Я также люблю вид с крыши больницы Святого Варфоломея, удивительного места, которое прослеживает свою историю с 12 века. Этот вид очень особенный, особенно для меня (отсюда Шерлок упал в конце второго сезона). Бенедикт Камбербетч. Мой Лондон.
***
Наваждение и сексуальный туман постепенно рассеивается… Бен, крепко сжав его в объятиях, уходит в душ, а Мартин лежит на животе на кровати, раскинув руки, и внезапно вспоминает, откуда этот жест. Они часто копируют жесты друг друга. Но это… Раскинутые над улицей руки – крылья Шерлока. И, словно испугавшись, Мартин обнимает руками подушку… Но поток воспоминаний не остановить. - Посмотри на меня. Это все правда. Я прохвост. Газетчики ничего не сочинили. Я создал Мориарти. Я хочу, чтобы ты всем сказал – Лестрейду, Молли, миссис Хадсон и всем, кто захочет слушать – это я создал Мориарти! - Хватит, Шерлок! Замолчи! В первую встречу, в нашу первую встречу ты все узнал про мою сестру… - Никто не может быть таким умным! - Ты можешь!.... Шерлок – Бенедикт стоит на крыше. Джон – Мартин смотрит на него снизу. В голове у первого только одно: как сыграть правдоподобно. Но Мартин расстроится. И Джон расстроится. Не хочется делать больно. - Считай этот разговор моей… запиской. Ведь так делают люди – оставляют записку?.. Я люблю его, - внезапно понимает Мартин. Это свершилось. В конце второго сезона, через множество дней и ночей, через подколки, шутки, съемки, заботу и нежность, минет и поцелуи, тайны и ложь, Мартин понял. Он любит именно этого, стоящего на крыше темноволосого актера, которому за тридцать. Нет, Бен, нет! Шерлок – Бен раскрывает руки, как крылья, и Мартин едва сдерживает себя: бежать, спасти, подставить руки – тело – душу… Он сжимает руки в кулаки и буквально заставляет себя смотреть, как его – друг – детектив – возлюбленный – падает... В голове у Мартина – Джона мысли мелькают вспышками. Хорошо ли закрепили страховку? Ведь он стоит на самом краю… А падения – настоящего падения он… не переживет. Не переживет? И окончательно запутавшийся, где реальность, а где фильм, Мартин играет. Да, это достойно Бафты. После сцены, Бенедикт, отталкивая всех, кто попадается на дороге, бежит – туда, вниз, вниз – к Мартину… Его нигде нет. Наконец он находит его – за углом, у кованой ограды, где тот яростно, по – мужски, рыдает без слез. Бен сгребает его в охапку – плевать, что это могут увидеть, плевать, что это снимут, плевать, плевать! Большой ладонью он пытается закрыть ото всех, защитить того, кто… так любит его? Лицо Мартина – умного, сдержанного,обычно ироничного Мартина, искажено, он вжимается в друга, обнимает того руками, чтобы почувствовать – вдохнуть запах – ощутить: ЖИВ! ОН ЖИВ! - Я никогда не оставлю тебя, если ты не захочешь. Я всегда буду с тобой, - шепчет Бен. И это звучит, как клятва. И Мартин кивает. И в горе и в радости, - хочет добавить Мартин. Той ночью они позволили себе все. Вообще-то Камбербетч был готов давно. Искусство провокации, в том числе сексуальной, было у него в крови. Но ему, в сущности, нечего было терять. Мартин же, помня, что минет не есть измена, колебался в отношении большего. Не то, чтобы он терзался угрызениями совести. Но Бен – мужчина. Как это… все делается… И потом – как умный человек, он не мог не понимать – если только ВСЕ начнется, слухи не остановить. А дети? Репутация? Выстроенный с таким трудом мир? Но крыша Бартса стала той отправной точкой, с которой начались серьезные отношения. Мартин прыгнул тоже. Они одновременно спрыгнули с нее в пропасть, и оттуда нет возврата. «О, мы с ним старые приятели», - небрежно говорит он всем. «Бен, любовь моя», - добавляет в мыслях. «Он невероятен» - говорит Мартин в интервью. «Если бы вы знали, какой он настоящий, вы бы тоже сошли от него с ума. Но я никогда…» - думает он. «Мы слушаем музыку, в основном» - говорит Бен, вспоминая тот бешеный трах, что устроил ему Мартин после съемок, вбиваясь, толкая, ощущая – он жив, он мой, я его никогда не отдам! Он искусал, исцеловал его всего, и Бен был ошеломлен таким напором. Ни одна женщина с этим сексуальным монстром не могла сравниться! Счастливица Аманда! – внезапно подумал он. Он не понимал, что все это – из-за него и только для него, что такие чувства никто у Мартина больше не вызывает. Его поток мыслей прерывается. На него осторожно и нежно ложится нечто длинное, мокрое, все в капельках воды. - Бен! Нельзя, что ли вытереться? – пыхтит он возмущенно под весом своего счастья. Бен мурчит довольно, самым низким голосом. Этот звук парализует Мартина. Каждая клетка его кожи ощущает Мартина. Его урчание отдается в спине Мартина. Между ними, как между бумагой и спичкой – одна секунда до воспламенения. Но он поднимается, чтобы перевернуть лицом к себе свое невероятное чудо. Как завороженный, смотрит он в эти синие глаза. - За что ты меня любишь – я весь в морщинах, - говорит, проверяя Мартин. - Ага. И еще у тебя волосы седеют больше, чем у меня, - начиная покрывать его лицо поцелуями, бормочет Бен. Он, как пломбир, лижет крепкий член любовника. Мартин стонет. Он не может на это смотреть - иначе сразу кончит. Их члены трутся. Они оттягивают этот момент сколько могут. А могут – недолго. После секса тяжело дышащий Бен рассматривает спальню. Темно – синие с золотом обои, синее постельное белье, тяжелые шторы, мягкий свет. Два кресла напротив. - Как хорошо, что ты снял квартиру, - говорит он, - Ты гений. - Да уж, - вздыхает блаженно Мартин, - Ты ж орешь так, что все горничные сбежаться могут. - Мартин, блин! Твою мать! – поднимает голову Камбербетч. - Что?! - Ты опять накупил кучу одежды! – смотрит тот на одно из кресел. Оно все завалено пакетами с бирками, коробками с обувью, какими-то коробочками. – Я у тебя опять карточку отберу! Мартин, как провинившийся школьник, вжимает голову в плечи. Потом пытается оправдаться: - Не смог удержаться. Тут есть один бутик… И потом – тут не все мне. Детям. И тебе кое-что. Ты ж все майки по три года носишь – мне иногда стыдно интервью с тобой смотреть. - Но это же столько денег! Сколько я тебе должен? - За носки и рубашки – ничего, - размышляет любовник. – Но вот за один костюм… Стриптиз. В нем. - Только сначала давай все-таки поедим, - ворчит Бен.