Всю оставшуюся половину дня я провела за работай, которую подкидывала мне Сигрид: переложи с одного места на другое, протри тут, возьми это, дай то. Но моя совесть совершенно не позволяла мне как-то возникать или бурчать, мол, чего-то это я как слуга. Все-таки я должна этим людям, а долг принято отдавать.
И вот, прибираясь, ну если покачивание метлы из стороны в сторону можно таковой считать, я неожиданно задалась вопросом: а собственно где их мать? Я здесь нахожусь со вчерашнего вечера (или дня?) и ещё ни разу не видела ее. Вопрос этот задать я побоялась. То ли из-за того, что стеснялась, то ли из-за понимания того, что это будет.. хммм.. слегка неприлично? И, вроде уже давно я должна была успокоиться. Но нет же! Моё коварное "я" так и шептало мне, призывая разузнать истину! Отличная же идея! И, к сожалению, будучи не способной к противостоянию с ним: я согласилась
Неловко откашлявшись, тем самым привлекая внимание детей, я как бы мимоходом бросила:
— А ваша мать, наверное, очень занятая женщина, раз вы тут постоянно втроем сидите, — покосилась на них.
Увиденное меня не обрадовало: ребятня тут же погрустнела и поникла, плечи у всех опустились, а глазах появилась не скрываемая печаль. Что я не так сделала?
Остановившись посреди комнаты, все так же сжимая в руках черенок, я внимательно оглядела их, пытаясь подметить, что все-таки не так.
— Эй, я спросила что-то не то? — аккуратно поинтересовалась я, чтобы не вызвать ещё больший шквал чего-либо.
Вся эта ситуация меня смущала. А вдруг я и впрямь спросила что-то лишнее и что в их семье не принято обсуждать? Всякое же бывает. Эх, язык мой — враг мой.
— Нет. Просто… — Сигрид неловко замолчала, видимо, обдумывая, как правильнее выразить свою мысль.
Так, мне это точно не нравится.
— Дети, скажите мне уже на прямую. Как есть, — попросила их, внутри все больше волнуясь.
Ответить решили Баин:
— Она мертва, — горько ответил он.
Дети ещё больше поникли.
Вот же… Ну и кто меня за язык тянул, а? Могла бы, блин, и сама догадаться. Но нет же, надо приставать к бедным детям, заставляя их вспомнить всю ту боль, что осталась после смерти дорогого им человека.
Неловко заведя руку за голову и слегка схватив волосы на затылке, я с искренним сочувствием произнесла:
— Слушайте, мне правда очень жаль. И не стоило мне это у вас спрашивать. В следующий раз может сразу заткнуть меня, если есть ещё какая-то больная тема. Ведь напоминания — это одно из самых больных ударов.
Сигрид грустно улыбнулась мне, подошла и, положив руки мне на плечи, заверила:
— Ничего страшного. Тем более ты не знала, — маленькие девичьи ладошки чуть сжали мои плечи.
Поддавшись какому-то неясному порыву, я заключила девочку в свои объятия, пытаясь хоть как-то подбодрить её. Сначала она колебалась, но вскоре обняла в ответ. Я слышала, как бешено колотится её сердце, биться оно может так только в двух случаях: страх и нарастающая истерика. Неуверенно, еле касаясь её спины, я провела ладонью, пытаясь опять же подбодрить. Голова с темно-русыми волосами легла мне на плече.
— Эй, почему бы нам всем дружно не обняться? Тильда, тащи сюда своего брата! Меня на всех хватит, — пытаюсь шутить, чтобы разрядить обстановку.
Баин, как упрямый баран отказался от моих обнимашек и ухошел в другой конец комнаты (ну и ладно, как хочет), Тильда же немного потоптавшись на месте, все же присоединилась к нам, но так же продолжила робеть.
Наверное, именно в этот момент в голове скользнула мысль, что после похода свою награду я отдам им. Всю без остатка.
***
«Что-то будет», — именно с такой мыслью проснулась я утром. Какое-то странное ощущение в животе ворошило все внутри меня, словно к чему-то подготавливая. К плохому или к хорошему, я понять не могла, оставалось только надеяться и ждать. А ждать я чертовски не люблю.
Так или иначе, все было спокойно: дети что-то делали по дому (но сейчас в основном шили), я слонялась с одного места на другое, пытаясь угомонить внутреннюю дрожь и волнение, а Бард пропадал невесть где. Волновалась ли я за этого мужчину? Конечно! Он спас меня, дал крышу над головой, хоть и временную, обработал и залечил раны, поделился своей едой, вдобавок пожалел. Блин, да он мать Тереза! Вдруг что случится? Тем более Баин говорил, что теперь за ним стали следить (надеюсь, не из-за меня). Ох, хоть бы с ним ничего не случилось.
Нервы были ну просто ни к черту! Ещё и дети как на душевно больную смотрели. Руки дрожали, словно я была алкоголиком в давнем запое, ноги были ватными, а под ложечкой неприятно сосало. Каждый нейрон в мозгу так и вопил: чёт будет! Зуб даю — будет! А мне оставалось от напряжения кусать ногти и нервно дергать ногой. Да и вообще, чего это я?! Он же находится в своём родном городе. Что с ним случится?
«Кроме того, что его могут ограбить, убить, похитить и ещё ряд не очень приятных вещей, то совсем ничего», — язвил внутренний голос.
Ха-ха-ха! Капец, как смешно. Падла.
Волнение разом сошло на нет, стоило мне увидеть мужчину на пороге. Я тут же расслабилась и села обратно на насиженное место, готовясь расспросить его, что и как. Но не тут-то было. Стоило ему отойти от двери, как моё сердце замерло, сбавляя удары, потом остановилось и, кажется, так заново работать и не начало.
Гномы
Величественный Торин, наглая рожа, Дубощит все так же не терял свой суровости война и подгорного короля. Его уставшее, но в тоже самое время готовое ко всему выражение лица заставило табун мурашек пройтись по всему телу. Вот он, великий лидер стоит здесь и сводит меня сума.
Они здесь. Они здесь. Они здесь.
— Торин, — со слезами счастья на глазах позвала я.
Король с начала не понял, откуда это, но стоило мне приблизиться, как на его лице появился шок с секундной радостью.
Плюнув на все, я просто сдавила его в своих объятиях, наслаждая гномьим теплом.
Спасибо тебе, спасибо тебе там, на небе. Неужели я больше не одна? Неужели они целы и невредимыми? Я рыдала. Сердце сжималось, даря боль. Но черт, какая же это была приятная боль. Хотелось визжать, кричать на весь мир, чтобы все услышали, какая я счастлива.
Отпустив бедного короля, я принялась за остальных. Из глаз хлестал целый поток, ноги попросту не держали, но мне было плевать. Они рядом. И это все, что мне сейчас надо. На моё удивление гномы отвечали на мои зажимания руками не менее яро и сильно, чем делала это я. Каждый просто считал своим долгом похлопать
отдубасить меня по спине и почти сломать мне ребра.
— Энри! О Эру! Ты жива! — верещал мой маленький взломщик, то общупывая меня, чем вызывал мой счастливый и искренний смех, то стискивая своими руками и прижимаясь ко мне всем телом.
— Ты себе и представить не можешь, как я рада, что с вами все хорошо, — сквозь слезы и ком в горле говорила я.
Ещё немного и истерика. Честно слово, я сегодня кого-нибудь придушу из них в своих объятиях.
— Где ты была? Что с тобою было? Как ты здесь вообще оказалась? — быстро закидывал меня вопросами Бэггинс, не отпуская моих рук.
Я издала короткий вздох, готовясь все поведать сначала ему, пока остальные умещаются в этом небольшом жилище. Но меня отвлекли…
— Энри? — до дрожи в теле, до бабочек в животе, до потери сознания знакомый голос позвал меня, заставляя забыть об всем.
Он здесь.
— Кили, — шепчу, не оборачиваясь.
Че-е-ерт, вот сейчас я точно начну рыдать, как при просмотре «Титаника» или «Хатико».
Как в замедленной съёмке с замиранием сердца я оборачиваюсь к нему и забываю, как дышать. Эти глаза, это лицо, это тело и этот взгляд — внутри просто что-то взрывается, и я, прикрыв ладонью рот, оседаю на пол, смотря на него. Неужели он и вправду здесь? Со мной? Рядом? Не иллюзия демона, не мой сон, а взаправду он. Я не знаю, как дышать. Хрипы взрываются наружу.
Фили поддерживает брата, что так пылко рвется ко мне. А Фили вроде и не против, только лыбиться себе и хитро так глазами стреляет. Но сейчас не о нем.
Моя вселенная. Глупо, да? Я долго отрицала, что он может мне быть чем-то большим, чем просто друг или товарищи. Но сейчас… Смотря в эти глаза, которые стали моими личными звёздами, я понимаю, что, черт побери, я люблю его и уже точно умру без него.
Он опускается перед мной на колени, счастливо улыбается, а в глазах буря. Буря из всех эмоций, которые раньше я не видела или не замечала. Я доверчиво прижалась к нему, словно наступал конец света и у нас оставалась лишь пара секунд, стиснула дрожащим пальцами его рубашку и уткнулась в сильную грудь.
— Ты здесь, — сиплю до сих пор, не веря.
Горячие руки прижали меня сильнее, не так робко, как я, почти что вдавливая меня в себя. Кили носом зарылся в мои волосы, тормаша их своим дыханием, ещё и рукой. Я слышала его сердце, так сильно бьющееся о грудь. Или это наши сплелись, создавая одно биение на двоих?
Он шептал на гномьем, хоть слов я и не могла разобрать, но радость в его голосе не заметит лишь идиот или глухой. Его рука гладила мою спину, бока, проходясь почти по каждому миллиметру тела, даря тепло и цунами новых эмоций. От него все так же пахло железом и лесом…
— Merci, — прошептала и уткнулась в его шею.
***
Скоро все удалилось: гномы перестали бурчать и все же уселись на свои места, что-то вполголоса обсуждая, я была вместе с детьми, хоббитом и Фили с Кили, сидела чуть дальше от основной компании, ведя с ними беседу. Хоббит взял на себя ответственность рассказать все, что с ними случилось после моего внезапного ухода. И, если честно, рассказа мне не понравился.
Начнём с того, что Кристина теперь в темницах у Трандуила. Эта новость выбила из меня весь воздух, а в глазах, кажется, потемнело. Понимание того, что она теперь далеко и вероятность того, что я смогу её вновь увидеть мала, разъедала меня изнутри не хуже кислоты. Человек, который все это время был со мной, поддерживал меня — просто исчез из моей жизни, и не известно было, появится ли вновь. Я сглотнула ком и прикрыла глаза. Мне надо хотя бы немного успокоиться. Нельзя опять рыдать… Только не сейчас…
