Приманка для вампира

Будь пожестче со мной ночью этой и не щади, Подари мне всю страсть, на какую ты только способен. И пусть бешеным ритмом до хруста ребер в груди Сердце бьется, и тело горит вперемешку с шальным ознобом. Потому что наутро – в лучах рассветной зари, Твоих губ отнимая блажь, "затрепещет" крылом разлука. И не вздумай! Не надо, прошу, ничего сейчас говорить! Посмотри мне в глаза. Помолчим… Размыкая руки, Мы как будто срываемся с пика на самое тёмное дно. В чем найду я спасенье, болтаясь душой на предельной грани?! Заглянет одиночество светом холодной луны в окно, Оказалось, избранник судьбы всего-то любви изгнанник… (Стихи талантливейшей и милой Bi-Bi. Спасибо тебе, Ли!) POV Томми. Иногда ничего не может быть прекраснее тишины. Такой, что кажется, будто лишился слуха, будто никогда не услышишь ни единого звука, не услышишь своего имени в устах другого человека. Когда за плотно закрытыми ставнями свистит ветер, рвет верхушки деревьев и ломает слабые веточки, а у тебя светло и тихо. Когда всего лишь через пару комнат продолжается веселье, и льется рекой вино-кровь, а ты не слышишь липкие многоголосые речи. Говорят о жизни и смерти, о ненависти и любви, о людях и нелюдях, а ты сидишь в темной и теплой спальне и слушаешь тишину. Разве это не прекрасно? Иногда ничего не может быть нужнее тишины. Она - прекрасный партнер, умеет вызвать на откровенность, умеет слушать. Как нужно иногда послушать самого себя - где ты будешь еще так откровенен и бесстыден? Говорить, не опасаясь осуждения, фантазировать, хотеть и просить, ругаться и умолять - и все это жадно, страстно, без стеснения. Разве может быть что-то важнее тишины? Иногда ничего не может быть страшнее тишины... Когда ты все про себя знаешь, все для себя решил. Но ничего от тебя не зависит - все зависит от случая. И остается мучительно вглядываться в темноту ночи - не в силах спать, не в силах плакать, не в силах молиться. Лишь звать быстрее рассвет. Ждать того, кто обещал вернуться. Я не помню сколько часов просидел у запыленного окна спальни. Почти всю ночь? Да, всю ночь. И сейчас сижу, поджав ноги, обняв себя самого холодными руками - сижу на бархатном кресле, мягком и теплом, но с каждой минутой замерзаю все сильнее. Ну, где же он? Почему не возвращается? Вон светает, а его все нет! Он же обещал! С рассветом... Может, случилось что? Ха, ну да, уж наверное "случилось"! Пошел с мясниками на дело! Ничего толком не рассказал. А я просто поверил. Поверил, что у него есть цель, что все это не просто так. Поверил, что он будет осторожен, и не попадет в беду. Поверил, что он вернется и, наконец, останется рядом надолго. Глаза совсем красные от недосыпа, а в животе сводит от голода, но я упрямо смотрю в окно. Почти рассвело, и я ничего не могу с собой поделать - кусаю губы до крови и сдавливаю пальцы до хруста. Мне страшно. Мне так страшно! Пока я сидел в этом кресле всю ночь, то поневоле "видел" перед глазами два последних года - "видел" Адама, еще человека, и "видел" Иниго, красивого сильного вампира. Я, кажется, даже стонал, понимая, как сильно я люблю эти оба его воплощения. Я даже в виде черненькой крохи-мыша его люблю! А он меня так же? Так же сильно? Или... Нет, не хочу думать о том, насколько сильны его чувства. Хочу просто верить! Веки тяжелые, сонные - точно кто настырный давит пальцами на глаза. Но мне нельзя спать! Я жду моего Адама! Он обещал вернуться, и я должен его дождаться. Хочу обнять, хочу сжать сильное красивое тело в своих руках, хочу исцеловать всего, изнежить. Хочу чувствовать его руки на своих плечах, его пальцы на моей коже, хочу ощутить его мягкие пухлые губы, целующие меня, его влажный язык, что касается моего нёба, а на самом деле зализывает раны моего сердца. И лишь он вернется, я его ни за что не отпущу! Никуда и никогда! Буду всегда рядом - хоть в драке, хоть в совместной охоте, хоть в бегах. Ни за что не оставлю его больше одного - а то, ишь, "цель" у него, "дело жизни"! Да у него заноза в одном месте! Только стоит оставить одного - влезает в неприятности. Невыносимый засранец! Летучая проблема. Плюшевый мститель, блин. Ну, где ты... Я больше не могу. Страшно так. Не погибай! Вернись быстрее! Я больше ни минуты не могу ждать. Даже сам не понимаю, как глаза, точно сами по себе, не подчиняясь команде моего мозга не спать, закрываются. Смыкаются крепко-накрепко. Голова моя расслабленно откидывается на бархат кресла, а руки соскальзывают на подлокотник и остаются там. Перед глазами сразу появляется Адам - тот, который был в прошлом человеком. С лохматой челкой и светом в глазах. Он нежно улыбается мне во сне, протягивает руку и гладит по волосам. А потом мягко притягивает к себе и, подхватив за талию и ноги, поднимает на руки. Мне сразу тепло в его объятиях. Я вдруг вспоминаю, как он сидел в уютной библиотеке, а я подглядывал за ним через стеллажи - тогда тоже было тепло и спокойно. Хотелось, чтобы он подольше тогда вот так сидел - мило подперев щеку кулачком, склонив темноволосую голову к очередной приключенческой книжке и теребя от переживаний прядь непослушной челки. Я мог наблюдать за ним бесконечно. Удивительно подвижное лицо! По его выражению я мог понять, что происходит с героями той или иной истории. Адам то слегка улыбался, то закусывал от волнения губу, то страдальчески сводил густые брови, то удивленно приоткрывал рот. Он очень одинок был тогда. Ни друзей, ни подруг, да и родителям было, похоже, не до него. Он жил книгами - их героями и их приключениями. А я жил им... Мой прекрасный сон продолжается. Тот, Адам из прошлого, несет меня на руках к постели. Бережно прижимает к груди и ласково смотрит. А я держусь за его шею и не хочу отпускать - он теплый, такой теплый, теплый... Мой. Он укладывает меня, как ребенка, на кровать, ложиться рядом, прижимается боком. Утыкается носом мне в плечо и просто молчит. Греет меня своим дыханием. Мне бы обнять его и поцеловать, но я не в силах двинуться - мне так хорошо и так сладко, что больше не хочется ничего. Мой сон самый прекрасный на земле. Мой сон самый желанный и бесконечно ожидаемый. Но что-то пробуждает меня. Резко и беспощадно. Задыхаясь, вскидываю голову, хватаю ртом воздух, хлопаю сонными глазами. Мое медленное нечеловеческое сердце вдруг заходится бешенным стуком - за окном поднялось солнце, а Адам так и не вернулся. Тело бьет противная дрожь. Даже голова кружится от осознания - он не вернулся, он не пришел. Он обещал! И обманул. Нет. Нет, Адам! Скажи, что этот сон... что твое появление в нем это не прощание! Скажи, что мои глаза лгут мне, и ты сейчас здесь, в комнате, за моей спиной стоишь и улыбаешься своими чувственными губами! И вовсе нет тусклого солнца за окном - это обман моего измученного ожиданием зрения. На самом деле еще ночь! И у меня вечность до утра, чтобы дождаться... Не знаю, что толкает меня выскочить из комнаты, что ведет меня по заснувшим коридорам. Может то, что я "ищу" его, пытаюсь звать. Несусь, хватаясь за стены руками, чтобы хватило сил дойти туда, куда ведет странное чувство притяжения. Мне кажется, я на верном пути. И когда вылетаю на огромный мраморный балкон, что прямо под окном моей спальни, я уже знаю, что увижу его. Он сидит на широком парапете балкона - колени согнуты, на них покоятся руки. Смотрит на лес, шумящий под его ногами. Ветер ворошит густые пряди черных волос, треплет легкую рубашку. Он невероятно бледный, а когда поворачивает голову в мою сторону, то я к тому же замечаю пугающую непривычную черноту его глаз. А еще их пустоту. Он смотрит этими страшными глазами и силится улыбнуться мне. Но улыбка выходит лживая, и он сдается - опускает глаза и закусывает бледную губу. Он не похож на Адама из моего сна. Он стал совсем другим... Другим, но не менее нужным и любимым. Иду к нему на ватных ногах. Когда оказываюсь рядом, протягиваю руку и глажу его по спутанным волосам. Выговариваю как ребенку: - Ты почему так долго? Ты заставил меня поволноваться, засранец! Шучу, а пальцы дрожат. Он хочет поднять на меня глаза и не может. Ресницы его трепещут, а нижняя губа искусана в кровь. Он сжимает и расжимает пальцы до побеления костяшек. И тогда я не выдерживаю. Легонько цепляю за подбородок и заставляю смотреть на себя. Глаза темно-серые, печальные. Молчит. Я снова начинаю первым: - Почему ты не пришел? Почему сидишь здесь, когда я жду тебя в своей спальне? Что случилось? Что с тобой, Адам? Мне нужно знать все. Я должен знать все до конца. Даже, если он сейчас скажет, что не может остаться со мной... - Я люблю тебя. Прости, что не пришел. Он порывисто привлекает меня к себе. Хватается крепко, отчаянно. Зарывается носом куда-то в область шеи и шепчет. - Я влетел в твое окно. Ты так сладко и мирно спал! А я весь в крови, в грязи и пыли, злой и... Не осмелился тебя будить, спрятался в своей спальне. Я не... Я снова принесу тебе боль и испытания, а я этого не хочу! Не могу позволить. Не могу разрешить, чтобы они добрались до тебя... Ты не должен пострадать из-за моей наивности! Он тараторит, а я дрожу от этих его слов. Перебиваю, не в силах ничего понять: - О чем ты, Адам? Что ты несешь? Пытаюсь оторвать его от себя, чтобы заглянуть в лицо, но он только сильнее прижимает меня к своей груди. Продолжает твердить: - Я делаю ошибку за ошибкой. Отталкиваю тех, кто любит, и стремлюсь помогать тем, кто всегда будет ненавидеть. Это какой-то проклятый круг! Я бегу по нему - задыхаюсь, падаю и снова бегу. И я не хочу тащить тебя следом. Ты заслуживаешь лучшего. Ты лучше их всех! Только ты теперь имеешь смысл для меня, но... Мне лучше исчезнуть, чтобы они от тебя отстали. Вот теперь я по-настоящему выхожу из себя. Исчезнуть? Он снова хочет меня кинуть? Снова оставляет ради каких-то там его надуманных благородных целей. Ну, нет. В этот раз я ему не позволю! С силой сдавливаю его плечи, отталкиваю от себя. Даже встряхиваю как следует. Гляжу в темно-серые горестные глаза и шепчу, выплевывая слово за словом: - Я тебе запрещаю так со мной говорить! Никуда ты не исчезнешь - я тебе не позволю! Появился и снова хочешь сбежать? Не знаю, что там у вас стряслось этой ночью, и кто такие эти "они", что, по-твоему, собираются причинить мне вред, но я тебе запрещаю решать за меня! Еще раз встряхиваю его и строго смотрю сквозь спутанные пряди челки: - Запрещаю решать. Запрещаю исчезать. Ты теперь мой! Ты со мной, и никому не позволю встать между нами. Слышишь? Хочешь, не люби, хочешь, изменяй, хочешь, презирай, но... Не смей оставлять меня одного. Последнюю фразу шепчу едва слышно - он смотрит на меня с такой огромной нежностью, что мои слова тонут в ней, исчезают, кажутся смешными и неуместными. Он тянется за поцелуем. И я отвечаю - ловлю губами его искусанные обветренные губы, слегка прихватываю. Дрожу от их вкуса и нахлынувшего возбуждения. Но нет. Я должен знать все. Ласково надавливаю ему на грудь, принуждаю нас остановиться. Он спрыгивает с широкого парапета - понимает, чего я жду. Делает шаг и прижимается к парапету спиной, словно ища поддержки. Рассказывает: - Я думал, что вампиры не достойны существования. Что они стервятники, несущие только смерть, и заслуживают полного истребления с лица земли. Я хотел методично уничтожать их с помощью охотников. Ясно, что всех не сразить, но... сколько успел бы. Доверился охотнику - тому, что помог мне убить Элдеста. Стал его шпионом. Но... Я думал, люди лучше - мудрее, умнее, добрее и справедливее! Я ошибся. Они такие же убийцы, как и мы. И если мы убиваем зачастую, чтобы выжить, то они - чтобы утвердить свою власть. Пометить территорию. Или отомстить. Я не нашел себе места ни с теми, ни с теми. Я не хочу приносить смерть, не хочу видеть смерть! Я хочу исчезнуть, Томми. И я помню, что ты хотел со мной... Пойдешь ли ты со мной сейчас? Я пойму, если ты выберешь разлуку. Он опускает глаза, видимо, боясь моего отказа. Дурачок. Я же знаю, я вижу - он любит, а значит сделает все правильно. Вместо ответа прижимаюсь к нему всем телом, шепчу прямо в его поджатые губы: - Пойдем ко мне. Хочу вернуть тебе должок. Тяну его за руку. Он удивленно смотрит, но покорно идет следом. Так странно и приятно чувствовать его руку в своей руке, его полное доверие и отброшенную строптивость. Меня заводит это невероятно, и я тороплюсь увести его с улицы. Веду его в свою комнату, останавливаюсь у кровати, улыбаюсь и заставляю его опуститься на мягкое покрывало. Шепчу, нависая сверху: - Ты тогда так меня... удивил! А ну-ка, закрой глаза! У нас есть еще немного времени. Хочу тебе вернуть должок, вредному крылатому засранцу! Его лицо, бледное и уставшее, слегка розовеет. Он понимающе улыбается и с готовностью закрывает глаза. Отдается в мои руки, пытается расслабиться. Я неспеша касаюсь пуговиц его рубашки - расстегиваю их одну за одной, намеренно задевая его грудь кончиками пальцев. Он вздрагивает от этих прикосновений, а я покрываюсь мурашками, глядя на его бугорки сосков. Намеренно не глажу его тело, просто распахиваю рубашку шире, стягиваю поочередно рукава, а потом дергаю ремень с брюк. Просовываю руку ему под талию и заставляю слегка прогнуться в пояснице, а сам спускаю с него штаны. Снова намеренно задеваю - теперь его полувозбужденную плоть. Шипит и крепче зажмуривается, а я стаскиваю с него трусы. Теперь он полностью обнажен - лежит, разведя руки в стороны и запрокинув голову на подушки. Я же смотрю на его исцарапанные точно стеклом ребра, на его руки в таких же красных полузаживших царапинах и сжимаю зубы до скрежета. Кто-то причинил ему боль. В очередной раз. И я должен сделать все, чтобы он забыл об этой своей боли, о ненависти к себе и другим, о мести, о том, что убивал. Заставить его забыть всю эту грязь. Нет ничего теперь важнее для меня, чем эта моя цель! Склоняюсь над ним. Целую в запястье, а потом вылизываю длинную, все еще с привкусом крови, ранку. Он вздрагивает, поворачивает голову ко мне, но ресницы по-прежнему держит крепко сжатыми. А я перехожу с ласками на грудь. Легонько, чтобы не причинить ему боли, касаюсь ранок поцелуями, вылизываю их языком - там где ребра, там, под сердцем. Вот почему он не показался мне с утра, а отсиживался в своей комнате - не хотел пугать своим видом. Невыносимый! Невозможный. Да я бы его с ног до головы отмыл, обцеловал бы, уложил бы спать, а сам свернулся бы в ногах, как верный теплый кот. Все-таки он дурачок! Он стискивает в кулак одеяло, когда я неожиданно беру его член в рот. Сладко засасываю, глубоко, до горла. Он протяжно стонет и запрокидывает голову. Его достоинство набухает прямо у меня во рту - большое, горячее, твердое. Пульсирует кровью. И мне сносит мозг... Я хватаюсь за его бедра, переворачиваю его на бок. Укладываюсь рядом так, что мой живот соприкасается с его ягодицами. Беру его член в руку и начинаю крепко, дразняще водить по всей длине. Он мелко дрожит, вжимается спиной в меня, и я не выдерживаю искушения. Заползаю чуть выше, чтобы он вжимался не в живот мне, а в пах, и тихо охаю, когда он тут же, точно читая мои мысли, елозит ягодицами по моей ширинке. Он трется, голый, а я одетый, и это жутко возбуждает меня. Не спешу расстегивать ширинку, смотрю, как он выгибается под моей рукой, отклячивает белый соблазнительный зад, а потом наоборот, тыкается достоинством мне в руку. Разглядываю его широкую ладную спину, за которой я вполне могу спрятаться, и целую в крепкое стройное плечо. Он тут же изворачивается, неожиданно очень гибко для его роста, и подставляет губы для поцелуя. Но я знаю, как только я приближусь, он отнимет ведущую роль. Поэтому тяну время, не отвечаю, просто смотрю на его красивое лицо с бусинками пота. Смотрю, как он доверчиво подставился, ждет поцелуев, и расстегиваю свою ширинку, приспускаю тонкую ткань трусов. Мое распаленное до боли достоинство тут же утыкается Адаму между ягодиц и... Адама почти отбрасывает от меня на добрые полметра. На секунду я застываю, как глупая кукла с круглыми глазами. Замираю, полулежа, с собственным членом в руке. А Адам оказывается на краю кровати - смотрит огромными серыми глазищами и опять пытается лживо улыбнуться. Меня даже мутит от страха, что я сделал что-то не то. Но тут он, наконец, расслабившись, поясняет: - Прости, милый! Я... Я не ожидал, что ты снова... ну, сверху. - Я буду так, как ты захочешь! Я не Ниманн - не заставлю делать то, что тебе делать не хочется. Говорю это твердо, глядя прямо ему в глаза. Черт, да я разрешу ему все, что он захочет, пусть только забудет о прошлом. Подползает ко мне на коленях. Садится рядом. Протягивает руку и гладит мой стоящий колом член. Шиплю и подаюсь бедрами, и он немедля мягко толкает меня на кровать. Пристраивается позади, целует в поясницу и чуть выше копчика, облизывает свои пальцы. А потом проникает ими в меня. Больно. Тягуче. Томительно. Сладко. Невыносимо. Хорошо. Еще! Я так возбужден, что сейчас просто взорвусь. Он же ложится сбоку и ласкает меня языком - творит невероятное. Меня бьет мелкой дрожью, кидает по кровати. Я весь теку и едва сдерживаюсь, чтобы не кричать. Не хочу думать о прошлом. О том, что возможно, еще вчерашним утром, когда он ушел от меня, его встретил Ниманн. Не хочу думать о том, что воин-вампир взял Адама так, как всегда брал - быстро и грубо, не интересуясь его желаниями. Не хочу думать о том, сколько таких ночей у них было. Адам мечтал обо мне и нет ничего ценнее этого. Сдавленно кричу, когда он входит в меня. Закидываю руку и вплетаюсь пальцами в его густые волосы. Притягиваю ближе - хочу, чтобы целовал. И он целует мою шею, оставляет отметины. Двигается все быстрее, прижавшись всем телом ко мне. Задевает раз за разом простату, пока мой собственный набухший член в бездействии истекает смазкой на одеяло. А потом мне становится тягостно горячо - он кончает внутрь меня, зашипев и уткнув нос куда-то мне за ухо. И я присоединяюсь к нему, едва он берет мой член в рот. Его губы на моей достоинстве, вылизывающий меня мокрый язык - и я со стоном откидываюсь на спину, выгибаясь от мощнейшего оргазма. Даже звездочки перед глазами, а в ушах закладывает. Он же облизывается надо мной и чавкает - это его мышиное чавканье я еще под своей рубашкой помню! Фыркаю, приподнимаюсь на локтях и заваливаю его на постель. Смеюсь тихо и счастливо, не могу наглядеться в его посветлевшие сияющие глаза. Нет. Мой Адам, мой мальчик и человек, все же никуда не исчезал. Он тут, и мне необходимо его сберечь. Лежим некоторое время, не в силах расцепиться. Тесно прижались друг другу - он позади меня. Чувствую его щекотное дыхание на своей щеке, а еще его пухлые влажные губы, иногда отмечающие поцелуем мое плечо. - Я бы вечность так провел. Это он. Даже глаза закрываю от его такого признания. Вечность. Нам и этого будет мало, малыш! - Но у нас мало времени, Томми. Ты понимаешь, ведь так? Молча киваю. Да, времени в обрез. Скоро замок проснется. Быть может, за мной пришлет Давид. А может и Патрик. Адама тоже будут искать. А потом для нас только одно - разлука. Или... - Никто не выжил из вампиров, кроме меня. Они не поверят в мое чудесное спасение, не дураки! У меня был план для такого случая. Отвратительный подлый план. Я хотел подставить под удар Пола, моего сопровождающего - его ко мне Ниманн приставил. Помнишь того белокурого паренька? Он что-то типа моего помощника. И я собирался всем сообщить, что слышал его переговоры с охотниками и что видел его там, на месте резни. Он замолкает. А я хоть и не вижу его лица, но слышу, как он выплевывает эти слова словно отраву какую-то. Спрашиваю тихо: - А если бы он стал кричать, что ты все врешь? Молчит так долго, что я не выдерживаю и разворачиваюсь к нему сам. Глаза опущены, губы сжаты в линию. Глажу по щеке, и он вынужден ответить: - Ну, у меня был двойной шанс "выйти сухим из воды". Во-первых, слово Пола против моего: я - приемный сын Ниманна, а Пол в вампирском мире никто. Нищий и фактически слуга Ниманна, причем вампир подобрал его незадолго до моего появления. Так что тут им нет причины верить Полу больше, чем мне. А во-вторых... С мукой в глазах смотрит на меня. Киваю, соглашаясь на всю правду. Продолжает, понемногу заливаясь краской стыда: - Ну, я велел Полу сидеть в нашей с Ниманном спальне. Это чтобы у него алиби не было, когда начнутся выяснения. Он и сейчас там - обрадовался моему появлению, как дитя. Я собирался сунуть ему телефон Виктора - это мне сам Виктор посоветовал. А еще Пол немного наивен и... кажется, сильно влюблен в меня. Я разбил бы ему сердце, когда "выдал бы" его как шпиона вампирам. Мне кажется, он бы и оправдаться не смог бы - ведь его обвиняю я. Голос его дрожит, на последних словах он постоянно запинается. Прикрыл глаза густыми ресницами, весь розовый от стыда. Да уж, план подлый дальше некуда! Даже не верится, что его придумала эта прелестная и столь любимая мной головка. Прямо-таки "злой гений", "серый кардинал" и "кукловод", мать его! Интриган, блин, голопопый. Улыбаюсь, а потом тихо смеюсь над его абсолютно несчастным видом. Он несмело смотрит и молчит, но я знаю, как ему нетерпится услышать прощение. Прощение даже не поступков, а всего лишь замыслов. Целую его в уголок губ, обнимаю за шею, возвращая блеск его глазам. Отвечаю: - Ну, и слава богу, что ты не зашел так далеко! Вот тогда бы я тебя наказал... месячным воздержанием от секса! Смеется моей шутке, целует в ответ. Снова свиваемся в объятиях. Гладим друг друга по волосам, по лицу. Обмениваемся невинными поцелуями. А потом я слышу то, что он уже давно должен был сказать. - Тогда... Не будем медлить. Ты готов, любимый? Ты ведь не выберешь разлуку? Серые глаза обещают мир и нежность. И еще вечность в придачу. Из них исчезли боль и страдание, и я не имею права снова их туда поселить. Он конечно же все продумал. Все придумал. Так, как будет лучше... Голопопый мой интриган. - Да, Адам. Я готов. Жду. Зачем-то закрываю глаза. Наверное, хочу запомнить его лицо таким счастливым и решительным. И охаю от боли, когда он, сначала прикоснувшись мягкими губами к моим губам, вдруг разрывает поцелуй и впивается с укусом мне в шею. Я теряю кровь. И силы. Голова идет кругом, все сереет перед глазами. Точно снова наступил вечер и нам не надо прятаться от солнца. Я даже не понимаю, когда он отстраняется, когда вынимает клыки из моей плоти. Вижу в какой-то момент его большие золотистые глаза перед собой и слабо улыбаюсь. Он такой красивый... Что он задумал? Он что-то говорит мне, но я не слышу. Я уже несколько дней нормально не ел и сейчас, кажется, даже веки не в силах удержать открытыми. Он притягивает меня к себе. Похоже, укладывает к себе на колени. Говорит уже громче: - У меня для тебя подарок, Томми. Медленно моргаю и смотрю, как он чиркает острым коготком по своей шее. Тихо вскрикивает от боли, а потом наклоняется ко мне. - Пей, мой хороший. Ты же, кажется, голоден? Что происходит? Я ничего не понимаю. Но инстинкты, древние, тысячелетние, берут свое. Сначала я лишь прикасаюсь губами к соленой ране, из которой бежит красным ручьем драгоценная его сила. Но потом голод берет свое, и я обхватываю его шею, заставляю склониться ниже ко мне. Держу его, пью жадными глотками его сладкую дурманящую кровь. Тороплюсь, поскольку инстинкт зверя шепчет, что в любой момент меня лишат этой чудесной энергии, пищи. Даже слизываю с его ключиц упущенные ручейки крови, а потом спешу вернуться к надорванной венке. Силы медленно возвращаются ко мне. А вместе с ними и осознание... Того, что он задумал. Испуганно выпускаю его шею из захвата. Гляжу в его побелевшее лицо, на алые губы. Не сразу даже могу говорить, но когда все же получается, то выходит булькающий хрип: - Ты... Адам, ты что удумал? Я не буду... я не могу испить тебя до конца! Я не хочу уметь перекидываться в мышь засчет твоей смерти! Что это нам даст? Черт, что ты творишь? Ты не имеешь права так со мной поступать! Ты обещал не покидать меня больше, а сам... Он улыбается кровавым ртом. Тяжело дышит и дрожит всем телом. Я испил его почти до дна. Господи... И он говорит невероятное: - Почему засчет моей смерти? Это лишь миф. Старый и неверный. Тебе не обязательно убивать меня, чтобы получить такой же дар обращения. Достаточно лишь обменяться кровью, что мы сейчас и сделали - я укусил тебя, а ты испил меня. Понимаешь, Томми? Это мне Виктор поведал - он знает тысячи вещей о вампирах. Таких, которые и мы не знаем. Странно, да? Томми? Ты слышишь меня, Томми? Он глядит на меня сверху, все так же согнувшись в три погибели. А я молчу, переживая и шок, и невероятную ослепительную надежду. Спасибо тебе, господи, где бы ты ни был! Ты и о нас, ночных проклятых созданиях, не забыл, позаботился... Как во сне слышу любимый звенящий голос: - Слышишь меня, Томми? Мы теперь свободны, как ветер! Никому из них не найти наших следов, пока мы перемещаемся и питаемся в виде мыши - мы исчезнем для них. Давай, просыпайся. Как насчет того, чтобы полетать? Он слабо улыбается, подмигивает мне. В его потрясающих золотистых глазах отражаются мои, теперь такие же золотистые. Отстраняется от меня, все такой же бледный, но счастливый. И я встаю тоже. Не сводим глаз друг с друга. Идем мимо кровати к окну, и Адам распахивает ставни. Там шумит ветер, но как маняще шумит! Зовет нас куда-то, где мы найдем себе дом. Дом лишь для нас двоих. Не знаю, каким он будет и где - быть может, посреди густого вечнозеленого леса, а быть может, на скалистой неприступной горе. А может, на берегу волнующегося моря или посреди цветастых и душистых равнин. А может, в древнем городе, рядом с призраками моей прошлой жизни. Я не знаю, и мне все равно. Главное, Адам со мной. Когда яркое северное солнце спряталось за облака, из широкого окна старого замка вылетели две летучие мыши. Легкие и быстрые. Одна - черная, как уголек, со смешными крупными ушами и разодранным крылом. А другая - серебристая, с аккуратными заостренными ушками и маленькой любопытной мордочкой. Черненькая сразу взметнулась вверх, заработала одним крылом чуть сильнее, оберегая раненное. Серебристая же вела себя в воздухе довольно неуверенно - ее едва не задуло обратно в окно. Но она оказалась отважной малюткой, заработала крыльями во всю прыть, при этом зачем-то смешно перебирая лапками. Черная мышь между тем беспокойно металась рядом и клацала от беспомощности маленькими зубками - помочь серебристой она была не в силах. Но серебристая и сама справилась с ветром, вернулась к черной, закружилась вокруг, заглядывая той в пушистую мордочку. Обе забили крыльями, заспешили в небо и, поднявшись высоко над башнями замка, полетели рядышком. Искать свой новый дом.