Вагон.

Зашли в вагон. Пахло дешевыми резкими духами, рекой и сыростью грозы, пахло чужими людьми. Их было много. Слишком много. Сели. Тронулись с места. Попарными ударами глухо зазвенели стальные колеса по рельсам, подбрасывая вверх и легонько покачивая из стороны в сторону. «Ненавижу холод», - подрагивая и придерживая ладонями края кофты, первый скукожил плечи, вжимая в них голову. – Хорошая… погода, – протянул он, наигранно улыбнувшись. «Ненавижу, когда тебе холодно», - подумал второй, обняв. – Да, неплохая, – хмыкнул он. «Не хочу тебя отпускать», - парень закрыл глаза и щекой прижался к его теплой груди. Стучало сердце отголосками ударов колесных пар. Его пальцы, такие же теплые, гладили плечи. Шушукались люди в вагоне, переговаривались, толкали друг друга, вставали и садились, уходили и возвращались. Пахло все тем же дешевым парфюмом, глушащим запах гниющих душонок. «Хорошо», - вновь подумалось второму. Он наклонил голову, щекой прижался к его макушке. Хотелось спать, настолько сильно одолевала усталость. Хотелось спать с ним, настолько сильно было подкашивающее ноги чувство. – На какой выходим? – спросил первый. «Неважно, на какой». – До конечной, – блондин пожал плечами. – Оттуда на машине. Первый улыбнулся. Второй улыбнулся в ответ. Едва уловимо подрагивали уголки губ на их лицах, и продолжали злобно фыркать маленькие человечки, заполняющие грузными телами вагон. Под их сдавленное фырканье клонило в сон, сладкий и беспечный. Они редели, постепенно, неспешно, но уходили прочь. Сначала небольшими группками, после все сильнее и сильнее уплотняясь. Вскоре и вовсе не осталось никого. Один лишь машинист усталым голосом объявил: «Следующая - конечная». – Эй, соня, – второй встрепенулся. «Такой милый, когда спишь». Запустил руку в волосы, перебирая пальцы. Парень поежился, успевший задремать. Пропал минувший сон, темноту перед глазами сменили вечереющие пейзажи вида из окна. – Не хочу, – насупился. Руками ухватился за футболку, сминая ее, и носом уткнулся в шею, спрятавшись от всего, казалось, мира. «Будь всегда рядом». – Мы же не можем тут ночевать остаться. «А жаль». – Можем! – уверительно захлопал заспанными глазами. «Ты ведь все можешь, я знаю...». Он поднял голову, упершись взглядом в нависающий над ним подбородок. – Завалим машиниста, и... – У машиниста в кабине газовый баллончик, – заговорила громкая связь. – Расчетное время до прибытия - пятнадцать минут. – Спасибо, – засмеялся. Громкоговоритель приветливо хмыкнул. «Опять дождь», - выглянув на слитые полосы серой массы за окном, первый расстроился. До того было тепло - согрелся. Теперь вновь по телу побежали предательские мурашки. Крепче прижался к родному телу, зарывался под куртку, прятался ото всех на свете, от непогоды и злых взглядов, от дождя и раздражающей вони одеколона. «Люблю тебя», - второй прижался губами к его макушке. По телу разлилось приятное чувство чего-то до боли привычного и такого сладкого. «Люблю», - подумалось в этот момент. Он чувствовал, как покалывают подкожными иглами немеющие кончики пальцев, оттого еще сильнее сжимал кулаки. «Никогда, никогда не отпущу». «Никому не отдам», - стиснул крепче руки на талии в замок и притянул ближе, наклонил голову, губами прикоснулся к мочке уха, безмолвно поцеловал. Брюнет отстранился, стало щекотно. Замер на месте, вглядываясь в глаза, в которых видел свое отражение. Любимые глаза. Ни с какими другими ни за что не спутает, отыщет среди тысяч, среди миллионов точно таких же, но совершенно других. Ударило в сердце, и оно часто заколотилось, отбивая сбитый ритм. Почувствовавший это, блондин улыбнулся и наклонился, робко и трепетно едва прикоснувшись к рдеющим губам. Аккуратно, осторожно, втягивал в себя воздух, закусывая тонкую, синеющую от холода, кожу. Привкус мятной конфетки отдавался во рту ненавязчивым напоминанием минувшего дня. Первый не спешил отвечать. Он наслаждался каждым движением, каждым мимолетным прикосновением его рук к щекам, убирая пряди волос с лица. Вздрагивал от каждой ненароком задетой клеточки кожи. Его словно прошибало током, ударом молнии, таким сильным, что чернеющие тучи за окном и в подметки ему не сгодятся. Обмякал в родных объятиях, растекался по горячему телу и полностью поддавался, отдаваясь без остатка. Чувства переполняли, и, казалось, они вот-вот вырвутся наружу фонтаном, вдребезги разрывая изнутри на маленькие-маленькие клочки, которые невозможно будет склеить. Они раздирали, но не рвали. Хотелось большего, томительно и мучительно. Ответил, вдруг жадно впившись в его губы и подтянувшись выше. Шумно вдохнул носом воздух и задержал редкое дыхание, боясь спугнуть, упустить этот момент, эту кульминацию. Забарабанили за окном капли, вагон остановился, выбросив из-под колес клубы пара. Прекратилось движение, но поцелуй не желал быть прерванным. – Я тебя… – оторвался второй, сбивчиво выдохнув. Улыбнулся. – И я тебя, – ответил первый, пожав продолжающими дрожать уже совсем не от холода плечами. Приятная слабость одолела тело. «Безумно люблю». «Как никого и никогда раньше». И было хорошо. До одури. До дрожи в коленях. До немеющих пальцев. Было хорошо. Понимать без слов. Касаться. Держать за руку. Обнимать. Было здорово. Знать, что они есть друг у друга. Понимать, что счастливы. Топали под летним грибным дождиком босиком по песчаному пляжу, держались за руки. Пахло гремящей вдалеке грозой и цветущей сиренью.