Трилогия "Виктор"

Планета вне классификаций. 2072 год от создания Империи. В лагере все было по-прежнему. Все работали, занимались своими делами. Я же быстро прошел в заранее приготовленную мне палатку и, достав артефакт, стал его мучить. Артефакт представлял собой камень с какими-то письменами. Их расшифровкой я еще не занимался, но точно знал, что на этом камне зашифрованы данные следующего артефакта. Но для начала это надо было расшифровать. Ну что ж, за дело. Включив ЛК, я отправил на него отсканированное изображение артефакта и подал запрос в официальную базу данных, на предмет расшифровки или хотя бы нахождения подобного языка. Теперь ждать. Пока ЛК обрабатывал информацию и искал ответ, я в задумчивости крутил артефакт в руках. Интересно, что дальше? Где находится следующий? И удастся ли мне его забрать?.. Хотя в том, что удастся, я не сомневался… Ни капли. Только чем придется пожертвовать на этот раз? Или кем… Раздался писк. ЛК обработал данные. Расшифровать не удалось, и языка, даже похожего, тоже не было. Я так и думал… Ну ладно, поищем по-другому. Через неофициальные базы данных… займемся взломом. Мои пальцы забегали по клавиатуре… Через 1,5 часа я устало выключил ЛК, предварительно сохранив всю найденную информацию. Мне удалось выяснить, что это за язык, и даже расшифровать письмена. Там было написано какое-то пророчество, про святой крест и паломников. И были координаты. Пробив по базе, я узнал, что эта планета одна из тех, где не знают про Империю. Уровень развития низкий, есть рабство. Верят в Бога. Имя его труднопроизносимо. Вероисповедание чем-то похоже на христианство на Б-16. А артефактом является тот самый святой крест, который, по преданию, висел на шее у их Бога. Бог пытался донести людям добро и научить их жить в мире и согласии. Но люди не слушали его, и Бог оставил их, и по всему миру наступила тьма. Солнце зашло и, согласно пророчеству, взойдет только тогда, когда вернется Бог. А он вернется лишь тогда, когда в него вновь уверуют люди и захотят его слушать… Так они живут уже несколько сотен лет. Питаются тем, что растет под луной. А Богу поклоняются очень немногие. Единственное из доказательств его существования — это святой крест, который может защитить и уберечь от любых напастей того, кто его носит, а еще он может указывает дорогу к богу. Но никто не знает, где он находится. Он может годами находиться у одного человека, а может внезапно оказаться совсем в других руках, словно бы он сам выбирает себе носителя. Я задумался, как же мне найти этот крест. И как мне вообще вести себя на той планете? Большинство людей там живет, не задумываясь о душе и высших ценностях, фактически, живут только ради себя. Мало кто стремится помогать другим и подчиняет свою жизнь высшим ценностям. И только некоторые пытаются вернуть Солнце и Бога… Скорее всего, прикинусь паломником. Все равно в пророчестве было сказано, что, если людям станет совсем плохо, то кто-нибудь из паломников может попробовать дойти до него, руководствуясь крестом. Вот я и стану паломником, может, смогу найти крест. С такими мыслями я неожиданно для себя уснул. Снился мне Дэниэл. Правда, что именно, я не помню. Он мне просто снился. С утра проснулся от будильника. Занялся мелкой бумажной работой. В палатку вошел один из моих людей, с очередным докладом о проведенной работе. Я, как обычно, безэмоционально выслушал его и отправил куда подальше. То есть дальше нести службу. В голове царила какая-то пустота, и мне было очень сложно поймать хотя бы одну мысль. Они как будто бы специально разбегались от меня. Еще и язык показывали… Я снова откинулся в кресле и закрыл глаза. Перед ними плыли разноцветные круги. Красные, голубые, желтые, зеленые, сиреневые и еще много, много разных цветов. Что-то со мной не так… Это очевидно. Но что? Дело даже не в психике. Теперь уже тело барахлит… Тут неожиданно резко заболело сердце, как бы подтверждая, что да, у тебя проблемы. Я с тихим стоном схватился за грудь. Оно же продолжало болеть, и даже сильнее прежнего. Что такое?! Через минуту я понял, что почти не могу дышать от боли. В глазах помутнело. Опершись о спинку кресла, я попытался встать. Мне, кажется, нужно в мед. часть. Встать не получилось. Новый приступ, сильнее прежнего, заставил меня свернуться клубочком в кресле, вжавшись головой в колени. На лбу выступил холодный пот. Сердце на каждом ударе отдавалось такой сильной болью, что в глазах темнело. Я попытался наладить мысленную связь с начальником мед. части. Но не смог сосредоточиться. Новая волна боли заставила меня резко вздохнуть, отчего стало еще хуже. Последнее, что помню, это быстро приближающийся пол… Очнулся я все там же. У себя в палатке, на полу. Стол опрокинут, стул лежит на мне. Сильно болит запястье. С трудом, но мне удалось подняться. Сердце тихонько ныло. Левую руку я почти не чувствовал. Запястье болело правое, видимо, при падении я повредил его. Голова немного кружилась, и я просто сел обратно на пол. Сколько я провалялся в беспамятстве и почему мое сердце опять шалило, я не знал. В идеале мне сейчас надо к целителю, но почему-то не хотелось. Они обязательно положат меня на обследование, а это затянется надолго. Я же считаю, что на такие мелочи, как здоровье, не стоит тратить много времени. Нужно просто взять что-то вроде валидола с Б-16 и идти заниматься своим делом. Встав, я аккуратно вышел из палатки. Последнее время я многое делаю аккуратно. Лагерь по-прежнему кипел жизнью. Никто и не заметил, что я валялся, не знаю, сколько времени, без сознания. Правильно… я же был в палатке. Окружающие останавливались и отдавали мне честь, вытягиваясь по стойке смирно. Я же шел твердой походкой с гордо поднятой головой и иногда отдавал корректирующие приказы для исправления той или иной ситуации. Дойдя до мед. части, я отогнул полог палатки и вошел внутрь. Там было тихо. Сама палатка была большой, лечебные капсулы стояли вдоль стен палатки, их было двенадцать штук, и одиннадцать из них пустовало. Одна была занята моим солдатом. Подойдя поближе, я заглянул в капсулу. Я его помню. Рядовой Франт Шниккер. В данный момент он спал. В мед. части во время лечения все в основном спали, так время летит быстрее. Бегло взглянув на его анамнез*, приклеенный на стекло, я узнал, что у него перелом голени. Курс лечения почти окончен. Хорошо, когда у целителей и медиков нет работы. Осмотревшись, я нашел глазами нашего начальника мед. части. Он, как обычно, сидел, уставившись в монитор. Меня он еще не заметил. Я тихо подошел к столу, за которым он сидел и поздоровался с ним: — Добрый вечер, Игорь Александрович. Начальник мед. части от неожиданности аж подпрыгнул на стуле. Потом, увидев меня, вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. — Вольно, — произнес я. Наверное, мой голос прозвучал устало, потому что Игорь, внимательно посмотрев на меня, спросил: — Виктор Александрович, с вами что-то не в порядке? — обеспокоенно спросил Игорь. Из всего лагеря только он называл меня по имени-отчеству. Я чувствовал, что Игорь очень привязан ко мне. К счастью, у него есть жена и замечательная дочь, а ко мне он привязан просто по-дружески. — У вас есть обезболивающее? — спросил я. Нач. мед части удивленно вгляделся в меня. — Да, сэр. — Дай мне пару пачек. — Куда вам столько? — Надо, — я хмыкнул. — Буду себя резать по кусочкам и кормить домашнюю пиранью. И, дабы мне не было больно, буду горстями глотать твои волшебные таблеточки. — Что?! — начальник мед. части аж голос повысил, видимо, на миг забыв о субординации. Но потом тут же осекся и проговорил: — Прошу простить меня! Я забылся! Я улыбнулся. Он и вправду за меня беспокоится, а я его напугал. — Отставить оправдания. Я пошутил, Игорь, — успокоил его я. — Просто в последнее время что-то сердце расшалилось. А мне работать надо. Вот и прошу… Игорь тут же принял профессиональный вид и быстро заговорил, даже перейдя на «ты»: — Тебе срочно надо пройти обследование и начать лечение… Я сейчас же соберу остальных… Я поднял руки, чтобы остановить этот поток речи. — Стоп, стоп, стоп, Игорь. Я не буду проходить никаких обследований, у меня нет на это времени. Выдай мне таблетки, и я пойду. — Как это? — от моего ответа Игорь аж впал в легкий ступор. — Вы, видимо, не понимаете… Началось… — …сердце — это не шутки! А если вас во время ваших дел инфаркт настигнет?! Тогда все! — от избытка эмоций он начал жестикулировать. Да, он давно не общался с нормальными имперцами. За такие бурные проявления эмоций Игоря давно бы отправили в лечебницу. — Игорь, успокойся, — попросил я. — Успокойся?! Виктор Александрович, не просите меня успокоиться! Вы всегда, сколько я вас знаю, занимаетесь чистой воды самоубийством! И даже не позволяете себе помочь! — от такой речи Игорь слегка запыхался. Глаза возбужденно блестели, голова гордо приподнята. Такое ощущение, что своим мнением он бросает мне вызов. Я улыбнулся. Хороший парень. Ему, помнится, лет тридцать пять, не больше. Немного импульсивный, но хороший. Я чувствовал, что недовольство давно зрело в его душе. Игорь молчал, но, судя по блеску его глаз, он еще не закончил. А мне даже стало интересно, что он еще может сказать. И поэтому я поддел его: — Ну? И это все? — в моем голосе звучали нотки провокации. Я хотел, чтобы он выговорился. И он продолжил, с новой силой. — Нет, это не все. Я давно хотел это вам сказать. Пусть меня потом публично убьют. Пусть! Я не могу смотреть на то, как вы себя уничтожаете! Это невыносимо… Вас любит весь ваш лагерь. Весь! Иначе бы нас здесь бы не было… А вы!.. — он на мгновение замолчал. Я молча слушал и думал, что и этим людям я делаю больно. — …Вы не позволяете вам помочь. Такое ощущение, что вы просто неспособны любить!!! — последнее он почти выкрикнул и тут же, сообразив, что сказал лишнее, резко замолчал. Я в удивлении приподнял одну бровь. Вот тебе на! Никогда бы не подумал, что почти посторонние люди будут инкриминировать мне это. Но я по-прежнему молчал, смотря на Игоря. В принципе, я почти не видел его. Я думал. Что ему сказать?.. Я не знаю. Никогда не знал, что говорить в таких ситуациях. Внезапно Игорь молча вышел из-за стола и так же молча прошел к одному из шкафов. Потом достал из него что-то и пошел обратно к столу. Положил передо мной три коробки и сказал, сухо и официально: — Вот, возьмите. Две коробки с обезболивающим и одна с адреналином. На случай остановки сердца. Надеюсь, в этот момент рядом с вами будет кто-нибудь, кто сможет сделать вам инъекцию, — с этими словами он отвернулся от меня и зашагал к лечебной капсуле Шниккера. Я некоторое время смотрел на эти коробки, потом взял их и направился к выходу. Когда я уже почти вышел, мне вслед долетел голос Игоря: — Сэр, позвольте одну просьбу. Я обернулся. — Какую? — Когда вернетесь, пройдите, пожалуйста, полное обследование и, если понадобится, последующее лечение. Я задумался, затем ответил: — Пройду, если будет время. — Надеюсь, у вас оно будет. Я кивнул. И я надеюсь… Выйдя из мед. части изрядно озадаченный, я прошел в свою палатку. Странно, видимо я действительно мало внимания уделял своим солдатам… Я привык решать свои проблемы сам, ни с кем не советуясь и не прося помощи. А ведь они тоже живые. Многое замечают и даже переживают за меня. Но у них нет возможности высказать это — я сам не даю им это сделать. Возможно, стоит быть внимательнее к ним… Почему-то мне опять захотелось спать, чем я и занялся. Проснулся я на рассвете. Медленно восходящее солнце освещало одну из стен моей палатки. В лагере было тихо, слышались только негромкие разговоры часовых. Потянувшись на койке, я сообразил, что уже довольно давно не ел. Желудок напомнил о своем существовании. Я быстро встал и прошел в столовую. В это время в ней еще никого не было, поэтому я спокойно подогрел себе норму еды, оставшуюся со вчерашнего дня, и поел. Почему-то мне совершенно не хотелось ехать на ту малоизвестную планету за артефактом. И, сидя в столовой, я понял, что сознательно тяну время. Частый сон, еда, разговоры с Игорем… Это лишь способы оттянуть неизбежное. Я не мог понять, почему мне не хочется туда. Интуиция, наверное. Просто не хотелось, но надо. Доев, я снова вернулся к себе в палатку и по интернету заказал одежду того времени. Заказ будет готов через три часа, скорость у машин высокая. В ожидании заказа я снова сел изучать тот мир, куда собирался. И даже нашел его шуточное название, которое не признавали официальные органы. «Вечная ночь», так ее иногда называли. Номер такой-то, атмосфера пригодна для жизни, развитие — где-то средневековое и т.д. Я как раз дочитал всю информацию и даже успел «влить» в мозг базовое знание языка, когда мне пришел отчет о готовности одежды. Теперь мне нужно было ее забрать. Позвав одного из своих солдат, я воспользовался своим служебным положением и послал его за одеждой. Заодно отправил и в банк, поменять кредиты на золотые и серебряные монеты. Сам же снова погрузился в раздумья. Но ничего из этого не вышло, мысли снова разбегались. В итоге я дождался, пока мне принесут одежду, сообщил Сэлл о том, что ухожу, и, собрав вещи, открыл портал. Затем с глубоким вздохом — на сердце почему-то по-прежнему было тревожно — шагнул в него… Планета «Вечная ночь». 2072 год от создания Империи. Резкий порыв ветра в лицо, судорожно вдыхаю воздух, и падаю. Примерно с трехметровой высоты. Не особо много, но вполне хватило, чтобы выбить воздух из легких. Странно, по-моему, я открывал портал по точным расчетам и должен был оказаться сразу на земле… Что-то с этой планетой не так. С тихим стоном я медленно повернулся на спину. Так как я приземлился лицом вниз, нос был немилосердно разбит. Я чувствовал, как он горит от боли, и это очень мешало сосредоточиться. Я осторожно ощупал его пальцами. Да, как всегда, он был в очередной раз сломан. Ну и хрен с ним, заживет. Сфокусировать взгляд я смог только через пару минут, и то с огромным усилием. Темнота. Туман… И приближающийся ко мне человеческий силуэт с факелом в руке, свет которого разгонял туман. Я попытался встать, но ушибленные ребра дали о себе знать острой и резкой болью. Подавив стон, я упал обратно на прохладную землю. Все-таки приземление не прошло даром. Человек с факелом приблизился, и я увидел обычного паломника. Вообще в этом месте, куда я открывал портал, их должно быть довольно много. Я надеялся, что крест у кого-то из них. Раз уж он сам выбирает себе носителя, то, наверное, это должен быть кто-то, верящий в пророчество. А здесь, в этой небольшой стране, расположенной на равнинах, их целое скопление. Каждый идет, следуя своему предназначению. Они верят, что на каждую душу, которая пребывает в человеческом теле, выпадает свое испытание. И, чтобы в следующей жизни все было лучше, чем здесь, человек обязан его пройти. По мне, так очень странная философия: будем мучиться в этой жизни, чтобы не страдать потом. А кто точно знает, что будет потом? И зачем тогда мучиться сейчас, проходя какое-то мистическое испытание, если и без него страданий хватает? Паломник был одет в серую хламиду до пят, из-под неё выглядывали такие же серые от времени штаны и грубо обработанные ботинки из непонятного мне материала. — Что с вами? — обеспокоенно спросил паломник, мужчина лет сорока на вид, но уже с абсолютно седыми волосами. При себе никакого оружия, по крайней мере, на виду, что меня немного успокоило. — На вас напали разбойники? — задал еще один вопрос паломник. — Я услышал шум и прибежал. Моя стоянка недалеко, — пояснил он. — Так на вас напали? — уже почти утвердительно сказал он. — Этот путь небезопасен… Я кивнул, решая, что лучшая ложь — это та, которую придумал сам человек. — Да, на меня напали, но вы, кажется, их спугнули, — ответил я. Собственная речь показалась мне немного странной, какой-то более тихой, чем в Империи. Паломник подал мне руку, помогая подняться. Я встал, все еще морщась от боли в ребрах, и отряхнулся. Из сломанного носа по лицу неприятно стекала кровь. Увидев это, паломник протянул мне какую-то тряпицу. — Вот, возьми, брат, — сказал он более мягким тоном, переходя на ты. — Брат? — удивился я. — Ну да. Ты же тоже паломник, как и я. Правильно? — немного удивленно сказал он. Действительно, что это я туплю. Дезориентация после падения, видимо. Я ведь заказывал сшить себе одежду, похожую на паломничью. Серый балахон, простые ботинки из грубой кожи, под балахоном рубаха и штаны. Сумка через плечо. Я посмотрел на паломника и кивнул. — Пойдем к костру. Возможно, ты голоден, я как раз приготовил поесть. Пойдем, брат. Ты плохо выглядишь, — сказал паломник и потянул меня за рукав. Скорее растерянно, нежели плохо. Послушно прошагав за ним несколько метров, я увидел отблески костра. Подойдя к нему, мы сели, и паломник тут же положил мне тушеной картошки с мясом. — Ешь, — голос его звучал мягко и словно успокаивающе. — Спасибо, — искренне поблагодарил я, все еще пребывая в легкой растерянности. Меня не оставляло ощущение, что что-то не так… Некоторое время мы ели молча. Потом мужчина сказал: — Меня зовут Сельвано, для тебя брат Сельвано. А тебя как зовут? Я задумался и, решив, что мое имя здесь никому ничего не даст и его не опасно назвать, представился: — Виктор. — Я рад с тобой познакомиться, брат Виктор. Ты тоже совершаешь паломничество к Святым? Да? — в его вопросе слышалось утверждение. Кажется, этот мужчина сам себе отвечает на заданные вопросы. Что ж, для меня это очень удобно. Вспомнив кусочек истории этого мира, я кивнул. Святые — это те паломники, которые видели Бога. И Он их наградил разными мелкими способностями. Понемногу лечить, дарить успокоение душе, находить источники воды, пропитания. По крайней мере, такая информация содержалась в базе Империи. Не знаю, сколько я просидел, думая о своем, но в реальность меня вернул мягкий голос брата Сельвано. — Ты молчалив, брат… Я в удивлении посмотрел на него. Молчалив? А что мне тут еще делать? Попусту воздух тревожить не хочу. — И это хорошо, — продолжил Сельвано. — Я вот слишком много болтаю, — он улыбнулся. — Это плохо. — Почему? — спросил я, все-таки решив поддержать диалог. — Боги любят молчаливых. Ты разве не знал? — кажется, он искренне удивился моему незнанию. — Только молчаливые могут хранить тайны Бога, и только им Он их и доверит. Я слегка удивился, но промолчал. Кажется, Сельвано был добр, от него не исходило и капли опасности или какой-то тревоги. Этот человек был почти счастлив, его душа пребывала в абсолютном покое. Понемногу мне удалось расслабиться. Я встал и отошел от костра на пару шагов. — Брат Виктор, позволь узнать, куда ты? — Кажется, Сельвано слегка обеспокоился. Я обернулся и, вполне искренне улыбнувшись, ответил: — Хочу смыть кровь с лица, не найдется ли у тебя воды, брат Сельвано? — Да, конечно, — он протянул руку к сумке и достал оттуда кожаный мешок, наполненный водой. Я с благодарностью принял его и, отвернувшись, стал смывать кровь с лица. Нос немного болел. Надо бы вылечить. Я положил свою ладонь на нос и сосредоточился, пытаясь вытянуть боль… Ничего не получилось. В удивлении я отнял руку от лица и посмотрел на неё, словно она могла мне что-то объяснить. Так, главное, не беспокоиться, нужно расслабиться и еще раз сосредоточиться. Но и во второй раз у меня ничего не вышло. И в третий, и в четвертый. В душе начала разрастаться паника, ничего не получалось. Я попытался телекинезом поднять камушек, что лежал рядом, но снова потерпел крах. Я ничего не мог. Вообще ничего! Я больше не чувствовал своей силы! Ее как будто бы не было! Я был пуст! Обычный человек… На миг меня сковал дикий, панический ужас. Даже дыхание остановилось. Никогда еще не чувствовал себя таким пустым… Наверное, не стоило даже пробовать применять силу. До моей попытки вылечить нос я ничего не чувствовал. И оставался бы в таком счастливом неведении и далее… Кажется, я застонал, схватившись за голову. — Брат Виктор, тебе плохо? — долетел до меня озабоченный голос Сельвано. Я медленно выдохнул. Надо успокоиться. Ничего, и не в таких ситуациях бывал. Выберемся, разберемся, усвоим. — Со мной все хорошо, брат Сельвано, — отозвался я, — просто немного устал. — Ааа… — улыбнувшись, протянул паломник. — Ну, приляг, поспи… И вообще, брат Виктор, у меня появилось предложение. Господь Бог никогда ничего не делает просто так. Если Он нас познакомил, давай тогда и дальше пойдем вместе? Я задумался. В принципе, если учесть, что у меня временно нет способностей, думаю, лучше согласиться. Хотя бы «политическую обстановку» выясню. — Хорошо. Пойдем вместе, брат Сельвано. Только сейчас я посплю. После сна мозг очищается от лишних мыслей, как бы перезагружается. Сейчас мне это не помешало бы. — Доброй ночи, брат Виктор. Пусть Бог пошлет тебе хорошие сны. Подумав немного, я ответил ему той же фразой. Потом лег на одеяло, которое мне дал Сельвано. И тут же провалился в сон. *** Мне снились глаза Дэниэла. Такие прекрасные и затягивающие, такие идеальные и завораживающие… Такие мертвые. Я проснулся и сел, над головой звезды… словно и не просыпался. Мои губы скривила ироничная усмешка. Бывает, возлюбленные говорят друг другу: «Твои глаза как звезды». Они, наверное, и представить себе не могут, что такие глаза на самом деле существуют. Я взъерошил себе волосы, думая, что же делать дальше. Потом осмотрелся. Сельвано сидел неподалеку от меня, грел что-то в котелке. Вокруг была тишина, только треск поленьев нарушал покой ночи. Так безмятежно и спокойно, что аж подозрительно. Не верю я в хорошее… — Доброй ночи, брат Виктор, с пробуждением, — сказал мне Сельвано. Я ответил ему такой же фразой. Судя по всему, она была у них дежурной. Правильно, где-то бывает доброе утро, а тут и утра-то нет, всегда ночь. — Сейчас поедим и отправимся дальше в путь. Я кивнул, соглашаясь, и сел поудобней, принимая свою долю еды в тарелке. Съев немного, я спросил: — А куда мы пойдем? Сельвано пожал плечами. — Не знаю. Пусть наши души ведут нас. Я едва слышно вздохнул. Очень абстрактные координаты, я привык к другому. Впрочем, надо ассимилироваться на время и принять чужие правила игры. Здесь не я командую, к сожалению. Так что пусть ведет душа, но скорее его, чем моя. Его душа, думаю, уже привыкла работать проводником в этой тьме, а моя… А своей я давно не пользуюсь, может, уже засохла где-то в недрах меня и рассыпалась в прах. Доев, мы быстро собрались и пошли. Просто дальше по дороге. Шли мы почти весь день, ну, по крайней мере, для себя я назвал это днем. Вокруг нас медленно менялась местность, проходили какие-то люди, изредка пробегали дети. Их невинный и легкий смех пронзал тишину и мрак этого места и словно окрашивал его сполохами пламени. Как будто каждый из детей был маленьким костром. Только, я думаю, никто не заботился о поддержании огня и света в них, и дети со временем вырастали и гасли, становясь такими же, как и все вокруг. Каждый житель этой планеты был погружен сам в себя, в свои проблемы, дела и мысли. Люди, которых нам довелось встретить по дороге, не обращали на нас никакого внимания. Им не было никакого дела до окружающих, ну разве что убить или ограбить ближнего, и то только ради себя. Мне было жалко их, хотя, если посмотреть, то Империя не лучше, но там с этим легче. Проявление чувств и эмоций практически полностью запрещено, и люди с рождения привыкают почти ничего не испытывать. Поэтому никакого эгоизма, эгоцентризма, зависти, ревности, злобы… Все эти понятия просто не успевают нормально развиться в человеке, и в итоге люди не знают, что они должны испытывать в той или иной ситуации. Моральные инвалиды. Я в очередной раз порадовался тому, что меня воспитывал Дэниэл. По вечерам мы останавливались и разводили костер. Во время готовки еды непринужденно болтали о чем-то философском или мирском. Сельвано оказался очень интересным и образованным, по меркам этой планеты. Он знал много интересных историй и мифов. А еще мог разговаривать на трех языках, учитывая, что образование здесь было далеко не повсеместным, это очень много. Когда я поинтересовался, как он смог выучить столько, Сельвано слегка задумался. Я молчал и просто наблюдал за ним. Глубокие морщины прочертили его лоб, седые волосы падали на глаза, но паломник словно не обращал на них никакого внимания. Его глаза смотрели куда-то в пустоту, мне по себе был очень знаком этот взгляд. Сельвано вспоминал. Я посмотрел на небо. Как обычно, темное и усеянное звездами. К сожалению, ни одно из созвездий не выглядело знакомым мне. Наверное, надо как-нибудь спросить у Сельвано, может, он знает… — Когда-то в детстве… — неожиданно заговорил он. Я снова перевел взгляд на него и стал внимательно слушать. На костре медленно поджаривалась тушка кролика. — Когда-то, в то время, которое я не особо помню, в силу своего маленького возраста, нас с моим братом отправили в соседнюю деревню. Сейчас даже не упомню, зачем, да и, думаю, неважно… — Сельвано поднял голову к небу и некоторое время молчал. Судя по выражению его лица, эти воспоминания были для него крайне неприятны. Я молча ждал, шевеля углы в костре. Не хочу настаивать, хотя очень интересно узнать жизнь этого необычного человека. Но раз ему неприятно, то пусть решает сам, рассказывать или нет. — Наша дорога пролегала через темный и густой лес, — снова заговорил паломник. — Весь путь занимал неделю. Брат был старше меня лет на десять, и поэтому я не боялся. Ровас всегда был для меня примером. Сильный, смелый и очень добрый, он часто говорил, что если верить в чудо, то оно обязательно произойдет. На пятую ночь, когда мы готовили себе еду, Ровас что-то услышал и, взяв меч, сказал мне: «Сель, сиди тихо, я скоро вернусь». «Обещаешь?» — спросил я тогда. Брат потрепал меня по волосам и, светло улыбнувшись, ответил: «Конечно, Сель, ты, главное, верь». Сельвано снова замолчал. Я молча ждал, почти с замиранием сердца, словно мне открывали какую-то тайну. Хотя это была всего лишь история одного странного паломника, о котором я, после завершения своих дел здесь, быстро забуду. Но все же что-то было в нем такое, что заставляло слушать и вникать в его истории, рассказанные тихим проникающим в душу голосом. — Он не вернулся, — продолжил Сельвано. — Я ждал и верил, как мне и говорил Ровас. Но его все не было и не было. На второй день ожиданий я решил пойти и поискать его. Маленький, глупый, уставший и отчаявшийся ребенок… Я нашел лишь разбойников, их лагерь оказался неподалеку от того места, где мы с братом остановились. Они схватили меня и продали в рабство, далеко, за Грейское море. Больше я никого из своей семьи не видел, мне так и не удалось узнать, что случилось с братом. Я удивился. Сельвано был рабом? По нему не скажешь, в его поведении не проявлялось никакой деформации личности, свойственной рабам. — Мой хозяин, его звали Батрук, был довольно мягок со мной. Я прислуживал по дому и выполнял мелкие поручения, — говорил дальше паломник. — В его доме часто бывали разные гости из разных стран и порой дарили ему своих рабов. Вот от этих рабов я и научился разным языкам. Через семь долгих лет для Батрука наступили сложные времена безденежья, и он продал меня за хорошую сумму одному из здешних монахов. Тот, в свою очередь, купил меня только из-за знания разных языков, он совершал паломничество, и ему нужен был переводчик. На одной из проселочных дорог на нас напали и ограбили, того монаха убили, меня просто оглушили, но приняли за мертвого и не тронули. Придя в себя, я понял, что нахожусь неизвестно где, без денег, лошадей и даже без еды. Сельвано неожиданно тихо рассмеялся. — Но, по крайней мере, я был свободен, что не могло не радовать. Я добрел до ближайшей деревни и смог найти там работу — стал подмастерьем кузнеца. Жил, работал, обучал азам грамоты местных детей. Так прошло еще несколько лет. Собрав достаточно денег, я решил найти свою семью. Мне было шестнадцать, и я был молод и наивен. Меня ограбили и жестоко избили в первом же городе. Валяясь на улице, весь в крови, я думал, что вот он — мой конец… Сельвано опять замолчал, я не торопил его. Он и так рассказывает гораздо больше, чем я просил или ожидал. Паломник проверил кролика и неодобрительно покачал головой: — Еще сырой, ну да ладно, зато я смогу продолжить свою историю. Я еще не утомил вас, брат Виктор? — Сельвано снова чисто и светло улыбался. — Нет что вы, — успокоил я его. — Ваша жизнь очень интересна. Сельвано пожал плечами и продолжил. — Меня подобрал один из местных монахов и отнес в церковь, где поклонялись Святым. Пока я находился у них, мне удивительно легко удалось проникнуться их идеями и мыслями. Моя душа наконец успокоилась, после долгих скитаний и бед. Выйдя за стены церкви, я понял, что смотрю на мир другими глазами. Все стало казаться гораздо проще и светлее. В нашем мире ведь так не хватает света, тепла и добра. Я решил, что буду проповедовать среди мирных жителей, я ходил по городам и рассказывал людям о Святых. Об их силе и доброте. Конечно, далеко не все меня слушали, но я старался. В одном из городов я встретил Хэвну. Она так быстро прониклась моей идеей, что я не смог с ней расстаться. Сельвано как-то блаженно улыбнулся и продолжил: — Мы поженились через год, а через два у нас родился сын. — У тебя есть жена и сын? — удивленно спросил я. — Да, есть, — паломник еще раз улыбнулся. — Мы назвали его Ровасом, в честь моего брата. Я до сих пор не знаю, что с ним. Когда я смог, наконец, добраться до мест, где родился, мне сказали, что все мои родные уже мертвы. Его улыбка погасла, и он умолк. Чтобы как-то разрядить атмосферу, я спросил: — А что случилось с твоей женой и сыном? — Ничего, они живут в нашем маленьком домике, в одном небольшом городе. А я просто ушел в паломничество. — И твоя жена не была против? — удивился я. — Нет, Хэвна умница, она знает, что мне это путешествие очень нужно. После всего я вернусь к ней, и мы заживем как прежде. Я не знал, что сказать и потому лишь улыбнулся. Сельвано с виду такой простой человек, но жизнь у него была насыщенная. Паломник еще раз проверил кролика и весело сообщил: — Готово. *** Все время нашего дальнейшего пути Сельвано либо чему-то улыбался, либо просто молчал. Я его не беспокоил. Несмотря на то, что здесь не восходило солнце, на этой планете было тепло. Само ядро грело почву так, что она была теплой на ощупь. Мне было интересно это явление, но, так как в Империи никто его не изучал, информации у меня было крайне мало. А самому начинать подобные исследования сейчас было как-то не с руки. Через десять дней пути мы увидели еще одного паломника. Он сидел на площади одного из маленьких городов и занимался самобичеванием. В легком недоумении я замер, наблюдая за ним. Сельвано тоже остановился. Я смотрел на паломника, тот же с каким-то мазохистским наслаждением избивал себя плетью. Плеть на концах была утяжелена железными шариками, и с них уже капала кровь. Но паломник, похоже, этого не замечал. — Зачем он это делает? — спросил я Сельвано. Сельвано чуть удивленно взглянул на меня. — Брат, ты разве не помнишь, что путь к Святым — это испытание для паломника? И для каждого оно свое. Видимо, это его испытание. Испытание болью. — А каково твое испытание? — снова спросил я, мне стало действительно интересно. Сельвано пожал плечами. — Я пока не знаю. Всему свое время. — Потом задал встречный вопрос: — А твое испытание, брат Виктор, какое? Я тоже пожал плечами. — И я этого пока не знаю. Потом мы пошли дальше. Тот паломник так и остался на площади наедине со своим испытанием. А каково мое? Всю дорогу до остановки на сон я думал об этом. Как-никак, я тоже паломник. Ответ явился мне скоро, очень скоро. Во сне. На остановке мы поели, немного поговорили и легли спать. Точнее, я лег. Сельвано сказал, что здесь небезопасно, и лучше спать по очереди. Он вызвался дежурить первым, я согласился. Едва я погрузился в дремоту, меня настигли воспоминания, причем не самые приятные… А-1. Империя. (планета правителя). 1673 год от создания Империи. Как он мог?! Совсем с ума сошел! Власть опьянила! Во мне кипела ярость. Сегодня днем Дэниэл прилюдно казнил одного из нашего лагеря, обвинив его в предательстве. Даже не казнил — убил, без суда и следствия! Он даже не дал тому парню что-то сказать в свое оправдание, просто убил, одним движением отрезал ему голову… И все! А после этого преспокойненько отправился к себе домой, на А1. Отдыхать! Интересно, он хоть кровь того бедного парнишки смыл с рук, или так, засохнет, сама отвалится?! Ненавижу его! Его идиотские выходки! Самодур! И как его могли назначить Начальником Императорской охраны, он же псих! И на лечение никак не отправится. Зачем? Зачем он его убил?! Мне нужна его истинная цель. И я ее узнаю… С такими мыслями я шел по коридору дома Дэниэла, в ту комнату, в которой он, собственно, и находился. Дойдя до двери его спальни, я чуть ли не вышиб дверь ногой. Дэниэл сидел за столом и пил… Как обычно. Когда у него начинаются приступы агрессии, он всегда запирается, пьет вдали от всех, а потом что-нибудь рушит. Но в данный момент меня это не интересовало. Причем совсем. А зря. Наверное, тогда, в далеком прошлом, мне стоило хорошо подумать и тут же выйти из его комнаты. Тогда бы ничего не случилось… Но я этого не сделал. В то время я все еще был слишком эмоционален. Мне было всего семнадцать лет, и я был зол. Подойдя к столу, за которым сидел Дэниэл, я с размаху опустил ладонь на столешницу и злобно спросил: — Зачем?! Дэниэл поднял на меня абсолютно трезвый взгляд, в котором читалось искреннее удивление. — Что зачем? — тихо спросил он. Я снова ударил ладонью по столу. Виски в стакане Дэниэла задрожало. — Не притворяйся! Ты знаешь, о чем я! Зачем ты его убил?! — мой голос почти сорвался на крик. В душе кипела ярость и праведный гнев на этого морального урода, спокойно сидевшего передо мной. От моего крика Дэниэл поморщился и слегка напряженным тоном сообщил: — Вик, ты не в себе. Если хочешь, мы поговорим об этом, когда ты успокоишься. Но не сейчас. Поверь, так будет лучше для нас обоих. — Нет! — прокричал я. Благо, в доме никого больше не было, и это никто не слышал. — Я-то в себе! А вот ты, — я ткнул в его сторону пальцем, — совсем ума лишился. Псих чертов! Убиваешь людей почем зря! Просто так! Дэниэл нахмурился и встал из-за стола. Я тоже выпрямился, гневно сверля его взглядом. Ах, ребенок! — хотелось мне сказать себе тогдашнему. Глупый ребенок, который любил играть с огнем… — Вик, первое: не смей орать на меня, — его голос слегка повысился, — я этого не позволю. Второе: выйди вон из моей комнаты и успокойся. Ты меня понял? Я издевательски улыбнулся. — Да, конечно! — Потом резко добавил: — Ага, щас! Размечтался! Я не уйду отсюда, пока ты мне все не объяснишь! Лицо Дэниэла исказилось от едва сдерживаемой злобы. Он никогда не терпел неповиновения. Я же продолжил подливать масла в огонь. — Объясни, если сможешь! Почему ты его убил? Он не предавал ни тебя, ни Империю. Он был мне почти другом. А ты его убил! Даже не предоставив весомых доказательств! — я снова закричал: — А теперь объясни! По какому праву?!.. Ты убиваешь невинных людей?! Дэниэл резко вышел из-за стола, а через секунду оказался напротив меня. В глазах было столько же ярости, сколько и у меня. — По какому праву?! — зашипел он. — Хочешь знать, да?! Мне стало немного страшно, но я кивнул. — Да, хочу! Объясни, если сможешь, конечно, — и я снова издевательски улыбнулся. — Да потому, что я всегда прав! — закричал Дэниэл совершенно неожиданно. Я чуть вздрогнул. — Прав, черт побери!!! Хотя иногда охота ошибиться! Слышишь, Вик?! Я всегда прав, поэтому я его казнил. Он предатель! Я посмотрел Дэниэлу в глаза и рассмеялся. — И все?! Поэтому ты его убил? Да ты просто сумасшедший! — прокричал я ему в лицо. — Тебе лечиться надо, и давно! Тебе еще голоса не слышатся?! А, Дэниэл?! — я смеялся. Зло и с удовольствием. Дэниэл схватил меня за воротник рубашки. И снова прошипел в лицо, от чего запах виски ударил мне в нос, заставив поморщиться. — Знаешь, Вик. Я тут подумал, что надо было тебя убить еще тогда, когда ты свалился мне на голову, — теперь он улыбнулся. — Или оставить в приюте, чтобы оттуда тебя отправили прямо в психушку. Тварь ты неблагодарная, вот ты кто! Мое лицо опять исказила усмешка. — Убить, говоришь? А что? Неплохая идея. Давай. Закончи дело! Исполни мечту! Ведь тебе пофиг, кого убивать! Давай, убей! — я снова кричал на него. — Убей! Ну, что?! Кишка тонка? А?! Ты, урод хренов! Это было последнее, что я успел выкрикнуть. В следующую секунду кулак Дэниэла врезался мне в челюсть. От удара потемнело в глазах, голова взорвалась болью. Я упал на стол и опрокинул виски. Дэниэл тут же, вцепившись мне в рубашку, поднял меня и еще раз ударил, на этот раз в солнечное сплетение. У меня наступила дезориентация. Перед глазами все плыло. Потом был еще удар, снова в челюсть. Она хрустнула. На этот раз я упал мимо стола, сломав стоящий рядом стул. Из глаз лились слезы, и я ничего не видел. Чуть приподнявшись на локтях, я почувствовал хороший пинок по ребрам, затем еще один, и еще. Спустя несколько ударов я просто свернулся клубочком, защищая лицо руками. Внезапно удары прекратились. Я осторожно открыл глаза. Дэниэл в ярости крушил мебель, всю, которая попадалась на пути. Кресло, стулья, кровать. Он разносил комнату, всю до основания. Носился по ней, как дикий зверь. Про меня как будто бы и забыл. Тогда, пользуясь моментом, я попытался отползти к выходу. Но как только пошевелился, тело свело острой болью, и из груди вырвался стон. Варт резко обернулся и, подбежав ко мне и вцепившись в воротник, слегка приподнял. Я слабо попытался защититься, но, кажется, мои попытки он даже не заметил. В его глазах была животная ярость. Таким я его еще не видел. Это потом я насмотрелся на него в разных состояниях, как и он на меня… Но тогда мне стало страшно. Очень. Дэниэл замахнулся для нового удара. И я рефлекторно, как-то по-детски, зажмурился и закусил губу, чтобы не кричать. Но удара не последовало. Я медленно открыл глаза и в удивлении посмотрел на него. Дэниэл смотрел на меня, как будто бы борясь с чем-то. А потом, взглянув мне в глаза, почти прошептал: — Прости. Я не хотел. А потом поцеловал меня. Грубо, яростно и жестко. Моя сломанная челюсть отозвалась дикой болью, из глаз снова хлынули слезы. Я застонал, пытаясь вырваться. Мне было больно. Очень. Но это оказалось только началом… Дэниэл перевернул меня на живот и, почти сорвав с меня штаны, изнасиловал. Грубо и по-звериному жестоко. А я даже кричать не мог от боли в челюсти. Только стонал и мычал, до последнего предпринимая слабые попытки вырваться, чем приводил его в еще большое бешенство. И он снова бил меня. Не помню, сколько это продолжалось, но я наконец-то потерял сознание… Планета «Вечная ночь». 2072 год от создания Империи. Из этого кошмара меня выдернул Сельвано, сказав, что моя очередь дежурить. Я сел у костра и еще долго пытался отойти от ужасного воспоминания-сна. Тогда, в 1673-ем, я сам был виноват. Сам. И даже тогда я это осознавал. После той ночи я пришел в себя в мед. блоке, где и пролежал около четырех недель. У меня оказалось сломано два ребра, челюсть, нос, плюс множественные гематомы по всему телу. Не знаю, что Дэниэл сказал целителям, но мне никто ни разу не задавал вопросов. Сам же Варт в мед. блоке не появлялся. А я все время пребывания там думал. И пришел к выводу, что не виню его в том, что случилось. Стечение обстоятельств и моя глупость. Но видеть его я пока не хотел. Поэтому сначала я через ЛК отправил ему заявление на отпуск, которое он подписал без лишних вопросов. А потом, вернувшись на работу, я просто посылал ему прошения на задания, связанные с отдаленными от центра Империи планетами. И он все подписывал. Дэниэл ни разу не пытался со мной связаться. Он как будто бы специально давал время, чтобы разобраться в себе. То, что он со мной сделал, повергло меня скорее в задумчивость, чем во что-то еще. Я думал о том, что отныне нужно быть осторожнее и тщательнее следить за языком и проявлением эмоций. Потом постепенно осознал, что мою душу это почти не задело. И со временем вообще постарался забыть этот эпизод жизни. Но на этой планете он вернулся ко мне. Во сне. Почему? Через несколько часов я разбудил Сельвано и мы отправились дальше в путь… *** Последние три дня нашего пути вокруг было подозрительно тихо. Ни людей, ни паломников, животных и птиц тоже не было. Сельвано не выказывал никакого беспокойства, и мы продолжали свой путь в неизвестность. Еще через день я все-таки спросил его: — Брат, а что это за странные места? Ни людей, ни животных, ни птиц? Сельвано посмотрел на меня и, чуть замедлив шаг, сказал: — Это проклятые места, брат, они всегда появляются там, где в тот момент находятся Святые, они словно блуждают вслед за ними, дабы неготовые не могли добраться до Видевших Бога. Святые живут в этих местах?! Да здесь воды почти нет, не то что еды. — А ты уверен, что нам туда? — Да, — ответил Сельвано, положив руку на грудь, — меня ведет Бог. Угу, подумал я. А я вот никаких богов не чувствую… Мои размышления прервала стрела, пролетевшая в опасной близости от лица. Рефлекторно вздрогнув, я пригнулся. — Разбойники! — крикнул Сельвано, доставая маленький кинжал. Паломникам запрещается носить оружие длиннее, чем кинжал. Только что мы можем сделать с двумя кинжалами против вооруженной темноты… Следующая стрела вонзилась рядом с моей ногой. Я отпрыгнул, вглядываясь во мрак. Мне бы сейчас сюда хоть чуть-чуть моих способностей. А так — как слепой котенок… Мы встали спина к спине. Достав свой кинжал, я оглядывался по сторонам, стараясь различить хоть какое-то движение. Сельвано тоже осматривался. Еще одну стрелу мне удалось, по-моему, только чудом, отбить кинжалом. Но дальше везение покинуло меня, и следующая вонзилась мне в плечо. Я громко вскрикнул от боли и схватился за стрелу свободной рукой. Судя по ощущениям, она засела довольно глубоко, еще один их выстрел — и мне конец. Я не могу защищаться в таком состоянии. В глазах противно мутнело, а к горлу подступала тошнота. И тут произошло что-то странное. Неожиданно стало светло, мне даже показалось, что взошло солнце, но такого просто не могло быть. Не здесь. Свет померк так же внезапно, как и появился, и я почувствовал, что падаю… *** — Брат Виктор, очнись, — долетел до меня чей-то знакомый голос. — Брат Виктор, ты меня пугаешь, брат Виктор, открой глаза, если слышишь меня, — в голосе звучало беспокойство. Я с трудом открыл глаза. Надо мной, склонившись, сидел Сельвано. — Все почти нормально, — смог простонать я, плечо разрывало от боли. — Ну вот, брат, мы снова вместе. Я рад видеть твой взгляд, — лицо Сельвано прямо-таки излучало радость. Попытавшись приподняться, я застонал и рефлекторно схватился за раненое плечо. Сельвано аккуратно отвел мою руку от раны. — Не надо, брат. Не трогай. Она еще не успела затянуться. После того, как разбойники убрались, я вытащил стрелу и перевязал тебя, осталось только надеяться на то, что стрела не была отравлена. — А что произошло? Последнее, что я помню, это свет… — спросил я. — Нас спасли Святые и Бог. — Что? — не понял я. Сельвано запустил руку себе под рубаху и вытащил оттуда тот самый крест, за которым я и пришел в это богами проклятое место. — Вот, брат Виктор, этот святой крест ведет нас и защищает. Значит, мы держим правильный путь. Мне кажется, что скоро мы придем к Святым, а там и к Богу. Сельвано мечтательно улыбнулся. Возможно, и придем, только теперь мне нужно придумать, как забрать крест и вернуться в Империю. По крайней мере, я хотя бы знаю, где он. Это уже что-то. Можно, конечно, просто убить Сельвано, но очень не хотелось делать этого. Паломник оказался хорошим человеком, что является крайней редкостью. Да и как мне потом убраться с этой планеты, а так, действительно, вдруг Святые существуют и смогут помочь мне. Сельвано на секунду отошел от меня и стал копаться в сумках. Потом что-то достал оттуда и протянул мне. Это оказалась маленькая фляжка. — Это от возможных ядов, хотя я совсем не уверен, что это поможет. Но ты все равно выпей, а я за тебя помолюсь. Я мысленно хмыкнул, но все же принял фляжку из рук паломника. Глотнув этой вещи, я понял что, кажется, нашел самый мерзкий вкус на этой планете. Даже не знаю, на что это было похоже, но мой желудок резко скрутили спазмы. Я зажал рот рукой и глубоко задышал. — Да, брат, на вкус оно не очень, но у меня нет другого. Я с трудом восстановил дыхание и поборол рвотный рефлекс. — Спасибо за заботу, брат, — выдавил из себя я. Сельвано же просто мягко улыбнулся. Он действительно был добрым и чистым. Такие люди встречаются редко. — Не за что, брат, не за что. Я рад тебе помочь. Ты хороший человек. Хороший человек?! Я рассмеялся и тут же закашлялся от боли. — Ты ошибаешься, Сельвано. Я очень грешный и темный. Сельвано удивленно воззрился на меня. — Нет, нет, — он даже замахал руками, — что ты говоришь? Ты не плохой. Нет. Может быть, грешный. Но не плохой, не темный. Что ты, брат, я неплохо разбираюсь в людях, я не мог ошибиться. Ты хороший. А грехи всегда можно искупить. — И как? — с интересом спросил я. — Пройди свое испытание с достоинством, и тебе станет легче. Я улыбнулся и покачал головой. — Нет, это не поможет. Ты же совсем меня не знаешь, брат. Но Сельвано продолжал смотреть на меня с доброй всепрощающей улыбкой. — Я чувствую, что у тебя было много боли, и вся она скопилась на душе. Отпусти ее. Прости себя. Я вздохнул. Мирелла тоже говорила что-то подобное. Я часто вспоминал ее и эти слова. После единственной нашей встречи я много раздумывал над этим. Должен признать, Мирелла права, но как простить себя? По-моему, легче горы свернуть, к тому же некоторые вещи не прощают. — Я не заслужил прощения, брат Сельвано. Не заслужил. — Это ты так думаешь, а Бог могет думать по-другому. А теперь спи, брат Виктор. Скоро наш путь завершится, и каждый получит свое прощение. Сельвано отошел от меня и стал что-то напевать, разводя костер. Его тихий и мягкий голос убаюкивал и успокаивал. Я лежал, прикрыв глаза, и наслаждался, вроде бы нас чуть не убили, я ранен, а на душе становилось спокойнее. Может быть, это от песен паломника. Я улыбнулся и почувствовал, как боль стала отступать. То ли я просто засыпал, то ли это Сельвано волшебник… Вскоре я мягко провалился в свои воспоминания. Б-13. 1678 год от создания Империи. Я смотрел в глаза пятнадцатилетнему мальчику и не мог поверить, что он только что убил премьер-министра финансов, своего отца. И не только его. Он убил пятерых людей всего лишь потому, что считал, что у них неправильная политика. Ему всего пятнадцать. Хотя я начал убивать раньше него… Но я никогда не убивал только за то, что кто-то мне просто мешал… Дуло моего плазменного пистолета смотрело ему в лоб, поэтому он не двигался, а просто сверлил меня своими ярко-голубыми глазами. Красивый мальчик. И выглядит таким наивным, что мне самому захотелось поверить в то, что это не он застрелил своего отца. Прямо из этого пистолета, который сейчас находится у меня в руках. Я его сумел отобрать, а вот спасти премьер-министра финансов не успел. Мы находились в спальне мальчика. Я за ним охотился полгода. И нашел. А сейчас стою и думаю, что делать. Камеры записи малец предусмотрительно отключил, вырубив электричество. Так что никаких доказательств, кроме моих слов, не было. Но мне интересно, кому поверят: мне, простому парню, которому даже в поступлении в Академию отказали, или сыну премьер-министра финансов, пай-мальчику, отличнику и умничке. Словно прочитав мои мысли, мальчик, коварно улыбнувшись, сказал: — Вам никто не поверит. И доказательств нет, и на пистолете ваши отпечатки. Я взглянул на пистолет. Вот ведь идиот! Боги, самому, что ли, застрелиться?! Мальчик снова улыбнулся. — Вот видите? Вас казнят, а я продолжу дальше. У меня еще много дел. Очень много. Что же делать? Мысли бегали, как белки в колесе. Этот щенок прав. Не сомневаюсь, что он сможет доказать мою виновность. — Хотя у меня к вам есть предложение, — продолжал мальчик, — давайте сотрудничать. Я от удивления чуть приоткрыл рот. Сотрудничество? С этим мелким монстром?! — Вы талантливы, но вам не хватает опыта. У меня же он уже есть. Если согласитесь, то я вас научу многому… — он чуть помолчал, давая мне время осмыслить сказанное, потом продолжил: — И потом мы сможем вместе править всей финансовой структурой Империи. Согласны? — Зачем тебе это? — в удивлении спросил я. — Твой отец и так бы все тебе оставил. — Нет, — мальчик отрицательно покачал головой, — не оставил бы. Он считал меня недостойным такой чести. Поэтому я сам решил позаботиться о себе и своем будущем. К тому же я считаю, что он вел абсолютно неправильную политику. А я этого не хочу. Я люблю Империю. — Патриот, — съязвил я. Мальчик спокойно кивнул. — Ну так как, по поводу моего предложения? — Нет, — просто, даже не задумываясь, сказал я. Власть никогда меня не привлекала. — Верны Империи? Так же, как и я? Достойно, — мальчик кивнул. — Хорошо. Будь по-вашему. Только тогда вас казнят. Мне даже почти жаль вас. Я молча взвел курок. Мальчик слегка побледнел. А ты что думал, малец? Я тебе не ангел. Отпускать не буду и на суд не поведу. Иначе тебя быстро освободят, а меня даже слушать не будут. — Вы не посмеете, — слегка дрожащим голосом произнес он, — ни один истинный и уважающий себя имперец не станет убивать без суда и следствия. — Ой ли? — ответил я. — А сам? Ты дал им возможность говорить? Ты отвел их на суд? К тому же я не истинный имперец. — Я сам им судья! — гордо вздернув голову, сказал мальчик. Я посмотрел на него и подумал, что его лучше застрелить из моего пистолета, а этот вложить ему же в руку. Второй рукой я достал свой пистолет. И тут в дверях комнаты возник женский силуэт. — Сынок, почему… — увидев меня, она сразу замолчала, а я автоматически навел свой пистолет на нее. — …свет не горит, — закончила женщина. Потом спросила: — Кто вы? И почему вы угрожаете нам пистолетом? Тело своего мужа, валяющееся в углу с простреленной головой, она еще не видела. Мальчик неожиданно заплакал. Вот ведь гаденыш! — Мам, он убил папу! — теперь мальчик рыдал. — А теперь хочет убить меня! Мама, он ненормальный! — Заткнись! — рявкнул я, переводя взгляд на него, и зря. В этот момент женщина рванулась и исчезла в коридоре. Черт! Бросить парнишку и побежать за ней? Нет. Вначале мальчишка. Быстро вскинув оружие, я прицелился, и в этот момент в дверях снова появилась женщина, но на этот раз у нее в руках был такой же пистолет, как и у меня. — Стойте! — крикнула она мне. — Я уже вызвала охрану. Так что отпустите моего сына и бросьте пистолет. Я медленно покачал головой. Ну уж нет. Потом быстро рванулся в сторону, параллельно стреляя в мальчишку. Его мозги живописно растеклись по стене. А я отлетел в другую сторону, словив заряд, выпущенный его матерью, прямо в ребра. Всего несколько секунд я был в сознании, но этого мне хватило, чтобы осознать: я успел. Успел… *** За дверью моего каземата раздался голос моего охранника: — Сэр, вы уверены, что хотите с ним поговорить? Он иногда бывает очень агрессивным. — Да, уверен, — ответил чей-то знакомый голос. Я здесь сидел уже две недели. Дыру в ребрах заделали, но не полностью. Чтобы не рыпался много, и так, чтобы больно было. А больно было. При каждом вздохе. Но ничего. Суд скоро, а там и плаха. Потерплю как-нибудь. На лице возникла улыбка. Дверь в камеру открылась, и вошел… Дэниэл. Вот кого не ожидал увидеть, так это его. Дверь за ним закрылась, а сам Варт подошел ко мне. Потом сел напротив и стал молча меня разглядывать. А я его… Он изменился. Я его не видел с 1673-его года. После той ночи я просто посылал ему прошения на задания вдали от основных планет, и Варт их подписывал. Теперь, спустя пять лет, мы снова встретились… Дэниэл выглядел осунувшимся и уставшим. Глаза запали, вокруг них виднелись синяки от постоянного недосыпа. Но взгляд был по-прежнему цепким и внимательным. Изучающим и проникающим в самые тайные уголки души. Когда я посмотрел в его глаза, у меня возникло странное ощущение: как будто бы я погружаюсь в космос. Хотя нет, скорее падаю, и вот уже видны галактики, созвездия, звезды… У меня аж дыхание перехватило от такой красоты. Тюремная камера перестала существовать, и остались только его глаза… — Виктор, очнись! — привел меня в себя резкий окрик Дэниэла. Я моргнул и судорожно вздохнул. Оказывается, я не дышал все это время. — Так уже лучше. Дыши, Вик, дыши, — теперь уже с улыбкой сказал Варт. — И больше так не делай. Отдышавшись, я спросил: — Как — так? — Не забывай про дыхание, когда смотришь в глаза таким, как я. — А ты кто? Всю жизнь думал, что ты человек… — Кто, кто, но не человек, это точно. Сейчас мы поговорим, но не обо мне. У тебя серьезные проблемы. Я кивнул. — Он действительно сам убил своего отца? — Да, но ты можешь мне не верить. У меня нет доказательств. Дэниэл вздохнул. — Я тебе верю, и мне не нужны доказательства. Я удивился. — Почему? Ты же можешь ошибиться, поверив мне. — Я всегда прав. Ты забыл? Я не ошибаюсь. Я скривился. — Не надо так говорить, Дэниэл. Даже ты когда-нибудь ошибался. — Нет, я не ошибался. И не ошибусь. Я хмыкнул и съязвил: — Ну, раз ты так думаешь, то это другое дело. Неожиданно Дэниэл взял мое лицо в руки и торопливо заговорил: — Вик, ты понимаешь, что можешь умереть? Тебя убьют, если мы ничего не сделаем. Ты это понимаешь? — глаза его заблестели. — Ну и что? Тебе какая разница. Помнится, ты сам хотел меня убить! — Вик, перестань. Я хочу, чтобы ты жил. Понял? — Как прикажешь, хозяин, — снова съязвил я. — Перестань, — попросил Дэниэл, поморщившись. — А что? Это ведь правда. Я жив только благодаря тебе. Тебе и служу. Ну чем ты мне не хозяин? Дэниэл молча убрал руки от моего лица и встал. Я тоже встал, слегка поморщившись от боли. — Я улажу это дело, — сухим, имперским тоном сказал Дэниэл, — и ты вернешься к своим обязанностям. Он уже развернулся, чтобы уйти, когда я наконец-то сказал то, что думал на самом деле. — Я скучал… Дэниэл замер. Потом развернулся и внимательно посмотрел на меня. — Ты ненормальный, Вик, если скучал по мне после всего, что я с тобой сделал… Я кивнул. — …и я этому рад, — закончил Дэниэл и обнял меня. Я ответил ему тем же. Странно, но я действительно скучал по нему… Он — это то немногое, что было у меня в этом чертовом мире. Дэниэл отодвинулся от меня и сказал: — Я тебя вытащу. Потом он ушел. А меня накрыла боль… Планета «Вечная ночь». 2072 год от создания Империи. Я проснулся от боли. Болело все тело, каждая его клеточка, было ощущение, что в моих венах не кровь, а плазма. Я застонал. Ко мне тут же подбежал Сельвано. — Боже! Брат Виктор, кажется, стрела все-таки была отравлена, — его голос звучал так сочувственно, как будто меня уже отпевали. — Ничего страшного, — выдавил из себя я, — все в порядке. Сельвано положил руку мне на лоб и с ужасом произнес: — Ты весь горишь!.. Давай приложим крест к твоей ране, и я буду молиться за тебя. Бог услышит и поможет. Я улыбнулся. Наивная вера в Бога. В существование доброго и всесильного кого-то, кто обязательно спасет в трудную минуту. Я же привык доверяться только себе. Сельвано снял с себя крест и приложил к ране, приказав держать. Я послушно держал. А он начал молиться. Первое время я ничего не чувствовал, но потом, к своему удивлению, понял, что боль уходит. Телу сразу стало легче. О чем я и сообщил Сельвано. Тот улыбнулся. — Ну, вот видишь. Теперь мы можем идти дальше. Боги благосклонны к нам. Я, слегка улыбаясь, кивнул. Странно, но его молитвы помогли. Мне действительно стало легче... *** Еще через четыре дня мы вышли за пределы этих мертвых мест. Первое, что я услышал, это пение птиц. Потом увидел животных. Сельвано был рад, и во время одного из наших перерывов куда-то отлучился и принес птичьи яйца. Мы их зажарили и с удовольствием съели. — Видишь, брат, — обратился ко мне Сельвано, доедая свою порцию, — нужно верить в Бога, и Он тебя не покинет. — Да, наверное, ты прав, — согласился я, прожевав очередной кусочек яичницы. Он был очень вкусным. У меня даже настроение поднялось. Рана немного мешала, но не сильно. Жара и боли больше не было. Я вздохнул и посмотрел на небо. Здесь оно было просто великолепным. Почти как глаза Дэниела… только те были еще красивее… Внезапно у меня резко заболело сердце. Я вздрогнул и схватился за грудь, чуть согнувшись. Дыхание сбилось, и онемела левая рука. Ах, да. Как я мог про тебя забыть, мое родное сердце? — Брат Виктор? Что с тобой? Тебе плохо? — он приподнялся со своего места, чтобы подойти ко мне. Я приподнял руку, останавливая его. — Не надо, — прошептал я сквозь приступы, — сейчас пройдет. Вы не сможете ничем помочь. Это… — я смог выдавить из себя улыбку, — мое испытание. С чего я это взял? Сам не знаю. Но и правда, через полминуты приступ прекратился. Я вздохнул более спокойно. — Знаешь, брат Виктор, а если болит сердце, это значит, что ты слишком долго сдерживал эмоции. Я кивнул. — А почему? — неожиданно спросил Сельвано. — Меня так воспитали. Я по-другому не могу. — Это всего лишь отговорки, — фыркнул Сельвано. — Возможно... — я слегка задумался. — Эх, брат, — вздохнул Сельвано, — ты упрям, как горный козел. Да простят мне Боги такое сравнение. Я рассмеялся. — Возможно. Сельвано подхватил мой смех. Теперь на равнинах темной планеты смеялись два совершенно разных человека, с разными целями, но пока бредущих по одной дороге, и даже не знающих, куда. Чуть погодя Сельвано сказал: — Знаешь, мне кажется, что это не твое испытание. Я имею в виду сердечную боль. — А какое же тогда? — Не знаю, брат, — потом неожиданно улыбнулся, — но сердце там тоже будет присутствовать. А теперь давай ложиться спать. Во сне я опять стал погружаться в неприятные воспоминания. В болезненные и мучительные… Кажется, я сам стал догадываться о том, какое у меня испытание… А1 — Империя. (Планета правителя). 1713 год от создания Империи. — Почему ты всегда такой?! — я орал на Дэниэла, рискуя получить хорошую трепку. Но Варт пока спокойно меня слушал. — Какой?- спросил он меланхолично. Я задохнулся, не находя нужных слов. — Ты… ты… ты просто чокнутый убийца! Иногда мне кажется, что ты и меня убьешь когда-нибудь! Дэниэл отвернулся от раковины, где смывал с рук кровь после очередной перестрелки и, посмотрев на меня, спокойно сказал: — Если понадобится. А тебе не мешало бы сбавить тон. Я вздохнул. Он прав, не стоит злить его раньше времени. И уже более спокойно спросил: — Дэниэл, ну почему ты такой? Я знаю, что ты кого-то ищешь, чтобы убить. Но кого и за что? Варт, ничего не ответив, прошагал мимо меня в зал. Я пошел следом, продолжая расспросы: — Что тебя так убивает? Дэниэл, скажи мне, пожалуйста, на чем ты помешан? Дэниэл сел на диван, я опустился рядом. — Дэниэл… — Хватит, — резко обрезал он. Я нахмурился. — Нет, не хватит! Если хочешь, можешь избить меня, но я должен знать, почему ты себя так убиваешь! Для меня это важно. Понимаешь?! Дэниэл вздохнул и сказал: — Вик, когда ты повзрослеешь? Некоторые вещи тебе совершенно необязательно знать. И эта вещь одна из них. Я резко встал с дивана и теперь смотрел на Дэниэла сверху вниз. Меня душила злость. Он никогда ничего не говорил мне о себе! А я так хочу знать. Все файлы в интернете про него засекречены. И сам молчит. — Знаешь, Дэниэл, никогда не стану таким, как ты! — выпалил я. — Не хочу стать глухим, слепым, бездушным и бессердечным вдобавок! Дэниэл улыбнулся, глядя на меня, и грустно сказал: — Станешь, со временем станешь. Но, надеюсь, только внешне. — Потом, помолчав, добавил: — Хочешь знать, почему я такой? — Да, очень хочу! Варт еще раз внимательно на меня посмотрел. Потом кивнул. — Хорошо. — Ты согласен рассказать, что сделало тебя монстром?! — воскликнул я. Дэниэл встал с дивана и пошел к флэш-проигрывателю. — Не рассказать, а показать. Только учти: тебе это не понравится. Варт достал флэш-карту и вставил ее в порт проигрывателя, потом, вздохнув, включил его и снова сел на диван. Я последовал его примеру. На экране возникла синяя заставка. Потом какая-то комната крупным планом. Хорошо обставленная, красивая. Затем камера слегка отъехала назад, и я увидел два кресла. К ним, за руки к подлокотникам, были привязаны два человека. Молодая женщина лет двадцати на вид и мальчик лет двенадцати. Мальчик сильно походил на женщину, из чего я сделал вывод, что он ее сын. За камерой раздался приятный мужской голос: — Я не буду тебе ничего говорить. Ты и так все понял. Тебя предупреждали. Теперь смотри. После этой фразы к девушке подошло двое мужчин в масках, которые отвязали ее от стула. Она при этом сильно сопротивлялась. Мальчик тоже рвался как дикий зверь. Молча, яростно, безумно. Но единственное, чего он добился, это удара по лицу от одного из мужчин. Голова мальчика дернулась, на губах выступила кровь. На полу расстелили большую клеенку. Мужчины достали ножи и выволокли женщину на середину комнаты. Мальчик снова забился, с утроенной силой. Я взглянул на Дэниэла. Тот сидел и, не моргая, смотрел в экран. Кажется, я догадываюсь, кто на записи. Он говорил, что у него была семья. Но никогда не говорил, что с ними случилось. Отводя взгляд от Варта, я снова стал смотреть запись, уже догадываясь о том, что будет дальше. Женщина гордо выпрямилась и, глядя на мальчика, сказала: — Будь храбр, сын мой, и не бойся смерти… В этот момент один из мужчин ударил ее ножом в бедро. Женщина с тихим стоном осела на пол. На клеенку потекла ее кровь. Она попыталась достать из себя нож, но мужчина опередил ее, вытащил его, а потом снова ударил. На этот раз в руку. Она вскрикнула. — Мама!!! — закричал мальчик. — Мама!!! Перестаньте! Женщина посмотрела в его сторону и протянула к нему руку, по которой тут же прошелся удар, отсекая ей три пальца. Она снова закричала. Мальчик тоже, безуспешно пытаясь освободиться из кресла. Кровь снова хлынула на клеенку. Женщина упала в собственную кровь, рефлекторно зажимая кисть другой рукой. Мужчины же стали ходить вокруг нее, как бы ища место для следующего удара. Потом один из них с размаху пнул ее в живот. Женщина снова застонала. Второй мужчина тоже присоединился к избиению. Они били ее ногами, изредка добавляя удары ножами. Мальчик все время кричал, выл и рвался к матери. Минут через пятнадцать они подняли то, что осталось от некогда красивой женщины, и повернули лицом в камеру. Хотя лица как такового там уже не было — сплошная кровавая маска. Один из мужчин, недолго думая, выколол ей глаза. Второй через несколько минут перерезал ей горло. Да так хорошо, что почти отделил голову от тела. Потом, бросив ее прямо тут, они направились к мальчику. Тот по-прежнему вырывался. Они отвязали его и тут же засыпали ударами. Но мальчик все равно сопротивлялся, до самого конца. А запись была длинной, полтора часа. В конце записи за кадром снова послышался бархатный голос мужчины: — Во всем виноват только ты. Запись кончилась. Я снова посмотрел на Варта. Тот сидел с закрытыми глазами. Я, не удержавшись, провел рукой по его лицу. Он моргнул и открыл глаза. Потом поцеловал мою ладонь и уткнулся в нее лбом. — Это была твоя семья? — спросил я. — Да. Жена и сын. Они такие же, как я, поэтому умирали долго, — бесцветным голосом ответил Варт. — Я живу только ради того, чтобы найти их и убить. Тех, кто это сделал. Я кивнул. Достойно. — И если я не успею это сделать, сделай ты… — неожиданно сказал он. Я удивленно заморгал… …и проснулся. Меня разбудил Сельвано. Настало мое время дежурить. Планета «Вечная ночь». 2072 год от создания Империи. Когда Сельвано выспался, мы двинулись дальше. В середине нашего дневного путешествия у меня вновь разболелось сердце. Резко, неожиданно, остро. Аж дыхание перехватило. Я остановился, слегка согнувшись и приложив ладонь к сердцу, как будто это чем-то могло помочь. Сельвано, сделав несколько шагов, обернулся и обеспокоенно спросил: — Брат Виктор, вам опять плохо? Я сжал зубы и отрицательно покачал головой. Сельвано сделал шаг ко мне, но я поднял руку, останавливая его. Боль усиливалась. В глазах начинало темнеть. Я потянулся в сумку, там обезболивающие. Нащупав рукой, я достал шприц и сделал себе укол. Боль сразу отступила, но не исчезла, а где-то затаилась. Сельвано все-таки подошел и помог мне разогнуться. Потом спросил, глядя на использованный шприц: — Что это? — Это шприц. У нас на родине, за морем, это новейшее открытие, — соврал я. — Ясно. Значит, скоро и до нас дойдет. Я кивнул. Потом достал коробку с адреналином и, показав ее Сельвано, сказал: — Брат, если мне станет совсем плохо, пожалуйста, вколите мне это прямо в сердце, между ребер. Хорошо? Сельвано кивнул. Понемногу мы продолжили путь. Боль так полностью и не ушла. Она сидела где-то внутри и, когда ослабевало действие обезболивающего, возвращалась с новой силой. Поэтому всего через четыре дня пути у меня кончились инъекции. В тот же вечер я выкинул коробку со шприцами в костер и задумался. У меня есть всего два шприца с адреналином… и все. Боль скоро снова вернется. А бороться с ней больше нечем. Хотя Сельвано утверждает, что мы совсем рядом со Святыми. Может, успею?.. По ночам мне продолжали сниться кошмары, но я почти не запоминал их. К счастью. *** Утром после того, как у меня кончились обезболивающие, мы с Сельвано были вынуждены остановиться. Наш дальнейший путь преграждала застава. Высокие деревянные стены тянулись на много километров в обе стороны, поэтому обойти не представлялось возможности. На вышках, расположенных каждые пятьдесят метров, стояли люди. Мы с Сельвано направились к ним, в надежде договориться и получить возможность пройти. Но стоило нам появиться в зоне их видимости, как один из постовых вскинул арбалет и крикнул: — Стоять, больше ни шагу! Кто такие? Куда путь держите? Ответил Сельвано: — Доброй ночи вам. Мы паломники. Идем к Святым. На вышке рассмеялись. Потом раздался ехидный голос: — А Святых не существует. Дальше наши земли, и вам туда дороги нет! Убирайтесь! Сельвано нахмурился и сделал шаг вперед. — Пропустите нас, мы не несем никакой опасности… — Стой, где стоишь! Иначе пристрелю нахер! И Святые тебя не спасут! — голос сочился злобой. Наступила тишина. Сельвано остановился. Я же просто не двигался. Сердце, как нарочно, снова начинало болеть. Потом Сельвано сделал еще шаг вперед. Просвистела стрела, я вздрогнул. Стрела вонзилась у ног Сельвано. Сердце екнуло, и у меня вырвался судорожный вздох. Что он делает?! Они же его пристрелят! Я сделал шаг к нему. У моих ног тоже воткнулась стрела. — Еще шаг, и стреляем на поражение! — раздался крик с вышки. Сельвано обернулся ко мне и, сняв с шеи крест, кинул его. Я рефлекторно поймал. Сельвано улыбнулся и, отвернувшись от меня, сделал шаг вперед… Мое сердце пропустило ход, а потом взорвалось такой болью, что я вскрикнул. В глазах снова потемнело, но я успел увидеть, как стрела пронзила шею Сельвано, и ее наконечник вышел сзади. Его тело упало. А вслед и я. От боли. Стрелы полетели и в меня, но вокруг меня возник солнечный купол. Я взглянул на крест. Он светился. Вот, значит, как… Я попытался дотянуться до сумки, чтобы достать адреналин, но даже пошевелиться не смог. Левая рука полностью отказала, правая почти не шевелилась. По всему телу растеклась боль… Вот, наверное, и все… На границе сознания я неожиданно обнаружил, что рад этому. Рад своему концу. Только бы быстрее кончилась и боль… Краем глаза я увидел, что чья-то фигура вошла в сферу, где лежал я. Надо мной склонился… Сельвано!!! Живой! Он улыбнулся и погладил меня по голове. Потом произнес: — Святые есть, брат. Есть и Бог. Я выдавил из себя всего несколько сдавленных хрипов, хотя хотел спросить о многом. Сознание покидало меня. Но я успел разглядеть, как Сельвано потянулся к моей сумке… Потом были звезды. Много. Галактики. И боль прошла. Совсем. Было хорошо. Я летел. И дышал… свободой… Но продлилось это недолго. По моему телу как будто бы пустили ток. Мышцы задергались, и в мозг снова ворвалась боль. Я закричал. Мне было больно и обидно, что не дали умереть… Потом я услышал голос. Незнакомый. — Уходи и забирай то, что тебе надо. Но знай: никогда боле ни ты, ни кто-либо из вас не сможет сюда попасть. Это не ваш мир. Это Мой мир. Потом меня куда-то выкинуло, и я снова потерял сознание…