***
– Господин Кхамул! Господин наместник! – резкий голос какого-то посыльного жестоко оторвал назгула от захватывающего зрелища. – Зачем явился? – про себя четырежды проклянув помешавшего человека, Кхамул отстранился от палантира. – Что за срочное дело? Глаза улаири, горевшие синеватыми мёртвыми огоньками, полыхнули так грозно, что человек пал на колени и залепетал что-то бессвязное вместо чёткого ответа. Тогда Наньяр наклонилась к нему, погладила по голове и плечам и предложила передать весть ей. Посыльный радостно согласился, нашептал ей на ушко пару фраз, ещё раз стукнулся лбом об пол и убежал. – Ну и? – осведомился Кхамул и оглянулся на палантир. Он пропускает самое интересное! – Поймали пособника Сарумана, пробравшегося вместе с ним в охраняемую твоей волей твердыню, – с чуть слышным в голосе укором ответила харадримка и поставила руки на крутые бёдра. – Думаю, он стоит твоего внимания, наместник. – Пожалуй, – недовольно вздохнув, назгул накинул на Видящий камень покрывало, и вместе они покинули комнатку-обсерваторию. Конечно, Призрак Кольца ожидал увидеть в лице слуги Сарумана кого-то вроде себя – могущественного, тёмного, проклятого и очень внушительного. Но оказалось, что маг приволок подрывать великий Барад-Дур обычного человека. Сейчас он сидел со скованными за спиной руками, светловолосый, оборванный, да ещё и с перевязанным бинтами затылком. А внушал он разве что презрение к его повелителю. К тому же он был роханцем, а от них, вечных соперников восточан, хорошего ждать не стоило. Что ж, Курумо многое перенял у Саурона, но умение подбирать слуг в число этих навыков явно не входило. Но всё же Кхамул умел справляться со своими предубеждениями и для начала расспросил свидетеля – держателя барад-дурского зверинца. Тот рассказал, как у пленника и Сарумана завязалась борьба, и как только благодаря помощи светловолосого пришельца ему удалось сбежать. Обдумав полученные сведения, назгул задал первый вопрос: – Скажи, ты всё ещё верен Саруману? – Верен? Да ты, никак, насмехаешься, тёмный? – произношение слов явно причиняло роханцу боль, но ярость заставляла его говорить. – Этот старик тот ещё лгун. Хотя, и тут ложь – не так уж он и стар. – Да, то, что он бросил тебя в твердыне врага умирать, прекрасно его характеризует. Я не буду предлагать тебе присоединиться к нам – не настолько ты мне нравишься, но я могу предложить тебе маленькую месть Саруману, – заложив руки за спину, Кхамул прошёлся туда-сюда перед пленным. Тот проводил его взглядом. – Что скажешь? – Если не соглашусь, что будет? – не стал нарушать традицию Эклеб. Вместо ответа Второй улаири со свистяще-шипящим звуком провёл пальцем по горлу, а потом развёл руками. Тоже весьма традиционный ответ, от которого у роханца по спине пробежала пара табунов мурашек. На милость и снисхождение явно рассчитывать не стоило. – Что рассказать тебе? Учти, о нынешних делах Сарумана я знаю мало, а то, что знаю, наверняка враньё. Потому спрашивай, но не обольщайся, – обречённо пояснил человек и склонил до сих пор гудящую после удара голову. Это хорошо, что мордорцы не убили его на месте, а повели на допрос, но вряд ли их удовлетворят ответы. – Я не собираюсь спрашивать о делах Курунира. Меня больше интересует, чем его можно разозлить? – глаза назгула приобрели совсем иной вид. Теперь их свет выдавал в Кхамуле обладателя каверзного и находчивого ума. – А я ещё думал, что у вашего мрачного брата нет чувства юмора. Кажется мне, что не стоит сейчас Сарумана злить, но раз тебе так надо, слушай. Скажи, что он без своей обманной магии и шагу ступить не может: ни поговорить с кем, ни добиться своего, ни союзника найти. А мнит себя выше и сильнее всех, хотя теперь я вижу ясно – кроме зависти да жажды власти в его дурной голове ничего не осталось. Малодушный жалкий трус он, вот и всё, – с каждым словом голос Эклеба становился всё эмоциональней, и не требовалось быть назгулом, чтобы ощутить его чувства по отношению к бывшему господину. – Уф, выговорился. Теперь можно и голову с плеч. – К чему? – отвлёкся от мигом захвативших его идей Кхамул. – Посидишь в тюрьме пока что. Твою судьбу решит позже Владыка Саурон. – Вот обрадовал, а! – возмутился роханец, но назгул уже не слышал: он спешил назад к своему посту у Видящего Камня. Когда Второй взлетел по лестнице и снова открыл палантир, то ему оставалось лишь разочарованно вздохнуть: переговоры с Теоденом уже завершились, и их результат теперь можно было узнать лишь в дальнейших наблюдениях. А сейчас к деревянным дворцам Эдораса подкрадывались сумерки, и компания «целителей разума» расположилась на одном из балконов, празднуя первую значимую победу спокойным отдыхом. Все, как один, курили трубочное зелье. Даже у согласившегося на новую попытку Майрона выходило вполне сносно и правильно, но курил он очень сосредоточенно и баловаться с дымом, как Гэндальф, не решался. Взялся за курение и Глашатай, но только из солидарности своему Повелителю, оправдавшему все чаяния своего слуги. Рассудив, что в ближайшее время ничего интересного, кроме парусников, драконов и лебедей из дыма не увидит, Кхамул переставил подставку палантира, сориентировав его на Минас-Тирит, заглянул в шар и обомлел. В украшенном флагами с Белой Дланью шатре встречались Саруман Радужный и Наместник Гондора. – Я не признаю в тебе Сарумана Мудрого, – сомневался Денетор. Это было вполне естественно, потому что облачённая в богатые разноцветные одежды статная фигура, молодое лицо и удобно заколотые чёрные волосы Курумо никак не вязались с образом Белого мага. – Тем не менее, Наместник, это я. И я всего лишь сменил облик – не стоит так удивляться, – проворчал в ответ майа. Ему совершенно не нравилось, что никто не может принять его новый вид. Это касалось даже его собственной армии: без магии посоха его бы и не узнали. Ещё больше раздражало мага то, как долго после каждой его реплики Денетор шепчется со своими советниками. Если Курумо пришёл на переговоры один, то Наместнику в знак доверия было разрешено взять столько помощников и стражи, сколько потребуется. И тот, как назло, приволок целую ораву подсказчиков. – Если ты можешь даже свой вид поменять, то стоит ли вообще тебе хоть в чём-то верить? – Денетор не спешил записывать Гондор в союзники Изенгарда. К тому же, он и сам имел палантир, видел армию Сарумана и нашёл, что она подозрительно напоминает мордорские регулярные войска. – Для существ могущественных, вроде меня, это в порядке вещей, – раздражённо, но гордо заявил Курумо. – Ты знаешь вообще, кто я такой? Кто такие те же Гэндальф, Радагаст, Саурон, наконец? Мы – бессмертные духи этой земли. Но кто-то из нас слабее, а кто-то – сильнее. Вскоре я превзойду Саурона и избавлю от него Средиземье. И тебе, Наместник, в этот момент лучше быть моим союзником, чем врагом. Ты понимаешь меня? – Понимаю. Всё ясно, как день. Кем бы ты ни был – Саруманом или самозванцем, ты тайно привёл свою армию едва не под стены моего города, угрожаешь мне ещё не одержанной победой над Врагом и ведёшь себя так, будто собираешься занять его место в Мордоре. Нам союза с тобой не нужно. Гондор много лет держал оборону без всякой помощи, управимся и сейчас. А ты, раз так силён, иди и уничтожь Саурона. С твоих слов он сам отдаст Кольцо и положит голову на плаху, едва тебя завидев. А мы пока побережём силы, – Наместник Гондора слышал, что Теоден после заключения союза с магом стал постепенно впадать в старческое слабоумие, и вовсе не хотел повторить судьбу ярла. Курумо же, хоть и понимал, что договориться не выйдет, не расстраивался и смотрел на Денетора с унизительной снисходительностью. В конце концов, использовать магию посоха против строптивого правителя куда как менее зазорно, чем заставлять ею лететь, куда надо, безмозглую крылатую ящерицу. Подумав, что время настало, маг поднял посох и многократно усилил его действие искажённым Радужным кольцом. Воля Наместника махом ослабла настолько, что он уже готов был повторить всё, что ему скажут. Этого-то момента и ждал Кхамул. Он уже давно подобрал ключи к сознанию Денетора и был собранней Курумо, так что вместо того, чтобы покориться, человек сказал: – Думаешь, твой посох тебе везде поможет? Ты так привык ко лжи и уловкам, что давно растерял всю мудрость! Белому совету давно пора было это заметить и вышвырнуть тебя вон. Услышав это, Курумо так оторопел, что опустил посох и недоумённо уставился на Наместника. Кхамул же, ощутив превосходство, продолжил наступление: – Твоя самоуверенность смешна, а бесталанность – жалка. Армия твоя похожа на мордорскую, твои создания – бледные подобия созданий Саурона, даже мысли и цели ты скопировал у него. Ничтожный подражатель! Тебе никогда не перебороть мощь Властелина колец! Довольный собой, Кхамул перевёл дух и поднял взгляд на Курумо. Назгул ожидал увидеть его смущённым и униженным, но всё было не так. Облик майа наводил ужас. Лицо скривилось в диком гневе, надвинутые брови встали дыбом, а глаза налились чем-то чёрным. Тут назгул понял, что, забывшись, действовал неосторожно и был раскрыт. Но задуматься о своей ошибке он не успел: из конца посоха Сарумана вырвалось пламя и жестоко ударило Денетора в грудь. Когда почувствовавший неладное Двар поднялся к палантиру, то он нашёл Кхамула лежащим без сознания, а в палантире будто крутился чёрный дым с хлопьями копоти. С огромным трудом Третьему назгулу удалось заглянуть внутрь, и он увидел, как Курумо, испуганный тем, что натворил, склоняется над сожжённым телом Наместника Гондора. – Сработал твой план, прекрасно. Теперь союзничать с Саруманом просто некому, – укорил Кхамула Двар. Тот отозвался болезненным стоном: – Майрон убьёт меня. – Ты и так мёртв, так что жди чего похуже, – «ободрил» его Третий и накрыл испорченный палантир покрывалом.26. Глава, где один господин излечивается, а другой — смертельно заболевает
13 сентября 2014 г. в 18:35
– Как насчёт кофе, наместник?
Позвякивая и поблескивая украшениями, за плечо бдящего над палантиром Кхамула заглянула Наньяр. В руках она держала золочёный поднос с выгравированным на нём Оком, на радужке которого стояла чашка. Напиток источал терпкий аромат ванили и чёрного перца.
– Благодарю, – назгул машинально бросил в чашку десять кусков тёмного сахара и залпом выпил. Конечно, вкуса он не ощутил и даже не обжёгся, но это уже было своеобразным ритуалом. Да и стоило ли обижать южанку нарушением этой маленькой традиции?
– Как успехи нашего покровителя? – женщина любопытно заглянула в глубины Видящего камня, но, увы, ничего не увидела – только туманы, огонь и клубящиеся звёзды.
– У меня глаза разбегаются. Как жаль, что нельзя смотреть сразу в три или, хотя бы, два места, – пожаловался Кхамул.
– Давай я присоветую, куда поглядеть. Какие есть варианты? – кокетливо сдвинув платок с полного смуглого плеча, Наньяр встала рядом.
– Курунир отослал весть Денетору – с угрозами и вызовом на встречу. Хотел бы я посмотреть, как гондорцы будут это читать. А из Дол-Гулдура вышли три полка орков и восточан. И как только они станут себя вести на марше? Там ведь ни одного назгула! – Второй улаири раздражённо помассировал виски. Конечно, там были и два хана вастаков, и башковитый Лурзук, но даже их совместных усилий вряд ли хватит, чтобы правильно управлять разномастной и наспех собранной армией.
– Ни одного? А где же тот, который потерял тело и остался в призрачном мире? – Наньяр изогнула широкие чёрные брови.
– Моро? Он там, я думаю, и может даже отыскать себе новое временное тело, но какой из него полководец? Его речь и то не все понимают, – хмыкнув, Кхамул в очередной раз подивился тому, как Двару вообще удавалось ладить со странным восточным королём. Но на всё воля и замысел Саурона, как говорится.
– Мне кажется, они справятся. Господин Тар-Майрон предусмотрителен и, наверняка, дал им нужные указания. Как же иначе? – успокоила его южанка и снова испытующе вгляделась в палантир. На этот раз ей показалась, что она видит деревянные резные крыши и что-то бело-зелёное, реющее на ветру. – А что там за страна? В шаре? Я никогда не видела таких дворцов.
– Рохан, драгоценная, – не отрываясь от палантира, назгул пошарил по подносу рукой и, подцепив ещё горстку кусочков сахара, отправил её в рот и захрустел. – Курумо сманил их короля на свою сторону, а расхлёбывать теперь Повелителю. И страшно подумать, что будет, если не получится вправить старому ярлу мозги.
– Не беспокойся, у них всё получится. Женское чрево тонко чует, – она приложила ладонь к оголённому животу. Тянувшиеся от золотого кольца в пупке цепочки тонко забренчали.
– Да я разве в Повелителе сомневаюсь? Тень сбереги, – отмахнулся назгул. – Там Глашатай вызвался добиваться аудиенции – вот что страшно.
На самом же деле решение отправить на переговоры Глашатая было вполне себе обоснованным: кто ещё, как не герольд и советник, должен договариваться с другим герольдом и советником о важной встрече? К тому же он с помощью выработанных многолетним служением Саурону терпения и настойчивости умел добиваться желаемого. Потому Грима, хоть и нездоровый после ночных возлияний, всё же согласился выслушать просителя.
Так они встретились в обширных сенях дворца Теодена, а те, кто ждал встречи с королём, стояли поодаль: все, как один, в чёрных плащах и капюшонах. Даже Гэндальфа, и того нарядили в мрачную хламиду – чтобы не выделялся и не портил впечатление.
– С чем пожаловали? – гнусаво спросил Грима, забыв о приветствиях. Приземистый, с зеленоватой кожей и сальными волосами, он походил на подгнивший ядовитый гриб и вызывал своим видом исключительно неприятные чувства.
– Здравствуй, советник Грима, – Глашатай поклонился. Высокий, тощий и сухой, он сильно контрастировал с собеседником. – Мой господин желает поговорить лично с королём Рохана.
– Теоден не принимает посетителей. Это его сильно утомляет, – Гримой владело единственное желание – поскорее избавиться от пришельцев и испить кувшин-другой холодной водицы, но длинный человек в маске не спешил уходить.
– У нас есть новости, которые непременно взбодрят короля, – посланник заулыбался таким особым образом, что сразу стало ясно: спровадить его не удастся.
– Тогда можете поведать всё мне. А лучше запиши. Я всенепременно передам твоё послание Королю, – устало вздохнул Червеуст.
– Благодарю. Думаю, устная форма подойдёт. Вести касаются племянницы короля Теодена, девы Эовин, – применил полученные от хоббитов сведения Глашатай. Блуждающий взгляд Гримы мигом сфокусировался. – Жизнь Эовин может быть подвергнута большой опасности.
– Я слышал, Гондор дал ей временный приют. Что с ней не так? – наживка сработала безотказно.
– Кампания по вторжению мага Сарумана Белого в Мордор потерпела крах, и он развернул свою армию на Минас-Тирит. – Услышавшие это заявление стражники испуганно зашептались, а Грима закусил губу. Он уже слышал, что планы его господина изменились, но не знал подробностей и ждал гонца со дня на день. – Мой господин уверен, что прекрасная Эовин не потерпит такого предательства интересов своего любимого дяди и своей страны, и выступит на стороне Гондора. А это может означать раскол Рохана. Саруман об этом знает и непременно попытается устранить, – от этого слова Гриму перекосило, – своенравную деву. По мнению моего повелителя, Теодену стоит озаботиться судьбой племянницы, пока не случилось непоправимое.
Грима не сразу нашёлся, что ответить. Он знал, что Саруман, следуя своим интересам, не пощадит Эовин. Он не услышит и мольбы своего верного слуги – даже не вспомнит о нём. Однако впустить пришельцев с такими вестями к Теодену означало предать Белого мага. И неизвестно, защитит ли кто-нибудь потом бедного Гриму от разъярённого Курунира, очнувшегося роханского ярла и всеобщей ненависти. Нет, это был бы слишком отчаянный шаг для одного маленького человека.
– Скажи-ка, кто твой господин и откуда он пришёл? – холодно спросил Червеуст и кивнул на терпеливо стоявших у дверей Саурона, Гэндальфа и Арагорна.
– Мой господин во многом схож с твоим, – Глашатай не потерял и толики самообладания. – От него так же нельзя уйти, нельзя отказаться от службы ему. Наши повелители могущественней, чем простые короли, куда мудрее и древнее их. И в гневе куда более страшны, чем это доступно людям и даже эльфам. – Тут, видно, Гриму озарила кошмарная догадка, и он сделался совсем бледным, но герольд Саурона продолжал. – Потому я понимаю твои метания и страхи. Это сложно – оставаться верным, когда Повелитель испытывает тебя своей жестокостью. Но одно дело – сносить боль, зная, что господин вознаградит тебя за терпение, и другое – позволять унижать себя без всякой меры. У слуги тоже должно быть достоинство. Нет, я не подстрекаю тебя к предательству, но ты можешь помочь нам указать Куруниру на его ошибки. В том числе и насчёт тебя. Поверь, мой господин обладает достаточными мудростью и великодушием, чтобы воздать тебе за старания.
У Гримы от раздирающих его сомнений и противоречивых чувств началась дрожь и совсем отнялся язык. Но Глашатай его не торопил – только оглянулся на Майрона, и тот ему кивнул.
– Я… Я требую защиты и встречи с Эовин, – сбившись, огласил свои требования Червеуст и попытался принять гордый вид, но он слишком много нагибался, то кланяясь Саруману, то нашептывая на ухо Теодену, и вышло у него неказисто.
– Мой повелитель согласен на твои условия, советник Грима, – ответил Глашатай, получив от Саурона ещё один удовлетворённый кивок. – А теперь будь любезен, проводи нас к королю Теодену.
– Хорошо. Я вас впущу, но большей помощи не ждите, – процедил Грима и махнул рукой стражникам. Но те и без его приказа расступились бы: от тех трёх господ, кого представлял говоривший загадками герольд, исходила необъяснимая мощь.
Теоден, сидевший на троне в своих затемнённых покоях, заметил их как будто бы не сразу. Судорожным жестом отогнав от себя пытавшихся угодить служанок, король мутно-блёклым взором уставился на гостей своего дворца.
– Ты зачем их впустил, Грима? – просипел он, повернувшись к советнику и потрясая головой.
– Он впустил нас, потому что не желает боле власти Сарумана над собой и над тобой тоже, славный Теоден, – Гэндальф шагнул вперёд, снял капюшон и провёл рукой по посоху. С него мигом слетело заклятие, обнажив чистое сияние.
– А-а-а, Митрандир, – казавшийся замшелым от пагубных чар король захекал, изображая смех. – Снова пришёл тревожить меня своими бреднями? О какой власти Сарумана ты говоришь? Здесь моё царство.
– Увы, но мало на то похоже, – второй гость явил себя, оказавшись человеком с благородными чертами лица и мудрыми глазами. – Открою-ка я окна, чтобы тебе было прозревать сподручнее.
Переходя от одного окна к другому, Арагорн сорвал с них со всех заржавевшие щеколды и настежь распахнул ставни. В душные покои ворвались свет и холод, мигом освежив застоявшийся воздух дворца. Теоден заморгал, прикрываясь рукой и щуря глаза. Грима же отступил в самый дальний угол, и только его силуэт виднелся в темноте.
– Саруман совсем околдовал тебя, Теоден. Гонцы приносят тебе одну ложь, советник науськивает против твоего же народа, и всё это – с руки Сарумана. Он обманул тебя и прибрал к рукам весь Рохан, пока ты сидишь тут в темноте, слепой, глухой и немой. Сына ты уже потерял, а теперь можешь лишиться и племянников, – пояснил Митрандир, но король от магии сделался тупым, как трухлявый пень, и твердил своё:
– Да пусть их! Мне не нужны наследники-предатели. Мой век долгий, успею передать царство, коли понадобится. А ты что молчишь, третий? Давай, покажи и ты свою глупость, – Теоден откинулся в кресле и махнул Саурону так, будто тот был шутом.
– Я молчу, потому что слышать мой голос – большое испытание, – ещё до того, как замолчали отзвуки его сильного и бесконечно глубокого голоса, Майрон оказался перед королём. Тот заскрёб крючковатыми пальцами по подлокотникам трона и выкатил глаза. – Хочешь слушать – слушай.
Саурон хорошо знал заклятие, сковавшее Теодена – оно основывалось на вере жертвы тому, кто многое сулил, но на самом деле лишь помыкал ей и использовал для своих тёмных целей. Звучало оно, как чудеснейшая из песен, но на самом деле своей красотой усыпляло осторожность и позволяло навязать слушателю такие мысли, какие никогда не пришли бы ему в голову. Вот и сейчас Майрон собирался просто перезаклясть бедного короля, и звуками своего чарующего и кошмарного голоса наслал на него несколько видений.
Сначала Теоден увидел то, что произошло с его племянником: тот лежал, украшенный фантазией Саурона, на пропитавшейся кровью земле, в измятых и покрытых копотью доспехах, а вокруг него пылал огонь, исходивший из посоха Сарумана. От этой картины король Рохана заскрежетал жёлто-чёрными зубами, сморщился в гримасе и замотал головой. Магия Курумо уже так глубоко въелась в его разум, что заменить её оказалось не так-то просто. Но Майрон не сдавался и изменил мотив. Теперь старику казалось, что он видит стоящую на краю обрыва деву. Холодный ветер с неистовой злобой трепал её русые волосы и рвал белое платье, унося звуки безутешных рыданий куда-то далеко. Но Эовин была сильной и сумела перебороть себя, уже почти сделала шаг назад, как вдруг из ниоткуда появился Саруман и толкнул её в спину.
Не выдержав звуков протяжного крика племянницы, Теоден яростно завопил, а потом схватил клюку и запустил ею Саурону в живот. Тот поперхнулся, и песня мигом оборвалась, но тут на помощь тёмному майа пришёл Гэндальф. Удар посохом пришёлся точно в лоб королю. Из глаз у него посыпались искры, ноги подкосились, и старик, охнув и зажав руками лоб, рухнул назад в кресло. А когда он отнял руки от лица, то оказалось, что не такой уж Теоден Роханский и старый: сбитое заклинание будто вернуло его назад на столько же лет, сколько Саруман и Грима порабощали его разум.
– Что я? Да как же это? – растерявшись, как ребёнок, король огляделся и пришёл в ещё большее замешательство.
Ещё бы, потому что картина ему предстала странная: Арагорн стоял с мечом наголо, перегородив дорогу нескольким всполошившимся стражникам; Грима медленно, едва не ползком отступал к боковому выходу из покоев; Гэндальф счастливо и победоносно улыбался, всем своим видом источая свет, а кто-то, сам тёмный и одетый в тёмное, стоял согнувшись и тёр живот.
– Наконец-то я снова вижу знакомого мне Теодена, – Митрандир выдохнул и опёрся на посох. – Вставай, король. В твоём теле снова есть сила, а разум очистился от скверных пут.
– То, что я видел, Эомер и Эовин, мои дети – это всё правда? – даже забыв изумиться вернувшемуся здоровью, король поднялся, а его воины в благоговейной радости встали на одно колено. Поклонился и Арагорн.
– Отчасти. Как известно, певцы любят всё приукрашивать, – уклончиво ответил Гэндальф и покосился на обиженного Майрона. – Эомер был ранен, но сейчас его жизнь вне опасности, а у Эовин лишь болит душа за Рохан и её дядю, по чужой указке изгнавшего её из родного дома.
– По чужой… Чужой указке, – протянул Теоден, и на его лице буквально отражалось то, с каким трудом он заставляет себя мыслить самостоятельно. Но тут он вспомнил достаточно, и озарился ответом на многие свои вопросы. – Саруман! А ну стой, Грима!
– Господин? – первый советник – уже, наверняка, бывший, – замер в полушаге от двери.
– Подойди-ка сюда и скажи: всё, что со мной и с Роханом творится – ваших с Саруманом рук дело? – вид Теодена сделался грозным и статным, так что образ замшелого старика совершенно исчез.
Сам Грима всё ещё пребывал в ступоре со страху, но давно ждавшие момента разоблачения стражники сами взяли его под трясущиеся руки и привели к трону. Там Червеуст отмер и, бросившись королю в ноги, затараторил:
– Это всё Саруман! Он заставлял меня! Разве я мог бы? Я всё делал ради твоего блага, блага Рохана!
– Ты обманом правил от моего лица, сделал Рохан сарумановой вотчиной, меня превратил в слабоумную немощь, а теперь говоришь о благе?! – в ярости вскричал король, заставив Гриму упасть плашмя и съёжиться. – Не стану терпеть этого больше. Подать мне меч!
Стражники оторопели, но спустя пару мгновений ближайший всё-таки потянулся к ножнам, чтобы отдать их Теодену, а Грима в ужасе оглянулся на тех, кому поверил, и мысленно попрощался с головой. Но тут слово снова взял Саурон:
– Стой. Ты что, собрался казнить его прямо тут, сейчас и при всех? – он на собственном и многих других примерах знал, как склонны к предательству разочарованные слуги, а повторять ошибки за Саруманом, Морготом и другими недальновидными властителями было, как минимум, позорно и очень глупо. – Мы не для того возвращали тебе разум, чтобы ты совершал подобные безумства.
Подобрав с пола брошенную тогда с отнюдь не стариковской силой клюку, Саурон вручил её Теодену вместо меча, и тот машинально взял, и только потом спросил:
– А ты кто такой?
– Я – Тар-Майрон Золотой, один из магов Средиземья, – ни на секунду не задумавшись, соврал Властелин колец и спрятал руку с Единым, чтобы не выдать себя. Арагорн и Гэндальф переглянулись, но выдать истину не спешили. – И если ты обо мне не слышал, то лишь потому, что я этого не хотел. Но я пришёл, ибо мы все сами виноваты в происходящем, в том числе и ты, Теоден Роханский, позволивший сделать из себя куклу на ниточках. Потому прибереги ярость для хозяина этого человека, если не хочешь снова прослыть плохим королём – уже без проклятий, а на самом деле.
Резкая и произнесённая весьма злобным, нетерпеливым тоном речь Майрона подействовала на Теодена отрезвляюще. Его ярость поулеглась, а на смену ей пришло понимание, что без советов магов ему не справиться.
– Ты прав, Тар-Майрон, я признаю свою вину и готов принять от вас с Гэндальфом помощь. И хотя этот паршивец милости не заслуживает, оставлю ему его жалкую жизнь, – от этих слов у Гримы отлегло от сердца, и он смог нормально вдохнуть, однако расслабился слуга Курумо слишком рано. – Но видеть этого человека рядом с собой я больше не хочу. Прошу обождать пару минут.
Самолично схватив Червеуста за плащ, Теоден выволок его на крыльцо и пинком спустил вниз с дворцовой лестницы. Пресловутая клюка полетела вслед за ним, а возродившийся телом и духом король вернулся к своим спасителям и гостям, чтобы обсудить действия Сарумана и то, что можно ему противопоставить.