Черная Цепь

Волчица бежала рысцой, низко, к самой траве, опустив острую морду. Она не оглядывалась. - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - сказал наконец Нарион. Миттайвэ понял, что эти слова адресованы ему. Но Гэладор ответил первым: - Если бы нас хотели убить - убили бы там, на месте. Интересно, почему у них вместо вождя - женщина? Ни разу такого не видел. Авари покачал головой. Он тоже раньше не видел такого. Но Гэладор не мог не слышать того, что говорила орка. "Воины знай только война, другой дела не знай, слушай мать"... Что непонятного? - Похоже, вождь у них ведает только войной и грабежом. Эти не намерены воевать. Они хотят просто пройти мимо людских поселений и не станут нападать первыми, если их не вынудят защищаться. Поэтому их ведет женщина. - Это она сама сказала? - Да. Ты же слышал: воинам положено слушаться женщин во всем, не касающемся войны. Поэтому я, "воин эльф", - эти два слова он сказал на всеобщем, повторяя выражение орки, - должен выслушать ее очень внимательно. Ниэллон, слегка помятый падением с коня, но не унывающий, насмешливо фыркнул. Гэладор тоже усмехнулся, хотя и молча. Но Миттайвэ остался серьезен. - Каждый из нас говорит на своем языке. Даже тогда, когда переводит слова своего языка на другой. Разумеется, она не считала, что я должен ее слушать так же, как орк. Просто пыталась обратить мое внимание на важность того, что говорит. - Я не так часто разговариваю на всеобщем, чтобы разбирать подобные... попытки. Тем более в тонкостях. И ты, по-моему, переоцениваешь рассудок этих тварей. Миттайвэ пожал плечами, не сводя взгляда с черной звериной гривы в траве впереди: - Лучше переоценить врага, чем недооценить. - Может быть. Так чего она от нас хотела? Чтобы мы рассказали здешним людям об орочьих мирных намерениях, в которых я, кстати, сомневаюсь? - Не только. Она просила объяснить людям разницу между обычными орками и теми, что носят знак белой руки. Те, что с белой рукой - отступники. Настоящие орки не признают их за своих и убивают, где только могут. - А какая разница? Для людей, для нас - какая? Лично мне наплевать на орочьи законы: орки есть орки. - Это не совсем орки. Это полукровки орков и людей. Если верить их предводительнице и если я все понял правильно. - Какая... мерзость, - подал голос Нарион. - Так вот для чего им пленница. Миттайвэ кивнул, по-прежнему глядя на волчицу, бегущую впереди. - Это придумали не орки. Это придумал человек. - Шарку? Почему ты думаешь, что он - именно человек? Похоже, Гэладор слушал орку гораздо внимательнее, чем казалось. Во всяком случае, это имя он отделил от беспорядочного нагромождения ее слов. Отделил - и запомнил. - "Белый старик". Я не слышал о белых орках. Кроме того, орка она вряд ли назвала бы стариком - скорее, просто "воином". И... я сомневаюсь, что орк додумался бы до чего-то подобного. Гэладор подумал. Кивнул. - Может быть, ты и прав, - сказал он. - Так или иначе, Курунира в Изенгарде больше нет. - Причем давно. Я не знаю, насколько быстро взрослеют орки, тем более - орки-полукровки. Но по меньшей мере одно их поколение успело вырасти. Это не пять лет и не десять. И даже не пятнадцать, скорее всего, потому что пленниц у них не могло сразу же появиться много. Нолдо поравнялся с Миттайвэ. Потом обогнал его - немного, на один конский шаг. Заглянул в глаза, в ночной темноте из синих сделавшиеся почти черными. - Если это действительно человек... сколько лет бывает людям, когда их начинают называть стариками? Миттайвэ удивленно взглянул на него. А ведь верно! Люди живут недолго, и старость - это закат их дней. - По-разному. Обычно - около пятидесяти. Но, вступив в возраст старости, человек может прожить и десять лет, и пятьдесят. Это зависит от многого. - Жаль, мы не знаем, как давно она говорила с ним. - Насколько я понял, для начала Шарку попытался убедить правительниц вроде нее. Но женщины отвергли то, что он предлагал. Зато многим воинам это понравилось, и тогда возник раскол: отступники оставили прежнюю жизнь и ушли служить Шарку. Она не могла видеть его после раскола. - Значит, прошло много лет. Человек мог умереть от старости. - Не обязательно. Слишком много вопросов, Гэладор. Слишком мало ответов. А волчица так и не попыталась напасть. Она вообще ни разу не оглянулась на тех, кого вела за собой. Нарион следовал за ней первым, держа в руках лук с наложенной на тетиву стрелой - чтобы, в случае чего, вскинуть его мгновенно. Но каменистая, изборожденная морщинами степь спала, еле слышно дыша ветерком: ни тревожного звука, ни тревожного запаха, который учуяли бы умные кони - никаких признаков орочьей засады или стаи варгов. Старая мать орков не солгала. Вдруг варг, до сих пор бежавший ровной рысцой, резким прыжком бросил себя в сторону, перемахнул через неглубокий овражек, скрылся за грудой вросших в землю камней на той стороне и пропал из виду. Нарион успел натянуть лук. А спустить тетиву - не успел. Слишком неожиданно метнулся прочь быстрый и хитрый зверь. Тир остановился и засопел. Не фыркнул, а именно засопел - настороженно и тихо. Так он делал, когда чуял кровь. Миттайвэ наклонился, чтобы поймать взгляд коня: верный друг знал, как предупредить об опасности, и не раз спасал своему седоку жизнь. Но сейчас Тир не повернул головы. Он по-прежнему принюхивался, будто сомневаясь в чем-то. - Смотрите! - сказал Ниэллон. Он один не смотрел волчице вслед. Конь унес его немного вперед, дальше, чем остановились остальные - и теперь он, забыв даже думать о возможной опасности, спешился, а потом спрыгнул вниз, за край оврага. Маленький овражек, за которым скрылась волчица, в этом месте впадал в большой - целый распадок с полукруглым широким дном. Когда-то, наверное, здесь была степная речушка, бегущая с гор. Но теперь вода покинула старое ложе, лишь на дне остался маленький, извилистый, почти бесшумный ручей, серебряной нитью запутавшийся в густой траве. Вокруг ручья травы цвели - мелкими белыми цветочками, похожими на упавшие в темную зелень хлопья снега. Эти цветы Ниэллон потревожил, когда спускался. Но Миттайвэ смотрел не на цветы. Он смотрел на ту, к которой Нолдо шел, в успокаивающем жесте обратив к ней раскрытые ладони. Девушка стояла прямо в ручье. Холодная чистая вода светилась лунными бликами, омывая босые ноги - гибкие белые ступни, хрупкие, изрезанные жесткой степной травой щиколотки. Голубое платье, испачканное травяной зеленью и какой-то грязью, было разорвано от подола почти до пояса и промокло до самых колен, на светлой ткани виднелись расплывшиеся разводы крови. Так, всю разом, Авари и увидел ее: босые ноги в прозрачной воде, окровавленное платье, рубашка с оборванными от самых плеч рукавами, синяки на запястьях, длинные светлые волосы - рыжеватое золото, тяжелыми волнами лежащее на плечах и спине... Тонкое лицо, забрызганное на щеках светлыми, негустыми веснушками, почему-то будто ускользнуло от этого первого взгляда. Может, из-за огромного кровоподтека под скулой, который его портил. Может, из-за разбитых, опекшихся кровью губ. - Не подходи! - прозвенело над ручьем. Ниэллон как-то виновато развел руками: - Ну что ты, я же не орк. Не бойся. - Все равно не подходи. Миттайвэ заметил, как в руке у девушки что-то блеснуло. Нож? Да, верно - обломок ножа. И где только раздобыла? А орка еще называла ее слабой... После того, что пришлось на ее долю, Миттайвэ ожидал увидеть неподвижное тело, в котором едва теплится жизнь. Но девушка сумела освободиться от пут, оставивших черные синяки на ее запястьях, а потом встать и пойти. - Хорошо, я не буду подходить, если ты не хочешь, - Ниэллон остановился шагах в пяти от нее, но девушка попятилась, увеличив это расстояние еще на два-три шага. - Меня зовут Ниэллон. А тебя? Бывшая пленница молчала, хмурясь, кусая разбитые губы. Тир недовольно оглянулся на седока, вернув его к действительности. Миттайвэ спохватился: в самом деле, только он остался торчать верхом над оврагом, нервируя девушку и удивляя собственного коня. А конь, похоже, куда быстрее него сообразил, что нужно делать. Освободившись от всадника, он рысцой побежал туда, где шагах в двухстах крутой склон оврага становился пологим. Спустился вниз, к ручью. Остальные кони последовали за ним и вскоре тоже оказались внизу. Девушка отвернулась от Ниэллона. - Рыжий какой, - запекшийся рот тронуло намеком на улыбку. Тир подошел к ней, разбрызгав копытами текучий хрусталь ручья. Опустил голову, понюхал сломанный нож, который девушка сжимала в кулаке. Фыркнул с отвращением. А через мгновение эльфы, - все четверо, - с удивлением наблюдали, как девушка, уронив обломок, рыдает взахлеб, обнимая за шею рыжего коня. Конь стоял смирно, стараясь не шевелиться. - О чем ты задумался? Миттайвэ взглянул на Гэладора. Потом на братьев у ручья внизу, все еще не решившихся подойти к лошадям и рыдающей пленнице. Как будто хотел убедиться, что они не услышали. И не ответил. - Посмотри на нее. Ты все еще собираешься разъяснять людям разницу между орками и орками? Авари и так смотрел на нее. Все это время он смотрел только на девушку, которая плакала, уткнувшись лицом в шею его коня. Ветерок шевелил волнистые волосы, смешивал, спутывал их тонкое рыжее золото с темной ржавчиной конской гривы. - Нет, - сказал он наконец. - Мы здесь не для разъяснений. Тем более - для таких. И даже не для того, чтобы спасать женщин. Взгляд Нолдо стал... странным. Так он не смотрел на посла даже тогда, когда тот затеял с орками разговор. - Ты же не хочешь сказать, что нам нужно просто бросить ее? - Нет, конечно. Я хочу сказать, что Нарион и Ниэллон должны будут некоторое время подождать у людей. Или вернуться назад. И ты, наверное, тоже. Слишком много вопросов, слишком мало ответов... я боюсь, Гэладор. - Что? - Гэладор, похоже, просто не поверил своим ушам. - Я боюсь, - спокойно и твердо повторил Авари, и ни в его взгляде, ни в голосе не было ничего, что хоть немного напоминало бы страх. - Я не хочу тащить мальчишек в Изенгард. Это же ловушка. Ловушка - и наш единственный шанс разузнать, что произошло с Куруниром. - Но его же давным-давно там нет! - Вот именно. И я хочу понять, почему он не рассказал обо всем этом сразу же, как только покинул Изенгард. Хотя бы тому же Митрандиру. Владычица не отправила бы нас сюда, если бы хоть кто-то что-то знал о том, что здесь происходит. - Думаешь, он в плену? Или погиб? - Думаю. А еще думаю о том, как трудно убить - или удержать в плену - Истари. Гэладор не нашел, что на это ответить. А Миттайвэ ждал, спокойно и как-то скорбно глядя ему в лицо, и темные, ночные глаза Авари были непроглядны, как будущее. - Отвезите женщину к людям. Пожалуйста. Может быть, у них удастся что-то узнать о Курунире. - Так ты что-то задумал? Или... - Да. Я собираюсь в Изенгард. - Безнадежно, - покачал головой Гэладор. - В конце концов ты попадешься, ты же знаешь. И ты знаешь, что орки делают с пленными. - Знаю. Но меня вряд ли станут трогать раньше, чем поставят перед этим своим Шарку. Нолдо еще раз покачал головой, не понимая. Миттайвэ до сих пор казался вдумчивым и осторожным. А теперь его план, если это вообще можно называть планом, состоит из сплошных дыр, да и от самой затеи веет безумием. Зачем? Зачем лезть в западню? Даже узнав там что-то важное, обратно с этим знанием все равно не выберешься! - Ты уверен? - Конечно, нет. Но собираюсь позаботиться об этом... Я не хочу возвращаться к владычице ни с чем, понимаешь? Человеческие слухи и уверения каких-то случайных орков - это все не то. А если окажется, что Курунир все еще в Изенгарде - она тем более должна об этом узнать. - Ты же не думаешь, что сможешь ему помочь? - Кто знает. Может быть, то, что я узнаю, в хороших руках само поможет ему. Темное будущее смотрело на Нолдо из глаз посла Востока. Темное, смутное, тревожное будущее. Нет, Миттайвэ вряд ли сошел с ума и решил свести счеты с жизнью. У него был расчет. Но какой? На что он мог рассчитывать?! - Я, вообще-то, тоже не намерен отсиживаться, - хмуро сказал он. - Рассказывай. Миттайвэ отвел взгляд. Зачем-то еще раз посмотрел на девушку. Она уже перестала бояться эльфов и немного пришла в себя - во всяком случае, больше не плакала. Нарион шел вдоль ручья, разглядывая темные цветущие травы: похоже, искал подходящие для повязки. Ниэллон усадил девушку наземь и смазывал чем-то порезы и ссадины на ее ногах. Кони спокойно бродили неподалеку. Только Тир по-прежнему стоял рядом, прямо над девушкой - будто охранял ее. Наверное, он знал, что делал. А вот Миттайвэ не знал. И, глядя на собственного коня, чувствовал себя как-то глупо. - Я собираюсь выдать себя за посла Мордора, - сказал он наконец. - А потом... потом по обстоятельствам. В любом случае, моя жизнь будет очень дорого стоить этому Шарку. - И король Ильвё скажет, что наша владычица не сумела уберечь жизнь посла. Ты не добьешься ничего, кроме этого. Это был даже не план. Это было просто самоубийство. Или... Но до такой крайности подозрения Гэладора не доходили: Миттайвэ - эльф, как-никак. И хотя весть, которую он привез в Лориен, брала начало из Мордора, он вез ее от своего короля, а не от Врага. В нем не было зла. Не было тьмы - хотя и света, наверное, тоже... Миттайвэ упорно смотрел в сторону, избегая взгляда Нолдо. Он смотрел на девушку, на братьев, на лошадей, на цветы под их ногами, белыми облачками-россыпями усеявшие дно распадка - куда угодно, только не в лицо собеседнику. Но этот отстраненный взгляд не бегал, не суетился, как бывает у тех, кто пытается солгать. Посол смотрел на землю, как смотрят в небо. - Если я погибну, владычица скажет королю, что я нарушил закон. Я напрямую вмешался в то, что не касается народа Авари, хотя мне следовало наблюдать, не вмешиваясь. Ты - свидетель решения, которое я принял в свободной воле и в спокойствии разума. У короля не будет нареканий, если он об этом узнает. Гэладор не знал, что сказать. Ничего подобного он не ожидал. Посол, оказывается, не просто не обязан был помогать Нолдор - он обязан был не помогать! Тогда почему? Почему, ведь владычица Галадриэль ни на чем не настаивала, да и теперь он сам придумал свой безумный план, собираясь рискнуть жизнью ради невозможного! А Миттайвэ молчал. Нет, все-таки в нем был мрак. Прямо сейчас Гэладор почувствовал его. Но и свет почувствовал тоже. Свет тоже в нем был, был одновременно с тьмой. Так ночь на самой границе рассвета ненадолго смешивает их воедино - и тьма бежит прочь, исчезает, развеивается, незаметно сгорая в рождающейся заре. Гэладор смотрел, сомневался; чувствовал тьму, чувствовал свет, чувствовал что-то огромное, навеки замершее на границе между вдохом и выдохом - и думал, что неизвестности боятся не только смертные. А еще он тоже не хотел тащить мальчишек в Изенгард. И возвращаться к владычице ни с чем он не хотел тоже. - Я с тобой, - сказал он в конце концов. И сам удивился тому, что сказал. - Зачем? В тебе узнают Нолдо, и все пойдет прахом. - Затем, что если все пойдет прахом и без этого, то вдвоем спастись будет легче, чем в одиночку. Ни один мускул не дрогнул на белом лице Авари. - Хорошо. Давай подумаем, пока она, - легкий кивок в сторону девушки, - отдыхает. Потом братья повезут ее к людям, и ты отправишься с ними или со мной. Ее звали Эотфрит. Она сказала это Ниэллону, пока Авари с Гэладором разбирались в своих раздумьях. И очень удивилась, узнав, что Тир принадлежит вовсе не улыбчивому Нолдо, а хмурому темноглазому эльфу с серебристыми волосами, в темноте похожими на седые. - Это правда твой конь? Обычно я не ошибаюсь в таких вещах. Миттайвэ поневоле улыбнулся, отстраняя прочь напряженную задумчивость. - Хорошо разбираешься в лошадях, верно? Девушка забавно вздернула веснушчатый носик: - Все эотеод разбираются в лошадях. Она сидела на траве, подтянув колени к груди и закутавшись в плащ Ниэллона едва ли не по уши. И, с точки зрения Миттайвэ, оказалась на удивление цела: ее не просто не пытали, а даже почти не избили. Самым страшным, что обнаружил возившийся с девушкой Ниэллон, были два сломанных ребра и вывихнутое запястье, которое она сумела вправить себе сама. Ссадины, синяки, порезы от жесткой травы и сбитые о камни ноги - не в счет. Ужасная догадка, возникшая в разговоре со старой оркой, становилась все более реальна: орки берегли свою пленницу. Изнасиловали или нет? Похоже, нет. После чего-то подобного у нее вряд ли хватило бы выдержки для того, чтобы сейчас выглядеть почти спокойной. Да и идти она наверняка не смогла бы. - А в эльфах? - в шутку спросил Авари, видя, что его задумчивость вновь начинает настораживать девушку. Шутки она не приняла. - В эльфах? Не очень. Откуда у нас тут эльфы? Я их, то есть вас, и не видела до сих пор. - Зато орков развелось, я смотрю... Эотфрит вздрогнула и выронила лембас, которым угостил ее Ниэллон. Тоненький треугольный хлебец пропал в темной траве. Тир немедля потянулся за ним носом. Ниэллон достал из сумки еще лембас и, протянув его девушке, укоризненно посмотрел на посла. Он не понимал, зачем прямо сейчас напоминать ей кошмар, который она едва успела пережить. Но укоризненный взгляд пропал втуне: Миттайвэ, в свою очередь, шарил в сумке. - Спасибо... - девушка, казалось, даже не заметила, что именно берет, и берет ли вообще. - А какое вам дело до здешних орков? Вы же не станете нам против них помогать. - Почему ты так думаешь? Миттайвэ отыскал наконец то, за чем полез в сумку - тонкую, как пергамент, полупрозрачную пластинку величиной с пол-ладони, вкусного медового цвета. Потянулся, положил ее на лембас, который держала Эотфрит. Девушка прижала ее к хлебному ломтику пальцем. - Это что? - Мирис. Его делают из особых цветов. Очень полезно, когда надо быстро восстановить силы. - Спасибо... ой, вкусно как! Авари снова незаметно улыбнулся. Тревожить девушку не хотелось и ему, но, в отличие от Ниэллона, он понимал: иного выбора нет. Вернее, есть - но тогда придется потерять слишком много времени. К тому же Эотфрит, похоже, неплохо умела держать себя в руках. Даже ела аккуратно, не торопясь, хотя наверняка была очень голодна. - Почему ты думаешь, что мы не станем помогать вам? - А разве станете? У нее были серые глаза. Миттайвэ знал, что люди плохо видят ночью, даже при хорошей луне - но эта девушка смотрела так пристально и грустно, будто темнота не была помехой для ее светлых усталых глаз. Впрочем, он сидел всего в шаге от нее. Выражение лица она наверняка могла разобрать. - Станем. - Может быть. Мне же вы зачем-то помогли, хотя все знают, что эльфы не любят людей. Или вы какие-то другие эльфы? - Это неправда, - удивился Ниэллон. А Миттайвэ задумчиво повторил: - Все знают... "Да и рохиррим в последнее время недолюбливают эльфов"... Владычица знала об этом. Интересно, насколько давно началось это "последнее время"? И кто приложил руку к его началу? Не Шарку ли? - А я вот не знал. Ниэллон, ты знал, что ты, оказывается, не любишь людей? Нарион хмыкнул: - Я точно впервые слышу. Хотя люди, конечно, бывают разные. Вон, тебя на переправе ранили - люди же, да? Взгляд Эотфрит мгновенно метнулся от Нариона к Миттайвэ. - Люди, - кивнул Авари, сделав вид, что не заметил напряженного ожидания в этом взгляде. - Но вряд ли за то, что я эльф. Им, по-моему, было все равно, кто я. Они меня просто ограбить хотели. - Тебя ранили эотеод? - Нет. Другие люди. И рана уже давно зажила. Скажи, а давно ли у вас тут все знают, что эльфы не любят людей? Девушка пожала плечом: - Всегда, наверное, знали. - Это неправда, - снова сказал Ниэллон. - Да, наверное... И хорошо, что неправда. Я всегда думала, что эльфы нос задирают. А вы - нисколько. Или вы все-таки какие-то другие эльфы? Судя по слабой, неуверенной улыбке, это была шутка. Лембас вместе с угощением Миттайвэ девушка уже доела, и теперь устало сцепила руки, обняв ими согнутые колени. - Да обычные мы. Из Лориена. Будешь еще есть? Эотфрит задумалась на мгновение. А потом ответила как-то удивленно: - Наверное, нет. Такой маленький был кусочек, а наелась досыта. - Это же лембас, - улыбнулся Ниэллон. - Эльфийский хлеб. С ним всегда так. Поэтому его хорошо брать в дорогу. Миттайвэ видел, что разговаривать с ним девушке легче, чем с остальными. И вполне понимал, почему. Чем старше эльф, тем острее чувствуется смертными смутная пропасть его жизни, и в каждой душе это чувство отзывается по-своему: в ком-то - завистью, в ком-то - отчуждением, в ком-то - неясным, светлым ощущением чуда... Братья, оба, были так молоды, что Эотфрит не ощущала за их плечами невидимого плаща веков. Жаль, самая неприятная часть беседы ей предстоит не с ними, а с тем, кто гораздо меньше ей симпатичен. Завоевывать ее симпатию прямо сейчас Миттайвэ было некогда, да и незачем. Интересно, сколько лет ей самой? Двадцать? Меньше? - Расскажешь нам, что за беда с тобой случилась? На сей раз она уже не вздрогнула. Только мягкое, какое-то чистое, несмотря на следы побоев, лицо отвердело, застыв в сосредоточенном напряжении, да еще пальцы нервно скомкали на коленях ткань плаща. - Орки. - Ты угодила в плен к оркам. Кивок. Она не спросила, как эльф догадался. - Вчера, чуть после полудня. - Днем? - удивился Миттайвэ. Орки с белой рукой попадались эльфам при свете дня, но лишь на позднем закате. - Эти орки не боятся дневного света. Они приходят с верховий Изена, с Мглистых гор. - Неблизко. - Раньше они и не заходили так далеко в Вестемнет... Я собирала целебные травы у ручья, когда подстрелили моего коня. Убежать не получилось. - Почему не получилось? - удивился Ниэллон. - Получилось же, в конце концов! Эотфрит покачала головой, скорбно и строго сжав разбитые губы: - Меня просто бросили. Я так и не поняла, почему - они мне мешок на голову надели, еще в самом начале. И куда-то тащили почти все время. А потом, у последней дневной стоянки, бросили и убежали. Я освободилась от мешка, нашла сломанный нож, перерезала им веревки - и просто пошла прочь, так быстро, как только могла. Казалось, ей стыдно признаваться в этом. - Они мертвы, - сказал Миттайвэ. Он не собирался этого говорить, но слова вырвались сами собой. И, глядя в серые, строгие глаза смертной, он не пожалел, что они у него вырвались: Эотфрит смотрела устало и грустно. Без злорадства. Без жестокого, так часто свойственного смертным, торжества свершившейся мести. - Хорошо, - сказала она. - Это вы убили их? - Не всех. Но многих. Остальных убили другие орки. - Орки дерутся друг с другом, - кивнула девушка. - Вы добили тех, кто остался. Это хорошо. Они больше никому не сделают зла. Мне повезло: обычно женщин, которых похитили орки, уже никто не находит - ни живыми, ни мертвыми. - И часто они похищают женщин? - У нас - еще нет. К юго-западу, в Вестфолде - чаще. Но король все равно в это не верит. И маршал не верит. - То есть как - не верят? Эотфрит устало пожала плечами. - Говорят, что никак. Вестфолдцы пробовали жаловаться. Без толку. Вот, теперь и до нас эти твари добрались. Интересно, когда король поверит - когда они к нему в гости явятся? Или принцессу Эовин утащат с мешком на голове? Миттайвэ молча принял это к сведению. Мог ли Шарку приложить руку и к этому? Выглядело довольно неправдоподобно. Но возможности того, кто сумел убить или пленить Истари, могут простираться далеко... - Увидим, - сказал он так хмуро, что взгляд Эотфрит на мгновение стал удивленным. - Расскажи об Изенгарде. Все, что знаешь. - Это заброшенная крепость древних людей из-за моря, тех, от которых ведут род правители Гондора. Говорят, что когда-то там жил великий мудрец по имени Саруман Белый. А может быть, и сейчас живет, но его уже давным-давно никто не видел. Да и можно ли жить там, где все вокруг кишит орками? - Как давно видели этого мудреца? - Еще до моего рождения, где-то лет двадцать назад. Или двадцать пять. Раньше он время от времени приезжал к королю в Эдорас - вот тогда его и видели. А в наших краях он вовсе не появлялся, даже тогда. Вы приехали искать его? Миттайвэ поднялся на ноги. - Да. Спасибо, Эотфрит. Двадцать лет. Или двадцать пять. Именно столько лет назад исчез Курунир. И, похоже, примерно тогда появились орки. Хотя орки могли появиться и раньше... - Ты еще не передумал? - на квэнья спросил молчавший до сих пор Гэладор. - Нет. Наоборот, теперь я уверен, что иного выхода у нас нет: здесь что-то происходит, что-то, что затрагивает даже короля Рохана, и все концы происходящего ведут в Изенгард. - Твой план никуда не годится. Ты знаешь это. - Может быть. Но в пути хватит времени, чтобы все продумать. Нолдо отвернулся, не ответив. - Нарион. - Да? - Вы отвезете девушку туда, куда она укажет вам путь. Потом отправитесь к Вратам Рохана. Если через две недели мы не вернемся - возвращайтесь к владычице и расскажите ей все, что сумеете узнать. - Но... - Ты услышал меня. Тир наконец отступил от Эотфрит. Подошел к Миттайвэ, испытующе заглянул в лицо. Понурился, отворачивая узкую, точеную морду - как будто хотел в чем-то упрекнуть. - Мы вернемся, Тир, - шепнул ему на ухо Авари. - Мы обязательно вернемся. Эотфрит молчала, глядя, как эльфы садятся на коней. - Куда это они? - спросила она, когда всадники один за одним поднялись из оврага наверх и скрылись. - Неужели в Изенгард? Ниэллон переглянулся с братом. Он сроду не думал, что Миттайвэ может быть таким суровым, как этой ночью. - Ты веришь ему? - Да. А ты? - Да... то есть, теперь уже не знаю.