Каникулы в Канаде

«Любовь — самая важная и самая сильная штука в мире. В каком-то смысле — это моя религия. Она вспыхивает, и ты не всегда ее достоин, но я не вижу смысла в чем-либо без нее.» Мартин Фриман, интервью

      Он не ожидает, что здесь будет тепло. Кардиган, джинсы, теплое белье. И, да, — и зеленая куртка, — подарок от него. Подарок и символ. Вот почему Бен сегодня в очках с простыми стеклами, полученных от того же человека. Я смотрю на мир так же, как и ты. Некий шифр. Когда ты знаменит — тебе трудно жить обычной жизнью. Делать покупки. Любить. Гулять. Нельзя напиться, нельзя нелепо одеваться. Нельзя совершить глупость публично. Люди превращаются в одержимых животных, в малоприятную глазастую толпу, готовую разорвать тебя, как Парфюмера, на мелкие частички. Ты всем должен. Должен улыбаться, должен раздавать автографы, должен быть всегда в хорошем настроении. Такова цена. Почему так происходит, он достоверно не знал. Когда-то, еще живя с Оливией, Бен грезил славой. Большой, уютный дом. Сотни любящих лиц. Жизнь — сплошная вечеринка! Оказалось, что знаменитости еще более одиноки: просто так к себе не подпустишь. Сто раз подумаешь. Ради чего человек с тобой? Ради денег? Ради популярности? Полюбит ли он тебя домашнего, обычного, банального?.. Оказалось, что назад не повернешь. Танцуй, Бен, кривляйся, играй! Твой выход!        Бен вздыхает, выбрасывает пустой стаканчик из-под кофе в мусорный контейнер, закуривает и надвигает при выходе из аэропорта капюшон на лицо. Это уже дело привычки.        Одно такси, потом второе. На всякий случай.       Он усмехается: почище, чем в кино про шпионов. Разглядывает в окно машины город, где ему предстоит остаться на одну сладкую неделю. Закрывает на миг глаза.       Неделя свободы. Разве они не заслужили это?..        Проснувшись в одночасье всеми любимым Шерлоком, Бен сначала ничего не понял. Оставался все тем же милым рыжим Беном. Все так же болтал глупости в интервью. Одевался, как хочется, а не как надо.        Учителем, придавшим ему лоск и статус звезды, самостоятельно и добровольно стал Мартин Фриман.       Ох уж этот Мартин!..        Съемки в «Шерлоке» принесли им не только славу. Они подарили отношения. Странные тем более, что оба были противоположностями.        Бен простодушен, Мартин себе на уме. Бен высокий. Мартин маленький. У него маленькие руки и ноги. Тонкие губы. О губах Камбербетча можно сложить более ста сонетов. У Бенедикта длинное: руки, ноги, шея. Ну… и все остальное.        На взгляд Бена, Мартин совершенно очарователен. С ним интересно.        Как считает Фриман, прозвище Камберлорд как нельзя более подходит этому породистому, как дорогая лошадь, изящному, порой надменному типу.        С хоббитом надежно, хотя он та еще сволочь. Иногда казажется, что Фриман не любит никого, кроме себя. Бен постоянно психует, он в себе не уверен, и все еще очень зависим от родителей. Он легко впадает в депрессию и легко выходит из нее. Он умеет мучить того, кого любит. О любви.        Есть чувства запланированные, естественные. Как влюбленность в пятнадцать лет: все равно в кого, главное — сам процесс. Есть чувства данные как испытание — свыше.        Любовь к Мартину была для Бена мучением и сладкой пыткой, тайной отрадой и испытанием.        Яд. Попадалово.        Все было просто.       Пришел на кастинг ВВС крепкий светловолосый мужчина. Опытный актер. Семейный человек. Было в нем что-то, что сразу Бену понравилось. Он как будто и правда прошел Афганистан: натянутая струна внутри и какая-то печаль в глазах. И Камбербетч мягко улыбался, наблюдая за Мартином, именно для него играя все лучше и лучше. А тот, принимая вызов, блистал не меньше.        Неопытный в таких делах Бенедикт спохватился, когда стало уже поздно. Оказалось, что ключ к его сердцу вот такой: маленький, сердитый, ранимый и полный достоинства. Искрометный юмор, душа компании. С его появлением улучшалось настроение у всех. И еще: у Мартина совершенно не было понятия о личном пространстве собеседника.        Бен понял, что случилось — и напился.        О, он прекрасно помнит тот вечер!        Его трясло теперь рядом с другом и он пытался превратить это в стеб, в бурное веселье. Ржал как конь на каждую шутку, а в глазах плескалась легкая истерика: «Что делать? Что делать?..» Он не знал, что его уже вычислили.        Мартин заловил его в мужском туалете. Бен уже выходил, когда эта мелкая зараза решительно вошла и, предварительно убедившись, что все кабинки пусты, взяла быка за рога.  — Нам надо поговорить, — внимательный взгляд. О, наш Джон Ватсон, как всегда, решителен. А вот его бросает то в жар, то в холод попеременно.  — Что происходит, Бен? — Мартин облизал губы, — Ты какой-то не такой… — Он прошелся заботливым взглядом по Бенедикту: — глаза — губы — шея и снова вернулся к глазам. — Ну?..       Этих взглядов в последнее время было много. Странных таких взглядов.        Надо защищаться.  — Мартин, какого черта? — он изобразил пьяную ухмылку и попытался сдвинуть друга с места.        Но не тут-то было.        Уж если наш Джон Хэмиш Ватсон захочет чего…       Взяв шутливо за грудки друга, чтобы отодвинуть, Бен наткнулся на немаленькое обстоятельство. Это каменное обстоятельство в штанах друга сразило его наповал.        Долгую минуту они молчали, не сводя друг с друга испытующих взглядов. А потом Мартин вздохнул, решился — и положил ладонь друга себе на член.        Руки дрожали у обоих. А у Бена еще и губы. И он теперь по-новому оценил тот самозабвенный взгляд, которым Мартин опалял его, как солнцем. «Да?» — спросили еще раз серебристые глаза. «Да!» — подтвердили синие.       Ну, конечно, сразу потом им помешали. Они сбежали из уборной как два школьника и, наблюдая за танцующей Оливией в толпе ночного клуба, приходили в себя за бокалами виски.  — Для меня это тоже в первый раз, — тихо сказал наконец ему на ухо Мартин, — Это непросто. Ты знаешь… Аманда и я… У нас дети. Но ты…. Во взгляде, которым он смерил Бена, не было ничего похожего на равнодушие и спокойствие. Так смотрят на бога. Так смотрят на недостижимую мечту. И когда, так смотрят и просят, то нельзя не дать. Да уж, Мартин в их отношениях всегда играл первую скрипку. Всегда доминировал. Когда потерявший голову от любви Бен примчался на площадку и в перерыве весело сообщил Мартину, что они с Оливией расстались, тот нахмурился.  — Напрасно! Я говорил тебе, что семья для меня- это все. И ты ведь тоже хочешь детей.  — Сейчас я хочу тебя, Март, — жарко шепнул ему пухлыми губами Бен. Тот помотал головой. И Бен начал сходить с ума. То каждый день появлялся с новой девушкой. То признавался партнеру в интервью в платонической любви. То срывался со съемок на мотоцикле и гонял по городу. Но на Бена нельзя было долго сердиться. И было еще одно. В какой-то момент они поняли, что их связывает нечто большее, чем просто тайный бешеный секс. Каждый был лучшим событием в жизни другого. Никого хоть немного соответствующего — в разговоре, в юморе, в темпераменте, — даже и рядом не стояло. Все серьезно — внезапно поняли оба. И надолго. В отношениях прочно поселилась спокойная нежность. Им не надо было разговаривать: они были на связи все время. И в то же время Бена никогда не оставляло чувство нелепости происходящего.