I'm obsessed with his smell (Summer Love)

Каково это - заниматься сексом с лучшим человеком на планете? Наверное, ответ на этот вопрос знаю только я. Я знаю, как это, когда лучший человек на планете целует, ласкает, стонет, хватается руками за грязную и драную обивку моего дивана. Я любуюсь его кудряшками, которые спадают на его вспотевшее и удовлетворенное лицо. Гарри хватается руками за мои плечи, сжимает их до жуткой боли, и именно это мне начинает нравиться еще больше. Боль смешанная с эйфорией. Кажется, в этот самый момент, когда его короткие ногти, впивающиеся в мою кожу, кажутся острыми когтями животного, я получаю оргазм. Получаю его одновременно с Гарри, который изливается в меня своей теплой жидкостью. — Это было слишком хорошо, — улыбаюсь, полной грудью вдыхая прелый и душный воздух нашей гостиной. — Слишком, — подтверждает Хазза, тепло улыбаясь мне и усаживаясь на диван. Он сразу же начинает одеваться, и я вижу, как он спешит, потому что боится, что нас увидят. Я тоже начинаю одеваться, чтобы мой мятный ротик не переживал. Когда мы уже сидим полностью одетые, Гарри начинает взглядом намекать, что нам стоит подняться наверх, но я притягиваю его к себе, прижимаю к своей груди, обвиваю его рукой и целую за ухом: — Ты мое все, — шепчу ему в кожу, опаливая ее своим дыханием, а затем снова целую за ухом. Я буквально чувствую, как у Гарри поднимается температура и он начинает глубоко дышать. — Ч-что? — Ты мое все, Гарри Стайлс, — продолжаю шептать я. — Ты уверен? — Как никогда. — Все взаимно, Луи. И это именно то, чего я ждал. Я опускаюсь поцелуями к его шее, ладонью поглаживая его грудь. — Я дорожу тобой, — продолжаю я. — И я тобой. — Ценю тебя, — с улыбкой проговариваю я, целуя его шею. — И я тебя. — Друзья навсегда? — С более широкой улыбкой спрашиваю я. — Навсегда, — уверенно отвечает Хазза. Я прижимаю его к себе еще сильнее. И мы оба понимаем, что речь идет далеко не о дружбе, и, думаю, это действительно важно. Я вдыхаю его мятный аромат и против своей воли вспоминаю, что совсем скоро мне придется распрощаться с моим наркотиком, но я не готов, и, поскольку мне хочется кричать о своих чувствах, но я не позволяю себе этого, я тихо шепчу Гарри в кожу: — Я не готов с тобой расставаться. Гарри молчит, но берет меня за руку, которая расположена на его груди. Он крепко сжимает ее, а затем прикладывает к своим губам: — Я всегда твой, помни об этом. Я улыбаюсь, целуя его кудри и слышу, как открывается входная дверь. Хазза нервно сжимает мою ладонь, но расслабляется, когда видит, что это моя мать. Она совершенно спокойно и недолго смотрит на нас, после чего вздыхает и говорит: — Луи, милый, ты совсем не внимательный. Скоро придет отец. И я понимаю, что мать намекает на то, что нам с Хаззой не мешало бы свалить в спальню. — Я понял, — вздыхаю, а затем бормочу себе под нос, что надеюсь, как бы отец в один прекрасный день не вернулся. Гарри берет меня за руку, и мы поднимаемся в мою спальню. Я запираю двери на замок и ложусь на кровать. Знаю, что мое выражение лица сейчас пугающее, потому что, мать его, я зол. Почему мне нужно было влюбиться в Гарри, то есть в того, с кем мне не суждено быть? И дело даже не в его скором отъезде, дело в том, что мы вынуждены прятаться. Я не могу нормально привести его к себе домой не из-за того, что мой дом - хлев, а из-за того, что Гарри парень, и я по правилам и стереотипам нашего общества, априори не могу быть с ним. Вот, еще одно умное слово в моем лексиконе, и я даже не знаю правильно ли я его применил, но факт остается фактом - я начинаю привязываться к мятному Гарри. Кого я сейчас обманываю? Я уже давно привязался к нему. Гарри, мой милый и заботливый Гарри, он ложится рядом со мной и целует очертание моего подбородка, затем подбирается губами к моей шее. Я делаю глубокий и какой-то сладкий вдох, после которого затаиваю дыхание и прикрываю глаза, мурлыкая, как влюбленная девчонка.

***

Я не знаю сколько мы уже лежим так, но очень долго, потому что придурок-отец уже вернулся, наши с Хаззой животы изнемогают от голода, во рту появляется какой-то отвратительный привкус, который явно чувствуется у меня, и который слегка перебивает запах мяты Гарри, но даже это мне нравится в нем. Мы целуемся. Просто лежим весь день и вечер, и целуемся. Такое яркое начало дня и такое тусклое его окончание, но мне нравится вот так лежать в компании "лучшего друга", целоваться с ним, улыбаться, ловить на себе его влюбленные взгляды, посылать в ответ такие же взгляды, а затем отворачиваться и глупо улыбаться. Мне нравится чувствовать, как его холодные пальцы ласкают мою спину, мне нравится дрожь, которую вызывают его прикосновения. Но вся идиллия обрывается, когда наступает ночь или поздний вечер, мне плевать, я не слежу за временем, только знаю, что за окном уже темно. Все обрывается, потому что дегенерат, который является моим биологическим отцом, начинает орать на весь дом. Я спускаюсь к нему вниз, после того, как упрашиваю Хаззу все же остаться в моей комнате и не иметь дело с этим идиотом. — Не ори, мать разбудишь, — проговариваю я, когда вижу пьяного отца, сидящего за столом с бутылкой портвейна. — Не указывай мне, щенок! — Рявкает он, сжимая в своей руке стакан. Я закатываю глаза к потолку, а он продолжает, — ты не смеешь закрывать мне рот! — Казалось бы, ничего не предвещало беды, я просто попросил его не орать ради матери, но мой отец решил принять это за оскорбление и приказ, поэтому он продолжает все более и более гневным тоном, — ты мне не сын! Не сын, как твой брат! — Неужели он до конца своих дней будет вспоминать свою ненависть к Метту? — Я ненавижу тебя, как ненавидел его. — И почему же? — Потому что ты такой же! — Мы схожи только в одной фамилии, — безразлично проговариваю я. Отец достаточно долго смотрит в свой стакан, затем залпом выпивает все его содержимое, и пока наливает новую порцию портвейна, говорит: — Ты такой же. Это начинает раздражать меня. Такой же, но какой - неизвестно. — Мы разные, — фыркаю я. — Ты думаешь, что я ненавидел твоего брата просто так? Просто так избивал его? — Думаю, да. Как меня. Нет, конечно, раз в год я получаю заслуженный пинок, но все остальное, как ты говоришь, ты выбиваешь из меня дурь. Но у меня дури намного меньше, чем было у Метта. Знаешь, можешь перестать избивать меня. — Уже точно не меньше. — Уже? — Я сам задаю вопрос и сам понимаю, о чем говорит отец. "Такой же... Уже". Метт был голубым? Я начинаю хлопать глазами и задаю вопрос так, будто веду диалог с адекватным человеком, — он, что... Спал с парнями? — Тоже! — Вскрикивает отец, а затем хватает нож, я невольно делаю шаг назад. Я вижу в его глазах ненависть, презрение, я вижу, как он жалеет о том, что я его сын, но это ни капли не смущает и не огорчает меня, ведь я куда больше жалею о том, что он мой отец. Старый алкаш встает из-за стола и идет на меня с ножом. Обычно такие его нападки ничем не заканчиваются, он не в состоянии нормально напасть на меня, когда спиртного в его организме больше, чем крови. Но в этот раз все как-то не так, отец уверенно идет на меня с ножом, и это действительно пугает. Я делаю мелкие шажки назад, он замахивается на меня, и я понимаю, что он целится мне прямо в лицо, поэтому машинально пытаюсь схватить рукой нож, но он попадает мне прямо в ладонь, точнее в кость под указательным пальцем. Морщусь от боли, после чего чувствую, как острие ножа скользит по моей ладони к запястью, оставляя порез. Нож падает на пол, отец хватается за сердце, и я действительно надеюсь, что это приступ. Благо, так оно и есть. Он падает на пол совершенно остолбеневший. Инсульт? Инфаркт? Я в этом не разбираюсь, но надеюсь, это убьет его. Все же, я поднимаюсь в комнату родителей и бужу мать, оповещая ее о том, что ее придурок-муж, надеюсь, возможно, скончался, а сам ухожу в ванную, чтобы смыть кровь. Я смотрю на свою окровавленную ладонь и усмехаюсь. В этом есть плюс, потому что Гарри сейчас начнет обо мне заботиться. Я прохожу мимо матери, которая вызывает скорую и даже не замечает моей раны, и направляюсь в спальню к Гарри, который во мгновение ока замечает мою кровь. Мой мятный ротик вскакивает с кровати и подбегает ко мне. Он даже не уточняет откуда у меня такой порез, просто хватает меня за здоровую руку и тащит на первый этаж. Я теряюсь в догадках, что у него сейчас в голове. Вдруг Хазза потребует справедливости и потащит меня в полицию, ведь он говорил, что я получаю слишком много побоев. Но нет, он просто тащит меня в больницу, и я не сопротивляюсь, потому что сейчас это действительно нужно.

***

— Как твоя рука? — Спрашивает Гарри, ставя на свою прикроватную тумбочку чашку с горячим чаем. Перед тем, как ответить, я смотрю на свое перевязанное запястье, а после вздыхаю, усаживаясь поудобней на кровати Хаззы. Разумеется, после больницы он тут же потащил меня к себе. — Ужасно, — правдиво отвечаю я, не желая больше строить из себя мачо, который не боится боли, ибо, да, я хочу, чтобы мой почти что парень жалел меня. Гарри усаживается рядом со мной и берет мою травмированную руку в свои ладони, он нежно гладит тыльную (здоровую) сторону моей ладони, при этом тепло улыбаясь. — Лу, — практически бесшумно шепчет Гарри, я кладу здоровую руку на его щеку, притягиваю к себе и нежно целую. Гарри валит меня на спину, не разрывая поцелуя, он давит своим весом на мою больную руку, и я не в силах сдержать жалобного стона. — Прости, — виновато шепчет он, привставая и давая мне убрать руку. Гарри вновь ложится на меня и продолжает целовать. Но я вижу, что Гарри переживает за меня, я отрываюсь первым. — Что не так? — Прости, Лу, я очень сильно волнуюсь. — Все нормально. Да, рука жутко ноет и болит, но тебе не о чем волноваться, все пройдет. Гарри отрицательно качает головой и встает с меня, принимая сидячее положение. Он берет в руки чашку с чаем и начинает студить чай, дуя в чашку. Я улыбаюсь, тоже принимая сидячее положение. — Твоей девушке повезет с таким заботливым парнем, — говорю, беря из его рук чашку. — А пока что везет тебе, — с грустной улыбкой проговаривает он. Я киваю, улыбаюсь: — А пока что везет мне. Я молча пью чай, чувствуя на себе пристальный взгляд Гарри. Я смущаюсь, но не решаюсь его попросить не смотреть на меня, потому что отчасти мне это даже нравится.

***

Гарри ставит пустую чашку обратно на тумбочку, а я пытаюсь удобно улечься. Хазза ложится рядом со мной, он поворачивается ко мне спиной, я обнимаю его больной рукой размещая ее прямо у него перед лицом. Гарри бережно берет ее, а после покрывает легкими поцелуями. Я слегка морщусь, потому что, несмотря на то, что это поцелуи Гарри, боль никто не отменял, но я не собираюсь ему мешать. И пока у Хаззы какая-то своя атмосфера с моей больной рукой, я пытаюсь погрузиться в сон.