Он появился из ниоткуда, солнцем засияв в темноте моего существования. Я влюбился в его голос, улыбку, смеющийся прищур глаз, в его безгрешную наивность и ребяческое любопытство к земному миру. Мой безгрешный ангел, взращенный на утопичных небесах, он не был готов принять болезненный порок этого мира. Поддавался пороку, упивался пошлостью человеческих чувств и падал. Падал во грехе в мои объятия.

Спаси меня. Помоги. Избавь от кошмаров. Возьми за руку и отведи к свету. Только не оставляй в этой темноте.

Андерс с уверенностью может сказать, что его ад выстроен на фундаменте из потрескавшейся сухой земли, оплетен сухими шипованными корягами и украшен шаткими колоннами некогда выстроенных храмов. И руинами церкви.

«Почему, почему он меня не любит, — крутилось его в голове, — разве я чем-то хуже этого мертвого эльфа? Почему в погоне за Якорем он забыл обо мне. О том, кто всегда был рядом с ним, несмотря ни на что». Ему хотелось зарыдать во весь голос, сотрясти весь мир звуками своего осипшего голоса, чтобы каждый проклятый человечишко знал о его нестерпимой боли.

Скольких еще нужно убить, чтобы вернуть справедливость в этот чертов мир? Этот голос, от которого невозможно избавиться, царапает изнутри, разбивает в кровь и превращает внутренности в багряную кашу своим неумолимым шепотом. Андерс царапает руки до глубоких красных борозд, кричит, пока омертвевшее сухое горло не срывается на беспомощный писк, кусает губы, сдирает кожу с лица и, задыхаясь, падает на колени, разбивая их об истертые доски.