернуть разговор.       Данте хмуро смотрел на него. Если бы он умел стрелять взглядом, Марлоу бы уже захлебнулся в собственной крови.       — Я серьезно, говнюк! Откуда у апрентиса такая сила? Ты же наверняка знаешь ответ!       Мэл ухмыльнулся одним уголком губы.       — Давай вспомним день его обращения, — принялся пояснять он, как маленькому ребенку. — Ты ничего не помнишь?       — Помню что? Я трахнул его у клуба. Не надеялся, что мое знакомство с ним продлится больше десяти минут!       — Верно. Он был девственником, пока ты не запустил лапы в его штаны! Я тебе говорил не связываться с ними? Вот к чему это привело! Его сила непредсказуема, к тому же ее слишком долго подавляли. Он был в бешенстве. Сказать наверняка, куда его заведет собственное колдовство не сможет даже сама Шакс!       — Но ведь чертовы охотники опутаны целой горой амулетов!       — Это уже не ко мне вопрос. Спроси своего недоношенного. Я могу только предположить, что когда мы злимся, заклинания приобретают большую силу, вполне вероятно, что его злоба пересилила магию оберегов.       Зрачки Марлоу гневно блеснули во тьме. Он явно давал понять, что продолжать этот разговор бессмысленно. Осознав это, Дантаниэл обессиленно шлепнулся на лопатки, созерцая огромное звездное небо. Сказать, что ему понравилось увиденное и услышанное, значило бы очень капитально соврать. Конечно, он не ожидал, что Элаю и Дагону удастся сдерживать мальчика долго, но тем более он не ожидал такого мощного выброса энергии. Один-единственный недоученный до конца апрентис одной левой отымел целую группу взрослых охотников, подкованных амулетами, ножами и многолетними знаниями о том, как можно уничтожить колдуна.       До каких же пор тот случай у бара будет напоминать о себе знать, Вельзельвул бы его побрал?       У Данте не было сомнений, что месть, которая последует после этого, будет просто ужасной. Хорошо если от этого цыпленка останется хотя бы пепел. Ворлок повернулся, подворачивая под себя больную ногу и проклиная в мыслях день, когда Эмбер родился на свет.       — Я думал, — внезапно догнал его мысли голос Мэла, — ты говорил, что Гринвуд и мальчишка для тебя остались в прошлом?       Его вопрос прозвучал настолько ехидно, что Данте поморщился от этого тона.       — И? Да, я говорил, — стараясь не поддаваться на провокацию, буркнул Дан.       — И чего ты тогда так завелся? Вибрируешь, как мотор у спортивной тачки.       — Да ты хоть представляешь, что теперь начнется, когда этот идиот покалечил самого Луция — правую руку твоей бывшей? — снова взвился Данте, не понимая, что тут еще нужно объяснять. Похоже, для Мэла эти новости были не так уж удивительны.       Насмешливое и ехидное лицо Марлоу снова обернулось к нему.       — Конечно, — изрек старший ворлок, изгибая губы в саркастической улыбке. — Дело в охотниках. Уж не за них ли ты беспокоишься?       — Нет, я беспокоюсь не за них! — Дантаниэл сложил руки на груди. Он начал жалеть о том, что вообще решил завести этот разговор.       — Я так и думал, — тем не менее, продолжал Марлоу. — Твоя проблема в том, Дан, что ты не можешь разорваться пополам. Ты говоришь, что ты покончил с этим, но это не так, и ты это знаешь.       — Я покончил с этим!       — Да? — Мэл был все еще едок, как утечка ядерного топлива. — Тогда вопрос не по теме: скажи мне, что ты делал эти два года?       — Искал тебя…       — Искал меня, хорошо. И ты никогда не мучился отсутствием мальчишки? Тебе не хотелось вернуться, поговорить с ним… Тебя не мучила совесть от того, что ты не знаешь, как он там и что делает? И тебя не беспокоит сейчас, что он один, не известно где и что целая стая обозленных хантеров готова порвать его в клочья? — тон Мэла пошел на повышение, так что Данте пришлось нахмуриться.       — Не беспокоит! И вообще, при чем здесь это?! — волк раздраженно приподнялся на локтях.       — При том, — хмыкнул Марлоу, зная, что попал в десятку с близкого расстояния. — Ты по-прежнему беспокоишься о нем. Ты не можешь вырвать часть себя, просто сказав: «он остался там».       — Ничего я не беспокоюсь, он сам велел мне проваливать! Я заебался слушать, как его напрягает мое общество, — сварливо буркнул Дантаниэл. — Наши отношения тут не имеют значения!       — Ты само отрицание, Данте. — Мэл скептично поцокал языком. — Охотники — лишь половина твоей заботы. Тут в другом дело — ты понимаешь, что не сможешь вести привычный образ жизни рядом с мальчишкой, и это тебя в действительности достает. Но ты можешь попробовать дать себе ответ на вопрос — чего хочешь ты сам? Если ты найдешь истину — ты успокоишься. Потому что, если бы тебе не было до него дела, ты бы не вскакивал среди ночи в ледяном поту.       Данте поморщился. И когда это Мэл стал таким отстраненным и противным? Таким, мать его, философским?       — Да не знаю я, чего я хочу! — вспылил преподобный, хлопая руками по голой земле. — Я сам не понимаю, к чему в итоге пришел!       — Вот и он не понимает. Вы похожи с ним в этом. Две заблудшие души.       — А ты познал суть мироздания, да? — резко ответил Дан, с которого сон слетел, как не было.       — Посмотрим. Скажем так, я не терял времени зря… И возможно, нашел небольшой ключик к тому, чего я хочу достичь, — туманно изрек Мэл после недолгих раздумий.       — Рад за тебя. Когда будешь в настроении — не забудь просветить.       — Слушай, спи, а? — огненный ворлок потерял терпение. Он снова начал превращаться в животное. — И не выноси мне мозг. Ты сегодня это делаешь весь день. Элай и Дагон теперь его няньки. Не ты, — на этих словах связная речь прервалась, перетекая в звериное рычание, а тяжелая лапа накрыла Данте поперек туловища.       Тот попытался высвободиться — но куда там, Мэл оказался несоизмеримо тяжел в своей животной сущности.       — За что мне… вы… оба… — простонал Дантаниэл и все же неловко свернулся на голой земле. Подозрение на то, что он сегодня не заснет, начало одолевать его все сильнее именно с этого самого мгновения.

***

      Ну вот и все. Кажется, основные вещи собраны.       Эмбер взглянул на свои руки. Он не знал, кем он стал теперь. Убийцей? Ворлоком? Наполовину человеком? Одно было точно: подобному существу не место среди этого живого мира, такого светлого и… не мертвого.       Родной дом, все, что окружало, больше не принадлежало человеку. Эм поднялся в свою комнату и застыл на пороге, пытаясь вспомнить, сколько раз пытался собрать себя по кусочкам на этом самом полу. Сто раз? Тысячу раз? Наверное, уже не сосчитать.       Только результат остался тем же — снова разбитое нутро, похожее на фарш, вылезающий из мясорубки. В душе не сохранилось ничего из того, что стоило бы спасать.       Эм направился к столу, выдвинул ящик и затолкал в рюкзак книгу с заклинаниями — пожалуй, это была та единственная вещь, которую стоило взять с собой в новый мир. Она была такая же черная, как и недра открывшейся в магическом свете души. Эм смертельно устал. Он окинул взглядом свою комнату в последний раз. Все на этом. Прочь, прочь из старой жизни.       Маленькая капсула с кровью ворлока на первое время, книга заклинаний, оставшиеся деньги и еда — вот и все, что позволил взять себе Эмбер.       Он прошел мимо изуродованных трупов охотников, застывших изваяниями посреди коридора. Только презрительно скривленные губы выдали то, что чувствовал Эм относительно всего этого. Может быть, совесть и осознание проснется потом. Но сейчас пора идти.       Эм вышел за калитку, немного постоял, любуясь в пустые, почерневшие окна коттеджа.       — Прости меня, мам. Я больше не могу так жить, — сказал он себе под нос.       Под пальцами Эмбера забор, за который он схватился, как за последнюю соломинку, начал покрываться ледяной корочкой, наподобие той, что сковала прихожую. Молодой человек тихо бормотал знакомые слова, а от его касаний лед расходился все дальше и дальше, и вот весь особняк превратился в огромный куб, где слой наледи теперь был толще, чем стены подземного бункера.       — Вам понадобится потрудиться, чтобы зайти сюда, — Эм моргнул. Из его глаза сбежала слезинка, затем еще одна. Он выдохнул струю морозного пара и воззрился на последнее свое творение: посреди дорожки, где так часто бегали они с Мики и Кимом, где останавливалась когда-то мамина машина, возвышалось ледяное надгробие. Надпись на нем гласила: «Морриган, Эмбер. Тот, кто так и не нашел свой путь во тьме».       Под надписью стояла дата, завершенная сегодняшним числом.       Кивнув тому, что видел, Эм постоял еще немного, затем открыл дверцу Хонды, припаркованной у тротуара, и уехал в гордом одиночестве.