И это всё - в моей голове

- Сколько можно же быть таким лохматым?! Причешись! - только завидев Гарри, рявкнул дядя Вернон вместо утреннего приветствия. Он сидел, как и обычно, во главе стола, со свежей газетой. Рядом умостился Дадли, смотрящий утренние мультики - круглый семилетний мальчик с пухлыми красноватыми щеками. Его светлые волосы, в отличии волос Гарри, были тщательно прилизаны.  Мальчик послушно берет расческу и проводит ею по волосам. Тетя Петуния отрывает взгляд от сковороды, на которой подрумянивается бекон, и смеривает мальчика недовольным взглядом: - Вернон, мне кажется, его надо подстричь.  - Несомненно, Петуния. К какому парикмахеру... - Да ни к какому! - поджав губы, заявила она и вылила на сковороду яйца. - Мне надоело, что из парикмахерской он возвращается с таким видом, будто он там и не был! Гарри вздохнул. Он, конечно, привык к тому, что о нем любят говорить в третьем лице, будто племянника и не было рядом. Но воспоминания о тех возвращениях... Первый раз тетя Петуния не поверила, что Гарри и дядя Вернон были в парикмахерской. И во второй раз пошла с племянником сама. Когда он, подстриженный, снял шапку, и под ней оказались отросшие волосы, тетя сначала хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, а потом заперла его в чулане на всю ночь. В третий раз стричься он снова пошел с тетей Петунией. И по ее просьбе дядя Вернон здорово отхлестал Гарри ремнем, чтобы он "больше так не делал", а потом запер его в чулане на три дня. За это время ему принесли только кувшин с водой и две тарелки холодной, слипшейся гречневой каши. - Я лично подстригу его! - заявила Петуния и разложила яичницу с беконом по тарелкам. Потом посмотрела на Гарри: - Расставь тарелки, а после завтрака не уходи. Обреченно кивнув головой, мальчик ставит тарелки на стол и садится на табурет с вилкой в руках. Стричься он не хотел - прическа его вполне устраивала. Тетя Петуния ворковала над Дадли, тот смотрел мультики, а дядя Вернон читал газету. Они, в общем-то, были неплохой семьей - но без него. Именно Гарри был лишним, странным, ненормальным - и с ним обращались, как с паршивой собакой. Он видел, как тетя брезгливо поджимает губы, собираясь зайти к нему в чулан, и с каким отвращением косится на него дядя Вернон, когда Гарри садился слишком близко к нему. Пожалуй, только Дадли не брезговал прикасаться к двоюродному брату - потому что бил его. После завтрака тетя Петуния собрала посуду, сгрузила ее посудомойку и достала кухонные ножницы. Сначала Гарри подумал, что она собиралась открыть пакет молока, но тетя приблизилась к нему и потребовала, чтобы мальчик сел ближе к окну. Он пересел, и она принялась его стричь. Правда, стричь Петуния не умела, и никогда даже не пробовала - просто Гарри было не жалко. А он морщился каждый раз, когда туповатые ножницы не обрезали, а тянули волосы. Когда же мальчик взглянул на себя в зеркало, он понял, что, если бы не летние каникулы, над ним бы здорово все посмеялись бы. И так общение с одноклассниками не заладилось - обноски Дадли и заклеенные очки в глазах ребят казались чем-то ужасным, и они обходили Гарри стороной, хихикая. А то, что было сейчас у него на голове... Да, тетя почти налысо обкорнала его, оставив челку, "чтобы прикрыть этот ужасный шрам", но после ее "профессиональной" стрижки на его голове образовались ужасного вида клоки волос. - Так лучше, - заявил дядя Вернон. - Ха-ха, плешивый, - рассмеялся Дадли, подошел к мальчику и дал ему шелбан. Гарри быстрым шагом ушел к себе в комнату. Видеть он не хотел не только Дурслей, но и самого себя. Упал в кровать, уткнувшись лицом в подушку, и постарался сдержать непрошеные слезы. Почему так всегда? Почему они его так не любят?  Весь день Гарри просидел в своем чулане, только единожды выбравшись оттуда к обеду, и заснул очень рано, в восьмом часу. На следующее утро, в ванной, Гарри, взглянув на себя в зеркало, чуть не выронил зубную щетку от удивления - из зазеркалья на него смотрел удивленный Гарри с той же самой прической, что и всегда. Волосы отросли за одну ночь! Уже более весело мальчик почистил зубы и вышел на кухню. Но радовался он зря. Увидев прическу племянника, тетя Петуния побледнела, а дядя Вернон, напротив, покраснел. - Негодник! - взревел он, давая мальчику оплеуху. - Перестань так делать! - Но я ведь не знаю, как такое произошло, - по щекам у Гарри побежали слезы, и он весь сжался. - Пожалуйста... - Ах, ты не знаешь?! - еще громче возопил дядя. - Да я тебе! Он дал мальчику еще одну оплеуху и пнул его, потом взял за шиворот и отнес в чулан. Щелкнул замок - Гарри снова заперли. Тот день он провел вообще без еды. Всякий раз, когда кто-то проходил мимо чулана, Гарри стучал в дверь, но на него не обращали внимания. Он мерил чулан шагами, пытался делать уроки - но ближе к вечеру резь в животе уже не позволяла отвлечься на что-либо. Малыш все же не привык к голодовкам: Дурсли могли дать мало еды, но все же покормить, а не морить его голодом.  Гарри хотел узнать время, но часов в чулане не было. Как и окон - и угадать было нельзя, день сейчас или вечер. А может быть, все еще было утро. Мальчик пытался прикинуть в уме, насколько давно перестал болеть свежий синяк, заработанный сегодня утром, но не смог - время текло медленно, будто назло. Он вздохнул: возможно, уже настал день его рождения. Слезы снова потекли по его щекам и даже перешли в беззвучные рыдания: Гарри никогда не праздновал дни рождения, но знал, с каким размахом празднуются именины Дадли. Даже подарков для племянника не находилось - хотя как двоюродному брату Гарри дарили их десятками. От Дурслей нельзя было дождаться даже ласки в день рождения или поздравления - не то чтобы подарка! Почему он такой ненормальный?! Почему он не мог быть обычным, без всяких странных происшествий вроде сегодняшнего?! Почему его родители умерли тогда в автокатастрофе? Наверняка ему, Гарри, жилось бы намного лучше именно с мамой и папой, чем с дядей и тетей, которые орали на него и периодически даже избивали за мелкие проступки. Гарри забился в угол чулана, поджав коленки к подбородку. Он очень хотел друга; такого, который понимал, всегда был рядом, прощал все "ненормальности". Может, он даже и сам был ненормальным в какой-то степени. Он судорожно вздохнул, выключил свет, лег в кровать, не раздеваясь, снял очки, и заснул в раздумьях о друге. Часы в гостинной Дурслей пробили двенадцать раз. Гарри исполнилось семь лет. Через пару часов он вдруг проснулся; малышу показалось, будто в чулане включили телевизор. По крайней мере радио - но включив свет, он ничего не обнаружил. Может, кому-то из Дурслей не спится? Нет, звуки были очень громкими и близкими, будто прямо в голове! Гарри прислушался: это были мужские голоса, что-то обсуждавшие между собой. И они, кажется, действительно раздавались именно в голове мальчика. Поразмышляв немного, малыш мысленно спросил у самого себя: - Кто здесь? - Ну вот, мы его разбудили, - немного расстроено произнес довольно приятный, но все же старый, слегка надтреснутый голос.  - Он бы все равно проснулся, рано или поздно, - холодно ответил голос помоложе.  Гарри зачарованно прислушивался к голосам. Когда они смолкли, он снова спросил: - Кто же вы? - Меня зови Альб, - произнес старый голос. - Том, - надменно представился второй голос. - Я Сев, - послышался еще один голос. Он был словно слегка уставший, но резкий. - А меня зови Ги, - хмыкнул четвертый голос. - Не могу сказать, что меня так зовут... но это первая буква моего имени, во всяком случае. - А я Гарри, - немного неловко сообщил мальчик. - Я знаю, - хором произнесли голоса. - Почему вы появились в моей голове? - нахмурился мальчик. Все четверо неожиданных гостей молчали. Потом Альб начал медленно отвечать: - Гарри, знаешь ли... Мы все давно умерли... - Кто как, - немного тоскливо поправил его кто-то, кажется, Ги. - А некоторые относительно давно, - исправился Альб. - Можно сказать, мы духи. И что-то... Или кто-то... Притянуло нас сюда. Гарри зевнул. Его сейчас волновало другое: - А вы... вы уйдете? - А ты этого очень хочешь? - спросил Ги. - Нет, мне... одиноко, и... скажите, вы будете мне друзьями? Том и Ги почему-то расхохотались. Их голоса сливались в удивительную мелодию смеха и странным образом гармонировали между собой. Когда они успокоились, Альб произнес: - Конечно, Гарри. - Во всяком случае, ты больше не останешься один, - довольно серьезно произнес Ги. - Сев, наверное, рад будет заменить тебе отца, - язвительно произнес Том. - Уймись, - отрезал Сев. Почему-то Гарри лежал и улыбался, слушая перепалку голосов в своей голове.