Охотники за плотью 1-5

Сказав это, Данте развернулся и медленно побрел в другую сторону. Мэл лежал в центре комнаты, почти не подавая признаков жизни. Данте хотел сейчас остаться с ним. Элай положил руку на плечо Эма, все поняв. Он зажмурился, бросив на Марлоу долгий и очень горький взгляд. — Мы будем тебя ждать наверху. Мики, который все это время стоял в стороне во избежание стычки, поспешил за ними. Данте опустился на колени возле Мэла. Тот снова принял свое человеческое обличье. Страшная тревога охватила Дантаниэла, и она была во сто крат сильнее, чем страх. Его не утешало ничего, ведь он уже твердо знал, что их с Мэлом история, кажется, подходит к концу. Кругом было темно, плотный мрак наступал со всех сторон. Данте склонился над другом, не сдерживая собственное рваное дыхание. — Ты должен… уйти отсюда скорее, чем они придут, — Мэл схватил ослабевшей рукой прядь его черных волос, подтягивая Данте к себе. — Я останусь с тобой, — прошептал волк, опуская ладони на его плечи. — Нет. Здесь будет жарко. У меня еще остались силы для последнего рывка. Но ты должен уйти, Дан. — Нет, — Данте стиснул его ладонь изо всех своих сил. — Я не оставлю тебя здесь. — Пожалуйста, не заставляй меня тратить силы. У меня их осталось не так уж много. — Мэл зажмурился, снова открывая уцелевший глаз. — По крайней мере у тебя есть кое-кто, о ком ты должен позаботиться… — У тебя тоже, — Данте прикусил губу, чтобы не дать волю подкатывающим спазмам. — Нет. Ты уже большой мальчик. Мэл потянулся и коснулся сережки-амулета. Он расстегнул замочек и вынул ее из уха, вкладывая талисман в холодную ладонь лучшего друга. — Считай это моим последним словом. Я хочу, чтобы ты ушел и продолжал жить. За нас двоих, хорошо? Данте помотал головой, не желая слушать, но Марлоу все равно продолжал: — Ты был прав... Я не имел права держать тебя насильно. Но теперь я открыл тебе все карты и потому прошу лишь одного: иди. Данте не двигался. Он изо всех сил прижался к Мэлу, бессмысленно шепча заклинания, чтобы снять его боль. — Наверное, осталась всего одна вещь, которую я должен тебе сказать, — вдруг произнес темноволосый ворлок, усмехаясь мягкой, немного болезненной улыбкой. Данте поднял голову, однако Марлоу вновь слабо подтянул его вниз. Выдохнув, друг произнес с глухим хрипом то слово, которое никогда не осмеливался сказать вслух: — Я люблю тебя, Дан. И всегда любил. Марлоу сухо коснулся губами его волос, надеясь, что Данте поймет его правильно. Тот замер на одну секунду. Лучший друг старательно не смотрел в его глаза. Он отводил взгляд, даже на последнем выдохе скрывая свои истинные эмоции. — Чего? — ошарашенно прошептал Дантаниэл, не веря своим ушам. — Я должен был давно сказать тебе эти слова. Они же были причиной, почему я дал тебе свою кровь. И почему я мучился с тобой всю свою жизнь. Ты был тем, с кем я хотел бы разделить ее остаток. Спасибо тебе за то, что ты оставался со мной до самого конца. Данте приоткрыл рот. Он не мог поверить в услышанное. Его сердце билось в горле, пульс колотил молотом по ушам, а в голове вертелась лишь одна мысль: — Какого же хрена ты молчал целую вечность? Я ведь говорил тебе! Тысячу раз спрашивал, мы могли бы... Мэл, все могло бы быть по-другому! — отчаянно выдохнул Данте, хватая его за плечи. — Нет, — Марлоу остановил поток его речи. — Пусть все идет, как идет. Ты не можешь изменить прошлое. Еще одна кровавая струйка скатилась по его подбородку. — Ты идиот, Мэл! Я всегда был готов ради тебя вспороть собственные кишки! Сколько раз ты слышал это от меня? — Прости, Данте. Прости меня... — голос Мэла начал угасать. Говорить ему становилось все сложнее. Данте крепко зажмурился. Еще немного, и он просто решил бы остаться тут, рядом с упертым ослом, который всегда отрицал очевидное. Он сделал усилие, чтобы выжать из себя не ругательства, которых, несомненно, стоил поступок Мэла. Вместо этого Дан сказал то, что Мэл должен был услышать. — Я тоже люблю тебя, Марлоу. Ты всегда это знал. Черт побери, какой же ты идиот... Дан отвернулся, подавляя слезы. Мэл кивнул. Сейчас он был не способен на большее. Из его зеленого глаза скатилась единственная, прозрачная, как родничок, капелька. — Ты должен идти. Не оставайся со мной до самого конца. Словно в подтверждение его словам наверху раздался взрыв. С потолка посыпалась пыль. Данте задрал голову наверх и услышал отдаленный крик. — У меня еще осталось кое-какое дело, — Марлоу сухо кашлянул. — Я должен… надрать им задницы… Данте не отходил от него. Ему казалось, что разжать руку он просто не в состоянии, но Мэл сам вытянул свои пальцы из его хватки. — Иди. Я кому сказал, — оскалился он. — Мы еще встретимся с тобой. Я тебе обещаю, — Данте наклонился и быстро поцеловал его в губы. — Я с тобой не прощаюсь. С этими словами он поднялся на ноги. Еще один взгляд. Еще один. После этого темноволосый парень начал медленно пятиться к двери. Он шел и шел, смотря на истерзанную фигуру лучшего друга, который с большим трудом принял сидячую позу. Наступив на что-то мягкое, Данте невольно взглянул под ноги. Это оказалась жилетка — та самая, которую Марлоу так любил. После превращения в пантеру она снова треснула по шву, и Дан нагнулся, стискивая ее в кулаке. Мэл махнул ему рукой. Данте развернулся, чтобы мысли не растерзали его нутро в клочья. Он едва мог насчитать ступени. В его груди, в его душе зрела нестерпимая боль, которая не могла найти выхода. Он хотел уничтожить этот мир, каждую тварь, которая была причастна к случившемуся, каждого охотника, который стоял рядом и наблюдал за тем, как его лучшего друга рвут на части голодные средневековые псы. Данте с трудом подавил резкий выдох. Хантеры приближались. Сколько их было, он не мог сказать. Десять? Двадцать? В любом случае, в скором времени их не останется ни одного. Каждая чертова тварь, все еще оставшаяся бродить по этой земле, сдохнет в мучениях, страдая и визжа в агонии, в десять раз сильнее той, что испытывал Мэл перед своей смертью. Данте пообещал себе это. Шатаясь, он вышел по коридору в ту самую церковь, в которую еще полчаса назад входил не осиротевшим черным волчонком. У него был создатель и лучший друг, а сейчас… Сейчас Данте даже не мог сказать, зачем он вообще выбрался из отвратительного подвала.

***

Когда в церковь влетели перепуганные охотники, они застыли на пороге, застав в помещении под всеми церквями завораживающую ужасом картину. По всему полу была разбрызгана кровь. В центре полулежала незнакомая фигура, которую никто из них не видел здесь раньше. Они немо осмотрелись вокруг, взглянули на трупы собратьев, не понимая происходящего. Ни единой живой души не осталось в этом забытом всеми богами подвале. — Что случилось?! Где Скайлер? — шептались в толпе. — Мы должны рассказать ей… — Кто это там, в центре? — перебил голос в середине толпы. — Кто открыл клетку с колдуном? Ответы на все эти вопросы найти присутствующие не могли. — Astt Mm-man astt uchach jjatraja*, — вдруг поползло по подвалу зловещее, наподобие змеиного, шипение. ________________ * Мэл все-таки решил использовать свое финальное заклятие тотального уничтожения. Против такого никакие антимагические финтифлюшки уже не помогут. Охотники, которые стояли ближе всего к говорящему, неожиданно почувствовали невероятную тягу. Против воли их ноги сами собой перешагнули меловую черту. То же самое начало происходить и с теми, кто стоял во втором и в третьем ряду, а вскоре и всех стоящих за пределами линии хантеров втянуло в комнату. Они испуганно озирались, не понимая, почему это начало происходить. — Mm-an ka-alvechim jjatraja jifaic ka-alvechim… — продолжал едва слышно бормотать Мэл, зажимая кровавую рану в груди и стараясь говорить как можно отчетливее, чтобы заклинание получилось верным. Кто-то из хантеров бросился к двери, но там словно возникла невидимая преграда, точно такая же, как та, что охраняла Деревню Чародеев. — Он держит нас! Он хочет нас убить! Остановите! — взвизгнула одна из охотниц в толпе. Хантеры выхватили ножи и побежали к жуткой, белеющей в темноте фигуре, страшным голосом читающей заклинания, но вокруг колдуна внезапно вспыхнуло яркое пламя. Хантер, бежавший первым, не успел остановиться. Издав жуткий вопль, он схватился за обожженное лицо, роняя нож. — Doom nhirchat M-Man dem uchach dem nirichat, — продолжал шипеть Мэл, поднимая голову и смотря в глаза тем, кто таращился на него с ледяным ужасом. Скоро все это кончится. Скоро все они сдохнут здесь, в этой проклятой обители, оскверненной их присутствием. Хантеры визжали, надсаживая глотки, и падали на колени, чувствуя, как их головы начинают пульсировать от страшного давления. Их внутренности словно разрывались изнутри. — Jjatra ka-nhirchat M-Man dem uchach. M-Man dem uchach, — упорно повторял Мэл, ощущая, как его тело наполняет легкий, но теплый газ. Те люди, что стояли ближе к огню, видели, как меняется существо в центре адского пламени. Глубокая и густая нечеловеческая злоба в его взгляде сверкала, как лед. Его кожа начала бугриться и идти волдырями, и на миг те люди, что стояли между стеной огня и преградой, заблокировавшей выход, поняли, что значили слова «оставь надежду всяк сюда входящий». В воздухе проплыл тонкий стон, подобный тому, что может издавать животное, получившее смертельную рану. За ним последовала еще порция заклятий. — Fujih mm-an dem nchairascht mman dem ka-alcvehim! — закричал Мэл на пределе своего голоса. Людям хотелось зажать уши, только бы не слышать ужасающий болезненный визг, распространяющийся внутри их голов. Дыхание паром струилось из искривленных ртов хантеров. Их губы побелели от боли. Колдун же, который лежал в центре пламени, поник. Он больше не читал свою речь — в этом не было надобности. Он закончил. Один за другим охотники начали падать на колени, разрывая на себе одежду и визжа в агонии. Кожа отваливалась с их лиц, словно они гнили заживо, словно время ускорило процесс их умирания, за считанные секунды превратив тридцать здоровых убийц в груды никому не нужного хлама. Их сердца бились неровно, тяжело ухали в груди, кровь стучала в висках. Мэл дрожал и чувствовал, как царапает кожу заклинание, как магия разрывает его плоть. У него осталась всего пара секунд перед тем, как все кончится. Слабый волшебный ветер донес слабый запах. Это был сладкий запах свежей человеческой крови, учуяв который, Мэл засмеялся. Он и сам чувствовал их боль. С его рук сходила кожа, волосы отпадали сами собой, но он продолжал смеяться, как умалишенный. Запах живой плоти, сухое, хриплое дыхание, скребущие по камням пальцы — все это смешалось в сплошную кашу под церковными стенами. Среди криков Марлоу различил еще один звук: неровный ритм сердца, учащенный от страха пульс. Охотники умирали от ужаса и боли, корчась, как шелудивые псы, но среди звуков их сердцебиения все громче и отчетливее, ровно, как мотор, билось другое, самое сильное сердце. Сердце ворлока, который жертвовал своей жизнью ради того, чего он хотел добиться всегда: ради чистого мира, без охотников за плотью. Загадочное покалывание под кожей было последним ощущением, которое посетило Мэла перед тем, как пламя вокруг разгорелось. Оно пылало, становилось все сильнее и больше, а затем вспыхнуло и грянуло взрывом колоссальнейшей мощности, сокрушая стены оскверненного места, слизывая пыточные орудия и страшные картины со стен, слизывая черноту и вычищая стены подвала всех церквей от многолетнего проклятия. Освобождая души тех, кто был заточен здесь, похороненный в единой могиле. Когда огонь перестал гореть, отзвуки ледяного смеха все еще звенели в воздухе. Однако в подвале, заваленном камнями, погнутым железом и рухлядью, не осталось никого и ничего. Никого, кто мог бы издавать этот звук, и никого, кто мог бы выжить после пожара. Пламя выжгло все, что попалось на его пути, включая и того, кто отважился его вызвать... Это значило, что заклятие тотального уничтожения сработало на сто процентов.