Будем жить

       Сантьяга сидел в «Кружке для неудачников» и маленькими глотками пил горячий ароматный эспрессо, который ему сварил управляющий лично, ибо увидеть грозного и элегантного комиссара Тёмного Двора в этой депрессивной забегаловке можно было не просто редко, а практически никогда. Тем удивительнее было то, что могучий боевой маг занял дальний столик в самом углу и старался не привлекать внимания. Конечно, с Кортесом можно было встретиться и в более приятном месте, но, поскольку каждая их встреча порождала в Тайном Городе необъятное море слухов, сплетен и предположений, оба сошлись на «Кружке». Каждый посетитель здесь был настолько погружен в собственные проблемы, неважно, истинные или мнимые, что даже артефактов не требовалось, чтобы остаться незамеченным, если того желаешь. А Сантьяга желал.        Кортес задерживался. Он позвонил несколько минут назад и с досадой сообщил, что на его маршруте опять совершили дорожное знакомство два каких-то транспортных средства, но затык постепенно рассасывается. Комиссар заверил наёмника, что они никуда не торопятся, и взмахнул рукой, требуя ещё кофе. В ожидании заказа он огляделся, привлечённый раздавшейся вдруг в зале музыкой: кто-то играл на гитаре, виртуозно играл очень красивую и очень печальную мелодию. Сантьяга даже заслушался, а потом чуть подвинулся за столиком, чтобы посмотреть на музыканта.        Тот сидел на краешке того, что здесь называлось сценой, черноволосый, худой, лицо его пряталось в тени упавшей длинной чёлки, но зато были хорошо видны руки — прекрасной формы кисти с длинными пальцами и гибкими узкими запястьями, чуть напряжённо, но уверенно перебегавшие по ладам и струнам. Когда пьеса закончилась, Сантьяга заметил, как необычно тихо стало в вечно гудящей «Кружке». Даже мрачным, замороченным завсегдатаям эта музыка, кажется, принесла некое утешение. И, может быть, надежду…        — Не, ну, так, мля, и я могу! — раздался подвыпивший пронзительный голос, не признать в котором Красную Шапку мог только глухой. — Спой чё-нить правильное, слышь, чел!        — Это что же? — Голос черноволосого был на удивление красив: глубокий и яркий, с проникновенными обертонами, завораживающий даже в этой иронии. — «Мурку», может быть?        — Не, на хрен мурку! Я кошек не люблю! — на полном серьёзе отозвался коротышка, пытаясь выбраться из-за столика, за которым расположилась, видимо, вся десятка. — «Вечно молодой, вечно пьяный» знаешь?        — Дело в том, что я никогда не пою, парень, — вполголоса, но совершенно ясно слышно ответил музыкант. — Я только играю.        — Да не поверю я! — заголосил Шапка. — Чтобы Чакс свою гитару дал тому, кто не поёт? Да ни в жизнь! Он до неё, мля, дотронуться не даёт, а тебе дал играть! Пой давай, не выделывайся! «Вечно молодого»!        — Я не пою, — терпеливо повторил черноволосый и резким кивком отбросил волосы со лба. Сантьяга удивлялся редко, но сейчас поражённо замер: под тусклыми лампами дешёвого питейного заведения лицо это будто светилось собственным светом, и было не то чтобы красивым — незабываемым. Оно словно влипало в память, вплавлялось, проникало в подсознание, и оставалось там, неприкосновенным и неразменным. Вечной ценностью…        — Он, правда, не поёт, — вступил в беседу маленький ос, который обычно пел в «Кружке» свои пространные баллады, и чью гитару так нежно баюкал в руках странный чел. — Он играет. Очень красиво. Чакс всегда даст гитару тому, кто умеет. Ты умеешь? — ткнул он пальцем в подошедшего коротышку.        — Не, я только петь могу, — попятился тот.        — Вот и пой, а от него отойди! — решительно заявил Чакс. Осы только баллады длинные сочиняли, а выражались обычно кратко.        Музыкант встал, оказавшись высоким и стройным, с извиняющейся улыбкой протянул осу гитару, и Сантьяга увидел невыразимую усталость в тёмно-карих искристых глазах. Комиссар вздрогнул: если бы не огненные искры, он решил бы, что смотрит в глаза князя… Кто этот чел? Странный какой… И полно, чел ли он?..        — Э, куда это ты собрался? — Шапка не доставал музыканту даже до плеча, но с ним была его десятка, что, видимо, придавало храбрости. — Мы с тобой, мля, разговариваем, а ты, значит, брезгуешь? Братва, он брезгует нашей славной семьёй! Да это же… Да мы же…        В этот момент в «Кружку» вошёл Кортес. Кортеса знал в лицо весь Тайный Город, а Красные Шапки ещё и опасались его личных и тесных контактов с Великим Фюрером Кувалдой, поэтому, пока лучший наёмник не миновал их столик, вся десятка во главе с заводилой-уйбуем притихла и уткнулась в стаканы с любимым дешёвым виски. Во избежание, так сказать…        — Э, э, братва, а где этот чел? — раздался изумлённый вопль оскорблённого уйбуя. — Он же нам должен! Он же… мы же…        Кортес обернулся было, но тут же заинтересовался странным поведением комиссара: тот привстал, пристально изучая полутёмное обширное помещение, и выражение его лица, для любого другого совершенно обычное, для Кортеса было исполнено тревожного и радостного любопытства.        — Действительно, как он быстро исчез… Здравствуйте, Кортес! Хотите кофе? Есть тут нечего, но кофе вполне пристойный. Я, с вашего разрешения, сделаю один звонок, и мы приступим к нашей беседе.        Предельная корректность Сантьяги говорила о том, что мозг его сейчас занят обработкой совершенно не связанной между собой информации, и привычный к такому положению дел Кортес кивнул и отошёл к бару. Нав вынул телефон:        — Ортега, у меня к вам просьба. Узнайте мне всё о мужчине, который иногда играет на гитаре в «Кружке для неудачников». Он высокий, худой, но заметно сильный, у него чёрные волосы и карие глаза, и он никогда не поёт. Только играет. И я не думаю, что он чел, но магии в нём не чувствую… Нет, Ортега, это моя личная просьба, но чем быстрее, тем лучше, вы понимаете. Нет, только узнайте. Дальше посмотрим…

* * * * *

       Сантьяга стоял у окна своего кабинета и смотрел на бурлящий Город. Стеклянный параллелепипед «Гидропроекта», раздражавший когда-то своими примитивно-урбанистическими плоскостями, уже давно стал привычным и даже почти любимым. На подоконнике сидела чёрная пушистая белка и ловко лущила орехи, порой трогая комиссара за рукав, чтобы он дал следующий. Нав, улыбаясь уголком губ, вынимал из кармана орешек, белочка с энтузиазмом за него принималась, и он вновь опускал взгляд на одну из самых оживлённых улиц Москвы. Тайного Города. Его Города… Клонящееся к закату солнце прошивало насквозь кабинет, потому что лучший боевой маг Нави, адепт Тьмы, владеющий Темной Магией, любил свет, белые костюмы, скорость и жизнь. Потому что прошедшие мимо тысячи лет словно не задели его: остались в памяти и в душе, но не утомили, не пресытили, не раздавили. Потому что неуёмное любопытство и жажда нового бились в его груди, как второе сердце. Воин, интриган, плейбой, учёный, спортсмен… чем он был ещё? Видит Спящий, он был навом — до корней волос, до последней капли чёрной крови! Он отдал бы жизнь за Семью, как любой безымянный гарка, без сожалений и жалоб! Но жить — это так интересно…        Запел сигнал телефона.        — Да? Доставили? Отлично! Я спускаюсь в гараж, расконсервируйте пока! — Он нажал отбой и улыбнулся белке: — Ну что, толстушка, пойдём смотреть мою новую «Бугатти»? На гонку я тебя, конечно, не приглашаю, но оценить приобретение ты же со мной можешь?        Зверёк отбросил скорлупку и весело взобрался по рукаву Сантьяге на плечо.        В просторном гараже Цитадели техники уже подготовили для тестирования новую комиссарскую игрушку — спортивную и мощную до неприличия синюю бестию. На которой Сантьяга собирался впервые за много лет участвовать в «Ста километрах Мурция». И победить, разумеется, намеревался.       Щекоча пальцем пушистый беличий животик, Комиссар обошёл агрессивный автомобиль вокруг, нежно погладил антикрыло, кончиками пальцев проследил изящные линии воздухозаборников, коснулся хромированной кромки радиатора… «Вейрон» был фантастичен. В приземистом силуэте дремала сила и свобода. Сантьяга вздохнул и открыл дверь в салон, куда тут же впрыгнула белка, сам же он медлил, положив ладонь на крышу, сверкающую чернильно-синим лаком. Вот для чего ему это? Вся эта мишура, гонки, ставки, игры… Князь снова скептически фыркнет, узнав сумму, выложенную Тёмным Двором на этот престижный жест — победить в гонке на зависть всему Тайному Городу… Князь знает, что Сантьяга делает всё на благо Семьи, и ничего из его действий не проходит впустую, каждая мелочь ложится золотой крупинкой на чашу весов авторитета и силы Цитадели. Ну, а если побочным эффектом является удовольствие Комиссара и радость его друзей, — что ж! Отлично!        Сантьяга уже собирался сесть в кресло водителя, когда в гараж вошёл Ортега. Личный его помощник был, как обычно, безупречно одет и причёсан, не держал на виду ни единого артефакта или оружия, и производил впечатление полной безмятежности и уверенности. Только внутри молодой нав был как струна, и Сантьяга ощутил это мгновенно. Чуть меньше суток назад он дал Ортеге задание узнать про музыканта… Ортега что-то узнал, это ясно. И это что-то очень необычное, иначе с чего умница Ортега так напрягся… Ах, как интересно жить! Как увлекательно!        — Ортега! Садитесь со мной, я собираюсь проверить новый автомобиль, а вы расскажете, что удалось выяснить. Совместим два приятных занятия, вы не против?        — Комиссар, — склонил голову помощник, — к вашим услугам.        — Я сделаю портал, прыгнем на одну симпатичную пустую трассу, — усаживаясь в анатомическом спортивном кресле поудобнее и электроприводами подгоняя под себя его положение, сообщил Сантьяга ёрзающему на соседнем сиденье Ортеге. — Кстати, ничего, что с нами белка?        — Вы снова смеётесь надо мной, комиссар, — тихо вздохнул тот, и Сантьяга понял, что он напрягся ещё сильнее. Да что же с ним? — Вы же знаете, что я люблю вашу белку.        Белка тут же забралась Ортеге на голову, и он её осторожно снял и усадил себе на сгиб локтя, угостив материализовавшимся на ладони маленьким ядрышком лещины.        Внезапно снова запел телефон. Звонил Доминга. Сантьяга захлопнул дверь, изолировав от внешнего мира салон красавца-«Вейрона», и включил громкую связь. От Ортеги у него секретов не было.        — Что опять, Доминга! Вы же знаете, что я должен проверить Бугатти, — строго вопросил он.        — Комиссар, тут дело такое… — неуверенно начал «ласвегас». — В Городе растёт магический фон. По экспоненте. Не идентифицируется источник. И не определяется энергия… В нашей практике такое впервые… Мы озадачены. Что нам делать, комиссар?        — Так. Не Колодец Дождей и не Карфагенский Амулет? — Сантьяга говорил спокойно, как и всегда, впрочем, за редкими исключениями. — Растёт быстро, но плавно, или скачками?        — Пока плавно.        — Локализация?        — Работаем над этим.        — Направленность?        — Не наблюдается. Только ровный фон.        — Доминга, успокойтесь оба и продолжайте следить и анализировать. Если вы сможете спрогнозировать какие-то варианты, сразу звоните. Если поймёте спектр энергии, тоже звоните. Если же принципиально ничего не изменится, то я сам вернусь через пару часов и приду в вашу башню. В конце концов, вы же маг, Доминга! Клянусь Спящим, с Тамиром вы скоро об этом совсем забудете! — усмехнулся Сантьяга, отключая связь. — Ну, наконец-то, поехали скорей, а то снова что-нибудь произойдёт.        Взрыкнул мощный двигатель, и Сантьяга, крутанув руль, утопил в пол педаль и вогнал болид в развернувшийся портал за секунду до встречи бампера со стеной гаража. Уже через мгновение вокруг стелилась степь, а по ней петляла лента дороги, по которой с увлечением и погнал послушный и динамичный автомобиль Сантьяга. Ортега молча сидел рядом и гладил белочку, прикорнувшую подремать.        Несколько минут навы молчали: Сантьяга азартно пробовал разные режимы работы двигателя, вилял, тормозил, вновь разгонялся, изучая маневренность и управляемость спорт-кара, а Ортега напряжённо смотрел в боковое стекло, где смотреть было, в общем-то, и не на что — степь, как стол, плоскость до горизонта. Наконец комиссар переключился со спортивного режима на обычный и спокойно сказал:        — Что же, рассказывайте, Ортега.        — Он действительно играет в «Кружке» примерно раз в неделю. Приходит всегда с пустыми руками, будто у него нет инструмента, но любой ос беспрекословно позволяет ему сыграть на своей гитаре или на флейте, даже считая это за некую честь. Говорят, что он играет бесподобно. Я не слышал.        Голос Ортеги был совершенно лишён любых интонаций, и Сантьяга знал, что так помощник старается не выразить своего отношения к излагаемой информации. Он усмехнулся: а вот паузами мальчик ещё не владеет достаточно мастерски — затянул паузу-то.        — Я слышал, как он играет, продолжайте, Ортега, — не замедлил он вновь поддеть своего референта, и прямо услышал усилие воли, которым тот не позволил себе скрипнуть зубами.        — В баре он пьёт пиво или кофе, иногда что-нибудь ест, но редко. Платит наличными человскими деньгами, оставляет довольно щедрые чаевые. Дарит осам-музыкантам плетёные и тиснёные кожаные аксессуары: ремни, сумки, браслеты, жилетки. Те с удовольствием подарки носят, говорят, что они дают удачу. Живёт в довольно странном месте: возле Тимирязевского лесопарка есть квартал частных домов, старых, деревянных, с участками. В глубине этого микро-посёлка стоит его дом, небольшой, двухэтажный, с виду ветхий, но впечатление обманчиво. В доме присутствует незнакомая мне сила, не позволяющая разрушаться. Если это и магия, я не знаю такой. В нём самом я тоже не почувствовал магии, но он чувствовал мою. Я был в мороке, он не мог меня видеть, и не видел, но ощущал. Он обошёл меня, вставшего у него на пути, сам удивился своему манёвру, фыркнул этак даже. Внутри дом похож на человский, только будто в нём не столько живут, сколько ходят из угла в угол, расставляя и переставляя множество красивых, но непрактичных вещей. Аскетичная спальня. Идеальная модерновая кухня. Нет телевизора, зато потрясающий музыкальный центр с профессиональным звуковоспроизведением. Ещё мастерская, в которой он занимается всей этой кожей. Он, видимо, мастер, потому что вещи очень красивые, стильные, оригинальные. На стене в этой мастерской я видел два меча, один в ножнах, другой без. Я не стал их трогать, почувствовав в них ту же самую странную силу, что и во всём вокруг. Металл того, что без ножен, необычного цвета и ковки, а узоры на ножнах не говорят мне ни о чём. Если сила эта противостоит разрушению, то я не взялся бы гадать о возрасте оружия. Мечи боевые. Проливали кровь, это не вытравливается. И в доме действительно нет ни одного музыкального инструмента. Это всё, что я смог узнать, комиссар.        — Отлично, Ортега! — похвалил Сантьяга. — Меньше, чем за сутки — и столько интересного! Но каково ваше личное впечатление о нём, поделитесь?        Молодой нав некоторое время молчал, опустив глаза на кисточки беличьих ушей, а потом тихо произнёс:        — Я не знаю, кто он, Сантьяга, но он не чел. Он другой. В нём бьётся Сила, природу которой я не понимаю, но он не маг… Он никому не друг и никому не враг… Он одиночка, и, полагаю, очень давно. И он… — голос Ортеги неожиданно дрогнул, и Сантьяга затаил дыхание, чтобы не спугнуть. — Он ослепительно красив! — отчаянно выдохнул, наконец, Ортега, повернувшись лицом и вскинув глаза. — Скажите, Сантьяга, зачем он вам?        — Я пока не знаю, — честно ответил комиссар. — Любопытно. Вас разве не заинтриговал этот странный парень? Кстати, вы всё «он» да «он», неужели вы не узнали имя?        Ортега откинулся затылком на подголовник и закрыл глаза. Сантьяга искоса взглянул на расслабившееся и покорное выражение чеканного мужественного лица. Ну, вот зачем он дразнит своего оруженосца? Тиран…        — Я не видел, что написано в его человских документах, — наконец спокойно сказал Ортега, — но все знают его под именем Маглор.        Резкий визг тормозов «Вейрона» даже в салоне резанул по барабанным перепонкам.        — Маглор?! — переспросил Сантьяга страшным шёпотом. — Вы не спутали?! Но этого быть не может, клянусь Спящим…        Опешивший Ортега, к счастью, пристёгнутый широкими спортивными ремнями, едва успел поймать обеими руками белку, а ответить уже не успел: телефон комиссара снова заверещал.        — Да, Доминга? — взяв себя в руки, отозвался Сантьяга.        — Я, кажется, определил спектр фона, комиссар, — раздался в динамике очень виноватый голос. — Старым дедовским методом, что называется…        — Итак?.. — вкрадчиво напомнил о главном Сантьяга.        — Арканом Тёмной Радуги, — почти прошептал Доминга. — Я теперь сам не рад…        — Доминга!        — Это золото, Комиссар! — горестно простонал «ласвегас». — Это Гиперборея…        — Я возвращаюсь немедленно! Ждите меня, и пока никому ни слова! — отчеканил Сантьяга и отключил связь, одновременно открывая обратный портал, разгоняясь и сразу тормозя. Уже в просторном ангаре в подвале Цитадели, отстёгивая ремни и забирая из рук Ортеги белку, комиссар сказал, словно и не произошло ничего:        — Ортега, пожалуйста, пригласите завтра этого Маглора в «Ящеррицу». Сошлитесь на меня, полагаю, он знает о Тайном Городе не понаслышке. В обеденное время, когда там поспокойнее. Рассчитываю на вас.        И, открыв портал прямо в логово своих «ласвегасов», Сантьяга грустно улыбнулся, зная, что вновь причинил незаслуженную жгучую боль…